II Снова про бурю. И о двух пассажирках

                II
             Снова про бурю. И о двух пассажирках

  Несколько дней назад, самым ранним утром, эти девушки взошли на борт «Амазонки» в далёком порту. Пассажиркам предоставили целых четыре каюты, две из них особо комфортные, так что при иных обстоятельствах можно было бы наслаждаться морским круизом. Чем не преминули воспользоваться слуги путешественниц, более половины первого дня проведшие у фальшбортов: и слева, и справа, и у кормы, и у носа.

  Поначалу только Гинекомана, или коротко Гима, впервые ступившая на судно, сразу морское и такое большое, не могла удовлетворять своё любопытство. Хозяйка почти не отпускала её от себя и за одной только водой гоняла несколько раз: то за тёплой, то за холодной, то за питьевой, то за сладкой. Пентесилея наблюдала эту беготню, прогуливаясь по «Амазонке», и, видимо, пожалела бедненькую служанку. Пришла успокаивать подругу.

  – … Что такое, сестрёнка? Море тихое, судно крепкое – я сама сейчас всё осмотрела – команда дружная. Всё отлично, наше плавание обязано быть благополучным. Не волнуйся, пожалуйста! Хорошо?

  – Не могу, сестрёнка. Не могу не волноваться. Иди. Можешь не сидеть здесь.

  – Не дождёшься! До прандиума – это как минимум – ты от меня не отвяжешься!

  – Всё прекрасно на этом корабле, я знаю. Более того, будь это какая-нибудь лодка с парусом из старой тоги, я знала бы, что мы доплывём хоть до Афин, хоть до Колхиды, хоть до Индии. Потому что такова воля Богов. Знаю, но ничего не могу с собой поделать…

  Тем не менее амазонка – так нередко называли Пентесилею близкие – присела вплотную к подруге, обняла её, и та всё же чуть успокоилась. Так что загнанная Гима получила возможность передохнуть и пойти, наконец, поглядеть на огромное водное пространство. Обманчиво спокойное, ярко синее с зеленоватыми оттенками, окружавшее со всех сторон, куда только мог достать взор любопытной служанки. Лишь иногда на горизонте, по левому борту, едва виднелась земля, и тогда юная рабыня еле удерживалась, чтобы не влезть на фальшборт, кому-нибудь на плечи или даже на мачту, чтобы разглядеть, что же за страны они проплывают.

  Её госпожа в детстве пережила на море весьма неприятные моменты. Когда ей было лет пять-шесть, отец отправил её прокатиться – в сопровождении пары слуг, конечно – на прогулочном судёнышке: маленьком, новеньком, аккуратненьком, будто игрушечном. Оно должно было удалиться от Байев на пару-тройку миль и вернуться. Погода стояла не солнечная, но тихая, слабый ветерок лишь изредка пытался возмутить спокойную поверхность прибрежных вод.

  Но когда восьмивёсельная яхточка, поднятый парус которой еле виднелся с возвышения у пирса, удалилась от него мили на две с половиной, внезапно появилась огромная темнейшая туча, быстро закрывшая собою половину неба. Подул сильный ветер, заиграли волны. Они то вздымали, с каждым разом всё выше, хрупкое судёнышко, то бросали его вниз, окружая своими холмами с пенящимися гребнями. Изо всех сил работали гребцы и рулевой, но казалось, что это ни капли не приближает яхточку к берегу. При первом резком порыве ветра, когда ещё не успели убрать парус, её едва не опрокинуло, и две рабыни, видимо, сопровождавшие немолодого толстого всадника, улетели за борт. Уже через несколько мгновений их не было ни видно, ни слышно. А когда ветрило окончательно спустили, маленькой девочке подумалось, что теперь, без него, они точно не смогут добраться до берега, их навсегда унесёт в открытое море. А тут ещё судёнышко снова оказалось в «яме», вода откуда-то захлестнула внутрь, и перепуганная малышка потеряла сознание. Очнулась уже в Байях, в саду большой виллы, и первым делом спросила у склонившейся над ней молодой женщины: «Ты кто, Калипсо? Я у тебя на острове?..» Отец вовремя поспешил на судно побольше, и сам тоже поплыл на нём на помощь терпящей бедствие яхточке…

