Куклы

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната, украшенная к Новому Году. Освещение – горящие на елке и по стенам гирлянды. Звучит негромкая музыка. В центре комнаты, на некотором расстоянии друг от друга, три кресла. Два крайних отвернуты от зрительного зала. В центральном сидит девушка в очень пышном платье. Глаза ее широко раскрыты, смотрят в никуда.
Девушка резко встает. Музыка смолкает. Через секунду раздается звонок. Девушка уходит назад, в темноту. Как только она исчезает, из двух крайних кресел наклоняются друг к другу двое молодых людей – темноволосый и светловолосый.

Картина I

Людвиг: - Наконец-то!
Олаф: - Меня удивляет твое нетерпение.
Людвиг: - Ненавижу ждать. И ты, если бы не был таким лицемером, признался бы, что эта неопределенность просто невыносима.
Олаф: - Я привык.
Людвиг: - Не думаю. Скорее делаешь вид.
Олаф: - Что же мешает тебе? Научись владеть собой.
Людвиг: - Только без нотаций! Не хватало мне еще твоего занудства!
Олаф: - Они возвращаются. Замолчи.

Молодые люди исчезают за спинками кресел. В комнату входят две девушки: та же, в пышном платье, и вторая, одетая в обычные джинсы и свитер, с сумкой на плече.
Елена: - Прошу вас, проходите.
Тери: - Как у вас красиво!
Елена: - Новый год.
Тери: - Да, действительно (Растерянно озирается, видно, что она неловко себя чувствует). Там такая метель…
Елена: - Город похож на снежную игрушку, накрытую стеклянным колпаком, из тех, знаете, встряхнешь – и снег начинает падать на маленькие домики.
Тери: - Да, знаю. Извините, что я вот так, без предупреждения.
Елена: - Пустяки. Пусть вас это не волнует. В доме полно места, вы меня не стесните. К тому же, я знала.
Тери (в сильном изумлении): - Знали что?
Елена: - О вашем возвращении.
Тери: - Но откуда?
Елена: - Не помню. Кажется, кто-то сказал. Не помню кто.
Тери: - Наверно, тетя? Как она, кстати, вам объяснила мое вторжение?
Елена: - Никак.
Тери: - Да, на нее это похоже.
Елена: - Это неважно. Главное, вы вернулись домой.
Тери: - У меня нет дома. То есть, я теперь живу не здесь .
Елена: - Это неважно…Хотите переодеться, отдохнуть? Там свободная комната (указывает на одну из боковых дверей). Располагайтесь. Ведь эта комната была вашей?
Тери: - Да. Но откуда…
Елена: - Все очень просто. Когда я сняла квартиру, ваша тетушка рассказала мне о том, кто в ней жил, о вас. Я не слишком увлекаюсь дизайном помещений, меня больше заботит комфорт – я почти ничего здесь не меняла. Мебель, книги, даже пластинки. Я думаю, вам будет приятно окунуться в мир вашего прошлого.
Тери: - Вот уж нет! Если честно, когда я десять лет назад сбежала отсюда, я была рада радешенька, и дала слово ни при каких обстоятельствах не возвращаться. Но сейчас выбора у меня нет – за несколько дней до Нового Года нечего и думать снять приличное жилье. Так что никаких ностальгических воспоминаний и слез умиления. Я очень вам признательна за то, что вы согласились меня приютить. Постараюсь не быть вам в тягость. Вы меня не услышите и не увидите.
Елена: - Жаль.
Тери: - Почему?
Елена: - Потому что я хотела попросить вас об одном одолжении.
Тери: - Каком же?
Елена: - Вот уже много лет мы встречаем Новый Год в одной и той же компании. Одни и те же лица, одни и те же тосты, немного надоедает. Не хватает новизны, свежих впечатлений. Я и подумала – почему вам не присоединиться к нам?
Тери: - Я не помешаю?
Елена: - Напротив, нам будет очень приятно. Мои друзья люди интересные, во всяком случае необычные. Ручаюсь, скучать вам не придется.
Тери: - Заманчиво.
Елена: - Конечно. Как год встретишь – так его и проведешь. Что за удовольствие оказаться в обществе своих мрачных мыслей, особенно если за стеной происходят удивительные вещи?
Тери: - Уговорили. Я действительно не переношу одиночество. Я уехала из города давно, о своих тогдашних приятелях ничего не знаю. Возникнуть за пару дней до праздника, что бы возобновить знакомства – так уж легче завести новые.
Елена: - Я понимаю.
Тери: - Навряд ли. Ведь вы, наверное, никогда не убегали из дома?
Елена: - Никогда. Я страшная домоседка, даже из города никогда не выезжала.
Тери (вглядываясь в нее): - А мы случайно с вами…не знакомы?
Елена: - Мир так тесен.
Тери: - Мне просто показалось…
Елена: - Отдыхайте. Весь дом к вашим услугам. Включая всех его обитателей.
Тери: - Спасибо, Елена. Ой, простите! Я даже не знаю, как вас зовут.
Елена: - Вы угадали. Меня и вправду зовут Еленой! Вы не увлекаетесь чтением мыслей?
Тери: - Случайно вышло. Ваше имя вам очень идет. Бывает, встретишь человека, а его имя на нем сидит, как плохо сшитый костюм. Даже запомнить сложно. А когда я вас увидела, то почему-то сразу подумала – Елена.
Елена: - Каких только чудес не бывает под Новый Год. Ваше полотенце голубое. Халат висит на двери.
Тери: - Спасибо (уходит в боковую дверь).

Оба кресла резко поворачиваются. Молодые люди встают.
Людвиг: - Не узнала!
Олаф: - Но имя то она все-таки вспомнила!
Людвиг: - Ничего не значит. Может – случайно. Ей в голову не придет кто мы на самом деле.
Олаф: - Не будем рисковать. До завтра никого, кроме Елены, она видеть не должна.
Людвиг: - Ты так решил?
Олаф: - Мы так решили!
Людвиг: - Что-то я не помню, когда спрашивали мое мнение по этому вопросу.
Елена: - Не ссорьтесь. Олаф на этот раз прав, она не должна сразу видеть всех, пусть события развиваются не принужденно и естественно. Твое эффектное появление придется отложить – Тери девушка пугливая, поймет в чем дело и сбежит…
Людвиг: - Ну нет!
Олаф: - Как ты ее удержишь? Применишь силу?
Людвиг (нехотя): - Убедил. Когда мой выход?
Елена: - Завтра утром.
Людвиг: - А его? (Кивает на Олафа.)
Елена: - Позже.
Людвиг (повеселев): - Ладно, согласен. Как ты меня представишь? Как брата? Любовника?
Елена: - Одноклассника. Мы с тобой так давно знакомы, что я почти не совру.
Людвиг: - С каких это пор ты стала так трепетно относиться к правде? Для королевы лжи странная щепетильность.
Елена: - Не стоит злить меня, по крайней мере - сейчас. От того, насколько будет правдоподобна моя ложь, зависит все. Если хочешь убедительно солгать – не слишком искажай правду. Мы с тобой знакомы двадцать лет, за такое время люди успевают смертельно надоесть друг другу, так что ухаживать за мной не обязательно.
Олаф: - Нам пора. Да, миледи, у меня к вам маленькая просьба. Не представляй меня ей как своего закадычного друга детства. Боюсь, мы себя не вольно выдадим, к тому же, это обяжет весь вечер играть несвойственную мне роль. Да и тебе так будет проще.

Садится в кресло, которое тотчас отворачивается.
Людвиг: - Позер! Ради последней фразы готов промолчать полвечера!
Елена: - Последняя фраза, как правило, запоминается. Людвиг, до завтра.
Людвиг: - Как, без завершающего аккорда? Без финальной реплики?
Елена: - Ты бы хотел чего-то большего?
Людвиг: - Да! Сказать чего?
Елена: - Не надо. Не мне, вон ей (указывает на дверь комнаты, куда ушла Тери). И не сейчас.
Людвиг: - Притворщица! Хотел бы я знать чего ТЫ хочешь от нее добиться?
Елена: - Тебя это не касается.
Людвиг: - Очень жаль.
Елена: - Скажу одно – тебя «там» не будет.

Людвиг исчезает в своем кресле. Елена медленно опускается в свое, и оно поворачивается спиной к зрителям, скрывая сидящую.

Картина II

Та же комната. Елка не горит, кресла повернуты к зрительному залу. В комнате никого. Боковая дверь открывается, входит Тери. Она так же в джинсах и свитере. Девушка проходит по комнате разглядывая полки. В дверях появляется Людвиг. Он внимательно следит за Тери, не говоря ни слова.

Тери: - Даже наклейки на стеклах те же. Ничего не изменилось! Десять лет…Словно здесь никто и не жил.
Людвиг: - Почему же…Жил.
Тери: - Господи! Как вы меня напугали.
Людвиг: - Обожаю эффектные появления. Если бы было возможно сопровождать их фейерверком и барабанной дробью – я был бы вполне доволен жизнью. Нет-нет, я не взломщик и даже не ошибся этажом. Я гость, приглашен на встречу Нового Года, так же как и Вы. Вы – Тери.
Тери: - Да.
Людвиг: - Очень приятно. Леночка вам ничего обо мне не рассказывала?
Тери: - Она сказала только, что все ее друзья – люди необычные.
Людвиг: - О, это да! Необычные и разноплановые. Я, например, невозможный болтун и позер. Если меня не останавливать, могу говорить часами, пока не усыплю бдительность жертвы, после чего она оказывается целиком в моей власти.
Тери: - И что Вы с ней делаете?
Людвиг: - Как правило – ничего. Отпускаю на волю. Я – Людвиг.
Тери: - Красивое имя.
Людвиг: - Династическое. К нему обычно прибавляется порядковый номер или прозвище. Например, Святой. Или Кровожадный. Мои предки прославились еще во времена Крестовых походов, когда они без страха и жалости во имя Великой идеи перепахали пол-Европы и изрядный кусок Азии. Неспокойный был народец.
Тери: - Не может быть.
Людвиг: - Может. В нашей жизни все может быть, даже то, чего не может быть никогда. Вы, например, как две капли воды похожи на царицу амазонок, Ипполиту. У нее был такой же разрез глаз. Парфяне использовали бы Ваш взгляд вместо оружия и расправились бы с Римской Империей в два счета, с минимальными потерями.
Тери: - Вы и в правду…много говорите.
Людвиг: - Только начал. Я еще не успел сказать, что волосы ваши похожи на полночные сети, наброшенные на плечи, чтобы оттенить их белизну, и каждый завиток кудрей – изгиб смертоносной змеи, таящей сладкий яд забытья. Я не успел сказать о ваших ресницах, заостренных и изогнутых восточными саблями, нацеленными в сердца неверных, соперничающими чернотой с китайской тушью и кошачьей неблагодарностью. О ваших губах бледно-розовых, с едва заметным контуром более темного цвета…

