Номер на двоих

Обустройство Увязовского ПХГ. г.Касимов, Рязанская область. Апрель 1990 г.

Мне, наверное, немного не повезло – бригада подобралась, так сказать, специфическая, пришлось работать с «нечистью». У Душмана в партии работал постоянно я, Афанасьич, Шлема, Тимоха и сменные водители. Нет, Тимоху прислали потом.
А тогда выехали мы вчетвером в Касимов через Москву. Билетов на вечерний поезд не было, взяли на проходящий Одесса-Москва, который отходил из Киева утром, шлепал целый день и приходил в Москву вечером – страшно неудобно, короче.

Ну, чтобы понятнее было с кем я имел дело – маленькое отступление.
Афанасьич  ( или просто Афоня ) – Николай Афанасьевич Андреюк , ныне покойный ( заснул в подъезде своего же дома на Новый Год и замерз ), был тогда тощим черным мужиком лет 50-ти, ходил всегда в одном и том же коричневом костюме, к которому прилагались два галстука и олимпийка с прожженными на груди дырками оттого, что он часто засыпал с папиросой во рту. В эту командировку он напросился сам, хотя еще прихрамывал – два месяца перед этим провалялся с поломанной ногой на неоплачиваемом больничном.
Ногу поломало в автомобильной аварии, когда он в пьяном виде перелез через ограждение скоростного трамвая на Борщаговской и потом перебегал улицу в неположенном месте. Ну, отбросило его метра на три, удивительно, что только ногой и обошлось. ГАИ, скорая, все дела, водила трезвый, а Афоня – вдрызг. Отсюда и больничный с красной полосой. Бухал он всегда здорово, но и работал, отдать ему должное, без нытья в любых условиях, часто и без обеда.
Шлема – это кличка, по-настоящему его звали Шабалин Анатолий Александрович. Несмотря на вполне русские Ф.И.О., имел он совершенно еврейскую внешность, характер и повадки. Маленький лысый мужичок с большим пузом, большим носом и глазами навыкате, он напоминал классического одесского еврея.
Женился он в пятьдесят лет и на все подначки отвечал, что мужчина за всю жизнь может десять тысяч раз … ну…, это самое и он подсчитал, прикинул примерно – тысячи четыре у него еще осталось, отчего ж не жениться?

Как раз перед этой командировкой со Шлемой произошел прискорбный случай – остался он без зубов. Было это так. Ехали они в поезде, бухали, естественно. Потом легли спать. Шлема вынул свою вставную челюсть и положил ее в стаканчик с водой. Ночью кого-то с бодуна сушняк замучал – он и нащупал в темноте стакан и стал жадно пить. А тут что-то не то – в стакане чьи-то зубы. Ну, то ли с перепугу, то ли со злости выкинул этот стакан вместе с челюстью в окно.

Одевался Шлема неаккуратно, как говорится, с претензией на хамство, ему было абсолютно все равно во что он одет и где при этом находится.
Как-то в Чернигове на автовокзале, оставив молодого Згурского сторожить вещи, Шлема пошел на пригородную автостанцию узнавать насчет автобуса. Вернулся – нет Сережи. Вещи на месте, а его нет. Потом выяснилось, что тот уснул на лавке ( приехали они в Чернигов уже пьяные ), проснулся, не понял где он и тут же уехал на автобусе обратно в Киев. А Шлема, тоже сильно навеселе, в сиреневых спортивных советских штанах с вытянутыми коленями, побежал в милицию. Пропал человек! Найдите человека! Ну и оформили его в вытрезвитель. Главное, он потом сам рассказывал, думал  - его ведут какое-то заявление писать, протокол, может, составить, а они его ничего не спрашивали даже и сначала засунули в обезьянник, а потом – в трезвяк.

