Осколки

Она шла.  То долго размеренно, то очень быстро, почти бегом. Она шла и молилась про себя, чтобы всё это поскорее закончилось. Чтобы вокруг разбились зеркала, чтобы другие люди не отражались больше в них, не разбивали её на осколки, чтобы она не царапалась, царапалась о саму себя, между событий и дат в своей голове.
Коридор был слишком длинным и слишком узким. Лампочка Ильича на тонком проводе болталась где-то под потолком, неясным светом освещая что-то самой себе. Пахло краской, рамы были свежевыкрашенные, а стёкла старые, потёртые и какие-то злые. И Бог мой! Они все улыбались! Все улыбались ей какой-то непонятной, дьявольской улыбкой. Эти отражения…не её...только не её. И было страшно и больно. И непонятно, что сильнее. Страшно? Или всё-таки больно?
Больно. Конечно, больно. Душевно, физически, казалось, боль воткнулась где-то в середину солнечного сплетения и острым ножом, проворачивала всё внутри, дико, остро. Жгла и резала, колола, шипела, но не отпускала. И везде, везде эти отражения! Она не хотела их видеть, не желала им соответствовать!
И очень хотелось кричать, как то выпустить из себя весь этот бред, который морочил её сознание, то в чём она так запуталась.
-Оставьте! Оставьте меня в покое, глупые! Я ненавижу вас всех! Оставьте!
Она кричала?  Была тишина…зловещая, звонкая, поглощающая всё. И отражения смеялись над ней. Она свернулась калачиком на полу, под этой грёбанной лампочкой, мучилась в своей безысходности, с болью напополам. Отражения смеялись. Она чувствовала это кожей. И это было хуже всего. И не было никого вокруг, кто мог бы вывести её оттуда.

***

Вокруг было светло. Она лежала на чём - то мягком. Тело ныло, нависшей над ней человек в белой шапочке улыбался фальшиво – радостной улыбкой в 32 норма.
-Вы поправитесь, не переживайте, всё будет хорошо.
-Кто  вы? И где я?
-Вы в больнице. Я доктор.
-Но зачем я здесь?
-Вы больны.
-Чем?
-Болью.
-Разве от этого лечат?
-Конечно, ведь я же здоров.
-Значит вы тоже?
-Что?
-Видели их?
-Кого?
-Осколки?
-Видел.
-И?
-Мне помогли. Теперь я их не вижу и я счастлив, поверьте, я счастлив!
И человек в белой шапочке с загорелым лицом улыбнулся самой очаровательной улыбкой, на которую он только был способен.
«Кукла» - подумала она – «Уж лучше назад».
-Эй – она окрикнула загоревшего человека. – Как Вас зовут?
-Кен.
«И имя у него кукольное. Надо выбираться отсюда, срочно!»
-Скажите, Кен, а отсюда можно уйти?
-Да.
-Тогда я ухожу, дайте мои вещи.
-Ну что вы? Мы не можем выпустить вас, пока не вылечим. В наше время боль – слишком серьёзное заболевание. Вы можете заразить других, и они перестанут быть счастливыми. А это ведь настоящее свинство!
-Но я хочу выйти! Немедленно! Сейчас!
-Успокойтесь, или вам придётся вколоть успокоительное!
-Выйти! Хочу выти! Да что вы! Пустите меня!!
-Вас сейчас укусит маленький комарик, и всё будет хорошо, всё будет хорошо! – хрупкая блондинка с неженской силой, держала метавшуюся по постели девушку.
-Лжецы! Ничего хорошего уже никогда не будет! Я…я…
Сознание померкло. Она опустилась в пустоту: «Верните боль, не хочу быть куклой!»
-Жалкое зрелище – сказала медсестра – Почему они всегда сопротивляются, мы же делаем их счастливыми? И не важно, что мы вынимаем сердце, без него всё равно жить проще! Это же общеизвестный факт!
-Просто они не хотят быть, как они это называют…куклами, вот.
-Бред какой-то, ведь мы же не куклы. Просто счастливые люди. Без боли.
-Они слишком глупы, чтобы это понять. Введи ей «Жажду власти»,  а тому парню из восьмой, «Жажду денег».
-Хорошо. Думаешь, мы сумеем поднять их на ноги.
-Конечно, не они первые, не они последние.
Улыбающийся доктор ушёл, а медсестра, ввела девушке в капельницу лиловую жидкость.  «Надо будет потом добавить ей немного «Красоты» и отправить на стандартную пластическую операцию»  - подумала она и вышла из палаты. А за окном поднималось ярко красное солнце. Коридор в её голове был всё так же полон боли и осколков и тусклого света пыльной лампочки. Но теперь вход туда был заказан, а заветная дверка спрятана за густым слоем розовой краски.