Незаметно вошедшая Елена иронично слушает, сложа руки на груди. Людвиг и Тери ее не замечают.
Людвиг: - О ваших руках, белоснежных и точеных, словно опущенные лебяжьи крылья, о…
Елена: - Подобный список он может продолжать до Страшного суда.
Людвиг: - Елена! (подходит к ней, слегка склоняясь в церемонном поклоне). А я пришел немного пораньше, вдруг, думаю, понадобится моя помощь.
Елена: - Спасибо за заботу. Что-то не замечала за тобой склонности к альтруизму.
Людвиг: - Со временем люди меняются, становятся мудрей, положительней. Ты вон то же была – без двуручного меча не подступишься, теперь же – кроткий ангел. Тери, разве она не ангел?
Тери: - Не жалуюсь.
Людвиг: - Вот видите! Итак, я к вашим услугам. Могу развесить серпантин или нарезать снежинок из салфеток.
Елена: - Хочешь помочь – распутай мишуру. И по возможности – молча.
Людвиг: - Все-таки что-то от прежней ведьмы в ней осталось. (Садится распутывать мишуру.)
Елена (к Тери): - Не обращайте на него внимания. Людвиг у нас неисправимый болтун.
Тери: - Это заметно. Я могу Вам чем-нибудь помочь?
Елена: - Вы хорошо отдохнули?
Тери: - Да, спасибо. Проспала двенадцать часов, как убитая. Теперь голова пустая и гудит. Нужно позвонить тете, сказать, что все в порядке.
Елена: - Она звонила утром. Я ее предупредила.
Тери: - Очень хорошо. Она не сердилась? Я ушла от нее немного…шумно. Просто обиделась – в кои-то веки решила навестить ее, а она меня вот так отсылает из-за каких-то своих друзей детства. Хотела, чтобы я пожила три дня у ее знакомых. Наверняка болтливые старики с кучей странностей и кошек.
Людвиг: - Тери, а вы любите людей со странностями?
Елена (не давая Тери ответить): - Да, действительно, обидно. Вы ведь приехали из такой дали… Надолго?
Тери: - Не знаю. Решила посмотреть на свой родной город. Нет, там у меня все шло очень хорошо: дом, друзья, приятели. Просто захотелось взглянуть, что стало с тем миром, откуда я когда-то вырвалась. Немного нелепо, да?
Елена: - Почему же, напротив.
Тери: - Нет, вы не подумайте, это не ностальгия. Терпеть не могу сентиментальные разговоры о былом. Когда тетя сказала, что сдала эту квартиру, я даже не огорчилась. Ну, в самом деле, не может же просто так простоять десять лет пустая квартира. Не музей же здесь.
Елена: - Разумеется.
Тери: - Я бы ее сразу сдала, после отъезда, и пусть новые жильцы, что хотят, то и делают с ней. Меняют мебель, прорубают новые двери…
Людвиг: - Вам не было бы жаль?
Тери: - Чего? Выгоревших штор? Стульев со скрипучими сидениями? Безделушек?
Людвиг: - Своего мира. Своего прежнего мира.
Тери: - Нельзя жить только прошлым. К тому же, я уехала отсюда.
Людвиг: - Но это не значит, что позади все должно гореть огнем. А вдруг захочется вернуться?
Тери: - Куда? В паутину снов? В пустоту? Я не оставила здесь ничего, что было бы для меня важным. Нет, я не жалею.
Людвиг: - Хорошо еще, другие не столь категоричны, как вы. А то на месте покинутых домов чернели бы пепелища.
Тери: - Ваши предки действительно были крестоносцами?
Людвиг: - Очевидно. Каждый раз, возвращаясь из кровопролитных походов, они нетерпеливо начинали вглядываться в даль, когда же покажутся знакомые стены родных городов, где все надежно и привычно. Нужно быть бродягой, чтобы научиться ценить свой дом.
Тери: - Я, наверно, еще не настолько бродяга.
Елена: - Новый Год все-таки лучше встречать дома и за столом. Поэтому, если не возражаете, я на кухне. Людвиг, свои таланты лучше раскрывать постепенно.
Людвиг: - Я учту твои пожелания.

Елена выходит. Тери берет запутанную мишуру, начинает ее распутывать.
Людвиг: - Как у вас ловко получается!
Тери: - Мне нравиться наряжать комнату к Новому Году. В другие праздники только вытирают пыль да пылесосят ковер, а здесь – целый ритуал, радостный, торжественный.
Людвиг: - Детский праздник.
Тери: - Детский…
Людвиг: - Как вы справляли Новый Год раньше, когда жили здесь?
Тери: - По-разному. Иногда шумно, иногда тихо.
Людвиг: - А последний раз? Перед тем, как совсем уехать?
Тери: - Довольно банально. Я не смогла пойти на вечеринку у моих друзей, приболела, легла спать пораньше, вот и все.
Людвиг: - Ну, в этот раз спать вам не придется.
Тери: - Догадываюсь. Скажите, если это не секрет, а чем вы занимаетесь?
Людвиг: - Трудно подобрать слово, которое могло бы охарактеризовать все мои таланты. Скорее, я – иллюзионист.
Тери: - Как интересно!
Людвиг: - Не то слово! Исчезновение больших и мелких предметов, чтение мыслей, перенесение людей в миры грез…Лучше всего у меня получаются превращения. Из голубя – скорпион, из змеи – цветок, из камня – пылающее сердце.
Тери: - Мне в детстве очень нравился цирк, но я никак не могла понять, почему фокусники всегда пожилые мужчины с солидным брюшком.
Людвиг: - Чтобы было легче рассаживать по карманам кроликов и более крупных зверей. Берберских львов, например, из-за их свирепости приходиться прятать вместе с клеткой. На самом же деле иллюзионисты худые и очень привлекательные люди. Они просто вынуждены создавать иллюзию неприметной внешности. Иначе все женщины в них влюбились бы, а это мешает работе.
Тери: - Сильно влюбляются?
Людвиг: - Да. Но и разлюбляют быстро. Трудно любить человека, меняющего облик по несколько раз в день. Не успеваешь привыкнуть к чему-то определенному. Сегодня он высокий блондин, завтра – миниатюрный мулат. Особенно раздражает, если договариваешься о встрече в метро, в час пик.
Тери: - Людвиг, вы, наверно, очень легкий по жизни человек?
Людвиг: - Я по жизни тяжелый и неудобный, как средневековый маскарадный костюм. Но это не моя вина.
Тери: - Чья же? Ваших родителей?
Людвиг: - Можно сказать и так. Хотите малинового вина? Я знаю, где у Елены погребок.
Тери: - Не знаю, удобно ли…
Людвиг: - Бросьте, праздник как-никак (достает из шкафчика бокалы, наливает вина). Готовы?
Тери: - Странно…Мне кажется, я вас уже где-то раньше видела.
Людвиг: - Внутреннее родство душ. Мои слова, моя манера вести себя соответствует вашему представлению о неожиданном госте. Я не выхожу за эти рамки – поэтому вам со мной комфортно. Я безобидное существо, но создаю иллюзию опасного человека – домашнее торнадо с дистанционным управлением. Удобно.
Тери – Я не совсем понимаю…
Людвиг: - Неважно. Не обращайте внимания на мои странности, пейте лучше вино.
Тери: - За что же мы пьем?
Людвиг: - За то, чтобы вам не пришлось скучать в нашей компании. Сегодня ночью нам предстоит реабилитировать тот давний испорченный праздник, проведенный без друзей в пустой квартире, где даже не звучала музыка…
Тери: - Нет, музыка звучала.
Людвиг: - Но вы были одиноки.
Тери: - Я всегда…Боже, какое хмельное вино. Кажется, не крепче сока, а у меня перед глазами все поплыло. Вы коварный человек, господин иллюзионист.
Людвиг: - Не то слово. Давайте я повешу вашу золотую пряжу, пока она опять не спуталась. Руководите мной, я так в этом нуждаюсь. Куда мне ее поместить? Сюда?
Тери: - Нет, тогда она висела над дверью. Прекрасно!
Людвиг: - Некоторым идет пьянеть. Они забывают опускать забрало и становиться видно дно их озерных глаз. Там в глубине плавают рыбки несбывшихся желаний и хранятся жемчужины непролитых слез. А еще в них отражается перевернутый мир, в котором случаются самые невероятные вещи, о которых нельзя даже подумать, не то что рассказать в слух.
Тери: - Неужели все это вы увидели в моих глазах? Вообще-то они карие и совершенно невыразительные.
Людвиг: - Лесные озера всегда темные, пока солнце не просветит их до дна. Тогда сквозь толщу воды проступает золото песка и мягкое сияние начинает струиться вокруг. Ваши глаза способны излучать тепло июньского полдня даже в декабре, а вы говорите – невыразительные.
Тери: - И часто вы создаете такие иллюзии?
Людвиг: - Нет. На их построение уходит слишком много сил. Работа кропотливая, серьезная. Обычные комплименты, обманчивое восхищение, грубая лесть – действенные и малотрудоемкие приемы доступнее. Но вам, Тери, мне хотелось показать настоящее мастерство, не цирковые номера. Настоящую магию.
Тери: - Польщена. Только стоит ли?
Людвиг: - Давайте попробуем. В конце концов, это же только слова. Я совью из них для вас чудесные узоры, невесомые, подобные паутине пуховых платков, согревающих в холод и радующих глаз, отполирую поверхности слов до зеркального блеска, чтобы вы могли смотреться в них, как в зеркало, воздвигну для вас трон, возвышающийся над банальностью, как скала над пустыней – только согласись слушать меня.
Тери: - Я как раз не уверена, что это разумно. Но…говорите!
Людвиг: - Еще вина? За исполнение самых невероятных желаний!

Картина III
В дверь входит Олаф.

Людвиг: - Конец мирной жизни! Надо же, как не вовремя. Что ж, здравствуй, Олаф I и неповторимый. Вот, Тери, рекомендую, мой смертельный сводный брат. Его предки бороздили ледяные моря на черных ладьях, пили чай с мухоморами и презирали смерть от естественных причин. Говорят, они даже открыли Америку, но не стали афишировать свое открытие в отличие от недалекого Колумба и пользовались благами своего открытия в тихоря.
Тери: - Очень приятно познакомиться.
Олаф: - В основном все верно, только он забыл добавить, что шведского короля Олафа я играю в одноименном спектакле раз в месяц, в другие дни у меня более мирные ипостаси.
Тери: - Вы актер?
Олаф: - Да.
Тери: - Я, наверное, видела ваше лицо в каком-нибудь фильме…
Олаф: - Может быть.
Людвиг: - Он у нас знаменитость. Герой многих снов и идеал Рыцарства.

