Вифсаида... Москва... Вифсаида...
освященный моим Господом и Владыкою,
приветствую тебя, образ ужаса,
ты, после того как Он умер на тебе,
сделался знаком радости и любви!»
Апостол Андрей.
«Эй – Йэх! Эй – Йэх!» - точными, крепкими, уверенными движениями мы выводили лодку на сотню, другую метров от берега и забрасывали сеть.
Я обычно садился на левое весло, брат мой Симон – на правое. И каждое «Йэх» выдыхалось под гундящее поскрипывание весел и сопровождалось легким всплеском спокойных вод Геннисаретского озера.
Внезапно брызгали из-за восточных гор первые лучи солнца, чтобы через короткое время раскалить воздух, и безвольно замершие на тяжелой воде поплавки давали понять, что наступающий знойный день не принесет больше удачи…
Видел я потом и другое солнце – солнце пустыни. Рассвет на Содомском море. Маленькое, круглое, абсолютно белое солнце, подрагивая в густых испарениях моря, выкатывается из-за гор на другом берегу, чтобы через короткое время раскалить воздух, камни, песок. Мертвая тишина вокруг. И только колючки с высохших ломких кустов намертво цепляются за одежду…
Я и брат мой Симон жили в Капернауме, рыбачили, на базаре еще двое наших друзей, Иоанн и его старший брат Иаков, удачно сбывали улов. Геннисаретское озеро давало иной раз неплохой урожай. Казалось, так жизнь и пройдет, без особых взлетов, но и, хотелось бы, без падений.
Но чудилось порой мне, что что-то должно произойти, что жизнь моя изменится, как и куда, я, правда, и предположить не мог. Велико только было мое желание служить Вере, Правде.
Истине.
Однажды на базаре уважаемый человек из приезжих рассказал – на реке Иордан, что из нашего Геннисаретского озера истекает – на этой реке у Иерихона некто Иоанн проповедует о приходе Мессии, призывает к покаянию. Взволновался я при известии том, почувствовал, что необходимо мне быть там, видеть Иоанна и слышать его. И говорить с ним.
Вызвался идти со мной Иоанн Зеведеев, а брат его Иаков и мой брат Симон остались в Капернауме.
Но чувствовал я, что придется вскоре оставить родные места и мне, и брату моему, и друзьям нашим...
И что-то щемило в груди, и дыхание сбивалось от мысли, что изменится жизнь и изменится в хорошую, правильную сторону.
Много вопросов готовился задать я Иоанну при встрече с ним.
Уже позже я узнал, что Иоанн вырос один, в дикой пустыне, готовя себя строгим постом и молитвой к служению Господу Богу. И Господь призвал его к проповеди еврейскому народу. Иоанн явился на берег Иордана и стал проповедовать покаяние и крещение во оставление грехов.
Подумалось мне, когда уже мы встретились и познакомились с Иоанном Крестителем, его так все называли, что он и есть ожидаемый Спаситель, слухи о нем, о его скором приходе на землю все более и более утверждались среди народа, но Иоанн ответил, что он всего лишь послан приготовить путь Истинному Спасителю.
И вот в один день пришел на Иордан человек, пришел для крещения. И был он подвергнут ритуальному омовению. И случилось чудо: прогремел гром и невесть откуда слетел голубь, и с легким воркованием прогуливался рядом с Иоанном и незнакомцем.
Я отчетливо видел, как вздрогнул Иоанн, как пристально всмотрелся он в лицо только что крещеного молодого человека, кротко и смиренно глядевшего на происходящее вокруг.
И была минута полной тишины, и сказал Иоанн:
«Вот Агнец Божий, который берет на Себя грехи мира! Слышал я голос Бога Отца, говорящий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный».
Пораженный, не смог я вымолвить и слова, не смог пошевелить ни рукой, ни ногой, а когда минута замешательства прошла, незнакомца уже не было рядом. Страданием наполнилось мое сердце, но верил я, что назавтра обязательно встречу Сына Божьего и буду говорить с ним.
И был другой день, и пришли мы с Иоанном Зеведеевым на берег реки, и говорили с Иоанном Крестителем. И ждал я прихода Спасителя, и веря, и не веря чуду сему.
И вот явился Он. Я подошел. Он спокойно и просто приветствовал меня и спросил:
«Что тебе надобно?»
«Учитель, где Ты живешь?» - не смог сдержать я дрожь своего голоса.
«Пойдите и увидите,» - ответил Он.
И весь этот день я и Иоанн Зеведеев ни на шаг не отдалялись от того, кто назвал себя Иисусом, кто явился на землю по поручению Бога Отца, чтобы принять страдания за копошащихся в грехе и скверне людей, не сознающих, что творят, не пытающихся исправиться, покаяться, очистить душу свою от позора.
А в вечер этого же дня отправился я домой, рассказать брату, друзьям, капернаумцам о том, что видел, слышал, о крещении в реке Иордан, о встрече с Иисусом, нареченным Иоанном Крестителем Мессией.
«Мы нашли Мессию», - первые слова мои были, когда вернулся я домой.
«Мы нашли Мессию».
И пришли со мной на Иордан брат мой Симон и Иаков Зеведеев, брат Иоанна Зеведеева.
И предстали мы в ясный и тихий день перед Учителем, и смотрел он на нас и говорил с нами.
Симону Иисус, познакомившись с ним, дал новое имя: «Ты Симон, сын Ионин: ты наречёшься Пётр, что значит «камень».
Через пару дней вынуждены мы были вернуться в Капернаум, дело наше стояло, надо снова выходить по утрам на озеро, забрасывать сети, ловить рыбу, продавать ее на базаре. Жизнь продолжается, но была это уже другая жизнь. Жизнь с Иисусом в сердце, жизнь с надеждой на Спасение, прощение грехов, духовное исцеление.