На вокзал Шлема явился в тех же спортивных штанах, вьетнамках на босу ногу, коричневой рубашке и застиранной полуистлевшей кепке «Ялта-70» с пластмассовым козырьком. За плечами рюкзак и подводное ружье в чехле. Кого он собирался стрелять в апреле на Рязанщине – непонятно.
Афанасьича не было. Шлема пошел к нему звонить. Тот оказался дома, мало того, даже в ванной. Ну не разобрался человек с летним временем, хотя уже неделю как часы перевели. Хорошо, что поезд опоздал как раз на час и Афоня успел. Он вообще плохо ориентировался как в пространстве, так и во времени.
На все вопросы камералки и коллег по поводу проездов, дорог и т.п. Афоня неизменно отвечал, что ничего не помнит, так как на работу его привозили в будке, а по сторонам он не смотрел.
В другой раз, вернувшись на три дня раньше из командировки, позвонил в институт – узнать, какое сегодня число и попал на Марковича – заместителя начальника отдела и клятвенно пообещал завтра же выйти на работу, на что тот ответил, что завтра не надо, завтра суббота, а вот в понедельник мы с тобой поговорим.

Ехали мы целый день. Пили, конечно – мы с Вовкой чуть-чуть, а Шлема с Афоней нажрались по-взрослому. Шлема даже из вагона в Москве не хотел выходить, мол, куда я пойду – ночь уже на дворе, давайте в поезде поспим – тут хоть мягко. Он всегда отличался нестандартностью решений.
Как-то в Башкирии, пропившись до рубля, Шлема, не испытывая ни малейшего беспокойства, оставляет все свои шмотки в машине, берет паспорт, командировочное и идет в Уфе на вокзале в ментовку с заявлением, что у него украли сумку, а в ней все деньги. Не бомж ведь – с паспортом человек и менты его сажают в общий вагон. Шлема двое суток едет домой на третьей пыльной полке без матраца, зато бесплатно.
Выгнали нас все-таки из поезда, зашли мы в помещение Киевского вокзала. Места свободные были, так что уселись. Улечься, правда, не получилось. И тут Афанасьичу стало плохо – сердце застучало сильно и с аритмией к тому же. В медпункте врач спрашивает:
- Что пил?
- Ну как что – водку пил, естественно.
Врач закатал ему в худую жопу укол с такой силой, что до утра он уже не садился, все круги наматывал по вокзалу. Но полегчало. Да, купили еще Афанасьичу обратный билет из Москвы сразу, пока он все деньги не пропил.

Сдали шмотки в камеру хранения и поехали с утра на Щелковскую брать билеты на касимовский автобус. Ехать решили ночью, день хотелось по Москве походить. Да, тогда еще хотелось. На двенадцатичасовой все билеты уже были раскуплены, пришлось брать на 23.00. В Касимов он приходил по расписанию в пять утра, рановато, конечно, но что делать. Договорились встретиться на Киевском вокзале в девять вечера и разбежались.
Мы с Вовкой хорошо провели время – сходили в «Макдональдс», надо ж знать что это такое, в Киеве их еще не было, погуляли по городу. На Калининском я даже сфотографировался на память с Горбачевым. Такой реальный Горбачев, наклеенный на фанеру, на фотке – полная иллюзия, что настоящий. Тогда все это было в диковинку.

Приезжаем к девяти на Киевский – что такое – Афанасьич на месте, а Шлемы нет. Подождали минут десять, нет и все. Потом, наконец, нашли его – спал, прикрыв лицо газетой, из-под которой торчало только голое волосатое пузо в расстегнутой снизу рубашке, ну и знаменитые штаны с вьетнамками.
Взяли вещи из камеры хранения, сели в метро. Шлема так и поехал во вьетнамках, кепке «Ялта-70» и с подводным ружьем на плече. Сейчас бы точно менты повязали, а тогда как-то сходило с рук.

А с водкой, да и с любым алкоголем была в те времена напряженка по всей стране. Но наша старая гвардия не растерялась и добыла четыре огнетушителя (0.75л) какого-то портвейна. Уселись они сзади и употребляли его всю дорогу, то и дело предлагая нам, но мы отказывались. Учитывая принятое в Москве, в Касимов прибыли совсем теплыми. А автобус приперся даже раньше, где-то без четверти пять утра. От автовокзала до гостиницы там довольно далеко, да с вещами, да с двумя алкоголиками в состоянии токсикоза – короче, в вестибюль мы зашли только в начале седьмого утра.