  Долгое время, около дюжины лет, ничто не могло заставить Мнесиптолему ступить на палубу любого судна. Не то что морского, а даже, например, челнока, перевозившего через речку. Только когда ей было уже семнадцать лет, она, поспорив с мужем, хмельная, взошла с ним на борт роскошной яхты на Фуцинском озере. А вскоре, заключив пари с подругами, снова будучи навеселе, и на морское судно в Остии, качавшееся у причала на немаленьких волнах. Однако длительных, более часа-двух, пусть даже увеселительных, прогулок по озеру или морю, Мнесиптолема избегала непреклонно. А вот Пентесилея, у которой в кораблекрушении погибла мать, гораздо спокойнее, если не сказать совершенно спокойно, относится к морским поездкам.

  Здесь можно вкратце описать внешность столь разно относящихся к не сухопутным путешествиям подруг.

  Как уже сказано, Пентесилея – высокая симпатичная молодая девушка со светлыми волосами. Они не очень мягкие, недлинные, небрежно собраны на макушке. Фигура её отличается одновременно стройностью и атлетичностью. Лицо смело можно назвать привлекательным, несмотря на часто кажущийся высокомерным и даже жестковатым взгляд зелёных глаз. Нос несколько великоват, но рядом с сочными, алыми, пухленькими губами смотрится пропорционально. Можно добавить, что не один раз она совершенно небезосновательно соглашалась позировать ваятелям и художникам – как по просьбам близких, так и для пары известных мастеров – для их работ, где единственным, центральным или одним из таковых являлась какая-нибудь амазонка из мифов.

  Мнесиптолема чуточку ниже подруги, но при этом рост её мы вправе обозначить как средний только если равнять по противоположному полу. Кожа при первом взгляде и плохом освещении казалась смуглой, но была светлее таковой. Красивое и милое лицо в обрамлении прекрасных черных волос, спускающихся до плеч, что были бы идеальны, будь они чуточку полнее. Вообще, всё её тело, довольно стройное, с узкой талией, которая почти всегда подчёркнута одеждой, немножечко худощаво и напоминает фигуру отроковицы. Длинные ножки, однако, совсем не худые – особенно бёдра, которые одновременно узковаты и налиты – и были бы с-ума-сводяще привлекательны, будь толику прямее. Грудь же её идеальна: высока, упруга, полна – крайне выгодно смотрится теперь рядом с Пентесилеей, у которой она при тех же первых двух названных достоинствах не отличается пышностью. Нос тонкий и прямой; глаза тёмные и часто смотрят то загадочно, то задумчиво, то скромно и застенчиво, а то и, как часто бывало не столь давно, «как в былые времена» – озорно или томно. Уста вообще умопомрачительны, а уж нижняя губка смотрится столь притягательно, что невозможно не подумать о поцелуе… Но этого, пожалуй, довольно для обещанного «вкратце».

  Возвращаясь к морским поездкам и в частности к описываемой. Амазонка, выпив вечером пару кубков, заявила даже, что готова нанять их одноимённое судно, дабы тотчас по прибытии в Афины отплыть снова, в Иудею. Мнесиптолема желала уехать подальше от…, увидеть брата, сделать приятное подруге – а потому обещала ей, что в Иудею они поедут обязательно, непременно. Только не сразу, ибо нужно отдохнуть от настоящего плавания, которое ещё только началось, и вообще, подождать окончания зимы, открытия большой навигации.

  – Принято, сестрёнка Мнесиптолема!

  – Принято, сестрёнка-амазонка! – они скрепили соглашение возлиянием Главку, тостом «за приятность принятого», нежными рукопожатием, объятием и традиционным поцелуем.



----------------
  Байи – курортный городок в Италии.