Прискорбно говорить об этом, но Иоанн Креститель очень скоро пострадал за свое пророческое служение, за то, что беспощадно, безбоязненно высмеивал пороки сильных мира сего. Царь Ирод велел бросить Иоанна в темницу. А ведь Иоанн говорил всего лишь правду – Ирод был в связи с женой своего живого брата.
Но, и тогда были, и посейчас есть две правды – правда власти и правда подвластных этой власти.
И эти две правды никогда не станут одной правдой. Так было, и так, к ужасу моему, есть до сих пор.
И дальше становится только хуже.
Год провел Иоанн в темнице. И был казнен – по наущению Иродиады Саломея, дочь Ирода, пожелала на свой день рождения голову Иоанна Крестителя. И голову Иоанна на блюде подали Саломее…
Иисус сказал как-то мне: «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя». Я, признаться, этого не помню, но, читая Священное Писание, я будто погружаюсь в молочный, полупрозрачный туман, в нем слабо-слабо проступают те далекие-предалекие дни, мои разговоры и прогулки с Иисусом, моими друзьями.
Однажды Иисус появился на берегу Геннисаретского озера. Мы только что вернулись с лова рыбы, распутывали сети, чтобы просушить их.
«Идите за мною, и Я сделаю вас ловцами человеков».
Мы бросили все, бросили свою прежнюю жизнь и пошли за Иисусом. Я предчувствовал, что этим шагом обрекаю себя на страдания, лишения, смерть, но я, однажды поверив Иисусу, поверил ему и теперь.
И сидели мы на вершине холма, и говорил с нами Иисус, и показалось вдали огромное множество народа, наслышанного о Мессии, желающего видеть Его и тоже говорить с Ним.
«Где нам купить хлебов, чтобы их накормить» - спросил Иисус у Филиппа, молодого человека из нашей Вифсаиды. Филипп был с нами, когда на берег пришел Иисус, позвал нас, так оказался Филипп среди учеников Иисуса.
«Здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки, но что это для такого множества?» - с горечью возразил я, не представляя себе, каким образом решить возникший вопрос.
Но Иисус взял хлебы, взял рыбу и раздал нам, а мы разделили между пришедшими, и ел каждый, сколько хотел.
Я открываю сейчас Евангелие от Иоанна, читаю эти строки, и, как будто легкие, почти неуловимые воспоминания будоражат мою память. Все-таки да, так это и было. Прав Иоанн, истинно прав:
«Тогда люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир.
Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, опять удалился на гору один...»
Гнетущая и тяжелая тишина повисла над площадью, а потом, словно голоса в многоголосной стретте, множились, один наступая на другой, возгласы и крики недовольства народа отношением наместника римского к Иисусу. Пилат еще какое-то время пытался утихомирить толпу, но его не слушали. Все громче становились требования казнить Учителя. Я, прислонившись к дальней стене, с ужасом наблюдал за почти самосудом над дорогим мне человеком. Но ничего не мог я сделать. И, видимо, убоялся Пилат недовольства огромной массы людей. И взял он воды, и умыл руки, и произнес: «невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы».
И взревела толпа, и десятки рук подхватили Иисуса, и затоптали бы его, но стражники смогли оттеснить этих нелюдей от Спасителя…
А потом я шел, чуть в стороне, пытаясь запомнить все, что происходило, до мельчайших подробностей.
А происходило ужасное.
В первый раз под тяжестью креста Иисус упал в том месте, где ныне улица Виа Долороса круто поворачивает влево, а справа на нее выходит уличка Эль Вад. Но Учитель нашел в себе силы подняться, и, сопровождаемый толпой любопытных, понукаемый стражниками, продолжил путь.
Встреча с матерью, которая, якобы, стояла у дороги, чтобы увидеть своего сына, несущего крест к месту казни, скорее лежит уже в области преданий. Признаться, да это и неудивительно, я, конечно, не помню всего, что-то вообще не видел и не смею утверждать, но известный сегодня, якобы, последний путь Иисуса на Голгофу, его остановки на этом пути, во многом рассчитаны на современных туристов, паломников, жадных до всякого рода сенсаций, громких слов, фраз, мест, платящих за эту громкость звонкой монетой. Да и современная молниеобразная Виа Долороса не очень-то напоминает дорогу, которой шел Спаситель на казнь.
Когда Симон Киринеянин вызвался нести крест, чтобы хоть чем-то помочь изнемогающему Учителю, стражники не были против. Опершись на стену кургузой мазанки, Иисус поднялся и какое-то время шел за Симоном, получив небольщую передышку. Теперь на этом месте францисканская часовня, здесь Виа Долороса поворачивает направо. И начинается медленный подъем на Голгофу.
Женщину, которая вдруг подошла к Иисусу и отерла его лицо своим платком, теперь считается, звали Вероника. Святая Вероника. Хотя тогда никто и не спросил ее имени.
Во второй раз Спаситель упал на ступеньках ворот, которые в то время были границей города. Дальше до Голгофы Иисус медленно поднимался по пыльной дороге, и пыль, покрывая его раны, смешивалась с кровью, ярко чернея на теле Учителя. И здесь же Он все-таки нашел силы утешить плачущих женщин: «Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших!»
Как верны и точны эти слова с высоты человеческих знаний и опыта прошедших лет, десятилетий и веков.
И как горьки они!..
На выходе из города толпа оттеснила меня, я на короткое время замешкался. И смог добраться до места казни уже в момент, когда Учитель, видимо уже не в силах вынести боль, громко воскликнул: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой!»
………………………………………………………………………………………
1 При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе.
2 И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились.
3 И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
4 И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.
(Деяния 2).
15 И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари.
16 Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет.
17 Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками;
18 будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы.
19 И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога.
20 А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь.
(Марка 16).
Нелегкий путь выпал мне и обширные земли с немалым населением должен пройти я, неся людям Слово Учителя моего.
