Женщина-Песок

                Памяти моей дорогой матери, Люсьены Миловской посвящается.                Ты из жизни ушла одинокой.С этой мыслью мне жить .Прости               
                               


      Кто знает -откуда берутся дюны, барханы? Во Франции есть песочная дюна-  они ей так гордятся. Привозят туристов, Фото, футболки, чашки брелоки с ее изображением –гордость нации !
 Я там была. Пятнадцати метровая высота. Откуда? Ветром надуло. Вот и все.

            Люсьена страстно любила море, а еще больше– песок.
Когда она ныряла под воду, ей непременно хотелось лечь на дно прижавшись к песку, раствориться в этом «бирюзовом космосе», стать песчинкой, смотреть и слушать этот таинственный  неземной мир. Быть "анфибией" ей казалось возможным и реальным, ведь живет же ребенок в утробе матери столько времени. Почему он не может так потом, когда взрослый? Здесь есть тайна – это маленькая дверца, как в «золотом ключике». Ах, как ей хотелось отыскать этот ключик, и уходить в водные леса, полянки, коралловые дворцы, в гости к морским друзьям, русалкам, к Нептуну …

     В мечтах, она была дочерью великой «морской Птицы» – манты. Она плыла рядом, как детеныш - под брюшком. Животом приклеившись к груди манты, разбросав руки в стороны "распятьем" и слившись с ней воедино, они парили, как два креста спаянных вместе. Она слышала биение материнского сердца, что ритмично ударяло ей в грудь. А потом, пульс становился единым. Это было безмерным  счастьем. На земле такого не бывало.
    С детства богатства чувств, ощущений, она впитывала, как песок влагу. С жадностью предсмертного вздоха. Был момент, когда вдруг, дышать стало нечем, и она рванув на себя дверь окошка, все равно не могла сделать вдох – задыхалась. И когда отпустило– как сладок был воздух. Она его пила, утоляя жажду жизни. Она была тогда совсем ребенком, и поняла что произошло чудо, чудо, что она дышит и продолжает жить, как ни в чем не бывало. Ей тогда было от силы лет восемь. Она начала искать жизнь без дыхания, засовывая голову под воду в детское корытце, в поисках спасения под водой,  как когда-то там, у мамы под сердцем. Дольше всех ее головешка торчала кочерыжкой в воде. Наверное тогда она приучила сердце биться реже чем положено человеку- вдвое, чем очень удивляла всех врачей …

          Она во всем видела чудеса, и природа, видя веру этого ребенка, часто баловала ее, как подарками щедрая мать.
Однажды, в канун Рождества, когда мама от безденежья не смогла поставить в красный угол даже елку (о подарках никто не обмолвился даже словом, чтобы не делать матери больно, Люся внезапно проснулась от резкого холода, что дул ей прямо в лицо. На краю ее кровати сидело нечто, вроде деда с бородой. Контур силуета светился мелкими звездочками. Борода, шапка-колпак, руки в варежках, а внутри старичка– была ночь. Он смотрел на нее «глазами –звездами»,улыбался звездной улыбкой. Уши смешно светились звездочками, и совсем даже было нисколечко ни страшно, напротив, захотелось прикоснуться к звездным варежкам –колючие ли, ледяные…? Утерпеть было не возможно!Люсьена только жестом потянулась к деду- весь он рассыпался на мелкие сверкающие искринки, и растаял, как серебристое облако.
 
         Горе, горе! Ведь он ей ни слова ни  успел сказать. Зачем пришел? И не выполнил её заветного желания .
Папа,милый! А ведь я могла тебя спасти. И ты бы никогда больше не пил. И мамино красивое лицо, как у королевы- никогда бы  не было больше  в этих страшных синяках и кровоподтёках. И ты бы вместе с нами, по ночам путешествовал как принц,по нашим сказкам, или стал бы королем нашего детского царства…
Я тебя не расколдовала. Глупая маленькая дура- упустила случай стать счастливой. Как бы всем  стало тогда хорошо!

