Сумерки древесного дракончика

Второе Большое Светило медленно опускалось за линию горизонта. Скоро оно совсем спрячется, ознаменовав тем самым начало длинного сумеречного времени, когда на небе лишь изредка будет появляться Дальнее Светило, одаряя скупыми лучами спящую растительность. Именно тогда в роду Древесных Дракончиков начнётся посвящение молодых, чтобы по приходу Больших Светил, можно было показать их лучам возмужавших и окрепших дракончиков. Именно пока растительность спит, она во сне может поведать молодым дракончикам то, что не рассказала бы при свете Больших, и что может стать семенем чьих-либо других снов.
Шумные стаи птиц с разнообразным пением пересекали небо на фоне пурпурного заката и скрывались в синевато-зелёной листве, которая начинала медленно сворачиваться и опускаться, давая дорогу крупным сумеречным цветам. Дальнее Светило ещё более десяти раз пересечёт небо, прежде чем сумеречные цветы сами начнут светиться, привлекая к себе птиц.
По длинным стеблям, держащим бледно-сиреневые бутоны, стали взбираться, шурша крыльями, молодые древесные дракончики. Снизу, из тёмной бездны корней деревьев раздавался одобрительный шепот старшего поколения, чья жизнь на протяжении уже нескольких закатов проходила среди корней, в атмосфере прелого опада. К пению птиц – сначала еле слышно, но затем всё громче и яснее приплетались голоса дракончиков, глядящих на алый горизонт, ждущих момента и расправляющих крылья.
И вот, когда многоголосный хор леса достиг своей общей, неповторимой ноты, последний кусочек Большого Светила скрылся из виду. И наступила тишина. Она впитала в себя последние звуки дня, и полновесно приготовившись к сумеркам, растворилась в воздухе.
Настал момент.
С шорохом тысяч неокрепших крыльев, молодые дракончики взмыли в небо, кружили тёмными силуэтами по глубокому тёмно-синему небу, издавали восторженные возгласы. Но вскоре экстаз первого полёта спал, и стая, постепенно распадаясь и, редея, направилась на Запад - у каждого теперь начиналась своя дорога, кто-то сразу же начинает её, уходя в уединение, кто-то ещё долго будет лететь со стаей, пока не обнаружит, что летит один.
Радужно-Алый летел со стаей до самых берегов моря, называемого у древесных дракончиков Длинное. Называя всё, дракончики только давали определение и ощущение, не давая этому имени. Деревья для них были Высокими и Зелёными, птицы – Летающими, моря и озёра – Длинными, Глубокими, Синими, Розово-Лазурными-В-Восходящем-Сияющем… Так и Радужно-Алый. Он был одним из молодых, летящих за знаниями о жизни, за опытом и исполнением своего предназначения, скрытого пока от ума.
Прохладный солёный ветер появился тогда же, когда перед заметно поредевшей стаей молодняка открылось тёмное под сумеречным небом море. Пролетев чуть дальше можно было уже увидеть его противоположный берег, но ветер подсказал Радужно-Алому, что пора сворачивать. Именно ветер подхватил этого путешественника и направил его вдоль песчаного берега, изредка пересекаемого дельтами мелких рек. Сколько лететь до следующего поворота Пути Радужно-Алый не знал – так обычно бывает с молодыми дракончиками: не они, прежде всего, выбирают, куда лететь, им нужно всего лишь слушать или не слушать советы вобравшей их в себя природы, идеально большого и идеально поразительного переплетения бризов и листвы, песков и струй дождя, криков птиц и размеренного покачивания больших, ещё не распустившихся, бутонов сумеречных цветов.
Радужно-Алый летел. Один. Уже несколько раз проплывало над ним Дальнее Светило. А он летел.