В рассказе о дальнейших событиях в моей жизни, одновременно и радостных и печальных, я буду пользоваться летописными источниками, потому что не могу достать из своей памяти ни малейших зацепочек, кои позволили бы восстановить реальные события без малого двухтысячелетней давности.
По жребию достались мне громадные территории побережья Черного моря, северное Причерноморье, где жили варвары, называемые скифами.
Позже русский поэт Александр Блок двумя строками очертил характер и нравы скифов:
«Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, –
С раскосыми и жадными очами!..»
Надо признать, что эти обычаи и нравы были ужасны.
Стариков они, и это считалось почетной и самой счастливой смертью, варили и потом дружно со всей родней съедали. Варвары пили кровь врагов своих, снятой с головы врага кожей пользовались как платком. Скифские девушки вовсю воевали, и не дозволялось девушке выйти замуж, пока не убьет она трех неприятелей, и убийства эти не считались преступлением.
И уж совсем варварское предание – скиф в определенное время (чуть ли не календарь можно составить) мог по своему желанию обратиться в волка, а потом вернуться к человеческому состоянию.
Я не видел, лишь вот теперь читаю об этом.
Именно скифам я смиренно и кротко нес Слово Иисуса, Учителя моего. Смиренно и кротко нес таинство Крещения:
«если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие».
(Иоанна 3:5).
Принимали меня по-разному, но, в общем и целом, не встретил я на пути своем откровенной вражды, непонимания и ненависти ни к себе, ни несомому мной Учению, к несомой мной Истине.
Сейчас я уже знаю, что стоял на высоком и крутом холме над широкой рекой, Днепром, и указал место для строительства города. Назвали этот город Киев; что дошел я до большого озера в глухих лесах, где бывает холодная зима, и капли дождя становятся белыми пушинками и укрывают землю; что на берегу этого озера позже основали город Новгород Великий.
Много и долго путешествовал я, неустанно и неусыпно проповедуя Истину встречаемым мной людям.
И верили мне.
И шли за мной.
И крестил я во имя Отца, и сына, и Святого Духа…
Настало время возвращаться, ибо уговорились мы, расставаясь, встретиться на родной земле и поделиться впечатлениями от увиденного и услышанного, рассказать друг другу о делах наших, успехах наших и неудачах наших.
Но не случилось встретиться нам.
Апостола Иакова сбросили с крыши храма и добили камнями…
Апостола Филиппа повесили вниз головой…
Апостола Симона Зилота распилили на части в Абхазии…
Апостола Иуду Иаковлева повесили на кресте…
Апостола Матфия замучили около 63-го года…
С Апостола Варфоломея живого содрали кожу и потом отрубили голову…
Апостола Фому пронзили копьями…
Апостолов Павла и Петра, брата моего, в один день казнили в Риме…
Я тоже дошел до Рима, где в то время жил брат мой, но император Нерон после пожара, который погубил более половины города, чтобы побороть слухи о причастности его, Нерона, к поджогу города, стал искать виноватых среди христиан.
После распятия – самой позорной казни – Иисуса, подавленное на некоторое время христианство стало возрождаться.
«Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или, обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения».
(Корнелий Тацит. Анналы XV:44).
Я сумел покинуть Рим, но в городе Патры, на греческом полуострове, римский наместник Эгеат казнил меня.
«Господи Иисусе Христе! Приими Дух мой!» – были последние слова мои …
И когда я снова пришел в этот мир, я удивился ему, погрязшему в пороках, скверне. Суждено было родиться мне там, где я проходил когда-то, пытаясь нести людям мысли Учителя моего Иисуса.
И подступила уже старость, и взалкал я.
Увидеть те места, которые исхожены когда-то и вдоль и поперек, где ловили мы с братом рыбу, где повстречались с Иоанном, крестившем нас в мутных водах Иордана, где увидел я в первый раз Учителя и поверил ему и пошел за ним.
Сердце мое обливалось кровью, страдала душа моя, когда смотрел я на поруганную землю моей новой родины, на несчастье народа моей новой родины, на обнаглевших, завравшихся, ожиревших душой, а часто и телом правителей моей новой родины.
Очень надеялся я, что в прежде родной мне Галилее я найду душевное успокоение, быть может, ноги вспомнят хоженые дороги, быть может, руки вспомнят грубые веревки сетей, забрасываемых в воду.
Но все изменилось, изменилось до абсолютной неузнаваемости. Стало чужим и страшным.
Лишь несколько камней помнили город Вифсаиду, где родился я, где родился брат мой Симон, где провели мы детские годы.
Чуть больше камней остались от некогда шумного Капернаума, где в тени огромных фикусов мы ставили корзины с трепещущейся еще рыбой, жадно хватающей пересохшими губами воздух, в надежде захватить хоть каплю дарящей жизнь влаги.
Я снова пришел в этот мир и нашел его ужасным. В суете люди бежали мимо братьев своих за сомнительными удовольствиями и еще более сомнительными успехами…
Мы с Иисусом были лишь друзья, Он доверял мне, я не считаю это за какую-нибудь заслугу. Но в нынешнем мире, я ясно увидел это, Иисусу либо рабски поклоняются, что неправильно, и Он сам бы воспротивился такому положению дел, либо, поносят его последними словами. Это, может быть, даже и лучше, в ненависти люди честнее, потому что рабское поклонение неискренне, из корыстных побуждений, меркантильное, как сейчас говорят. И не видят люди истины, как не видят град Китеж, то ли сокрытый водами озера Светлояр, то ли укрытый туманами лжи.
И очистятся люди, и предстанет пред ними во всей красе своей легендарный град.
И очистятся люди, и предстанет пред ними во всей Истине своей Иисус Христос, Сын Божий, и введет их в Царствие Небесное.