Входит Елена с подносом заставленным закусками. Увидев Олафа, она невольно замирает, но тут же улыбается.
Елена: - Олаф! Рада тебя видеть. Вы уже познакомились с Тери?
Олаф: - Скорее, Тери познакомилась со мной.
Елена: - Тери - хозяйка этого дома.
Тери: - Нет, не хозяйка, я просто жила здесь когда-то. Елена любезно предложила мне встретить Новый Год в Вашей компании.
Олаф: - Мы Вас не разочаруем. Людвиг, можно тебя на минуту?

Молодые люди выходят
Тери: - Вы давно знакомы с Олафом?
Елена: - Очень. Столько же, сколько с его братом. Как вам Людвиг?
Тери: - Он очень милый.
Елена: - Да? Тери, я должна Вас кое о чем предупредить, не слишком доверяйте красивым вывескам на зданиях. Все мы в большей или меньшей степени лицедеи. Друг перед другом играть нам не имеет смысла – слишком давно ни один из нас не является загадкой для других. Вы себе вообразить не можете, какой соблазн представляете для тех, кто не смирился со своей ролью…
Тери: - Обещаю быть образцовым зрителем.
Елена: - Боюсь, одним этим Вы не отделаетесь. Просто не доверяйте до конца никому.
Тери: - Даже вам?
Елена: - Взгляните на меня. Внешность обманчива, но моя не лжет. Я действительно опасная особа. Если я вас предупредила, то только потому, что сама в этом заинтересована.
Тери: - Вы шутите? Что вам за нужда во мне? Я же самый обычный человек – никаких талантов, никаких достоинств. На вашем фоне я выгляжу выгоревшей фотографией среди фамильных портретов.
Елена: - Вы себя недооцениваете.

Входят Олаф и Людвиг, вносят бокалы с шампанским.
Людвиг: - Дамы, прошу! Уже успели вступить в заговор?
Елена: - Я только предупредила Тери о твоей привычки коллекционировать женские сердца.
Людвиг: - Интересно, уж не хочешь ли ты сказать, будто в моей коллекции есть и твое?
Елена: - Нет, конечно. Я с рождения бессердечная.
Людвиг: - Предлагаю выпить за умеющих творить и созидать.
Тери: - Боюсь, что я не отношусь к творческим личностям.
Людвиг: - А ваши пьесы?
Тери: - Откуда вы знаете?
Елена: - Ваша тетя так много о вас рассказывала!
Тери: - Она сильно преувеличивала мои способности. На самом деле я давно уже не пишу. У меня столько дел, времени ни на что не остается. Большой дом – большие заботы. Мои новые знакомые не поняли бы меня, если бы я показала им то, чем увлекалась раньше. Это солидные преуспевающие люди.
Елена: - У них другие достоинства.
Тери: - Согласитесь, сочинительство – это что-то детское, не серьезное. Разумеется, если это не заработок.
Людвиг: - Вы так думаете? Все равно, за творчество.

Звон бокалов. Людвиг ставит пластинку. Звучит музыка. Людвиг подходит к Тери.
Людвиг: - Потанцуем?
Тери: - Я не очень хорошо танцую.
Людвиг: - Я тоже, скорее это дань традициям. В Новый Год принято танцевать, пить шампанское, веселиться…Вы были удивлены, когда обнаружили в своем доме целую свору незнакомцев?
Тери: - Удивлена? Скорее расстроена. Мне почему-то казалось, что тетя не сдаст эту квартиру. Я очень самоуверенна: уехать, хлопнув дверью, десять лет толком не подавать о себе вестей, а потом на что-то рассчитывать…
Людвиг: - Вы с ней уже опять поссорились?
Тери: - Скверный у меня характер. Я плохо умею ладить с людьми. А вот с вами мне так легко, словно мы много лет знакомы.
Людвиг: - Из-за чего вы уехали в тот раз?
Тери: - Не знаю. Хотела изменить свою жизнь. Добиться чего-то. Доказать себе и другим.
Людвиг: - Что доказать?
Тери: - Что хотят обычно доказать в восемнадцать лет?
Людвиг: - Не знаю. Каждый свое.
Тери: - Теперь уж и не помню. Вы как думаете?
Людвиг: - Вы сильно отличались от своих сверстников. Из-за этого у вас возникали проблемы.
Тери: - Да.
Людвиг: - Частенько вы не могли найти общий язык в компании, страдали из-за своих странностей.
Тери: - Но откуда…
Людвиг: - Вы хотели доказать, что вы такая же, как все, ни лучше и не хуже. И как, преуспели?
Тери: - Боюсь, что да.

Перестают танцевать. Теперь они просто стоят рядом, зажимая бокалы в руках.
Людвиг: - Но вы вернулись. Почему?
Тери: - На этот раз я хочу доказать кое-что себе. Я устала быть такой, как все. Скучная работа, лицемерные друзья, совершенно чужой человек под боком…Когда я уехала отсюда мне казалось – я попала в настоящую жизнь. Теперь же, оглядываясь назад, я не могу понять, где же я все это время жила? Неужели те пустые разговоры, бессмысленные поступки – это то, что я делала целых десять лет? Когда я уезжала отсюда, у меня была всего одна сумка, но она была набита набросками картин, черновиками начатых романов, стихами, фотографиями. Теперь у меня два чемодана…тряпок. Хлама, который не жалко забыть где-нибудь на остановке на радость саперам.
Людвиг: - Вы вернулись доказать себе свою исключительность?
Тери: - Если еще не поздно.
Людвиг: - Такое никогда не поздно. Вот только хватит ли решимости?
Тери: - Теперь мне будет легче, у меня нет никаких иллюзий.
Людвиг: - Скорей наоборот. Иллюзии - это сладкая оболочка весьма горькой пилюли реальности. Без них гораздо сложней.
Тери: - Вы считаете меня такой малодушной?
Людвиг: - Не думаю – знаю. Вы можете являть чудеса мужества, но для этого вас нужно как следует напугать или загнать в безвыходную ситуацию, лишить вас выбора.
Тери: - Вы неплохой психолог.
Людвиг: - Я-то? Скорее наблюдатель, но мы все здесь неплохие наблюдатели.
Тери: - Странный вы человек, Людвиг.
Людвиг: - Елена предупредила вас о наших странностях.
Тери: - Странности бывают разные, а здесь все странно…Только не пойму, что именно. Какая-то мелочь. Тут что-то не так!

Елена и Олаф перестают танцевать и медленно подходят ближе, словно притягиваемые разговором.
Людвиг: - Вы же наблюдательны, как все осторожные люди, вы не могли не заметить.
Тери: - Звонок! Он ни разу не звонил!
Людвиг: - Отлично! Дальше.
Тери (выглядывая в прихожую): - На вешалке нет уличной одежды, кроме моей куртки.
Людвиг: - Из вас бы получилась неплохая мисс Мерпл.
Тери: - Вы все меня знаете.
Людвиг: - Еще как!
Тери: - Кто вы?
Елена: - Вы знаете наши имена.
Олаф: - Вы знаете наши лица.
Людвиг: - А мы знаем, что вам будет приятно услышать.
Тери: - Кто же вы?
Людвиг: - А кого вы еще ожидали застать в своем запертом доме в Новогоднюю ночь? Кто мог ждать вас так долго и терпеливо целых десять лет?
Олаф: - Вспомните, ведь мы уже встречали праздник вместе.
Елена: - Когда вы не захотели отправиться в компанию приятелей, где чувствовали себя белой вороной.
Тери: - Я поняла! Все! Вы мои куклы!
Людвиг: - Наконец-то!
Свет гаснет.
Картина IV

Та же комната. Куклы сидят на своих креслах. Тери нервно расхаживает перед ними.