Первое, что мы увидели, это двух мужиков, откинувшихся в креслах прямо в холле и положивших ноги на чемоданы. Их поза и вид прекрасно иллюстрировали табличку «МЕСТ НЕТ» в окошке администратора. Тем не менее Шлема разбудил эту тетку и принялся скандалить. А мы с Вовкой взяли вещички и пошли в другую гостиницу, неизвестную широкой публике, располагавшуюся в старинном деревянном особняке при районном совете по туризму и экскурсиям. Комнат-номеров было всего пять на 8 рыл каждая, кран с водой только на первом этаже, а туалет вообще во дворе, зато дешево и все ж лучше, чем ждать неизвестно чего и неизвестно сколько. Прожили мы там четыре дня и все время были вдвоем в комнате, никого к нам не подселили.
 
Поселившись, вернулись в главную гостиницу – узнать как там наши гвардейцы. Оказалось, Шлема все-таки доскандалился до одноместного номера даже с душем и туалетом. Устроились они там с Афоней вдвоем в целях экономии – Афанасьич на голой сетке на единственной в номере кровати, а Шлема на матрасе на полу. Так и жили 4         ( четыре ! ) дня, а мы к ним в душ мыться ходили.

В тот же день мы с Володей съездили на компрессорную, забрали машину и в город вернулись уже на 66-ом. Назавтра поехали на рекогносцировку.
- А этих будем брать?
- Да ну их к свиням ! Пускай пьют, все равно толку от них сейчас мало.
Пока ездили, пока все нашли, немножко побуксовали в грязи ( в лесу еще кое-где в тени лежал снег ), то, се, в город вернулись уже по темноте. Жрать охота, а столовая уже закрыта. Ну и хрен с ней – поехали в ресторан, ничего, один раз можно, мы ж не пить, а покушать, тем более деньги пока есть.
Ресторан располагался на первом этаже основной гостиницы – ну, той, где наши бойцы остановились в одноместном номере. Взяли чего-то пожрать, пельменей, что-ли, не помню уже. Сидим, едим. Тут открывается входная дверь и появляется пьяный Афанасьич в пиджаке поверх знаменитой олимпийки с дырками на груди. А не брился он уже три дня и, поскольку был брюнет, то вид имел совершенно дикий. Едва увидев его, одна из официанток стала кричать:
- Пошел вон отсюда, пьянь подзаборная !
- Что такое, я деньги принес.
- Иди на *** на кухню, там тебе нальют, нечего тут людей пугать !
Он прошел на кухню, через минуту вышел оттуда, на ходу чего-то дожевывая. Нас он так и не заметил, слава Богу. Я вот думаю, это ж как надо было достать официанток за каких-то два дня ! Стало понятно, что и завтра обоих деятелей не стоит привлекать к работе.

Назавтра вечером мы пришли к ним помыться. Картинку застали весьма живописную: Афоня лежит на кровати на голой сетке и пыхтит «Беломором», Шлема на полу на матрасе жалуется, что ему холодно. Конечно, холодно – начало апреля, вечер, а окно настежь открыто. На столе бухтит приемник и полный срач – куски хлеба, недопитый портвейн, бычки ( в смысле окурки ) в открытой консервной банке и все это хозяйство залито красным вином, а посредине лужи плавает Афонин обратный билет на поезд.
И в этот момент из туалета доносится звук спущенной в унитаз воды и в комнате появляется совершенно пьяная девка, молодая еще, но уж больно непривлекательная – какие-то немытые, нечесаные патлы и фингал под глазом.
- Можно я еще вина выпью?
-Пошла вон, быстро.
- А это Шлемина девка – отзывается Афоня с кровати – это он ее привел.
Через четыре дня похмельный Афанасьич высказался в том смысле, что надо куда-то переезжать, а то мы тут все деньги пропьем. И мы переехали в Занино-Починки.