Рассвет четырнадцатого августа

   Светает. Безликая Ночь всласть насытилась темной властью, и теперь, напуганная густеющим светом, жадно собирает в лунный мешок небесные сокровища-звезды. Ссутулившись, стоит полуразрушенная старуха-гора, стоит и гордится своей живучестью, старостью и непокорностью роду человеческому. Над ней длинной змеей тянется черный, изрезанный кронами деревьев горизонт, вечно разделяющий благословенное небо и пылающую страстями землю. Дома нежатся в серой неге, земля пробуждается, умывается призрачной дымкой. Так тихо и так спокойно вокруг. С северо-востока на запад и с запада на юго-восток небо затянуто плотным слоем синих туч, которые, будто зрители древнего амфитеатра, заняли места и терпеливо ждут, сердито поглядывая то на сырую землю, то на чистую восточную часть небосвода. Это томные, ленивые чиновники царственного Солнца, ожидающие восхождения венценосного монарха. Там же, где должно состоятся шествие, неподвижно плавают два легких, похожих на перышки, пажа-облака. К ним, с северо-востока спешит большая толстая туча, играющая важную роль в церемонии Восхода. Заспавшаяся, она стремится поскорее занять свое место. Еще выше, ближе к зениту, длинной белесой ленточкой растянулась торжественная небесная гирлянда. Где-то за горизонтом остановилась небесная колесница Его Сиятельства. Пажи переодеваются в алые одеяния. Неуклюжая туча едва успевает к месту. Из-за ветра, точнее, его отсутствия, стоит полный штиль: собрав все силы, он ринулся помогать медлительной особе, и закончив, так и остался с нею. Чинные зрители добавляют к синему одеянию светло-красные платки. Всё готово. «Всё готово» - пропел на свой манер королевский глашатай-соловей. Хрупкая тишина тут же треснула, и из трещин ее бурным потоком пролилась на землю Суета сует. Проснулись собаки. Поприветствовав друг друга редким лаем, принялись они обсуждать наглость неподобающе заспавшихся собратьев. Каркают вороны. Шумят сплетницы-сороки. Где-то вдали барабанной дробью загудел завод, нагнетая торжественную обстановку. «Все готово» - повторил глашатай. И долгожданное представление началось.

   Молодые пажи, рдея от гордости, по команде голосистых петухов радостно поливают небосвод жидкой лазурью, которая, стекая по горизонту, возвращает в этот мир живые краски. Облачная гирлянда вдруг зажигается алым, все больше, сильнее наливается краской, подобно раскаляющемуся железному брусу, а затем, остывая, приобретает насыщенный песочный оттенок, и наконец, совсем охладев, покрывается золотистой корочкой. Пажи, следившие за цветным превращением, успели накинуть на себя золотые плащи. Все больше и больше краснеют чиновники тучи. Земной шум едва не превращается в сумбурный гам, все ярче становится свет, и… Свершилось! Над изумрудным лесом, обхватывая толстую, ставшую похожей на надутый красный шелк, тучу; возвещая о приходе Короля вспыхивает огромная солнечная корона! Зубья-лучи, устремляются вверх, протыкают небо, уходя прочь от бренного мира. Деревья опускают макушки-головы, склоняясь пред символом жизни. Птицы славят его в песнях. Даже лягушки, по своему квачливо выражают почтение огненному Владыке. Все они зовут его, зовут как никогда. И оно приходит. Оглушительно величественное. Слепяще красивое.

   Воссияло Солнце. Восстало над утренним полумраком, лучистым мечом вонзилось в серый хвост ночи. Та же, обезумев от боли, похватала последние звезды, и раненая, проливая капли холода, забилась в угольную темноту подземных пустот. Одинокая Луна, медленно угасала, томимая раскаленными лучами, точно рыба в высохшей реке. И все возликовало, зашумело, зажило новым светлым днем - наступил рассвет.