Тери: - Невероятно! Нет! Вы не заставите меня поверить в подобную чушь.
Олаф: - Кто же мы, по-вашему? Безумцы? Инопланетяне? Кому и зачем понадобилось мистифицировать вас с таким размахом? Да и кто смог бы ввести нас в курс дела с такими подробностями?
Тери: - Я играла не одна.
Людвиг (со злостью): - Посмотри на нас! Какая, к черту мистификация! Посмотри на Ленку – у нее на щеке шрам, видишь? След неудачного снятия макияжа при помощи лезвия. Взгляни на Олафа. Знакомое лицо, говоришь?
Тери: - Значит, я сошла с ума.
Елена: - Почему бы вам не допустить, что мы говорим правду? Проявите хоть немного мужества, признайте очевидное.
Тери: - Предположим, я вам поверила. Вы – мои куклы. Те самые, которых я обшивала, запихивала в сумку вниз головой, умывала посредством послюнявленного носового платка, так? Те самые, которые десять лет пролежали вот на этой полке…(Подходит к шкафу в глубине комнаты, распахивает его, минуту стоит неподвижно, затем закрывает шкаф и медленно возвращается назад.) Все равно, этого не может быть.
Елена: - Убедились?
Тери (к Олафу): - Что же это такое??
Олаф: - В подобное трудно поверить, но еще труднее это объяснить. Вы когда-нибудь встречались с проявлениями веры? Человек направляет на некоторую вещь силу своих мыслей, свои желания, чувства, наделяя ее определенными свойствами. Если сила его веры достаточно велика – вещи становится оберегом, амулетом. Или проклятием. Если на одну и ту же вещь устремлены мысли сразу нескольких людей, и при этом они совпадают – сила амулета возрастает.
Вы никогда не задумывались над тем, что такое кукла для ребенка? Детская фантазия безгранична. Сила ее чудовищна. Где она проявляется чаще всего? Конечно же, в игре! А на кого она направлена? Конечно же, на кукол. Иногда какой-нибудь образ, созданный детской фантазией, захватывает его настолько, что начинает повторяться. Другие дети тоже принимают его: и вот уже принц становится принцем не только для своего хозяина – для всех.. И наступает момент, когда куклы обретают свою собственную силу. Не всегда и не все, только самые любимые. Они наделены теперь своим собственным характером. Помните, вас удивляло, что из Елены никак не выходит простушка, а Людвиг уродует роли благородных героев?
Тери: - Значит, я вас создала?
Елена: - Только не жди особой благодарности.
Олаф: – Говори за себя.
Елена: - Ах, какой смиренник! Может, у тебя и желаний-то нет, раз ты всем доволен?
Людвиг: - Хватит! Видите ли, Тери, мы в какой-то степени действительно ваши создания. Вы были мастером игры, вы вкладывали в нее душу, вы играли до последнего, когда почти все ваши партнеры выросли из «детских игр». Так что наши недостатки так же ваше порождение, как и достоинства. Не обижайтесь на нас.
Тери: - Я не обижаюсь. Как же вы жили все это время?
Людвиг: - Извините, но это касается только кукол. Мы не можем рассказать вам о нашем мире.
Елена: - Он существует параллельно миру людей, и если наши миры иногда пересекаются, то и куклам, и людям следует быть очень осторожными.
Олаф: - Да и то, что я вам рассказал о теории возникновения кукол – всего лишь приблизительная и сильно упрощенная версия. На самом деле все гораздо сложнее.
Тери: - Значит, вы – частица моего собственного «Я» ?
Людвиг: - Не сказал бы. Я – скорее твое представление об романтически-отрицательном персонаже, Олаф – мечта о рыцаре, а Елена – попытка компенсировать свою мягкотелость. Хотя есть в нас что-то и от тебя.
Тери: - Так вот почему мне было так легко с вами…Смешно!
Людвиг: - Хорошо, что ты воспринимаешь происходящее с юмором. У нас к тебе дело, надеемся, не откажешь.
Тери: - Какое дело?
Людвиг: - Как я уже говорил, ты сотворила нас весьма далекими от совершенства. Если человек может измениться под действием обстоятельств или времени, то мы лишены подобной возможности. Кукла меняется только во время игры. Пока все ясно?
Тери: - Вполне. Вы бы хотели измениться?
Людвиг: - Мы не в восторге от собственных характеров, быть может за исключением Олафа, но и он тоже здесь. У каждого из нас своя проблема и решить ее можешь только ты.
Тери: - Как вы себе это представляете?
Олаф: - Как раньше, в добрые старые времена.
Тери: - Тогда я была ребенком. Не могу же я взять вас в руки и…
Елена: - Причем здесь взять в руки? Мы играли и посреди голой комнаты, и не слезая с полки.
Тери: - Все не так-то просто. Вы десять лет находились здесь, внутри игры, я же жила в кошмарном сне под названием «реальность».
Елена: - Тем лучше. Тебе это надоело – теперь в игре отдохнешь, расслабишься.
Тери: - Я больше не верю в те чувства, которые заставляли меня играть когда-то.
Олаф: - В любовь? Верность?
Тери: - В любовь, верность, дружбу, бескорыстность, порядочность…Не встречались они мне как-то, разве что в книгах. В настоящей жизни все не так. Там лгут, предают, не испытывая угрызений совести, меняют любовников и любовниц…
Олаф: - У вас же было столько друзей!
Тери: - Они остались здесь. А там, где я жила – нет, одни только приятели, хорошие знакомые. Конечно, я их ничем не лучше, ведь и мне они были не нужны, а я лгала им, притворялась, стараясь ничем не выделяться, лишь бы никто не догадался, что я совсем другая.
Людвиг: - Но вы уехали оттуда. Хотели доказать что-то себе.
Тери: - Я не представляла, как это будет.
Елена: - У нас нет другого выхода. Если бы он был, мы бы ни за что не обратились за помощью. Запомни, куклы очень гордые существа, навязываться у нас не принято. Но ты – наш единственный шанс.
Тери: - Что это значит?
Людвиг: - Ты создала нас эгоистичными, беспринципными, способными на все. Можешь представить, какой у нас потенциал.
Тери: - Вы меня отсюда не выпустите?
Людвиг: - Выпустим, конечно. Ты сама-то сможешь бросить, предать тех, кто тобой создан? Хотя сбегать тебе не впервой.
Тери: - Думаешь, легко оставить дом, друзей и уйти в неизвестность?
Людвиг: - Думаю, проще, едва наметилась проблема, покидать свои вещи дорожную сумку и поминай как звали. Вот только часто вместе с хламом уносишь с собой и саму проблему. Жизнь штука настырная. Она будет вновь и вновь тыкать тебя в одну и ту же ситуацию, пока ты ее не решишь. И беги хоть за тридевять земель, хоть смени имя и имидж, никуда ты от этого не уйдешь.
Тери: - Я остаюсь. Что я должна делать?

Куклы облегченно переглядываются

ДЕИСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина I
Та же комната, освещенная елкой и гирляндами. Все три кресла повернуты в зал и пусты. Видно как за окнами падает снег. Входит Людвиг и Тери. В руках у нее листы бумаги – рукопись новой пьесы.
Людвиг: - Итак, ты решилась?
Тери: - Не совсем.
Людвиг: - В чем же дело? Ты нам не доверяешь? Считаешь, столь скромная труппа не сможет с должным размахом воплотить твой замысел? Тебя не устраивают исполнители?
Тери: - Я не слишком уверена в пьесе.
Людвиг: - Впервые вижу столь скромного автора. Обычно творцы убежденны в достоинствах своих произведений, я бы даже сказал – излишне убеждены. Родительская любовь слепа.
Тери: - Я очень критичный родитель.
Людвиг: - Вот как? У строгих родителей, как правило, дети вырастают оболтусами. Нужно давать им иногда волю.
Тери: - Кому? Детям или родителям?
Людвиг: - Для начала – себе. Дальше – как получиться.
Тери: - Хорошо, давайте приступим. Вы мне поможете?
Людвиг: - Безусловно. В чем?
Тери: - Я не знаю, с чего начать.
Людвиг: - Я придерживаюсь классического направления. Начинать следует с начала, а потом постепенно продвигаться к концу.
Тери: - Вы шутите!
Людвиг: - Отчасти. Я не могу помочь тебе в том, что ты не сможешь сделать сама. Таковы правила игры. Хочешь совет? Предоставь событиям разворачиваться, как они сами того пожелают, а в нужный момент сделай вид, что все идет по плану. И, что бы не случилось, многозначительно улыбайся.

Раздается выстрел, звон и отчаянный женский крик.
Тери(испугано): – Что это?
Людвиг: - Театр!

Распахивается дверь, врывается растрепанная Елена,, прижимающая к себе «окровавленную» руку. Она делает несколько шагов и падает в кресло. Полная иллюзия смерти. За ней следом входит Олаф с дымящимся пистолетом в руках. Тери поспешно прячется за Людвига.
Олаф: - Черт знает что такое. Опять заело. То три осечки подряд, то палит от малейшего прикосновения. Людвиг, нам нужен нормальный пистолет. Когда в прошлый раз мой герой вместо того, чтобы застрелиться вынужден был умереть от сердечного приступа, это не усилило драматический пафос финала. Каждому своя смерть.
Елена: - Ты своей не умрешь! (Кидается на Олафа, но ее перехватывает Людвиг).
Людвиг(принюхиваясь к «крови»): - Варенье?
Елена: - Вишневое. Последняя банка. Из-за этого мерзавца я ее разбила. Он выстрелил у меня под ухом когда я перекладывала варенье в розетку. Конечно же, он сделал это нарочно.
Олаф: - Конечно, нет. Я тебя не видел. В комнате царил густой полумрак. А, судя по твоему лицу, если ты и перекладывала варенье, то совсем не в розетку.
Елена: - Неправда! Людвиг, пусти, я хочу вытереть руки о его наглую физиономию!

Елена продолжает вырываться, но Олаф вертевший в руках пистолет неожиданно стреляет. Елена приседает с жалобным визгом.
Олаф: - Я же говорил.
Людвиг: - Замечательно. Теперь осторожно положи пистолет на стол. Елена. Советую тебе до начала военных действий отмыть лицо и руки теплой водой. И переодеться. Засахаришься.

Елена злобно фыркнув выходит.
Людвиг: - Ты был не убедителен. Она не поверила в твою невиновность.
Олаф: - Я действительно ее не заметил. Но она ела варенье.
Людвиг: - Тери принесла нам новую пьесу.
Олаф: - Надеюсь, главный герой там не стреляется?
Тери: - Нет.
Олаф: - И не умирает от любви?
Тери: - Нет. Но если вы настаиваете…
Олаф: - Боже упаси. Вы ее видели? Можно умереть от любви к этой особе? Разве что в результате любви, но это уже чистый фарс.
Тери: - Она единственная героиня в вашем театре?
Людвиг: - Остальные не выдержали конкуренции и строгого отбора. Трудно найти в наше время женщину, умеющую изображать сильные чувства к одному и тому же партнеру, но в разных ситуациях. Большинство предпочитают наоборот.
Тери: - А вы, господин Олаф, значит, являетесь постоянным партнером Елены?
Олаф: - Волей автора. В жизни мы плохо ладим.
Людвиг: - На качестве игры это не сказывается. Как он признавался ей в любви на прошлой неделе!..
Олаф: - Перед этой сценой наша прима успела наступить мне на ногу. А на репетиции постоянно путала текст и довела всех до исступления. Если я и кипел, то от ярости.
Людвиг: - Зритель всегда понимает подлинные чувства. Его не обманешь.
Тери: - Зачем же так издеваться над собой? Если вы не испытываете добрых чувств к своей партнерше, не лучше ли расстаться?
Людвиг (быстро): - Вы бы так и сделали?
Тери: - Да. То есть…не знаю. Я бы, конечно, не стала портить отношения, но…в конце концов я бы ушла. Наверно…
Людвиг: - Неплохой поворот. А что, это мысль.