Псевдослужители Церкви – как они смешны и далеки, бесконечно смешны и бесконечно далеки от Учителя, судорожно устраивая свою личную жизнь на жертвования истинно верующих людей часто последним, на жирные куски с государственного стола, по сути своей являющиеся отщипанными государством у тех же истинно верующих в виде налогов, податей, десятин, и прочих способов отъема денег, коим позавидовал бы и Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей.
Старый Иерусалим больше похож на огромный базар, войди в город через любые ворота и сразу окрики, настойчивые и назойливые предложения бестактных торговцев, для них лишний шекель, заработанный криками и увещеваниями покупателя, неизмеримо дороже священной тишины улиц, помнящих и наши прогулки по Вечному Городу, и страшный день Суда, когда измученный, обессилевший Иисус, спотыкаясь и падая, нес на себе тяжелый крест по пыльной дороге, чтобы принять смерть на неприметном холме, выбранном местом казни.
Мало кто задумывается над тем, что в то далекое-предалекое время город Иерусалим был не на том месте, где теперь его привыкли находить миллионы паломников. Город две с лишним тысячи лет назад прилепился к Сионской горе, что к юго-западу от нынешнего Вечного Города, его Старого Города, окруженного мощной стеной с Дамасскими, Яффскими, Сионскими, Мусорными, Львиными, Иродовыми, Новыми воротами, гостеприимно распахнутыми навстречу путешествующим, и, видимо, уже навсегда плотно закрытыми Золотыми Воротами, или вратами Милосердия.
«И сказал Господь: ворота эти будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими. Ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены».
(Иезекииль 44:2).
Именно через эти ворота Мессия войдет в Вечный Город, и подойдет Он, и камни упадут, и ворота распахнутся.
Теперь уже я не уверен, что это когда-либо может случиться.
Узкие улочки, не всегда чистые, впрочем, грязи слишком уж, сверх меры – не видно, но где она, эта мера – улицы Дрездена, улицы Парижа, улицы Вильнюса, улицы Стокгольма, улицы, улицы… – мера, видимо, у каждого своя…
Лавочки, лавчонки, магазинчики, назойливые предложения что-то купить, посмотреть, чтобы потом все-таки купить, развешенные платки, шарфы, полотенца, покрывала, сладости, пряности, горести, пестрые товары, безделушки, призванные оставить у покупателя память о Городе по возвращении домой, но к чему они – эти наборы слоников, верблюдиков, резные мадонны, которые будут пылиться на полочках…
Переулочек влево, переулочек вправо, арабская вязь на шершавых стенах домов, чумазые дети, играющие прямо на отполированных веками камнях, откровенно попрошайничающие, предлагающие вывести за пару шекелей заблудившихся туристов из тихих тупиков на шумную улицу, чтобы снова окунуть, нет, бросить их в объятия назойливых торговцев всем и вся…
Вечер.
Город пустеет как-то сразу, туристы почти испуганно спешат из лабиринтов на широкие проспекты, опускаются с шумом и лязгом жалюзи, закрывая входы в лавочки, в огромные контейнеры, вывозимые небольшими тракторочками, собирают кучи мусора, оберточных бумаг, пакетов; тишина опускается на кварталы древнего Иерусалима, лишь в настежь распахнутые окна видны обитатели квартирок, готовящие нехитрый ужин, кнопающие клавиатуры компьютеров…
И именно эти минуты, до наступления полной темноты, и есть минуты истинного знакомства с Городом. И даже в почти полном мраке я с удовольствием бродил паутиной кварталов, с упоением ощущая Время…
За шумом и гамом жаркого дня стираются и смываются настоящие ценности, за которыми, собственно, и необходимо приехать в этот Город. В наступающих сумерках неспешные прогулки по опустевшим кварталам Старого Города – именно то, что необходимо для успокоения суетности в душе, для умиротворения, примирения себя с самим собой.
Опустевшая молитвенная площадка перед Котель ха-маарави – Стеной Плача – воспринимается совершенно иначе, чем шумным, многолюдным днем.
И здесь к нам вдруг подошел прелестнейший котенок, размером чуть больше ладони, весь абсолютно черный с белым кончиком хвоста. Милый выразительный взгляд, несмелое мяу – это был наш первый день на Святой Земле, впереди еще пять, насыщенных переездами, прогулками…
Был бы день отъезда – совершенно определенно мы взяли бы малыша с собой. Не так уж и сложно оформить справку в ветеринарной клинике. Котик из Иерусалима – это определенно знак судьбы!
Но значок этот остался на площади…
Да поможет ему Господь Бог!
Этому невинному созданию помощь особенно нужна!
Поразили оливы, даже напишу – Оливы, в Гефсиманском саду. Вот уж точно, помнят они прогулки и разговоры Иисуса. Узловатые, кряжистые стволы, как будто разодранные временем, человеческим непониманием и неприятием Слова, тем не менее живут, и, даст Бог, переживут и это, и еще многие поколения, уродующие и коверкающие Слово Учителя. Не смогло оно пробиться сквозь ересь и скверну, по-настоящему укорениться и дать обильные плоды, подобно оливам, населяющим землю обетованную. Прискорбно сие.
Заслуживает отдельного доброго слова отельчик в Иерусалиме – Little House in the Colony – 4A Lloyd George – небольшой, уютный, в Немецкой Колонии Иерусалима.
Почему называется по-английски – совершенно непонятно.
Немецкая Колония – один из первых районов за пределами Старого Города. В далеком уже 1869-ом году немцы получили возможность покупать землю в Иерусалиме, и первые переселенцы появились здесь в районе Эмек Рефаим еще за десять лет до первой алии – двадцатилетней первой волны эмигрантов-евреев в Палестину, спасавшихся от еврейских погромов в Европе в конце XIX –го века.
Они, и только они – немцы – стали заниматься сельским хозяйством, строительством на земле Израиля.
Им надо сказать спасибо.
