Порой любовь приходит тихо

Он стоял у окна и смотрел, как за окном медленно падают бабочки. Этот Парень, которого я не люблю. А тем временем там стояли здания, ездили машины, ходили люди. И никто, никто из них не видел тонны белых бабочек летящих за тонким стеклом окна. И я их не видела. Словом, мне было все равно. А он смотрел, смотрел...
 - Куда же ты смотришь? – Я злилась на него. Он не ответил, только усмехнулся.
 - Почему ты молчишь?! – ответа не было. Я подошла к нему, - к Парню, которого я не люблю, и посмотрела за ним в окно. Ничего, абсолютно ничего примечательного. А он, сжав скулы, нахмурив брови, смотрел туда. Тогда я заглянула к нему в глаза. Что я в них увидела? Мне стало страшно. В его черных, угольных глазах отражались белые крылья летящих бабочек. Я вновь посмотрела в окно, но там бабочек не было.
 Я устала. Я отошла от него и села за стол. Очень резко он повернулся ко мне, и бабочки все так же светились в его глазах. Он выглядел действительно странно, знаете, ведь даже страшно. Полно решимости было его лицо. Я, молча, смотрела, как он садится напротив меня, и погруженных в сосредоточенное обдумывание, водит пальцем по гладкой поверхности стола. Его черные волосы, белый лоб, живые глаза и резкие штрихи разлетающихся бровей: все было устремлено к единой точке в его голове, и он поднял свой бабочный взгляд на меня.
 - в субботу, пятого августа? Думаю, это самая удобная для нас дата. – Проговорил он, нахмурив брови, и снова уставился в стол. Затем встал и поплелся к окну.
 А во мне что-то погибало, и уже давно. Я просто снова это ощутила.
 Парень, которого я не люблю, был самым лучшим человеком в этом мире, и он относился ко мне лучше всех, кто меня когда-либо любил. И терпел он это все, лишь иногда повторяя: «Порой любовь приходит тихо». Все мне это говорили, и едва ли я сама еще верила этому. Но было поздно. И я готова, на то, что мне всегда будет все равно. И он, кажется готов, или нет? Мне опять становилось хуже. Я все время думала, что делаю все неправильно, что живу не своей жизнью, и что все должно быть не так. Вдруг мною овладел привычный доселе порыв, но будто с новой, небывалой силой, и я, подняв глаза на Парня, которого я не люблю, громко и внятно сказала:
 - Я тебя не люблю. – И будто, наконец, оборвалась веревочка внутри. И бабочки вдруг приугасли в его глазах.
 - Что? – Все же спросил он, хотя должен был прекрасно слышать, что я сказала, и уверенна – слышал!
 - Да я видеть тебя не могу, не желаю слышать тебя. Все! – Он смотрел на меня, и я увидела, что все еще теплится, как огонек, трепетает крыло бабочки в его глазах. И меня это взбесило. Он подошел ко мне, и я толкнула его. Он не упал, и бабочки все никак не исчезали. Тогда я ударила его, когда он попытался взять мою руку, ударила сильно, и не хотела этого, но сделала так. Но все не гасли эти бабочки! Никак не хотели гаснуть. И я закричала. Громко закричала, хотя он уже не пытался подойти ко мне, или взять мою руку, а я все орала, что есть мочи. И он отвернулся от меня. Я не могла оставаться здесь больше ни секунды. И я вышла.
 Я вышла... И было так темно, и было так смешно, когда я вышла. И город кричал, что не найдется человека, глупее меня во всем свете. И ночной теплый ветер тихо смеялся над моим испуганным, и черт, даже несчастным лицом. Я побежала вниз по улице мимо строгих, прямых фонарей. Мимо старых, ироничных домов. Я добежала до светофора и остановилась. Что? Куда я бегу? За каким успокоением? От себя далеко не убежишь. От себя надолго не скроешься. И я села на одинокую скамейку в стороне от всего этого смрада.
 А я ненавидела все это тогда. В тот момент. И простоявший годами, спокойный город, и его улицы, и людей, которые не подозревали о моем существовании. Я посмотрела со своей скамейки на всю эту статичность мира, собравшуюся в одном месте, в одно время, и стоявшую здесь уже тысячу моих жизней, я посмотрела, и ничего не поняла. Тогда я видела только ненавистное, грязное существо, которое делало мне так больно.
 Я сидела так еще с минуту, а потом решила, что стоит вернуться, потому что мои нервы успокоились, и все это показалось мне наиглупейшим бредом. Тогда я медленно встала со скамейки, и вытерла рукавом уже почти засохшую слезу со щеки. Надо бы пойти домой и извиниться перед ним. И я побрела по пустынной улице к дому. Я вошла в подъезд, там пахло краской. Я прочла надпись на стене, и вспомнила, что, когда я читала ее, стремительно сбегая по лестнице минут сорок назад, я думала, что то был последний раз, когда я ее читаю. И вот спустя жалкие сорок минут, я читаю ее вновь причем на той же стене, того же дома.
 Когда я открыла тяжелую дверь своей квартиры, я почувствовала там его запах. И на душе у меня стало вдруг теплее. Но его нигде не было. Я прошла по всей квартире, заглянула во все комнаты. И вещей его нигде не было. Тогда я подошла к окну, к тому самому, где тогда стоял он. И в ночной пустоте, я увидела как за стеклом медленно падают бабочки.