На этих словах и, как бы, подчиняясь им, входит Елена. Она в другом наряде, причесана, решительна.
Елена: - Людвиг, я ухожу.
Людвиг: - Елена, позволь узнать куда.
Елена: - Конечно, вас это больше не касается, раз уж я решила, что не принадлежу отныне к вашей труппе. Но я скажу. Я больше не буду играть. Я ухожу из театра вообще. Я больше не актриса.
Олаф: - Слава богу.
Людвиг: - Кто же ты, позволь спросить? Отыскались богатые родственники, тебя усыновила вдовствующая герцогиня, ты выходишь замуж за шейха? Как нам к тебе теперь обращаться – ваше превосходительство, высочество, светлость?
Елена: - Нет, все гораздо банальнее. Я познакомилась с одним очаровательным молодым человеком. Он – бизнесмен, и ему нужна красивая, умная, достаточно ловкая женщина, способная придать блеск его фирме.
Олаф: - Ему было бы выгодней подослать тебя в стан конкурентов.
Елена: - Жалкий завистник. Он видел меня на сцене и готов рискнуть, предложив мне место…своего заместителя. Конечно, с испытательным сроком, но это формальность. Так что, если я и переступлю когда-нибудь порог театра, если у меня возникнет такая причуда, то мы с вами окажемся по разную сторону рампы.
Олаф: - Твоего работодателя зовут случайно не Арман Ришелье?
Елена: - Его зовут Анатолий Чегони.
Тери: - Как?
Елена: - Вы его знаете?
Тери: - Мы встречались.
Елена: - Не правда ли, деловой человек?
Тери: - Очень.
Людвиг: - Когда же ты уходишь?
Елена: - Если никто не возражает, в ближайшее время.
Людвиг: - Стерва.
Елена: - Спасибо. Именно эта черта моего характера окончательно его и сразила.
Людвиг: - Значит ты уже достаточно давно начала наводить мосты к отступлению, а о своем решении сообщаешь нам только сейчас. Ты не могла не понимать, в каком положении окажется театр в связи с твоим дурацким поступком.
Елена: - Что мне за дело до этого? Наш контракт действителен до завтра. Я его не возобновляю, вот и все.
Олаф: - Какая же ты мерзавка!
Елена: - Ах, даже так? А вами-то что движет, милые мои мальчики? Любовь к искусству? Забота о моем будущем? Да вы же меня терпеть не можете! Людвиг, ты всегда был невысокого мнения о моих актерских способностях, Олаф, тебе глубоко наплевать на все мои чувства и мысли. я для тебя не более чем марионетка, которая удачно ассистирует тебе при произнесении диалогов. Я вас подставила? Ну, так я рада, что мне это удалось. Считайте мой дурацкий поступок осознанной местью и, ради Бога, поменьше пафоса в речах. Я сыта по горла театральным хламом, меня тошнит от высокопарных слов. Я хочу нормальной, человеческой жизни. И я своего добьюсь, вы меня знаете.
Людвиг: - Ты не могла бы, по крайней мере, подождать, пока я не подыщу кого-нибудь на твое место? Оставить труппу без главной героини… Дай нам хотя бы месяц!
Елена: - Ни за что! Я знаю, время работает не в мою пользу, за месяц может многое произойти. Ты сумеешь переубедить меня, я сама могу передумать или Антон откажется. Нет, ни месяца, ни недели. Завтра же меня здесь не будет.
Людвиг: - Но нам нужна героиня!
Елена: - Чудесно! Кто, как не автор, знает как следует играть в его пьесе? Тери вам идеально подойдет.
Тери: - Я?!! Я никогда не играла на сцене!
Елена: - Это не сложно. Так вы живете в четырех стенах, а в театре на одну стену становиться меньше, вот и все.
Тери: - Я не смогу! Я не справлюсь!
Елена: - В таком случае, ваша пьеса рискует остаться несыгранной. Ладно, друзья мои, это уже не моя головная боль. Если надумаете-таки справлять Новый год – зовите. А отношения выясняйте в новом составе. И без выстрелов, если можно.
Елена невозмутимо выходит из комнаты

Картина II

Олаф: - Она еще может передумать?
Людвиг: - Навряд ли. Что-что, а Еленины выкрутасы я изучил.
Олаф: - Мне не следовало стрелять…
Людвиг: - Будь любезен, заткнись. Может, и ты решил круто изменить свою судьбу? В таком случае я тебя не держу. Давайте, устраивайте настоящую жизнь, добивайтесь благ, или чего там вам нужно? Только учтите, когда вы приползете назад, все в крови и соплях – не рассчитывайте на тепленькое местечко и сухую жилетку. Отныне эта дверь открывается только в одну сторону.
Олаф: - Людвиг…
Людвиг: - Двадцать лет мы создавали вместе этот мир. Все мы стояли у его истоков и видели, как в первый раз взлетел занавес и загорелись рампы первого вечера. Каждый день нашего существования вписывался в Книгу Судеб бесконечной пьесой с невероятным сюжетом. Что Библия перед нашей Книгой – мы играли и Библию, и Евангелие, и все мировые религии и ереси. Разве кому-нибудь из нас было легко? Мы жили в измерении, где время не подчиняется мерному ходу механизмов. Вчера – будущее, завтра – прошлое. Мы были превыше богов и за гранью реальности. Теперь вам захотелось «настоящей» жизни. Наш мир слишком мал, он не вмещает в себя фирму Антона Чегони. Она, несомненно, важней, нежели все миры и галактики, а главное – намного реальней…
Знаешь, чего я всегда старался избегать? Реализма! Нет ничего страшней и опасней. За ним, как правило, кроется пустота, или того хуже – Мораль! Ты должен быть как все – или твое место в сумасшедшем доме. Не выделяйся – или тебя вырвут с корнем. Смерть инакомыслящим! Проклятие! Почему я не демиург? Я сумел бы изолировать хотя бы десятую часть мира от реалистов. Я бы выстроил стену высотой в сто локтей, а сверху рассадил химер, грифонов и драконов, что бы они плевались огнем во всякого, кто приблизится к обетованной земле, хоть на милю.
А ренегатов я клеймил бы страшным заклятием – никогда не помнить своих снов. Чтобы даже ночью не могли они вернуться в утраченный рай, что бы ни капли чудесного эликсира не было похищено из наших родников.
Ты хочешь последовать за Еленой? Иди! Я не демиург, у меня нет власти над вами. А мои слова ничего не изменят. Я останусь здесь, и буду заново возводить разрушенный вами храм. О, он будет еще прекрасней прежнего!

Людвиг выходит во вторую боковую дверь.
Тери: - Он очень расстроился…
Олаф: - Еще бы. По сути он является душой нашего театра.
Тери: - Как нелепо все получилось… Но ведь можно взять и другую актрису на место Елены?
Олаф: - Можно.
Тери: - Ведь вы не собираетесь уходить, не правда ли?
Олаф: - Меня же не ждет там Антон Чегони. Нет, я не собираюсь уходить. Я слишком привязан к своему брату. Он часто настолько увлекается своей игрой, что должен же быть кто-то, кто остановит его на краю оркестровой ямы.
Тери: - Может, мне стоит поговорить с Еленой? Я бы попыталась уговорить ее, остановить…
Олаф: - Не советую. Она не согласится.
Тери: - У меня есть, что ей сказать. Я знаю Антона.
Олаф: - Что же он за человек? Подлец?
Тери: - Если бы! Он просто никакой.
Олаф: - После чересчур перченой пищи пресное идет за экзотику.
Тери: - Она очень быстро поймет, что рядом с ним такая тоска – хоть волком вой. И фирма его, и вся его жизнь – тоска и скука. Елена сбежит от него через неделю и вернется в театр.
Олаф: - Вы недооцениваете ее амбиций. Даже если ей придется не сладко, она ни за что не сдастся, скоре наоборот. Она решила доказать нам на что способна – мы теперь ее публика. Елена все-таки актриса, и неплохая актриса, она перевоплощается до похолодевших кончиков пальцев, до побелевших губ – а ведь этого из зала не видно… Она не просто уходит, она играет роль девушки, уходящей из театра. Вы говорите, она быстро разочаруется в своей новой пассии… Конечно, неплохо, когда партнер твоего уровня, но хорошему актеру ничего не стоит вытянуть скверную пьеску с бездарными статистами.
Тери: - Что же делать? Неужели ее никак не убедить?
Олаф: - А стоит ли?
Тери: - Конечно! Людвиг не простит ей, если она сейчас уйдет! И ей это не принесет радости. Уж я-то знаю.
Олаф: - Что ж, попытайтесь остановить ее, может у вас и выйдет. Не мне же к ней идти.
Олаф выходит.

Картина III

Тери подходит к двери, куда ушла Елена, нерешительно поднимает руку, чтобы постучать, отдергивает ее. Дотрагивается до ручки двери, отступает. В это время за ее спиной поворачивается кресло, в нем сидит Елена.
Елена: - Ты не ко мне?
Тери (в растерянности смотрит на нее, затем приходит в себя): - Я, собственно, хотела…мне было нужно спросить…но это не к спеху.
Елена: - Ты справишься.
Тери: - С чем?
Елена: - С главной ролью в твоей пьесе. Ведь ты из-за этого пришла?
Тери: - Нет…то есть, да…я не смогу, я не справлюсь.
Елена: - Вздор, чепуха. Подойди-ка ко мне. Встань ближе к свету. Подними голову, выше. Теперь посмотри на меня. Шаг влево. Вправо. Теперь – назад… Замри. Отлично! Ты послушна, податлива – Людвиг в два счета вылепит из тебя готовую приму.
Тери: - Я, наверно, не вовремя. Вы сейчас раздражены…
Елена: - Разве? Ты меня путаешь с теми двумя красавчиками. Это им нужно сочувствие и понимание. Я своей жизнью довольна. Теперь довольна. Или ты считаешь, что я совершаю ошибку?
Тери: - Нет, но…
Елена: - Вот видишь! Я удачно нашла в жизни освободившуюся нишу и собираюсь ее обустроить со всевозможным комфортом. Мне надоело играть королев в перелицованных карнавальных платьях и бриллиантовой диадеме из настоящего бутылочного стекла. Я считаю, что достойна большего.
Тери: - Но вы же были счастливы здесь! Олаф сказал – вы великолепная актриса. Неужели вам не жаль отказаться от своего призвания?
Елена: - Ах, Олаф так сказал? (Принужденно смеется). Он просто пошутил. Или преувеличил. Я обычная посредственность. Уж себе-то цену я знаю. Все что у меня есть – внешность Барби и трудный характер. Знаешь, Тери, нам трудно понять друг друга. Для тебя жизнь закулисья – чудесная сказка. Но нельзя вечно жить праздником. Обойтись без мебели день-другой даже забавно, но вечно существовать в мире, где сложенные пледы являются столом, постелью и стулом, ты бы вряд ли захотела. Декорации хороши только с лицевой стороны, при свете ночных огней. Днем они не выдерживают критики. Так что бросать мне особо нечего. Не огорчайся, но твоя миссия безнадежна.
Тери: - Жаль. Я думала, между нами много общего…
Елена: - Например?
Тери: - Я тоже уехала в свое время из дома.
Елена: - Да, это сильно сближает.
Тери: - И с Антоном я прожила пять лет.
Елена: - От него ты тоже сбежала?
Тери: - Нет. Мы решили расстаться. Я не могла дольше терпеть. Он хороший, добрый, по-своему. Только… Ему нужна такая женщина, как вы. Решительная, энергичная, не обращающая ни на что, кроме себя внимания.
Елена: - Видите, как удачно получилось. Каждый получит то, что заслужил.

