Туман. повествование четвёртое. продолжение

           Жизнь, как нам всем ведомо, изобилует своей многогранностью бытия и, одна из таких граней, блеснула совершенно без ведома друзей-помещиков - Кириллы Антоновича, и Модеста Павловича.

         Покинув имение Кириллы Антоновича, Александр Игнатьевич Толмачёв направился совсем не в столицу  на высочайший доклад, как можно было бы подумать, а в Тамбов, к самому губернатору Николаю Мартыновичу  Гартингу, у которого советника приняли безо всяких церемоний, и протокольных записей.

--Рад приветствовать в нашей провинции столичного гостя! – Расплылся в улыбке стареющий губернатор и, поднявшись с кресла, вышел из-за стола. При этом он попробовал принять подобающую его должности и положению позу. – Слава о вас, таком молодом человеке, и с такими большими полномочиями, с коими вы отменно справляетесь, долетела и до нашей, Богом забытой, глуши. Скажу вам без лести, что лично для меня огромная честь принять ваше высокоблагородие в своём доме. А что, осмелюсь спросить, заставило вас покинуть столичную суету, и посетить наши края?

--Всё, как всегда, - подумал Александр Игнатьевич, - та же лесть, и те же вызубренные фразы. Не можешь ты, господин генерал-губернатор, не знать причины моего прибытия, просто не можешь, иначе – ты не губернатор, а… прости, Господи, едва не сказал. Значит, хочешь поиграть в игру «Кто первый проговориться?» Изволь, играем! Теперь мой ход!
А вслух советник сказал иное.

--Рад услышать такие слова о моей скромной персоне. Да ещё от кого? От самого губернатора! Не жалеете вы меня, осыпая лестью. А вдруг я загоржусь и, встретив вас в столице, не признаю? А без шуток – я премного благодарен вам за такую встречу, и такой приём, оказанный мне. По каким я делам? Да, что же мы с вами стоим-то? Позволите присесть?

--Простите, старика, за подобную оплошность, располагайтесь со всеми удобствами!

--А что, мы не приватно беседовать станем?

--Простите, не понял?

--Вы упомянули какого-то старика. Предлагаю нам остаться вдвоём, а остальные путь покинут ваш кабинет.

--А-а-а, понял-понял, - протянул, мало что понявший губернатор и, на всякий случай добавил. – Благодарю вас.

--А скажите, что у вас за история приключилась с двумя помещиками? Сдаётся, с Ляцких и Краузе?

--О, это интересный, и запутанный случай. Ежели желаете, могу рассказать.

--Извольте, только вкратце.

--Появилась, в наших краях, нечисть, пожирающая люд и скотину. И косит она без разбору деревню за деревней. Вот и отправились бороться с ней эти два помещика, да только, едва лес не сожгли дотла. Я намереваюсь собрать лучших наших людей, числом до пяти десятков, и направить в ту часть губернии, дабы они скрупулёзнейшим образом провели дознание, с применением всех способов опрашивания.

--Хорошо. Но – плохо.

--Что, простите, плохо?

--Вы же сами упомянули нечисть. Как пять десятков ваших башибузуков её отыщут? Силки с приманками расставят?

--Я не понимаю, куда вы клоните?

--Я клоню в правильную сторону. Вы, сами-то, верите, что поймаете нечисть, которая где-то живёт, и кого-то изводит? Лично я – не верю. Однако действия ваших жандармов породят новые слухи, мол, губернатор настолько напуган, что за каждым деревом в лесу полицейского чина припрятал. И это притом, что любая старуха вам скажет, что нечисть, ежели она есть, появится лишь там, где захочет, а не там, где её ждут, Да, вас на смех поднимут! А, вдруг, об этом станет известно там? – Александр Игнатьевич воздел перст к потолку. – Каким станет ваше реноме?

--Я, право, об этом и не подумал.

--А ты, милейший, ни о чём и не думаешь, - проговорил про себя советник, а в голос добавил, - тогда позволю себе дать вам совет. Хотя, - вставая с кресла, и подходя к высокому окну, с мнимой задумчивостью в голосе сказал Александр Игнатьевич, - есть надобность отвлечься на одно сообщение, которое не должно выйти из стен вашего кабинета.
--Я вас слушаю.