Был один из закатов Дальнего, когда Путь дракончика сделал новый поворот смутным светлым пятном на горизонте, вдали от Длинного моря. И этим поворотом Радужно-Алый не стал пренебрегать. Смутная цель приобретала всё большую чёткость очертаний, становилась то серебристой, то бледно жёлтой… Она преобразовывалась, подобно миражу, в обширное поле песка и камней, кое-где перемежающихся рваными клочками иссыхающей травы. Казалось, жизнь отвернулась от этой местности.
Радужно-Алый пролетел над песками, переносимыми порывами ветра. Впереди, в самом центре этого островка пустыни, росло массивное дерево. Точнее, оно росло раньше, а теперь превратилось в сухой и чёрный, на фоне тёмно-синего неба, скелет былой разлапистой мощи. Вот она – Цель. Может быть ненадолго, а может быть, и до самого конца Пути… Дракончик спланировал к сухому исполину и впился коготками крыльев в толстую потрескавшуюся кору. И – о чудо! – там, в глубине под слоем мёртвой, полируемой ветром и песком брони, теплилась жизнь! Дерево спало. Почти полностью высохшее, оно спало, как и полагается всем деревьям в сумерки… Этот сон постепенно стал затягивать в себя молодого дракончика, медленно менять реальность вокруг, редкими всполохами яркости преобразовывая небо. И тогда Радужно-Алый позволил сну проникнуть в себя, он сам нырнул в казавшийся далёким мир грёз, он отразился в глубинах сна… Глаза его закрылись…

«Как и везде, здесь раньше буйствовала растительность: деревья тянулись к Светилу, стаи древесных дракончиков жили здесь, неподалёку находил свой выход подземный ручей, питавший небольшое озерцо – всё было правильно. Но постепенно что-то изменилось в мире - молодые дракончики больше не прилетали сюда, а старые постепенно умирали. Вскоре ручей изменил своё направление, отвернувшись от своего озера, а оно, обидевшись, высохло.
Когда Малое Светило в шестой раз пересекало небо, сумеречные цветы затосковали по дракончикам. Цветы отказались светиться и привлекать птиц… Это были последние сумерки, когда птицы ещё жили здесь. Птицы – они ведь своенравные и беспристрастные существа. Их нужно привлекать. Они создают конкуренцию среди сумеречных цветов – кто ярче светит, какой оттенок придаёт своим лепесткам. Не будь птиц, цветы обленились бы. Они перестали светиться, перестали бы подражать Дальнему Светилу, склоняя вслед за ним свои головы».
«Что есть птицы?»
«Беспричинная связь для нас. Они имеют лишь свою причину, не нужную и непонятную для деревьев. Они – Летающие. Зачем им это нужно – неизвестно. Однако Летающие выражают волю нашей Твердыни».
«Твердыни?»
«Всё держится на ней. Мы – её дети. Мы нужны ей все. Она наша мать, наше начало, смысл и причина нашего существования. Не будь её – не было бы нас. Не было бы нас – не было бы и её. Это вечный диалог связей. Постоянное общение рождения и смерти.
Но для того, чтобы общаться с ней, нам нужны связи друг с другом. Птицы – одна из таких связей.
И вот некогда раньше, давно, птицы ушли. Цветы перестали быть для них интересны. Если нечто перестаёт быть интересным, оно теряет волю к борьбе за существование, ибо становится бессмысленным для окружения. Как цветы для птиц.
Но неизвестно, почему ушёл родник.
Быть может, он тоже потерял интерес. Но он течёт где-то рядом…»
Ветер переносит песок с бархана на бархан, обдувает сухую коры дерева и кожистые крылья дракончика, закрывающие его тощее тело и прильнувшую к дереву голову. Чуть более сильный порыв – и обломлена ещё одна сухая травинка. Отломившийся стебелёк перекатывается рывками по серебристому песку, спотыкаясь о мелкие камни, но снова и снова присоединяясь к стайкам несомых ветром песчинок…
«Деревья спят. Им нужны сны, когда они спят. И у них есть сны. Как можно увидеть мир тому, кто живёт в одном и том же месте, кто не может сдвинуться с места? Только во сне… За нами – время, столетия роста. За вами – пространство, поля, леса, долгие пути и ветер на крыльях… И вы наши сны о мире, а мы ваши сны о времени…»
«Каждые сумерки, когда Большое Светящее скрывается, молодые дракончики поднимаются на крыло. А затем начинают путешествие старшее поколение. Их жизнь – это путешествие от одних лесов к другим. Остаются лишь те, кто не может летать.