Тери медленно проходит через комнату. Возвращается к Елене. Смотрит на нее, затем садится перед ней на корточки, заглядывая в глаза.
Тери: - Удивительно. Наш разговор… Это совсем не то, что я себе представляла. Почему ты получилась у меня такой? Я никогда не отличалась ни жестокостью, ни решительностью… Ты совсем на меня не похожа. Мы – точно две противоположности. Если когда-то я и ушла из дома – то только из-за неуверенности в себе, ты же не хочешь остаться из-за излишней самоуверенности. Я согласилась жить с Антоном, полагая, что смогу полюбить его, тебя устраивают деловые отношения. Неужели я хотела видеть тебя такой?
Елена: - Возможно, некоторых моих недостатков тебе не хватало, чтобы стать счастливой. А может, на моем фоне ты выглядела более положительной? Тебе видней.
Тери: - Ты всегда была самой упрямой из моих кукол. Я никогда не решалась диктовать тебе свою волю, а если и решалась, то игра не шла. Да, наверно, в чем-то я хотела походить на тебя – раскаиваться из-за совершенного поступка, не из-за упущенной возможности его совершить. Но еще лучше – пойти на него без оглядки, без угрызений совести, без предварительных истерик и полуобморочного состояния, когда от страха все тело становиться ватным. А главное – без чувства вины. Знаешь, если я сажусь первой в салон автобуса, то выбираю самое неудобное место.
Елена: - Почему?
Тери: - Чтобы на него не пришлось сесть никому другому. И когда в магазине продавщица не обращает на меня внимания, я никогда не решусь ее окликнуть, вдруг она на меня накричит… Теперь понимаешь, чего мне стоило пойти к тебе просить о помощи? Ты ведь такая невозмутимая, уверенная в себе. Это, наверно, очень хорошо. Ты легко устроишься в свободной нише, а если она окажется занятой – тем хуже для тех, кто не успел посторониться. Ты не позволишь себя растоптать и добьешься в жизни больших высот…Только стоит ли начинать с предательства?
Елена: - Ты имеешь в виду Людвига?
Тери: - Я имею в виду, что дружба стоит гораздо дороже, всего, что ты сможешь получить. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.
Елена: - Почему именно я?
Тери: - Потому что, тебе я доверяла все свои тайны и мечты, даже те, которые не говорят вслух. Потому что ты видела, мои слезы от обид и предательства. Потому что ты была моим другом долгие годы. И, надеюсь осталась им.
Елена (поднимаясь из кресла): - Ты не хочешь, чтобы я ушла?
Тери: - Ты поступишь как сочтешь нужным. Но бросить сейчас своих товарищей в безвыходной ситуации…Я уверена, ты этого не сделаешь.
Елена: - Ты в этом уверена?
Тери: - Да! Ты должна позаботиться о них. Может, начнешь репетировать с какой-нибудь начинающей девочкой, подготовишь ее на две-три роли. Тогда твой уход не будет столь болезнен.
Елена: - Значит, ты согласна?
Тери: - Но причем здесь я?
Елена: - Нет уж, моя милая, если я и решу поделиться своими секретами, то только с близким человеком. Хочешь, чтобы я осталась на некоторое время в театре? Оставайся и ты.
Тери: - Я серьезно – не выйдет из меня ничего. Я не смогу!
Елена: - С такими учителями, как Людвиг и я? Ты нас недооцениваешь. Людвиг! Людвиг! Иди сюда!
Оглядывается, замечает лежащий на столике пистолет, берет его и палит в воздух.

Картина IV
Входят Людвиг и Олаф.

Олаф: - Нападение или самооборона?
Елена: - Мы с Тери обо всем договорились.
Людвиг: - Это утешает. О чем же?
Елена: - Разрешите представить вам новую актрису нашего театра. Прошу.
(выводит Тери на передний план)
Олаф: - Ле руа амор. Вив а ле руа.
Людвиг: - Так. Дамы нашли общий язык и в наше отсутствие произвели передел королевства. Очаровательно.
Елена: - Тери согласилась заменить меня на какое-то время в театре.
Людвиг: - Ах, вот как? Тогда все в порядке.
Тери: - Это идея Елены…
Олаф: - Сразу чувствуется.
Елена: - Давайте начнем репетировать! Я задержусь на пару недель, чтобы ввести Тери в курс дела. Тери, сценарий у вас с собой? Отлично, устроим читку прямо сейчас.
Людвиг: - Минуту. Можно вставить слово? Ты больше не являешься членом нашего сообщества, и твой голос вряд ли может считаться даже совещательным. Конечно, я очень тронут самопожертвованием Тери, этот поступок делает честь ее душевным качествам, вот только принять эту жертву мы не можем.
Олаф: - Людвиг, я надеюсь, ты знаешь что делаешь?
Людвиг: - Конечно! Убей бог, но я не вижу смысла принимать в труппу девушку, приехавшую в наш город на несколько дней. Каковы бы ни были ее душевные качества.
Елена: - Она может задержаться…
Олаф: - Тебе не кажется, что ты говоришь от чужого имени? Тери сама решит, как ей быть.
Елена: - Так вам нужен кто-то на мое место или нет? Можно подумать у вас есть выбор!
Людвиг: - Выбор всегда есть.
Елена: - Ну и отлично. Видите, Тери, вы напрасно волновались. Они оказывается, вовсе не нуждаются в наших услугах. Вы их не устраиваете. Ничего другого, к сожалению, предложить мы не можем.
Тери: - Я ведь действительно даже не профессиональная актриса.
Людвиг: - Можно подумать, что, будь вы профессиональной актрисой, вы бы остались в городе!
Тери: - Если бы я поняла, что действительно могу помочь вашему театру – я бы задержалась до тех пор, пока бы вы не нашли на мое место кого-нибудь получше.
Людвиг: - А вы это понимаете?
Тери: - Нет.
Людвиг: - Вот видите!
Тери: - Откуда мне знать, выйдет у меня или нет, если я никогда раньше на сцене не играла?
Олаф: - Резонно. Почему бы не рискнуть? Людвиг – давай попробуем для начала что-нибудь простенькое.
Людвиг: - Басню или сценку из детского утренника?..
Олаф: - А что если попробовать… (подходя к Тери) – Это ваша рукопись? Можно взглянуть? (берет у нее листки, перелистывает, начинает читать).
Людвиг: - Что там?
Елена: – Ну вот, полное погружение. (Олаф делает отстраняющий жест, продолжает читать). Может, почитаешь вслух? Нам тоже интересно.
Тери (испуганно): - Это, в сущности, черновик. Недоделано ещё. Много повторов. И почерк у меня неразборчивый…
Елена: - А женская роль там есть?
Тери: - Конечно.
Елена: - Сильно отрицательная?
Тери: - Нет. Да. По-разному.
Людвиг: - Похоже, Олафа нам не дозваться. Что будем делать?
Елена: - Не знаю. Тебе решать. Мой голос даже не совещательный.
Людвиг: - Ты сама выбрала. А вы, Тери, что скажите?

Тери, тревожно наблюдающая за читающим Людвигом, нервно вздрагивает.
Тери: - Вы что-то спросили?
Людвиг: - Который час?
Тери: - (машинально оглядываясь) – Скоро 12 (опять смотрит на Олафа). На третьей странице нужно укоротить монолог. И финал… Я не уверена…
Людвиг: - Не уверена, не знаю, не справлюсь…Хоть на что-нибудь ты способна! У медузы больше твердости. Ах, пожалуйста, решите за меня! Я не знаю с чего начать…Делайте из меня что угодно, хоть актрису, только не заставляйте принимать решение самостоятельно. Это не мы куклы – ты, причем тряпичная марионетка, набитая соломой.
Тери: - Почему ты на меня кричишь? Что я сделала?
Людвиг: - Сделала? А ты способна что-то сделать? В лучшем случае, кинуться к двери и сбежать – вот наивысшее проявление мужества в твоем случае.
Тери: - Я согласилась принять участие в вашей игре.
Людвиг: - Какая честь, миледи! Сколько самопожертвования. А главное, сколько усилий вам пришлось приложить…
Елена: - Что ты привязался к Тери? Она согласилась играть в нашем театре, что тебе ещё?
Людвиг: - Она согласилась? Долго тебе пришлось ее уговаривать? Надеюсь, ты была убедительна? Ты дала ей почувствовать, какую мертвящую пустоту оставляешь за собой, в какую бездну повергаешь друзей своим уходом? А про жизнь среди декораций и мир иллюзий – про это ты не забыла сказать?
Тери: - Слушай, я начинаю понимать Елену. С твоим характером…
Людвиг: - С твоим отсутствием характера…
Олаф: - Хватит орать. Людвиг, прочти. Это, кажется, очень здорово (протягивает часть листов Людвигу. Тот мрачно смотрит на Тери, но берет их, садится в кресло, Елена устраивается на подлокотнике, читать через плечо). Вы написали это для нас?
Тери: - Я не уверена…(осекается) Да, для вас.
Олаф: - Мы сыграем вашу пьесу!

Картина V
Та же комната. Тери, Олаф, Елена и Людвиг с листами текста в руках сидят в живописных позах. Только что была репетиция. Елена обмахивается листом, как веером.