***

Лёжа, смотря в потолок в розовой комнате, почти не дыша и не думая, почти не живая. Паук плёл паутину на розовой стене её мыслей, окутывая сомнениями прозрачными, но крепкими как канат. Она не видела его, но чувствовала кожей. Паук был частью её души, какой - то очень старой, очень древней частью.
В этой комнате не было ничего, что было ей действительно нужно. Боль забылась, и всё настоящее ушло.  Волнами в её груди поднималась пустота, подминая под себя всё и хорошее и плохое. Она сломала крыло, и больше не было сил подняться и лететь дальше. Она попалась. Окончательно и бесповоротно. И это было плохо. Очень плохо. Но она не чувствовала даже этого. И это было в стократ хуже.
Когда комната стала бледнеть, превращаясь в белое пятно, а перед глазами снова замаячил доктор в белой шапочке, последней толикой своей живой души она пожелала умереть, сейчас, но не становится манекеном в многословной игре пустых людей. Пустые…пусть будут пустые, пусть убьют её. Сейчас.
-Убейте меня, пожалуйста – взмолилась она  - Зачем я вам?
-Ты сильная, ты сможешь выжить. Нам нужны такие.
-Но я не хочу, не хочу к вам.
-А кто тебя спрашивает? Нам говорят надо, мы говорим, есть. Всё. Баста. Никаких возражений. Ты будешь счастлива с нами, не бойся.
-Но я не хочу. Не хочу вашего фальшивого счастья.
-Хочешь, не хочешь, какая разница? Наделим и не спросим. Тебя же не спрашивали, хочешь ли ты появляться на свет? Назови то, что сейчас с тобой происходит перерождением, расслабься и получай удовольствие. Уверяю, мы подыщем тебе самое лучшее место на свете, именно для тебя.
-Лучше убей меня, ты, сам!  Ты ведь знаешь, что я сейчас чувствую.
-Нет.
-Почему?
-Потому что мы милосердны.
-Вы не милосердны. Вы убийцы.
-Мы же никого не убиваем.
-Нет. Убиваете. Вы убиваете жизнь в людях, разве это не есть убийство?
Доктор Кен рассмеялся. Смех его был скрипучей и дребезжащей, как у старой, давно заезженной телеги.
-Не переживай, скоро ты и не вспомнишь, что у тебя была душа. И больше не будет ни боли, ни отчаянья.
-Ни счастья.
-Ооо, ну это цена, которую мы готовы заплатить.
-Я не готова.
-Тебя никто не спрашивает, солнышко, никто.
Розовая комната вернулась. Паука уже не было. Осталось совсем мало времени, подумалось ей. Свет стал медленно мрачнеть. Лампочка Ильича под потолком исчезала, уже почти исчезла. Ей придумывали новую жизнь, а силы сопротивляться были на исходе. Надо было что-то делать, только вот что?   

***

-Привет.
-Привет, а ты кто?
-Я? Неужели не узнала?
-Нет.
-Я – это ты.
-Разве?
-Ну да.
Перед Алиной стояла девчушка лет пяти. Худенькая, с золотыми кудряшками и огромными голубыми глазами она походила на принцессу этой маленькой розовой комнаты, которую за последние несколько дней Алина уже успела досконально изучить.
-Ты пойдёшь со мной? – спросило юное создание.
-Куда?
-Домой.
-Пойду, а где это?
-Здесь – и пальчик девочки указал на сердце.
-А разве я не дома?
-Нет, ты здесь – девчушка показала на свою златокудрую головку.
-Но здесь нет двери.
-Есть, там, за этой стенкой, ты ведь знаешь это, помнишь.
Алина помнила, слишком хорошо помнила, что ждёт её там, за краской, за нажатием тяжёлой, золотой ручки и поэтому предпочитала забыть, и лекарство помогало ей в этом.
-Помню – согласилась она – но я не хочу туда, там больно и страшно.
-Надо.
-Не хочу, там плохо.
-Здесь плохо, здесь неправда. А там хорошо, потому что правда.
-Но…
-Ты же не хотела быть куклой?
-Нет, не хотела.
-Тогда пойдём, и не будешь.
-Но мне страшно.
-Это бывает. Не бойся, мне тоже было страшно, а потом всё прошло. Теперь я не боюсь. Совсем.
Алина лежала, смотрела в потолок. Паук выполз откуда-то из угла и с удвоенным усилием стал плести новую паутину: «Неужели возвращаюсь?» - подумала девушка.
-Так ты идёшь или нет?
Златокудрая девчушка стояла перед входом в коридор. Когда она успела открыть дверь? Лампочка Ильича была видна уже отсюда и Алина кожей чувствовала, как царапалась смехом отражений, и сердце разрывалось на части только от ощущения того, что ей скоро предстоит войти туда. Коридор. Лампочка, светящая сама себе. Боль. Одиночество. Ещё боль, ещё одиночество. Живая.
-Иду – сказала Алина.
И подскочив с кровати, стремглав понеслась к двери. На секунду обернувшись, Алина в шоке замерла. Там, где раньше покоилась её голова, возвышался крест. На кресте была надпись и, судя по ней, она должна была умереть. Сегодня.
-А раньше нельзя было сказать?
-Нет. Это было бы не честно.
-Ладно, идём.
Держась за руки двое смело вошли в коридор, а за их спинами паук продолжал плести паутину, разговаривая со смертью, невидимо сидевшей на самом краю кровати. 
***
-Доктор Кен! Доктор Кен! Срочно в восьмую!
-Что случилось?
-Пациентка, ну та девушка на экспериментальной жажде, она впала в кому!
-Как? Лекарство не должно было давать такого эффекта!
-Тем не менее. Я хотела сделать ей укол. Она не просыпается, совсем! Просто не реагирует на внешние раздражители, но пульс и дыхание есть!
-Она ушла.
-Куда?
-В своё подсознание. Надо же! Первый раз такое вижу. Обычно люди просыпаются на третий день уже полностью с новой программой, а тут.
-Что делать?
-Пока ничего. Ждать.
-Но?
-Всё нормально, ответственность я беру на себя. Она слишком интересна для науки.
-Но и важна для нашего государства!
-Иногда оно может и подождать! Уникальный случай! Воистину! Продолжайте обход.
Девушка ушла, а доктор Кен ещё долго сидел в своём мягком кресле и думал. И лишь луна, мягко светящая бледным светом в окно его кабинета, была свидетельницей его настоящей, живой улыбки.