--При министерстве внутренних дел образовывается новый департамент, по указанию Великого князя Константина. И силы для него подбираются наилучшие – сами понимаете, столица! Я неким образом имею отношение к новому детищу князя, поэтому и разыскиваю достойных людей, для перевода в столицу. Однако же, люди сии, обязаны иметь не только прекрасный послужной список, как, к примеру, у вас, и не только быть всецело преданы государю императору, но и иметь обострённых нюх, отличное зрение и прекрасный слух. Именно эти качества позволят своевременно подавлять в зародыше смуты, и различные брожения среди недовольных масс.

--Я вас прекрасно понимаю.

--А вот случись такая оказия, что я, составив для вас рекомендацию самому Великому князю, оплошаю из-за того, что у вас скверный слух? И мне доверия станет меньше, и вас в отставку отрядят без почёта и выплаты всех заслуг. Зачем нам обоим такая метаморфоза в жизни?

--И… что делать?

--Давайте, проверим ваш слух, дабы я смог пребывать в полной уверенности в чиновнике, из-за которого я приношу ходатайство. Вы готовы?

--Разумеется! Я на слух никогда….

--Тогда – слушайте! Всё, что произошло с помещиком Ляцких, и штаб-ротмистром Краузе – недоразумение. Одно большое недоразумение. Те травмы, кои они успешно залечивают, получены в результате неосторожного падения с высоты во время охоты. Склонные к досужим измышлениям людишки, на ходу придумали мракобесное объяснение их ранам. А посему – слухи о нечистой силе не должны быть подкреплены вашими действиями. Это первое. Помещика Ляцких, и штаб-ротмистра Краузе  оградить от посещения дознавателей любого ранга, игнорируя указания из любых ведомств. Что вы услыхали из сказанного? – Спросил Александр Игнатьевич, пытаясь ногтем содрать со стекла тёмную точку, оставленную, судя по всему, мухой. Но, передумав, брезгливо отдёрнул руку, после чего вытер её белоснежным платочком.

--Была несчастная случайность на охоте, помещики, слава Богу, идут на поправку, посему нарушать их покой не следует. А слухи, ну что ж, они на то и слухи, чтобы их бабьи языки носили по рынку. А противогосударственных деяний в губернии не обнаружено.

--Я определённо буду иметь благодарность от Великого князя за предоставление ему вашей кандидатуры, - беззастенчиво, но с определённой целью, врал господин Толмачёв.

--А… как же быть с майором Солонициным, и с девятью душами, так сказать, оседло проживающих крестьян? – Огорошил советника не успокаивающийся губернатор. – Они-то, того… нету их.

--А что вас беспокоит более всего? Отсутствие майора, или сама причина, по коей он отсутствует?

--Так… и то, так сказать, и то.

--И какое объяснение у вас припасено для этой пропажи?

--Известно какое – смертоубийство.

--Видимо, я поторопился с вашей кандидатурой, видимо – поспешил.

--Помилуйте, Александр Игнатьевич, я уже и рапорт послал о проведении расследования, не могу же я идти на попятную?

--Послушайте, и постарайтесь понять. Если майор, и с ним девять… хотя, нет! – Советник улыбнулся, что-то вспомнив, - с ним десять душ, погибших насильной смертию, то – кто есть убийца? А пока будут думать и искать неведомо кого, подумайте о другом – а откуда вам доподлинно известно, что они есть все убиенными? Вы, или ваши люди, видели их тела? Они побывали в анатомическом театре на вскрытии? Или, может, уже, схоронены? А обязал ли помещик ставить кого-либо в известность, кроме своих близких, а при отсутствии таковых и вовсе никого, о своих планах по покупке имений за пределами вашей губернии?

--Разумеется… нет, не обязан.

--А ежели имение есть наследованное, и расположено за уральским хребтом? И как туда отправиться без прислуги и работников?

--Ну, это известно, как. Никак!

--Почему ваш полицейский чин так увлёкся рассказами пьяницы управляющего, а не проверил данную версию? А я, представьте себе, проверил, поскольку имею честь состоять на службе в департаменте, подчиняемом государю императору, и считаю своим долгом всесторонне и честно проверять всё, что имеет касательство к разбираемому нами делу. А полицейский чин только и глядит, где бы подсобрать измышлений не благонадёжных лиц, и не предоставить их, как скрупулёзный труд на благо вашего сиятельства. Я в чём-то не прав?