Людвиг: - Что мне во всем происходящем нравится – это налет благородного безумия.
Елена: - Но ведь неплохо получается, согласись, неплохо!
Людвиг: - Против ожидания.
Тери: - У меня такое ощущение, что это самый прекрасный Новый Год в моей жизни. Даже голова кружится, как от шампанского.
Людвиг: - Диагноз – головокружение от успехов. Лечится небольшой порцией здоровой критики.
Тери: - Тебе не удастся испортить мне настроение. Я по-настоящему счастлива впервые за столько лет! Господи, ну почему я раньше не вернулась!
Людвиг: - А кто-то не хотел давать нам свою пьесу, терзал ее в дрожащих лапках, бормоча про суровый подход к детям.
Тери: - Я была полной дурой. Я же не знала, как вы играете! Вы, наверно, способны сделать шедевр из чего угодно. Людвиг, ты гений. Вы же вывернули мою рукопись бог знает каким образом. Вы вложили в простые слова столько смысла, столько чувства…
Олаф: - Текст был ваш, мы ничего не меняли.
Тери: - В таком случае, я сама не знала, что пишу. У меня был прорыв (поворачивается к Людвигу) Но как же ты хорошо меня знаешь…Ты вложил в эту пьесу все то, что жило во мне, терзало и мучило, не давая спать. То, что я знала и то ,о чем мне еще предстояло догадаться, все страхи и дерзкие замыслы, все! После такого уже не создать ничего больше – все уже сказано.
Людвиг: - Будто уж? Небольшая пьеса с незатейливым сюжетом, и тебе больше нечего сказать? Не разочаровывай меня.
Тери: - Может быть когда-нибудь потом…Давайте выпьем, а? Праздник все-таки. У меня в вещах была бутылка шампанского.
Олаф: - Я принесу (выходит).
Тери: - Как вы играете! Вы просто живете на сцене. Ни одного лишнего жеста, ни зтени фальши в голосе – и сколько чувств!
Людвиг: - Мы профессионалы. Мы действительно живем на сцене. Любим, ненавидим. Все, как написано в пьесе.
Тери: - В моей? Вот уж не уверенна. Ты изменил ее.
Людвиг: - Нет. Как бы я мог?
Тери: - Не знаю. Я ничего о тебе не знаю. Только то, что ты способен зачаровать словами, заставить двигаться с грацией, невозможной в обычной жизни, подчинить себе полностью, точно от твоей простертой руки скользят невидимые нити, приводящие в движение фигурки на сцене. Ты знаешь, что вызовет слезы, а что - отвращение, как достичь высокой ноты отчаяния и когда ее следует оборвать, что бы еще страшней зазвучала наступившая тишина. Ты настоящий Демиург…Ты создатель.
Людвиг: - Я всего лишь кукла. Я только то, что ты хочешь увидеть.
Тери: - Неправда! Ты свободное существо.
Людвиг: - Просто ты узница собственных подземелий. Тери, ты заперла себя в маленькой полуслепой квартирке десять лет назад. Отправляясь в свой мнимый путь, ты забыла самое главное – открыть дверь. Вместо того, чтобы выйти наружу, решительно шагнула…на месте. Ты запретила себе творить, мечтать, даже смотреть, потому что если бы ты открыла глаза, то сразу бы увидела – ты никуда не уезжала, ты по-прежнему здесь, за закрытыми створками шкафа. Десять лет ты не жила, не дышала, и вот твой первый вздох – твоя пьеса. Не уступай никому права на авторство ее достоинств или недостатков. Тебе предстоит научиться дышать полной грудью, без мучительных спазмов и головокружения от свежего воздуха. Ты о себе и десятой доли не знаешь, что же касается твоего творчества, извини, но ты к нему относишься как пансионерка, родившая негритенка - с боязливой нежностью, изрядной долей вины и растерянностью. Ну, смелей! Скажи – мне кое-что удалось. Тебе же самой понравилось.
Тери: - У меня…получилось. И мне, действительно, понравилось.
Олаф (внося бокалы с шампанским): - Прошу вас.
Тери: - За возвращение!
Елена: - За начало нового тысячелетия и новой эры!
Тери: - Но как же вы все-таки играете!.. Ничего подобного даже вообразить не могла.
Людвиг: - Хм…
Тери: - Елена просто неподражаема. Нечего и думать, что бы найти ей замену.
Елена: - Спасибо. Даже обидно.
Олаф: - И что же тебе обидно?
Елена: - Уходить, когда появилась по-настоящему хорошая вещь. Я знаю, как бы я сыграла…
Тери: - Так, может, не торопиться?
Елена: - Ах, не искушайте меня!
Олаф: - Желание дамы – закон.
Елена: - Спасибо за любезность. Ты всегда был готов поддержать меня в трудную минуту.
Олаф: - На тебя трудно угодить. Когда с тобой споришь, это тебя выводит из себя, соглашаешься - злишься тоже.
Елена: - Знаешь, одна мысль о том, что в скором времени ты перестанешь мозолить мне глаза, способна поднять мне настроение на весь грядущий год.
Тери: - Елена, зачем ты так!
Елена: - Затем, что наши с тобой представления об идеальном мужчине сильно расходятся. Не знаю, как он умудряется производить хорошее впечатление на других, но я его насквозь вижу, все его лицемерные штучки. За галантными манерами скрываются бескрайние пустоты арктического эгоизма.
Олаф: - Кто бы говорил…
Елена: - Да, я эгоистка, но я хотя бы способна испытывать простые человеческие чувства. Я злюсь, увлекаюсь, ненавижу, радуюсь. А ты… Легко изображать холодное достоинство, если изнутри тебя кусок льда. Ты – настоящий идол, причем самодостаточный, тебе даже толпы поклонников не нужно. Сам себе ценитель.
Людвиг: - Вроде в бокале было обычное шампанское…
Олаф: - Не мешай ей. Уходя нужно расставить все точки над «и». Зачем уносить с собой груз накопленной досады и желчи? Давай, Елена, выкладывай, какие мои недостатки отравляли твое безмятежное существование все эти годы? Чем я умудрился омрачить ясный небосклон твоего Эдема?
Елена: - Слишком много чести. Ты меня и как партнер-то не слишком устраивал, а уж как зритель… мне нечего уносить с собой – я просто тебя забуду. И без особого труда.

Елена выходит в боковую дверь. Олаф смотрит ей в след, затем спокойно собирает бокалы на поднос, выходит в другую дверь.
Тери: - Она не хочет уходить. Людвиг, не отпускай ее! Она просто дурочка…Как же я сразу не поняла!
Людвиг (осторожно): - Со стороны, конечно, виднее. Что навело тебя на такую мысль?
Тери: - Да ВСЁ! Ее слова, ее голос, взгляд… Это же так очевидно! Бедная девочка! С ее-то гордостью и независимостью. Она же никогда не признается!
Людвиг: - Даже под пытками. А…в чем она должна признаваться?
Тери: - Неужели ты не видишь? Она любит Олафа.
Людвиг: - Да что ты?! А впрочем…удачный поворот. Годится.
Тери: - Уверена, он тоже к ней неравнодушен.
Людвиг: - Это уж обязательно.
Тери: - Его манера вечно задирать ее…
Людвиг: - Старался привлечь внимание.
Тери: - Злоба, когда она заявила об уходе…
Людвиг: - Ревновал, как пить дать.
Тери: - Просил меня поговорить с ней…
Людвиг: - Ох уж эти влюбленные, все таковы.
Тери: - Но что же нам делать?
Людвиг: - Сейчас вернется Олаф – раскрути его. А я покараулю Елену. Как только дашь мне знак, я ее впихну сюда. Пусть объясняться.
Тери: - Давай.

Людвиг подходит к двери, куда ушла Елена, и затаивается там. Входит Олаф. Тери решительно направляется к нему.
Тери: - Иди сюда! (Олаф недоуменно смотрит на нее). Иди сюда быстрее! (Олаф нерешительно приближается). Слушай меня внимательно. Ты сейчас пойдешь к Елене и убедишь ее остаться.
Олаф: - Я?
Тери: - Да, ты. Не делай такого лица, мы не на сцене. Может, я и не могу похвастать обширным опытом в этой области, но будем считать, что у меня озарение. Ты хочешь потерять ее навсегда? Ты готов отказаться от женщины, которую любишь? Так почему ты еще здесь, я не понимаю?
Олаф: - В таких делах каждый делает свой выбор сам.
Тери: - И каков твой? Отступить без боя? Лишить и себя и ее возможности жить счастливо? Как великодушно! Сразу чувствуется, сколько в тебе самопожертвования и благородства. Только за чей счет? Послушай меня, упрямый осел.
Когда-то, когда я еще жила в этом доме, мне очень нравился один из моих друзей. Впрочем, я думаю, ты должен его помнить. Самый веселый, самый талантливый. Любила ли я его? Тогда я бы сказала, что нет, а сейчас…Никогда, ни до, ни после, мне не удавалось подойти так близко к настоящему чувству. Я смотрела на него, как на воплощение всех земных достоинств. Когда он входил в комнату – все становилось каким-то иным, более уютным, что ли. Если мы шли по улице – я не замечала, какая погода, она была замечательной и в ноябре, и в мае. С ним мне не надоедало говорить даже о пустяках. Как мне бы хотелось, чтобы и для него я значила больше, чем просто приятельница! Возможно, так оно и было, ведь он приходил ко мне чаще, чем к другим моим подругам. Я тоже, наверно, нравилась ему…Об этом я могу только догадываться. Ты знаешь меня – разве я могу сделать первый шаг?
Он так и остался моим другом. А потом я уехала. Жила с человеком с которым не о чем было говорить, чье присутствие в комнате обозначалось только пощелкиванием компьютерной мыши да кликами клавиатуры, и за окнами его дома всегда серело сентябрьское низкое небо.
Олаф, пожалуйста, подумай сейчас не о своей гордости, подумай о Елене. Ты сильнее ее, потому что можешь сделать первый шаг. Она так часто показывала тебе свои чувства, пора хоть немного оттаять и проявить какие-то свои в ответ. Сто раз на дню она пыталась привлечь твое внимание, задевала тебя, искала взгляда – а видела лишь насмешки да ледяное безразличие.
Олаф: - Мне кажется, ты ошибаешься.
Тери: - Считай, что я этого не слышала. Ты просто обязан все ей сказать. Немедленно. Или ты просто трус.
Олаф: - Серьезное обвинение.
Тери (делает знак Людвигу, тот скрывается за дверью): - Отлично! Я знала, что ты меня не подведешь. Главное, не дай ей заговорить себя. Это недостаток всех сирен и их основная беда. Она должна тебя выслушать. Поэтому первая фраза должна сбить ее с ног и оглушить хотя бы на несколько секунд. А впрочем, кого я учу…

Дверь открывается, оттуда выходит озадаченная Елена. Тери поспешно ускользает в сторону, где и занимает наблюдательный пост на краю сцены. Елена оборачивается на следующего за ней Людвига. Тот знаками всячески показывает на Олафа и выражает свою непричастность к происходящему, после чего устраивается зрителем с другого края рампы. Елена нерешительно подходит к Олафу.
Олаф (резко обернувшись к Елене): - Падите, вороны, как туча, ниц на долы!