С отельчиком соседствует кинотеатр Lev Smader Theatre, в репертуаре – европейское авторское кино без перевода – не для всех, но, видимо, не всех в Иерусалиме немало, сеансы не прерываются, легкое бубнение за стеной, впрочем, не помешало хорошо выспаться после впечатляющей вечерне-ночной прогулки по Старому Городу – до Яффских ворот и двух километров нет спокойным, умиротворенным шагом нешумными улицами Иерусалима.
И днем и ночью в отеле чай, кофе, молоко в холодильнике – в свободном доступе. Напротив входа-выхода нашлось местечко и для нашего автомобильчика – крошки Шевроле Спарк, нежно-нежно сиреневого цвета, названного Коровкой.
Иродион. Гора Ирода. В Вифлееме даже солдаты, дежурящие с автоматами на выезде из города, не знают, как добраться до этой горы. Им и картинку из книжки показывали – что-то на своем арабском между собой, объяснений я может и не пойму, но и руками показать не могут, куда же ехать. Правда, молодые арабы сумели выкрутиться из неловкого положения. Надо признаться, что негативного отношения к себе мы не ощущали нигде – ни в кварталах Старого Города, ни в Вифлееме, ни где бы то ни было еще в Израиле. Один из солдат позвонил, видимо, своему товарищу, передал мне трубку, и далекий, а может и не очень, голос на арабском английском рассказал мне про дорогу: прямо, налево, через мост и направо…
Крутой серпантин дороги привел нас ко входу к развалинам дворца. Сильнейший ветер раскачивал наш автомобильчик, буквально сбивал с ног, с запада надвигалась черная туча, поминутно ощетинивавшаяся молниями, а на восток, прямо под горой, безмятежно, до горизонта, расстилалась пустыня, до самого Мертвого моря, но ей вряд ли грозила черная туча, поминутно ощетинивавшаяся молниями.
Вифлеем находится на территории Палестинской автономии. Еще в Иерусалиме к нам приставали, другого слова не подберу, назойливо приставали таксисты, предлагая поездку в Вифлеем. Якобы только по специальным пропускам, разрешениям, самостоятельно мы к Храму Рождества никогда не попадем, не увидим город, в котором родился Спаситель. Один из таких чрезмерно навязчивых гидов на перекрестке буквально рвался к нам, настойчиво и отчаянно жестикулируя. Хорошо, что двери были заблокированы, как его выгонять, если бы успел он запрыгнуть в машину, я и не представляю.
Оказалось все не так страшно и сложно. На навигаторе, правда, Палестинская автономия представлена лишь двумя дорогами, поэтому пришлось ехать по карте и на глаз…
Асфальтовое покрытие постепенно плохело, редкие мазанки справа и слева выглядели уж совсем по-нищенски, три солдата араба возле шлагбаума на мой вопрос, можно ли нам проехать дальше, жестом предложили это сделать. И мы поехали.
Какие-никакие указатели привели нас в Вифлеем, через несколько поворотов, крутых подъемов и снова поворотов я запутался, улочка вправо, узенькая, пробираться между стоящими машинами, почти чиркая зеркалами, налево – пошире, снова направо, оказался тупиковый переулок, пятачок метра три на три, может чуть побольше, уклон процентов в двадцать, но надо развернуться, чтобы не остаться в этом углу навсегда, запахло сцеплением, как удачно у нас такой маленький автомобильчик; снова более менее широкая улица, и совершенно к месту оказалась парковка с приветливым хозяином-арабом. Он и на фотографии из путеводителя узнал Церковь Рождества Христова. Оказывается, она в пяти минутах ходьбы. Я оплатил пару часов парковки, и мы отправились в путь. Надо признать, что на своих, арабских территориях арабы значительно спокойнее.
Аккуратнее и вежливее.
Весь город – сплошной базар.
Восточный.
Продают все: сладкое, горькое, шапочки, пряное, крестики, фигурки, шарфики…
Подскочил к нам лишь разносчик чая и кофе, что-то долго говорил; учитывая мою слабость к кофе по-арабски, я не стал сопротивляться, немного денег за чашечки восхитительного кофе и чая, заодно мы получили ценное указание о нашем дальнейшем маршруте. Еще сотня шагов по неширокой улице – улице Звезды – и вот мы на Ясельной площади…
Похожий на крепость Храм Рождества Христова, напротив мечеть Омара, того самого Омара, который приказал не разрушать Храм.
Низкий вход, торжественная атмосфера внутри Храма.
Рядом, через стену – Храм католический.
Еще одно доказательство мирного сосуществования разных религий.
Старый Город Иерусалима – чем не место примирения всех религий мира?
Надо лишь улыбнуться друг другу – искренне, радостно, протянуть открытую руку, сказать:
«Шолом!
Beke legyen veled!
Friede sei mit euch!
Ramybe jums!
Rauha teille!
Frid vare med dig!
Pacis erit vobiscum!
La pace sia con voi!
La paz sea con vosotros!
Fred vaere med jer!
Que la paix soit avec vous!
Peace be with you!
Pokoj niech b;dzie z toba!
Мир с вама!
Мier s vami!
Мiers ar jums!
Rahu olgu teiega!
Мир тебе!»
Мертвое море с израильской стороны почему-то не произвело такого уж сильного впечатления, как с Иорданской. В Эйн Геди большой пляж, можно поплавком покачаться на воде, немного прохладной, впрочем, для марта воздух, прогретый до плюс тридцати пяти – видимо, обычное явление. Купающихся предостаточно.
Оазис Эйн Бокек с сонмом пятизвездочных отелей, приведший меня в восторг тринадцать лет назад, несколько опустился. Поизносился.
Цель Арим, по почти две сотни долларов за ночь, откровенно не порадовал. Вообще, израильские отели сравнимы по цене с европейскими, но по уровню сервиса не дотягивают…
Великолепна 1-я дорога, широкой лентой спускающаяся к Мертвому морю с отметками уровней: уровень моря, потом минусы -100, - 200, и дальше, и ниже; минус 411 метров – Мертвое море.