           Утром Люся закопала все горести в песок, полив их легкими слезами и принялась колдовать над песком. Она слепила из него силует «звездного деда» и долго с ним говорила. А потом, распластавшись на песке как  лягушонок уснула, и опять плыла с любимой «Птицей мантой», прочь куда-то от голодных дней, недостроенного дома, усталых, грустных глаз мамы, ревматических болей в ногах  и страшного соседа цыгана.

      Он, однажды, когда Люсе исполнилось двенадцать, и они гурьбой с соседскими ребятишками гоняли по стройке, как стая дворняжек, после праздничного обеда - больно ущипнул ее за выступающий бугорок  под маечкой- место, что нельзя еще было назвать грудью, но болезненность роста была очень ощутимой. Жест был издевательским, а реплика циничной. Люся резко ударила по руке и обругала. Он ущипнул еще больнее.На глазах выступили слезы. Все замерли, цыгану было около шестнадцати, он был почти взрослый …
-Сволочь,-  дернулась Люся и резкий щелчок пощечины ослепил её совсем.  Ослепила ни боль удара, а стыд что цыган ударил по лицу, грязный, вшивый цыган.Легкие отказались дышать, лицо залилось жгучими пятнами,в тело как будто ворвалась вся мерзость этой вонючей, грязной цыганской жизни.Все застыли. Он ударил опять и заржал, сунув руку в карман- все знали, что он носит там нож. Дети сбились, как стайка птенцов перед хищной птицей, что разрывает на части  их брата  …
          Они стояли один на один –Люсьенка (как называли ее в доме, она была полькой )и цыган.
-С-с-у-ка! -огрызнулась Люсьенка. Из глаз посыпались обжигающие градины слез. Он с размаху ударил еще, и с вызывающим видом шагнул вперед.
-Сука !Зверь,- упрямо твердила Люся, пытаясь устоять. Он бил по лицу наотмашь и смеялся, наслаждаясь испугом малолетних, не смевших дать отпор детей.
Боль, как по лицу крапивой -глаз заплыл,лицо заливало кровью.Горячие струйки лились из носа, разбитых губ. Казалось, кровь течет из самого сердца разбитой,впервые  униженной, нежной девичьей души.

           -Сука, зверь!-  шептала кровавой пеной Люська. "Я песок- мне ни больно,- говорила она про себя, что может сделаться песку, черт тебя дери,Господи, где ты? Ну помоги же мне хоть как то… Я почти не могу устоять! Как страшно опозориться здесь перед всеми – упасть перед ним. Боже…,только ни на колени…!
-Мамочка,мам?-все кричало в ее маленьком теле, но упрямая голова рванулась кверху:
-Ты можешь  меня совсем сейчас  затоптать, но ты все равно, сука и зверь!-ей вдруг стало все равно что дальше.Страх прошёл,душа в теле стала твёрдой как камень- из неё полетела улыбка и глаза потянулись к небу. Цыган, потеряв нить её страха, чиркнул  напоследок перед её  лицом лезвием ножа и хохотнув, ушел.