Елена садится, даже скорее рушиться в кресло.
Олаф: - Вот так. А теперь послушай меня. Не думаю, чтобы я с лёту смог связно выдать такой текст без предварительной репетиции, но раньше мне это как-то не удавалось, а в будущем подобные возможности скорей всего не представится, поэтому уж как получится. Если захочешь вставить реплику – сдержись, считай, что я произношу монолог. Хорошо? Нет! Не говори ничего – раз начав, ты уже не остановишься. Просто кивни (Елена кивает). Тогда вперед.
Ты очень талантлива. Тери абсолютно права, когда говорит, что найти тебе замену невозможно, а ведь она толком еще ничего не видела. Разве ей довелось наблюдать метаморфозы, на которые способна ты? Минуту назад кипящая от негодования, с недовольной гримасой, похожая скорее на химеру, чем на миловидную девушку – внезапно ты распахиваешь глаза во всю ширь. Лицо меняет даже свои очертания; скулы, подбородок, губы – все излучает нежность, одухотворенность. Какая страсть в голосе, сколько застенчивой грации в потупленных ресницах! Это потрясающе. Кажется, ты просто выходишь из обыденного облика, как из тесной каморки в залитую светом гостиную, или сбрасываешь чары заклятия, из льда становишься огнем, из пустыни – райским садом. Зрелище великолепное. Ошеломляет.
Но знаешь, что самое обидное? Что я никогда не видел этого. Да, не удивляйся. Когда ты смотрела сквозь пелену слез на сцене рядом с тобой замирал от сочувствия Зигфрид, Сирано, Ромео, Ланцелот – но не я. О том, как ты можешь согревать взглядом, знают и граф Орлов, и Генрих III. Петручио и Александр Великий могут поручится за то, что страсть твоя также неистова, как и гнев, а про насмешливый нрав лучше расспросить Мерлина и Лестэра. И только я один могу лишь строить догадки, почему твои глаза принято считать голубыми, если они неизменно свинцово-серые.
Ты справедливо возразишь, что я вне образа тоже не отличаюсь приятностью. К сожалению, это верно. Из всех недостатков нашей создательницы мне достался самый неподходящий для героя – маниакальная застенчивость и нерешительность, доведенная до абсурда. Когда я пытаюсь преодолеть ее, выходит черт знает что, какая-то помесь бультерьера с мальтийской болонкой. Причем на сцене ничего подобного в помине нет. Но на сцене нет и меня. И вот сегодня мне бы хотелось говорить от своего имени.
Я не буду убеждать тебя остаться. Я не верю, что смогу найти подходящие слова или заставить тебя отказаться от уже обнародованного решения. Я даже не знаю, права ты или нет. Но прежде, чем ты уйдешь, я хочу, что бы ты знала – когда бы тебе ни понадобилась помощь, ты можешь на нее рассчитывать. Не обращай внимания на слова Людвига, он говорил в гневе и не от сердца. У тебя есть куда вернуться, и тебя будут там ждать. Никто никогда не займет твоего места. Будем считать, что ты просто отправилась на долгие гастроли, покорять Новый Свет. Если даже они затянутся на много лет, не беда. Ты же знаешь, мы умеем ждать. Возвращайся.
Ну вот, теперь я действительно вижу, как меняется цвет твоих глаз. Если это еще не июнь, то, безусловно, февраль уже закончился. Ради этого стоило набраться мужества. Как приятно стоять под лучами твоих глаз… Они согревают. Если ты не против, я еще немного погреюсь, прежде чем ты уйдешь.
Елена: - Но почему раньше ты никогда не говорил со мной так?
Олаф: - Потому что боялся увидеть в ответ холодный блеск декабрьского, морозного утра. Ведь тогда пришлось бы уйти мне. Навсегда.
Елена: - Но почему?
Олаф: - Это спрашивает меня женщина, которая сотни раз выслушивала признания от самых разных героев, в самых невероятных словах.
Елена: - Их слушала не я – Елизавета, Катарина, Дженевьева… А мне никто и никогда ничего такого не говорил.
Олаф: - Я трижды дурак. Ты совершенно права, называя меня эгоистом. Но у меня есть шанс исправиться. Елена, ты самое восхитительное существо по эту и ту стороны вымысла. Я всегда любил тебя и всегда буду любить, что бы не случилось и как бы не повернулась судьба. Я подписываюсь под всеми признаниями, произнесенными на этой сцене, добавляю к ним свои собственные слова. Я люблю тебя, Елена!

Елена встает на встречу Олафу и целует его. Свет меркнет, они пропадают. Остаются только две освещенные фигуры на первом плане -–Людвиг и Тери.

Картина VI
Людвиг и Тери медленно идут на встречу друг другу.

Тери: - Я всю жизнь мечтала услышать подобное признание от кого-нибудь, а услышала от себя самой…
Людвиг: - Согласись – эффект от этого не стал меньше.
Тери: - Соглашусь. Я вообще сейчас соглашусь с чем угодно. Ты на редкость убедителен, Людвиг, сотворитель иллюзий.
Людвиг: - А ты непоследовательна, Демиург. В начале вечера ты заявила, что не веришь не в дружбу, не в любовь, а затем воссоздала и то и другое с потрясающей достоверностью. Нет?
Тери: - Да.
Людвиг: - Так во что же ты веришь?
Тери: - Во все.
Людвиг: - Наконец-то! Заметь – ты изменилась. Еще недавно ты бы ответила: не знаю, не уверена, возможно.
Тери: - Да, я изменилась. А они? (Кивает в сторону комнаты).
Людвиг: - Думаю, что да. Ты выполнила их желание, дала им то, без чего они не могли быть счастливы.
Тери: - Так что же, игра закончена?
Людвиг: - Почти.
Тери: - Осталось последнее желание. Твое.
Людвиг: - Сущая безделица.
Тери: - Ты не сказал, в чем оно заключается.
Людвиг: - А они разве сказали?
Тери: - Нет. Я просто поняла, чего им не хватает. С ними проще. Так что же нужно тебе?
Людвиг: - Догадайся. (Подходит к ней вплотную).Разве я не такое же твое создание? Ты вложила в меня душу, научила играть. Говорят, мы с тобой даже внешне похожи. Подумай, чего бы хотела ты, если бы оказалась бы на моем месте.

Тери в невольном смущении опускает глаза, но затем, наконец, решившись, целует Людвига в щеку. Тот смеется. Медленно зажигается свет. В двух креслах сидят Елена и Олаф, внимательно наблюдающие за происходящим.
Людвиг: - Ты все-таки неисправимый романтик! Я сразу понял, десять лет рутины тебя не испортят. (Тери резко отстраняется). Не сердись. Попробуй еще раз.

Девушка отворачивается, но, невольно улыбнувшись, возвращается к Людвигу и пристально смотрит на него.
Тери: - Ты хочешь…чтобы я…осталась…Правильно? Но зачем?
Людвиг: - Неужели ты не понимаешь? Ты часть нашего мира. Мы – часть тебя. Мы хотим того же, что и ты.
Тери: - Так это я хочу остаться?
Людвиг: - Скажем так – это наше обоюдное желание. Только я настроен немного решительней, так как у меня было десять лет, чтобы  его сформулировать. Подумай, Тери, зачем тебе было возвращаться в пустую квартиру в ночь под Новый Год, если бы ты в глубине души не хотела бы встретить там нас и услышать эти слова?
Ты пыталась стать счастливой, перестав быть собой, сколько сил потратила на это. И что? Разве хоть раз ты была там счастлива так же, как здесь, в этой комнате? Ты пыталась изменить себя вместо того, чтобы понять, кто же ты на самом деле.
Тери: - И кто же я? Постой…Я поняла. О Господи! Все же так просто! Я давно чувствовала это, но не решалась сказать.

Олаф и Елена встают из своих кресел и медленно подходят к Тери.
Тери (к Людвигу): - Ты все это знал? Еще тогда, когда я была ребенком, и придумывала страшные и смешные сказки, где путались сюжеты разных книг и мои собственные вымыслы? Когда я мучилась из-за своей непохожести и боялась быть такой же, как все? И тогда, когда сбежала из дома, поняв, что мне никак это не удается? Откуда ты все это знал? Ты…Ты тоже был когда-то…
Людвиг (подносит ей палец к губам нежным и таинственным жестом молчания): - Век куклы иногда бывает очень долог, гораздо длиннее века ее хозяина. Любимые куклы редко умирают, а уж откуда они берутся– об этом не принято говорить в детских сказках со счастливым концом.
Тери (поворачиваясь к куклам): - Так значит, весь сегодняшний вечер был розыгрышем? И уход Елены, и признание Олафа…
Людвиг: - Безусловно. Мы разыграли сцену из твоей новой пьесы. Неплохо?
Тери (берет листки): - Но этого здесь нет!
Людвиг: - А разве для того, чтобы создать пьесу, необходимо обязательно записать слова на бумаге? Не лучше ли вложить их в уста живых персонажей, увидеть воплощение своего замысла миную репетиции и черновую правку?
Елена: - Останься с нами! Ты будешь придумывать для нас чудесные пьесы с самыми невероятными сплетениями судеб.
Олаф: - Сколько миров откроются перед тобой: и Древний Рим, и Восток, и средневековье, - все, о чем ты мечтала. Ты сможешь прожить сотни различных судеб, быть кем захочешь, любить, ненавидеть, страдать, возрождаться.
Елена: - Останься! Я всегда мечтала о настоящей подруге. Думаю у меня получилось бы. Мы бы задали жару всем скептикам и циникам, утверждающим, что время сильных страстей давно в прошлом!
Олаф: - Демиург не должен бросать созданный мир на произвол судьбы. Иначе его создания почувствовав себя покинутыми, начнут воздвигать ереси, искажая истинное учение, и утратят смысл существования. Разве не так?
Людвиг: - Не уговаривайте ее. Все, что мы можем ей сказать, она уже давно сказала себе сама. Теперь пусть решает.
Тери: - Ты прав, Людвиг, я – неисправимый романтик. Я могу быть счастлива только в Игре, я жила для Игры, я создана для Игры. Я хочу иметь такую подругу, как Елена, знать, что в трудную минуту рядом всегда окажется Олаф, слышать твои слова и видеть твой загадочный взгляд.
Людвиг: - Ну вот, теперь мы действительно подошли к финалу. В Новый Год все желания должны сбываться. Осталось только одно желание. Последнее. Твое.
Тери: - Я хочу остаться с вами. Я хочу играть вечно. Я хочу стать КУКЛОЙ!

Кресла поворачиваются. Их уже четыре. Олаф, Елена, Людвиг садятся в свои кресла, Тери – в свободное. Они откидываются на спинки и замирают. Кресла медленно поворачиваются. Через некоторое время они оказываются вновь повернутыми к зрительному залу. Но теперь в них сидят небольшие куклы.

Картина VII
Раздается звук открываемой ключом двери. Входит молодая женщина с сумкой. Уходит в боковую комнату. Через некоторое время звонят в дверь. Пришедшая бежит открывать. Входит мужчина. Они целуются. Он садится в одно из кресел, вытаскивает из под спины куклу, вертит ее в руках. Она уходит в боковую дверь и возвращается с подносом на котором стоят бокалы.

Она: - С Новым Годом!
Он: - С Новым Годом! Похоже, все налаживается.
Она: - Тетя сказала, что мы сможем жить здесь столько, сколько нам потребуется. Представь – своя спальня.
Он: - Да! И гостиная.
Она: - И комната для детей!
Он: - А кто в этих хоромах жил раньше?
Она: - Моя двоюродная племянница. Она давно уехала в другой город, вышла замуж. Я ее почти не знала. Наверно, это ее куклы. Они тут повсюду.
Он: - Эта, например, страшная гордячка, посмотри.
Она (берет из кресла другую куклу): - А эта – мечтательница и тихоня.
Он: - Вот Лерка и Белка обрадуются!
Она: - Ты думаешь, им можно давать этих кукол? Они все-таки не наши.
Он: - Куклы, моя милая, существуют для того, чтобы в них играли. Посмотри, он со мной согласен.
Она: - Ты прав. У меня такое ощущение, что наша жизнь теперь совершенно изменится.
Он: - В ней будет больше романтики.
Она: - И фантазии.
Он: - И любви.
Она: - И волшебства. (Целуются). Ой, они смотрят.
Он: - Ничего. Им нравиться. По-моему, они наши сообщники.
Она: - А вдруг они оживут? Помнишь сказку о Щелкунчике?
Он: - Новогодняя ночь кончилась. Им придется немного подождать.
Она: - Ну, ждать они умеют.

Новые хозяева уходят в боковую дверь. Кресла медленно поворачиваются. Свет гаснет.