--К сожалению, правы.

--И последнее. Одно из уложений уголовного закона гласит, что при прямом отсутствии субъекта тела, считается недоказуемой его причинная состоятельность, как объекта доследования по вопросу насильственных деяний в отношении оного? Разве вы позабыли сие уложение?

--Да, как я мог его позабыть? – Сказал губернатор, выслушав эту бессмысленную ахинею.

--Тогда, объясните мне, почему вы поступили вопреки?

--По недосмотру, Ваше высокоблагородие, токмо по недосмотру из-за многой загруженности делами губернии. Всё будет исправлено  не медля! Всё будет исправлено! Не желаете ли отобедать в моём доме? Жена будет рада знакомству с вами. – Губернатор предложил обед, как способ перейти на иную тему в разговоре.

--Рад бы, да дела торопят. Нынче же отбываю в столицу. Надеюсь, что всё вами сказанное, будет вами же  и исполнено в кратчайшие сроки. А я, со своей стороны, приложу все усилия, давая вам самую лестную рекомендацию перед лицом Великого князя.

--Да, уж, не сочтите за труд, милейший Александр Игнатьевич! А я в должниках никогда не хаживал, да-с, никогда!

         На том и простились. Как же не любил советник эти самодовольные подставки под эполеты и парадные мундиры, заполнившие всю империю, не понятно только, за какие заслуги? И губящих Великую империю каждым часом своего нахождения в высоких кабинетах! Как можно очистить от них эту землю, которая, кроме порядочных людей, типа Ляцких и Краузе, плодит ещё и этих… этих губернаторов?

         Вот и столичный дом встретил Александра Игнатьевича теплом, запахом вкусной снеди и спокойным уютом.

         Запершись в кабинете, и велев подать только горячий чай, советник достал записи, сделанные им после разговора со штаб-ротмистром, и во время беседы с помещиком.
Ещё раз всё внимательно перечитав, Александр Игнатьевич, через дверь, велел вызвать посыльного офицера их департамента по чрезвычайным делам. А затем совершил не понятное.
Из ящика письменного стола советник извлёк стопку чистой бумаги, уложил её в плотный конверт и опечатал тремя сургучными печатями с нитями. Двумя синими, и одной красной с орлом. На конверте написал:

ДЪЛО

Помещика Ляцких Кириллы Антоновича
Штаб-ротмистра Краузе Модеста Павловича

О неосторожности на охоте с причинением ранения.

Дъло закрыто.

Подлежит передаче в архив департамента по чрезвычайным делам.



             Конверт был вложен в толстую папку с уголками из кожи, на которой уже была тиснёная надпись «В  АРХИВ».

           А вот записи, привезённые им из тамбовских лесов, советник положил в иную папку из водонепроницаемой ткани, на которой вывел строгой каллиграфией.

ЛИЧНЫЙ  АРХИВ.

        После этих процедур, Александр Игнатьевич подошёл к окну и, заложив руки за спину, принялся разглядывать вечернюю столицу. Только, видел ли он что-нибудь за окном? Вряд ли. От простого любования заоконным пейзажем, его отвлекали не спокойные размышления, одно тревожнее другого.

          Простояв так около получаса, советник подошёл к столу, и написал на папке цифирь «7». Подумал, и поставил в углу знак «+». Что, лично для него, означало – «возможно продолжение».

        Папка ушла в глубину стенного сейфа к шести таким же по виду, но совершенно невероятным по содержанию. И лишь на двух из них стоял подобных знак «+».

         Александр Игнатьевич помассировал затылок, устало покрутил головой, и снова подошёл к окну. Он, вдруг, подумал, что раньше не обращал внимания на то, как всё-таки странно изменилась его жизнь! Становясь посвящённым в события, сокрытые для всех остальных, и изредка становясь посвящённым в некие тайны события, он ощущал себя всё более одиноким. У него не оставалось более тем для разговоров с приятелями, однокашниками, а теперь, ещё, и с родными. Он становился одиночкой по долгу службы, и по обилию тайн, которое обязан был стеречь и, по возможности, дать этим тайнам разумное толкование. Эта, Тамбовская, была седьмой по счёту и, к сожалению, не первой, не имеющей разумного объяснения.

          На его рабочем столе остывал чай.