Какими не должны быть письма, но бывают

   за семью цветами он увидел спектр пошире. за семью цветами - охапку букетов. бумажник набухал, в нем протекала мелочь. бесполезно ступая по мостам (по одному на каждый шаг), Ирвин - героев было принято окрещать странными именами - шагал мыслью в семь раз дальше, и оказывался на других, нет, не планетах, планеты это лишь один множитель шага мысли; он был в других мировосприятиях, которые не вопринимали не то что трехмерного, например, пространства - они не вспринимали вообще понятия Измерение. что уж говорить о звуках и о том, как звучит Дайменшн или Дименсион, или другой вариант этого слова, если не существовало не только языка - не было понятия Звук. не было Понятий. в иных мирах не существовало и сознания. соответственно, не было ощущения длящегося времени, а значит эти миры существовали одновременно, вечно, сегодня и вчера, живы и мертвы, начаты и закончены. некоторые были настолько ненасыщены материалом для понимания и дефинирования, что человек их и не посчитал бы за миры. но тем не менее они существовали, и в них и шагал Ирвин, преодолевая свой мостовой маршрут.
   к чему он по ним путешествовал? а потому что мог. наверное, действие из-за наличия возможности этого действия (ДНВ) - одна из основ Металогики [аналогия с метафизикой] - ненауки, которую Ирвин пытался выдвинуть как некую, абсурдную, правда, теорию, целью которой являлось просто ее бытие (так же как часто человек, не находя себе смысла в жизни, полагает, что смысл его - просто существовать "потому что так надо" или по какой-нибудь другой по-идиотски неопределенной причине).
   Металогика включала в себя и другие основы - эмоции; любопытство (убить из любопытства - не романтика ли?); желание (оно также возникает весьма независимо от выгоды его исполнения, и вообще нередко вопреки "здравому смыслу").
   одним из первых эссе в своей, новой сфере ненауки он предполагал что-нибудь приблизительно такое: "музыка в плеере как саундтрек к жизни". идея была бесстыдно спёрта у товарищей, но Ирвин не считал это плагиатом, ведь он им об этом, во-первых, сказал, во-вторых, они ведь не рассмотрели бы ее как плод металогики!
   облака молоком сворачивались, сворачивали на обочину, сворачивали манатки и вообще по-разному покидали этот мир. композиция, как всегда, хромала на ритм и чувствовала недомогание в сюжете. а автор как-то не обламывался ваще, ему, главное было написать что-нибудь, чтобы выразить свою любовь в большем количестве слов, чем всем нам (и даже чудаку Ирвину) известно, хотя, конечно, Ирвин находил это глупым, потому что любящие друг друга не то что тремя, они вообще без слов обходятся. но автор Ирвина особо не спрашивал, и чтоб тот особо не отвечал, засунул его в подъезд близлежащего дома и пихнул в рот трубку с ванильным табаком.
   Ирвин стоял в подъезде, этаже на седьмом, глядел в окно из-за трубки, слабо дымящейся, ибо курить ее он толком не умел, да и не любил. из-за трубки ему приходилось часто дышать и втягивать воздух, так что скоро его пульс поднялся, а щеки устали. обнаружив вновь явившуюся волю действий, Ирвин вытащил трубку и с надеждой на гнев положил трубку на подоконник. да-да, не бросил - на это у него воли не хватало, ведь трубка была, видимо, чья-то. подоконник зашелся полоской света, которая, двигаясь перпендикулярно себе, пробежала под трубкой. видимо, это был сканер. отсканировав трубку, подоконник поворчал, что ее надо вытряхать, чихнул пару раз и выплюнул в форточку три потока информации, кажется, графической, среди которой точно была трубка.
   потоки хлопьями улеглись на натянутой земле. натянутая земля была розово-бордовой, из биологической ткани, и напоминала нёбо, только растлавшееся по земле. так, видимо, выглядел пол в комнате-черепной-коробке автора. но не успев реализовать всю силу воображения, автор сменил лишь часть декораций, забыв про пол совершенно
   но, как вы уже догадались, его это не коробило, ведь писал он.. см. выше.
   внезапно голод лизнул его желудок.
   Ирвина куда-то усосало (жаль, что не в желудок, он был мясистый парень!)