                Люся отвернулась от всех спиной и все молча разошлись.Зубы стучали, казалось по коленкам. Стало холодно до истерики. Она расставила через силу ноги, и помочилась стоя прямо через трусы.Дышать стало легче. Сердце вернулось на место.Она узнала силу страха и боролась с ним в неравной схватке, устояла, и долго лежала, рухнув в любимый песок,а потом закопавшись в него, как черепаха  и исчезнув для всех на Земле- испытала чудесное облегчение, когда влага песка- всю боль забрала. Забрала всю горечь, жар обиды.
     Дома о случившемся ни сказала ни кому. Что мать могла сделать? Один в поле не воин. Цыгане жили по соседству, своей дикой жизнью:бились топорами, вечный вой женщин,грязных в лишаях детишек, в полуразрушенном хозяйстве на вытоптанной земле. Там даже собак,да что там- кошек не было :перекошенный дом разбитая полу-кибитка,полу-тарантайка во дворе, под которой вечно кто-то валялся (не поймешь то ли пьян,то ли помер), да старая кляча, которой детишки втихоря травы подкидывали. Казалось, что она на ходу сдохла и высохла уже лет сто назад. Рвань - так и называлось это «царство убогих». Все их сторонились, брезговали даже. Грязь и распущенность мужиков, невероятная забитость и невежественность женщин, на уровне средневековья .
    Люся жалела маму, и было невыносимо, когда в доме устраивал погромы отец семейства.Как же было стыдно что они  живут так, а перед кем – она ни знала. Стыдно и все.


        Вот был бы рядом Дон – ее верный пес,овчарка- переросток, размером с теленка… Сто пудов,он бы защитил. Он разгрыз бы его пополам, как сахарную косточку …Да уж …он бы да- слопал бы и не подавился,-Псина моя,где ты? Люсьена забралась к нему в летний сарай, и сидя на соломе- ласкала его голову, лежащую на ее коленях. Долго жалобно скулила, жалуясь и получая в ответ ласку мягкого мокрого языка,слизывающего солёную сырость с лица,Дон подскуливал ей в тон утыкаясь булыжно-холодным  носом в коленки,успокаивая пониманием и преданностью сострадающих глаз…
            Когда его отравили от злости и зависти нелюди (он был беспощадным победителем в собачьих боях, а это было единственной забавой, кроме пьянки для мужиков на поселке),он умер так же- лежа у нее на коленях, и изо рта, так же, как у нее, тогда,при цыгане текла кровавая пена. Спустя двадцать пять лет он пришел в ее дом ротвейлером, с тем же характером, с тем же взглядом  и казалось с тем же сердцем отважного добряка и слава Богу, жив и по ныне. А тогда, в далеком детстве, она лепила из песка его чудную голову, и подолгу лежала на ней, оставляя в песке  свои тайны, свои страхи, свое сердце  рядом с ним  на  всегда.
        Уходило детство. Появились мальчишки «Дон Жуаны»…
Ни кто ни мог понять этой странной привязки к песку …Что за фигуры она лепит часами и при этом молчит? А потом, стремглав, бросается в море и лежит там на дне подолгу. Она и там гладила песок, представляя, что гладит Дона, звездного человека  и других друзей, что нет уже рядом…
    Когда нужно было принять решение, она закрыв глаза, как богиня Фемида- набирала в руки жмени песка, и решала, которая перевесит?
   Однажды, купаясь ночью в море - огромная волна бросила на нее труп человека.Люсьен сначала подумала, что это дельфин и с радостью метнулась к нему. Но когда об нее снова ударилось скользкое, раздутое гниющее тело – ужас сковал ее так, что она долго заикалась и в море  ни ходила, так- лежала на песке,как выброшенная рыба …
  Песок  долго забрасывал ее мелкими подарками,а однажды подбросил ей золотое колечко и инцидент был исчерпан, и она вновь плескалась в море, как «золотая рыбка».


           Пришла зрелость.Она появлялась в жизни мужчин внезапно, как легкий бриз: безопасный, игривый,беспечный, волнующий,пьянящий, как легкий хмель от хорошего вина.Так она и была огненной водой по гороскопу -скорпион и стрелец по асцедент,а внешность же  была- самой обыкновенной...
   Когда она начинала говорить, с мужчинами что-то случалось. В ней жила какая-то другая энергия. Она была не похожа на других, как говорили" ни одна из многих,а из многих - одна". Море тайн было в её полу улыбчивом  чайно-зеленом взгляде. В нем как будто смешалась вода с тёплой луговой  землей и подсолнух в центре желтый жил в этих глазах,всегда  лёгкий  прищур, чтобы её тайны никто ни высмотрел -скрытная была-не доверяла.
   Многие, даже взрослые мужчины утверждали, что в нее легко влюбиться.Фокус? Она и сама ни понимала, что в ней такого,но шлейф поклонников сопровождал ее всегда и всюду. Она тяготилась этой шумихой, мягко отбрыкивалась, а иногда и просто сбегала, когда уж совсем было невмоготу. Харизма – таким словом называют теперь таких людей.Она светилась «светом из нутрии»,– так однажды сказал ей слепой старичок,взяв ее за руку, чтобы перейти с ней через дорогу.