Стаи летят постоянно, лишь изредка останавливаясь где-либо на сон. Мы спим и видим сны о том, что встретилось нам на пути: Восходы Дальнего, Высокие, покрывающие Твердыню далеко-далеко… Мы чувствуем ветер, несущий запахи из других концов мира… Дождь, облака, шум листвы – всё это мы видим во сне… И видим сны других. В них прошлое, которое было и которого не было, в них переплетаются множество нитей, каждая из которых – чей-то сон.
У каждого дракончика есть свой долг. Ни кто не даёт ему предназначение, но он сам выбирает, чему служить, что делать и куда следовать в жизни. Ты видишь сон о том, что за нами пространство. Мы помогаем вам во снах, связывая нитями воспоминаний разные точки пространства».
Некому было видеть, как где-то в глубине, под толщей породы сдвинулся камень. Просачивающиеся струи воды повернули в сторону, пробивая себе новый, более лёгкий путь… Постепенно они нашли старую проторенную дорогу, там, где почва иссыхала, постепенно превращаясь в песок…
«Мы видим где, вы видите когда. И из этого рождается как. Все следствия сияют в форме, словно лучи света, преломлённые в капле. Всё становится полным и видимым. И так можно увидеть, что и как делать. Взять на себя ответственность за деяния, как понимание и принятие всех последствий и понимание что именно будет нужно сделать сейчас, чтобы было что-то потом…»
Кора слегка дёрнулась. Может, это было всего лишь игрой сумеречного света, но казалось, что кончики веток стали чуть зелёными, что на концах уже нежная кора раздулась и напряглась… Может, это было всего лишь игрой света, но казалось, что пятно песков среди разнотравья и отступавших лесов стало чуть меньше…
«Птицы должны быть заинтересованы. Они не летят просто так. Они – совсем другие связи. Мы заинтересованы, ибо мы - движение среди деревьев, мы - новый сон в сумерках. Мы несём ответственность за то, чтобы о вас помнили в мире. Вас может и не быть, если ни кто о вас не вспомнит… Мы за это в ответе…»
Некому было видеть, но пески стали вздыматься – поначалу возле самых корней дерева, выступавших из песка – а затем всё дальше и дальше. Через каждую трещину в высохшей почве стала пробиваться нежная трава. Пески вздымались, и вот ещё один камень на границе земной тверди и свежего воздуха сдвинулся с места, дав дорогу возвратившейся воде…
«Мы в ответе за вас… за мир… Мы – часть мира. Память и сон… Мы ответственны за это…»
Чрезмерно быстро и прекрасно среди распустившейся листвы к небу потянулись тонкие  длинные стебли, несущие бледно-сиреневые бутоны. Ветер качнул гудящие жизнью ветви – и над молодой поляной вспыхнули ярким светом сумеречные цветы.
Свет разбудил прильнувшего к дышащей мощью коре дракончика. Радужно-Алого. Его сон прошёл, оставив в мыслях лишь «мы ответственны за это…». И ещё время. То время, когда поляна цвела, то время, когда она высыхала и была потом в полумёртвой спячке…
Радужно-Алый огляделся вокруг, на мир, освещённый сотнями, тысячами сумеречных цветов, вслед за цветами старого дерева распускавшихся среди лесов… «Мы ответственны за это…» Радужно-Алый, дракончик, прошедший своё посвящение, вновь расправил крылья и взмыл в небо над сияющим морем цветов…


Никита Цветов
Санкт-Петербург
2009г.