Рождество

Помню, как-то под Рождество возвращалась одна домой. Я неторопливо шла по заснеженным улицам столицы и, с присущей мне мечтательностью, осматривала старинные посадские дома, мысленно воображая быт и уклад русского купечества. Со страниц книг в памяти воскрешались мной приветливые железные самовары, приглашающие каждого входящего испить чай с хозяином, турецкие ковры, могущественно возлегающие на бревенчатом полу, и, конечно же, иконы, заключающие в себе всю суть жизни для русского народа, и всегда почему-то рублевские.
Сегодня мы обедали у Марфы, и после нескольких часов, проведённых в теплой уютной квартире, на улице казалось особенно морозно. Я уже чувствовала, как раскраснелись мои щеки и замерзли руки, но домой не торопилась. Было какое-то особенное настроение, отличное от обычного, и я непременно решилась отправиться домой пешком. На улицах было достаточно оживленно: все спешили доделать последние приготовления перед наступающим праздником, и стремились попасть в нужные им магазины до закрытия. И все-таки Рождество было каким-то особенным праздником. В этот день люди особенно сближались: они прощали старые обиды и просили прощения у других, искренне желали всем счастья и особенно остро нуждались в любви и заботе. И во всей этой предпраздничной спешке забывались ежедневные заботы, мир превращался в ту самую добрую рождественскую сказку, что читали нам в детстве.
Мне подумалось, отчего не бывает так каждый день? Все так занятны своим заботами, что порой не замечают, как остро нуждается в помощи ближний, как мало внимания уделяют внимания животным, как грубо обращаются друг с другом, как совсем перестают замечать красоту окружающей их природы и совсем разучились мечтать. От этих мыслей стало как-то особенно грустно, и я ускорила шаг, что бы скорее добраться до дома.
Когда я добралась до нужной улицы, то с радостью обнаружила, что в нашей небольшой квартирке на втором этаже горел свет: вероятно Витя уже вернулся с работы и в ожидании меня коротал время за чтением. Неслышно войдя в прихожую и, сняв верхнюю одежду, я отправилась в зал. Все было точно так, как и предсказывалось: мой молодой доктор сидел возле елки с «Воскресением» Толстого. Прошло пару минут, прежде чем он заметил мое присутствие. Он улыбнулся и отложил книгу. Мы погасили свет и зажгли свечу. Сомнамбульный танец огня всегда завораживал нас и настраивал на откровенный разговор. Было так тепло там внутри меня, так безмятежно и надежно, что казалась, что время остановилось и ничего больше не существует в этом мире, кроме этой комнаты.
В эту ночь мы долго говорили обо всем на свете: о дружбе и предательстве, лжи и правде, о преданности и измене. Я не помню как уснула, но проснулась засветло в теплых Витиных объятиях. Приподнявшись на локти, я стала смотреть в это дружеское лицо, которое было дороже мне всего на свете, дороже всех этих мелких интрижек и бушующих страстей. Я знала о нем почти все и любила его за его простоту и открытость, за чистое сердце и трезвый ум. Он не был мужчиной моей мечты, как и я его женщиной, но мы были вместе, потому что были вместе всю жизнь, вместе взрослели и вместе учились любить. Мы были друг другу больше чем просто любовники, мы были прежде всего опорой, а это так важно для нас. Вскоре мирное посапывание Вити незаметно усыпило меня, и я снова уснула согретая теплым дыханием, тихо, где-то там внутри себя, надеясь, что так будет всегда.