Направо, на дорогу № 90, вдоль берега, справа почти отвесные стены песочного цвета без единого признака растительности; огромная гора с крепостью, точнее остатками ее – Масада. Символ стойкости и независимости Израиля. Сюда приводят на экскурсии молодых солдат израильской армии. Это даже не экскурсии, а, если можно так назвать, уроки мужества, Мужества, приобщение молодежи к ценностям, культивируемым Родиной. С большой буквы. Возможно, поэтому израильская армия непобедима.
Восхитителен восход солнца, встречаемый в крепости. Нет солнышка, нет, уже достаточно светло, вдруг из-за гор на другом берегу, а там уже Иордания, появляется маленький белый шарик в дрожащем мареве испарений Мертвого моря. Белое солнце пустыни. Именно белое. Вроде ничего особенного, а впечатляет, остается в памяти, хочется этот восход вспоминать и вспоминать, увидеть снова и снова…
Добраться к шести часам утра – восход солнца в Иерусалиме в марте – до Масады можно только на автомобиле, около получаса петляющей дорогой из города Арад, потом тридцатиминутный подъем по тропинке на гору.
На следующий день продолжилось знакомство с дорогой № 90. Закончилось Мертвое море, первая дорога повернула налево, в Иерусалим, а мы едем вдоль реки Иордан к озеру Кинерет, Геннисаретскому озеру, на северном берегу которого и камня не осталось от города Вифсаида…
Место крещения Иисуса. Израильская и Иорданская версии – напротив, по обеим сторонам неширокой и мутной речки. Пошире была она в этот раз, видимо весна, таяние снегов на горе Ермон добавило Иордану весу, если можно так сказать. Но израильская версия Baptism Site все-таки поскромнее. Деревянные мостки, скрытые прибывшей водой, лишь перильца – признаки ступенек, магазинчик с нехитрыми сувенирами, белыми балахонами для крещения. Правда, подъехать на машине можно к самому берегу, а в Иордании – пограничная зона, специальный автобус возит посетителей к Иордану. Экскурсоводы и экскурсанты…
И огромные флаги – бело-синий и красно-черно-бело-зеленый с чувствами собственного достоинства неспешно перекатывают свои складки…
Тверия встретила сильнейшим ветром.
Несмотря на то, что Тверия входит в число четырех святых для евреев городов, построен Тибериас в 17-ом году по Рождеству Христову. И до сих пор неизвестно, да и уже вряд ли что-то изменится в человеческом познании этих подробностей, заходил ли Иисус в этот город…
Тверия на западном берегу озера Кинерет, а на северном – Капернаум, столь огорчивший меня – не смог сохраниться хотя бы десятком, другим домов…
Уютен Старый Город, вечерняя прогулка, скромный свет уличных фонарей местами не в состоянии пробить мрак кривеньких переулочков…
Осовремененная длиннющая набережная предлагает вкусный ужин, прогулки на катере по озеру, с фейерверками, шипящими огнями, разбрызгивающими искры, живописно отражающиеся в воде…
Рыба Петра, рыба Святого Петра, рыба из рода тиляпий, не могу сказать, что именно таких рыб мы ловили когда-то в Геннисаретском озере, но, с другой стороны, вряд ли сильные морфологические и иные изменения произошли с ней и в ней за это, пусть и не короткое время; рыба Петра восхитительна. Я даже думаю, что ее невозможно испортить неправильным приготовлением.
Назарет, город, в котором прошли детство и юность Иисуса, ныне более, чем на две трети населяют мусульмане. Двух-трех этажные дома, выкрашенные белой краской, в первом этаже обязательные магазинчики – неизменно вкусен арабский кофе, чашечка маленькая, на пару глотков, но послевкусие сохраняется долго-долго, уже медленно бредешь другой улицей, а будто продолжаешь пить ароматный напиток. На высокой горе остатки крепости, небольшой парк. От того Назарета, улицами которого ходил Учитель, ничего не осталось, ничего, только прочитать можно у Луки: явился ангел Марии в Назарете – «благословенна ты между женами»; только прочитать можно у Марка: «пришел Иисус из Назарета на берега Иордана к Иоанну Крестителю».
И пусть лишь название осталось у города, связывающее его с именем Иисуса, но необходимо пройтись по улицам, нет, улицы-то уже не те – по земле, по которой ходил много лет назад Спаситель.
А рядом деревенька Кфар Кана, а рядом гора Фавор, и, как и две тысячи лет назад, после сезона дождей окрестные холмы пестреют миллионами цветов, а с любовью возделанные поля покрываются зеленым пушком благодарных всходов.
Цфат на вершине горы почти в девять сотен метров вообще не упоминается в Библии. Лишь в средние века он стал духовным центром каббалы – учения в иудаизме, основанном на символическом толковании слов и чисел в Торе. И посему Цфат в числе четырех святых для евреев городов, с ним в компании Иерусалим, Тверия и Хеврон. Когда-то город окружала крепостная стена высотой в 28 метров…
От Цфата хорошо проехать на север, по дороге 886, вдоль границы с Ливаном – настоящие леса, грибы, луга, трава по пояс, совершенно не верится, что через три-четыре часа на автомобиле можно попасть в абсолютно безлюдную знойную пустыню, или войти в пересоленную воду Мертвого моря…
Израиль – встреча противоположностей. И климат: одна крайность – горные лыжи на Ермоне, другая – безжизненная пустыня Негев и бесконечно прозрачное Красное море; и люди: одна крайность – ортодоксальные иудеи в кипах и пейсах, трепетно хранящие из поколения в поколение свои обычаи и традиции, другая – круглосуточные дискотеки Телль-Авива и Хайфы с более чем свободными нравами…
Нахария. В далеком уже 1934 году первая семья евреев, бежавшая от нацисткого режима в Германии, осела на берегу Средиземного моря в Северной Галилее. Потом еще, еще, и еще...
