Чертовщина

     В этом селе люди тонули постоянно. К весне тонули обычно. Новости только об этом и были. Мол, утонул тот или тот  гражданин.  Подруги тут жили и решили, что пора начать свое плавание. В иной мир им хотелось попасть. Они выпили чая, половили рыбку, а после решили, что надо искупаться. Тома читала Гоголя и понимала, что Вий не простой образ, а реальность. В огороде подруги сидели и смотрели на кроликов, что росли себе в клетке у колодца. Эти кролики будут съедены людьми. Ленин дал им ключ к миру идей. Они видели его в парке, где он сидел на скамье и смотрел в небо. Вождь народа не стал для них богом. Простой человек, но мыслит четко: вся власть народу!
       Тома и Мета решили пойти к реке, чтобы там покупаться, ведь весна уже на носу, пора бы окунуться в прохладную водичку и почувствовать соки земли, впитать их в себя, чтобы быть живыми, быть вопреки всем законам и азбукам. Они взяли еды и крючки для ловли рыб, тихо двинулись к реке. Папа им разрешил идти туда без взрослых. Пусть купаются, ведь это природа. Природа добрая. Зла не сделает. Все будет хорошо. Любовь кругом. От любви пьяные вон леса даже стаями летят над землею. Русский лес стоит, и никто не посмеет его рубить. Мета пишет в Сети сообщение: мол, я за лес стою руками обеими, буду бить тех, кто рубить елки станет на новый год.

        Тома долго стояла у обрыва, наблюдая, как бегает рыбка под слоем темной воды. Мета же никак не могла найти свой крючок. Вдруг Мета увидела в воде саму себя, но только годами старше. Она рожала детей. Из ее красного чрева вышли на берег пять детишек и на глазах стали расти. Они стали подростками, а потом взрослыми мужиками и бабами, всего-то за миг. От видения у Меты закружилась голова, и она сорвалась с обрыва в реку. Весеннее течение унесло ее быстро на середину реки, где она и захлебнулась от любви к природе. Она поняла, что это знак того, что корабль будет у нее воздушный.

       Звезда – корабль. Кругом вода. Папа ее плывет по морю, ему легко плыть. Ржавчина на бороде. Слова – это наши неудовлетворенные желания. Ему тяжело жить без путешествий. Суша его не манит. Ему там скучно. Женщины – это полезная плесень. Как пенициллин. Вселенная бесконечная, но границы у нее все-таки есть. Мы единственные. Мы и есть мозг Вселенной. Мы пишем, ибо хотим показать, как мучается мозг в бесконечности, которая имеет границы. Ему читатели не пишут. Никогда ему не писали. Папа ее пишет рассказы морские. Папа ее очень устал. Жена его первая, с которой он прожил сорок лет, умерла. Никто не виноват в ее смерти. Мостики надежды и отчаяния так хрупки. Мы живем от рождения до смерти. Опоры нет ни в чем. Море манит лишь своим абсурдом. Женолюбия нет в нем, да и тело свое он не презирает. Такой вот мощный у нее отец. Жизнь его сильно холмистая. Снег за окном оседает на старом кладбище. Кресты в снегу, склеп под снегом, сторож одиноко бродит с фонарем по кладбищу, ищет себе подругу на ночь среди могил. Собаки из туч падают на землю, прямо ему во двор. Про море еще не писал новой книги. Вообще не может писать. За окном лают собаки. Корабли стоят на рейде. Гимнастикой папа занимается: отжимается от пола, ногами машет. Весна на улитках едет себе тихонечко. Сады еще не цветут. Черное море тесно для скуки. Надо плыть вокруг света. Вот тогда-то скучать можно будет по полной программе. Он устал писать. Устал от людей. 

       Тело ее искали одиннадцать дней. Но она не утонула, а просто ушла в леса жить в землянке, решила стать ведьмой. Ее подруга, забыв о том, что Ленин зажег факел революции всем миру трудящихся, питалась как монахиня – одним хлебом и водой. Тома уже обдумывала план покорения мира мещан, она задумчиво пыталась натянуть на себя купальный костюм, но порвала его крючком, а потому шла голой в реку, да, все-таки она нырнула в реку, достала дна рукой. Купалась долго, ведь она была вся в предвкушении встречи с лешим, забыв совершенно о книгах Гоголя.
 
       Папа Меты в час ночи пошел к реке и стал искать дочь. Всю ночь он искал ее, бродя вдоль реки, а после стал читать книги Эволы. Дабы доказать самому себе, что он не трус, он нырнул в реку, вспомнив свой сон, где его мать толкнула с обрыва его отца прямо в реку, а отец вышел на берег мальчиком и толкнул мать, которая вышла на берег уже девочкой, а потом им захотелось совокупиться. А потом уже они напрочь смогли позабыть обо всех причинно-следственных связях. Генон ему дал проект Золотого Века.
    
       В Англии хорошо жить. Там для кошек есть противозачаточные средства. В том городе миллионы людей. Но все чужие друг для друга. Ни родных, ни близких в Лондоне нет. Платона или Плутарха можно там себе читать невозмутимо, глядя с моста на темные круги Темзы. Цикута – это спасение для всех, кто хочет найти свое убежище. Белена – это тоже наше все. Может, ко мне вернулась молодость? В трущобах Лондона сидят парни и курят травку. Они тянут руку ко мне, мол, давай с нами двигаться в ритме регги. Нет бога, нет флага, нет границ, нет патриотов. Темза манит своей бездонностью. Философа Федорова читали парни в порту, им казалось, что они смогут своих родителей воскресить. Куда расселять всех оживших? Земля для этого слишком мала. Циолковский придумал ракету. Гагарин на ней полетел. С девятого этажа гостиницы ясно виден убогий вид трущоб. Бедняки носят хлеб из магазина каждый день. Мясо едят в своих палатках. Варят супы на газовых плитках. Дважды два – это всегда что-нибудь. Покурив травки, он слишком часто думает о старости. Верю в себя. Трезв. Ровную волну держу. Наша судьба – жить, а не прозябать. Любить, а не обижаться. Писать, а не обижаться. Пьяных встреч бойтесь. Пьяные друг друга не видят. Снимите с лица паутину. Шкура из битого стекла не греет. Плывем не к смерти. Смерти вообще нет. Мещане Лондона любят гадать на кофейной гуще. В Японии вокруг островов в море выкидывают старые автомобили. Это искусственные рифы так делают. Они обрастают кораллами. В кораллах поселяются рыбы. Большинство женщин – это люди без судьбы. Это – так называемые домашние хозяйки. Очень трудно писать о море. Мы не знаем пути, по которому надо идти. Трудно писать письма о море. Смерти не боюсь. Она кругом. Боюсь одиночества. В городах ощущаю себя как черная лиса в меховом магазине. В бессонницу вижу хорошие сны. Я в пещере совсем один. Как же там тихо. Не заглядывай в душ, когда в нем моется женщина. Ветер деревья причесывает. Достоевский и Толстой не умели завязывать узел на конце, чтобы песок не просыпался. Чехов отрезал конец. Он увидел, что конец или смерть, или отъезд. Это от глупости все.