                Когда Люсьена ждала ребенка, то зеваки приходили в ужас, когда она «насносях» бросалась в зубастые волны  и исчезала подолгу под водой.Она брюхом ложилась на дно, как тяжелая рыба, и знакомила малыша со своими друзьями, подводным миром. Крабы недовольно расползались кто куда :
-Раньше ты была  полегче и по безопасней,- шлепали они  клешнями, усердно отползая и  давая ей место на песке. А морские бычки, прошмыгнув сквозь пальцы, играли с ней в догонялки.  Она камбалой ложилась на дно ,и песок сварливо поругивал ее, что надо бы там, на верху быть с малышом  поосторожней, суета, теснота,  может повредить ребенку…
Да и воздуха чистого нет там – сюда приходи  чаще, к морю …

          Муж однажды сказал ей, что фигура у нее, как песочные часы. И казалось бы, что вот ты, вся у меня в руках, а стоит расслабиться, задремать душой –  сквозь ладони исчезаешь…
  Сынишка слепил из песка фигуру и с улыбкой сказал :- Это мама!
 Только он мог понять её тайну, и так же часами, один, лепил молча песочных своих и ее друзей. У него их теперь стало много и большой пес всегда был рядом,и с водой он никогда ни сражался, а входил в нее словно парус…

         Он спустился к берегу враскачку, походкой моряка.Нервно теребя сигарету, тяжело думал:
-Вот она, проклятая пенсия, что делать буду здесь на берегу, сдохну ведь от тоски?
-Едрёна –Матрёна, это кто ж плещется там с малым дитём в такой шторм то?
-Нерадивая мамаша,дитя роняет в таки  волны! Во дурища!
-Утопит младенца, как пить дать,– ворчал, мотаясь по берегу Федор Ильич:
-Ё, мороз,а? Ты смотри, что творит? Что делат морская мамаша!Не могу глядеть.
А самому  тоскливо,поговорить  охота."Как так …,с дитем- то как с мячиком, кидат и кидат?
          Из под воды выплыла резвая, длинноволосая женщина.На плечах, держась за ее шею хохотал, отплевываясь малыш. Она плавно выбиралась из волн, что торопливо лизали ей ноги на прощанье, подталкивая слегка в спину, чтобы легче было вынести ребёнка.Было почти темно и они вышли из воды загорелые и  нагие. В ладошке малыш держал пучок морской травы и  пытался прикрепить ее к маминой голове,как морскую корону. У него ни получалось и они славно хохотали.
Федору стало совсем одиноко на душе.Он ни давно схоронил жену,дети разъехались кто куда, даже пса и того забрали. 

   -Подойду, нет сил терпеть, так поговорить охота … а то взвою сейчас …подойду.
         Они резвились в песке, метрах в ста  от него. Он отхлебнул из фляги для храбрости, и быстрым шагом в раскачку пошел к женщине.
Она откинула волосы с лица и увидела идущего к ним незнакомца. Одежда  лежала чуть поодаль, - и прикрыться не успеешь, –подумала  она.
-Чужой дядя малыш, ни бойся. Мы песок, не волнуйся. Нас нет!
Ильич   подошел наконец к месту где была мать с ребёнком огляделся,крутясь вокруг"волчком"  и ахнул в недоумении – перед ним лежала груда песка …08.06.05.г.