Немецкий уголок в Израиле. В шестьдесят втором получил статус города.
История же, с большой буквы, к северу и югу от Нахарии.
Километрах в десяти вдоль моря на север от Нахарии, на границе с Ливаном гроты Рош-ха-Никра. Александр Македонский еще за триста с лишним лет до Рождества Христова этим путем ходил в Акко. Город тогда назывался Птолемаида.
Чувствуется близость границы, и хотя по ту сторону пока еще миротворцы ООН, собственно Ливан начинается еще километров через десять, бдительные израильтяне присматриваются к каждому посетителю этой нерукотворной красоты.
Есть парковка, проход к гротам платный, но в разумных пределах, пара минут в кабинке канатной дороги – и можно наслаждаться причудливой резьбой воды и времени по камню, ослепительно белому, особенно при ярком солнце, аж глаза режет. Правда, степень свободы в этих гротах весьма ограничена. На весь осмотр с фотографированием – ну, минут двадцать, прилечь на горячие камни – еще пять или десять. И все. И дело не в ограничении времени, просто делать там, собственно, нечего. Снова кабинка, наверх, чашка кофе, и можно идти к машине, чтобы ехать дальше. Гроты осмотрены, галочка поставлена, формальное знакомство со страной, с ее достопримечательностями...
Совсем не этого желаю я, а – постичь Дух Места, попытаться окунуться в реальную, а не туристически-рафинированную жизнь. Это – всегда цель, и если хоть малейшим образом удается, безмерно счастлив я.
Акко. Вот оно – Место и Его Дух… Старый Город просто вкусен, несмотря на свою некоторую неухоженность. Узкие кривые улочки то ныряют в длинные темные галереи, выходящие на кургузенькую площадь, пройдя через нее, попадаешь в такие же галереи с темными сводами; то заканчиваются тупиком, входом в старый-престарый дом, неизмеримое количество лет ему, но и в нем живут люди, радуются, печалятся.
Детские голоса слышны из открытых окон, короткий взгляд встречается с настороженным, внимательным, но не недружественным взглядом хозяйки, мы проходим дальше, детский смех продолжается, мы не нарушили, не повредили своим присутствием…
Уже глубокий вечер, стемнело, мужчина с фотоаппаратом на груди и женщина с широко развернутым планом города, глаза почти испуганные, ищут выхода из лабиринта, в одну сторону, в другую…
А я уверен, что, поплутав, придем мы к городской стене, пройдя ворота, снова окунемся в действительность – и проще и плоше окажется она.
Лишь вечный морской прибой, не одну тысячу лет проверяющий стены Старого Города на прочность.
На небольшой террасе у городской стены, за которой перекатываются волны с ночующими на них чайками, уютный ресторанчик предложил нам хорошо прожаренного барашка, местного вкусного вина и неизменный арабский кофе…
Есть только одно упоминание о древнем Акко, который назывался по-гречески Птолемаида в Деяниях апостолов, когда Павел и сопровождавшие его после семидневного пребывания в Тире, где нашли учеников, и поэтому задержались, совершив плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду.
Только один день провел Павел в Птолемаиде, а на другой пришел в Кесарию, где в доме Филиппа пророк Агав произнес следующие слова: «мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников».
А был тот пояс – Павла…
Хайфа из маленькой и бедной арабской деревни, когда порт Акко перестал справляться со своими задачами, обречена была стать огромным городом, городом-портом, быть может и удобным для проживания, но абсолютно бессмысленным для туристов. Разве что великолепнейший ансамбль храма Бахаи может заставить заглянуть в Хайфу. Золотокупольная усыпальница Баба, проповедовавшего единство всех религий, единство Бога и единство человечества, бесконечные лестницы, симметричные лужайки и цветники, фонтаны, скульптуры, вход в усыпальницу без обуви, захватывающий вид на Хайфскую бухту с последних ступенек сада. Это уже не для галочки, подобно гротам Рош-ха-Никра. Связи с библейскими местами весьма натянутые, ведь Израиль обычно связывают с именем Иисуса, с его жизнью в этих краях, здесь ничего такого нет, но есть Храм Религии Примирения Всех Религий…
Непросто лишь найти место для автомобиля. Как, впрочем, в любом большом городе.
Монастырь кармелитов.
В 1209-ом году крестоносцы добрались до Святой Земли и основали католический монашеский Орден кармелитов – так называлась и до сих пор называется гора – Кармель – на которой монахи жили в пещерах, подчиняясь строжайшим правилам. Выращивали оливы, виноград, в постоянной борьбе с мусульманами за право жить в этих местах. Но все-таки в 1238-ом году были вынуждены уйти.
И почти 400 лет лелеяли мечту вернуться…
В 30-х годах XVII-го века смогли это сделать. Жили опять же в небольших пещерах, и только через 170 лет, в 1795-ом году освятили построенный мужской монастырь Нотр Дам де Кармель.
Фантастические трудолюбие, воля, желание жить!
Тель Авив – огромный по израильским меркам, шумный город с прямыми улицами. Обильные острова зелени чрезвычайно гармонируют с белым и светло-песочным окрасом домов в стиле Баухаус, застройки начала и середины двадцатого века, надо сказать, что Тель Авив – просто дитя в сравнении с другими поселениями на земле обетованной. Первые постройки появились к северу от Яффы в 1909 году, по другим данным в 1906 году. Разница невелика.
И Акко упоминается в одних хрониках с 1468 года до нашей эры, в других с 1486 года, тоже до…
Веселое и жизнеутверждающее сочетание белого и зеленого дополняет море с переливами разнообразнейших синих оттенков; у самого берега прибой пенится ослепительно белым, чуть дальше цвет воды пляжа Бонди ненавязчиво становится лазурно-серым, потом прослойка лазурно-синего, королевского синего, и уже на горизонте море приобретает глубокий сапфировый цвет, размываясь в кобальтовом цвете неба, по небу плывут горы ослепительно белых облаков, смягчая его до джинсового цвета…
Один за другим, широким кругом над морем, снижаясь и увеличиваясь в размерах до порой гигантских, со всего мира самолеты спешат в Бен Гурион, и тысячи гостей гостеприимной страны растекаются по различным ее уголкам, от крайнего севера до крайнего юга, от западного побережья Средиземного моря до узенькой извилистой речушки Иордан, пытающейся хоть в малой степени разбавить чрезмерную соленость Мертвого моря; тысячи гостей наполняют чистый и здоровый воздух гостеприимной страны разноязыкой речью.
Набережная Герберт Самюэль, справа – вереница пляжей, променад, слева – вереница небоскребов, офисы, по всей вероятности с гигантскими суммами за аренду, штаб-квартиры компаний, ворочающих умопомрачающими капиталами, мозг экономики Израиля…
Иерусалимский бульвар, все ближе Яффа – город-спутник с древним, по-настоящему Старым Городом.
Общественная бесплатная парковка на Наум Гольдман, огромный стакан при-тебе-свежевыжимаемого гранатового сока – оглушительно вкусный, сладкий; спокойные двести десять шагов – и – кварталы старой Яффы…
Яффа – один из древнейших непрерывно населенных городов мира.
Из Яффы, именуемой прежде Иоппией, пророк Иона отправился в путь по велению Господа к язычникам в Ниневию.
В различных хрониках и летописях первое упоминание о городе аж в пятнадцатом веке до нашей эры, до Рождества Христова.
В Яффу, крупный порт во времена правления израильского царя Соломона, привозили плотников, каменщиков, отправлемых финикийским царем Хирамом, к которому Соломон обратился за помощью для строительства Иерусалимского Храма – Бейт а-Микдаш.
«6 итак прикажи нарубить для меня кедров с Ливана; и вот, рабы мои будут вместе с твоими рабами, и я буду давать тебе плату за рабов твоих, какую ты назначишь; ибо ты знаешь, что у нас нет людей, которые умели бы рубить дерева так, как Сидоняне.
7 Когда услышал Хирам слова Соломона, очень обрадовался и сказал: благословен ныне Господь, Который дал Давиду сына мудрого для управления этим многочисленным народом!
8 И послал Хирам к Соломону сказать: я выслушал то, за чем ты посылал ко мне, и исполню все желание твое о деревах кедровых и деревах кипарисовых;
9 рабы мои свезут их с Ливана к морю, и я плотами доставлю их морем к месту, которое ты назначишь мне, и там сложу их, и ты возьмешь; но и ты исполни мое желание, чтобы доставлять хлеб для моего дома.
10 И давал Хирам Соломону дерева кедровые и дерева кипарисовые, вполне по его желанию.
11 А Соломон давал Хираму двадцать тысяч коров пшеницы для продовольствия дома его и двадцать коров оливкового выбитого масла: столько давал Соломон Хираму каждый год.
12 Господь дал мудрость Соломону, как обещал ему. И был мир между Хирамом и Соломоном, и они заключили между собою союз».
(3-я Царств 5).
«7 Когда строился храм, на строение употребляемы были обтесанные камни; ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в храме при строении его.
8 Вход в средний ярус был с правой стороны храма. По круглым лестницам всходили в средний ярус, а от среднего в третий.
9 И построил он храм, и кончил его, и обшил храм кедровыми досками».
(3-я Царств 6).
Построили Иерусалимский Храм на Храмовой горе, сейчас на этом месте мечеть Омара – Куббат ас-Сахра – Купол над скалой – мусульманская святыня, тщательно охраняемая, надо признаться, что попасть на территорию мечети Аль-Акса нам не удалось: Храмовая гора нынче в ведении мусульман.
Где-то в 70-ом году по Рождеству Христову, или около этого, Иерусалимский Храм разрушили римляне.
Лишь сохранилась часть опорных сооружений, окружавших Храмовую Гору, и она получила название Стена Плача, и слезы всех евреев, оплакивающих храм, оплакивающих свою Родину, поскольку после разрушения Иерусалимского Храма началось гонение на евреев и рассеяние их по всему миру, слезы всех евреев проливаются именно здесь…
Жалею, что не смогли мы лишь попробовать смоквы – по причине весеннего месяца марта.
Это немного удручает меня, поскольку смоква – самый что ни на есть библейский плод.
Иорданские смоквы, черногорские, итальянские – тоже смоквы, но отведать смоквы в Израиле – на мой взгляд, особенные ощущения.
Надеюсь…
«и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв».
(От Марка 11:13).
«и дали ему часть связки смокв и две связки изюму, и он ел и укрепился, ибо он не ел хлеба и не пил воды три дня и три ночи».
(1-я Царств 30:12).
«И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои».
(Откровение 6:13).
Впрочем, последняя цитата стоит несколько особняком, о черных днях мира сего она, при всем неприятии моем существующего мироустройства и жажду и не жажду я падения в виде незрелых смокв небесных звезд на землю. Хочется надеяться, что сможет человечество избежать черных дней, испепеляющего гнева Божия за все грехи наши.
И готов я снова и снова испить чашу страданий, лишений и счастливого блаженства – нести людям Слово Учителя моего Иисуса Христа…
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.
По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?
Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые.
Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.
Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь.
Итак, по плодам их узнаете их.
(От Матфея 7:15-20)
Ибо многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист.
(2-е Иоанна 1:7)
Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!
Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам.
(От Матфея 9:28-29)
Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека - от Господа.
(Притчи 29:26)
Свидетельство о публикации №212092400891