Серьги-крылышки

Первая история из цикла "Обыкновенные превращения", посвященного мистической "изнанке" мира.

Серьги были красивые – подвески в виде крылышек, в мизинец длиной каждое, посеребренные, с прочеканенными мелкими перышками и стразами вдоль изгиба крыла... Замечательные были серьги.
– Где ты умудрился их приобрести? – зачарованно оглаживая зубчатую кромку маховых перьев, спросила Алиса. – Я такие второй месяц по всем магазинам искала!
– Места знать надо, – шутливо задрал нос Димка, получил по нему такой же шутливый щелчок и пояснил: – У какой-то мелкой торговки на Пешеходке увидел и купил – я же знаю, что ты такие искала.
– Спасибо, солнышко! – Алиса чмокнула парня в щеку и, тут же отвлекшись, начала расстегивать тугой замочек своей сережки.
– И это вся твоя благодарность?! – без особого, впрочем, надрыва воскликнул Дима. Посмотрел на мучения подруги, вздохнул и решительно отвел ее руки в стороны. – Горе мое, что бы ты без меня делала... Вот, держи свои ушные кандалы, можешь надевать крылья.
– Действительно, что бы я без тебя делала?.. – Алиса живо вдела подаренные серьги, качнула головой туда-сюда, наслаждаясь ощущением тяжести покачивающихся в ушах подвесок, вздохнула счастливо.
В кармане Димы ожил мобильник, жизнеутверждающе изобразив гулкое бычье мычание – какой-то прохожий вздрогнул и вильнул в сторону. Глянув в текст пришедшего сообщения, парень торопливо принялся спихивать обратно в рюкзак выложенные было в поисках подарка вещи.
– Ладно, птичка моя, наслаждайся новыми крыльями, а меня ждут трудовые подвиги... О, кстати, чуть не забыл! Та торговка просила передать тебе кое-что...
– Мне?
– Ну, она сказала – «той, что будет их носить», ясно же, что я не себе покупал! – Димка засмеялся. – Она сказала, что серьги надо обязательно снимать на ночь и не выходить в них под лунный свет.
– Чего? – захихикала девушка. – А окуривать их сандаловым дымом не надо?
– Лись, ну что ты ржешь? Мне что сказали, то я и передал! Все, давай, я побежал!
Провожая взглядом удаляющегося друга, Алиса рассеянно гладила пальцами холодные металлические перышки и улыбалась.

***
AliSSa-Lisa:
Димм, т ы занят7

Черный Пластч:
не, гамаю
малехо
что не так?

AliSSa-Lisa:
а с ччего тыв зял
чтьо чтото
н так

Черный Пластч:
лись
ты терпеть не можеш асю
и обычно куда грамотнее пишешь
филологиня же
чо не так?

AliSSa-Lisa:
Дим.....
...
ты моджешь комн е приехать?
мне оч надо

Черный Пластч:
лись
колись
пила что ли?

AliSSa-Lisa:
нет
тты мне не поыверишь
Дим ..ю.
христомбогом прошу
приедь
мне правда надо!1.

Черный Пластч:
вапще то у меня рейд
...
чорд..
ладно
ща, минут десять
и я у тебя

AliSSa-Lisa:
жду

***
Когда Димка, перепрыгивая через лужи, бежал к подъезду подруги, морально он был готов ко всему – раскокала любимую гитару; или сбежал кот; или ее ограбили; или изнасиловали... Когда Алиска, упорно именовавшая себя нео-язычницей, вспоминала все эти матушкины выражения вроде «христом-богом», «христа ради», «господи помилуй», значит дело было реально плохо. А если у нее так трясутся руки, чтобы по клавишам промахиваться...
Домофон на подъездной двери открылся по первому звонку, без вопросов «кто» и «куда». С трудом сглотнув заготовленную традиционную фразу «открывай сова, медведь пришел!», Димка помчался наверх, перескакивая по три-четыре ступени за раз. И не зря – дверь в нужную квартиру оказалась приоткрыта, внутри царила кромешная тьма.
– Лись? Ты тут? Это вообще ты мне писала, или маньяк, который тебя прибил? – нашаривая в кармане тяжелую связку ключей, позвал парень.
– Д-димка? – отозвались из глубины квартиры дрожащим ломким голосом, совершенно не похожим на обычный алискин. – Я тутт... в го-остиной... про... ходи, только свет не-э... не в... включшай!
Вот теперь Димке стало по-настоящему страшно – этот голос не просто не походил на голос подруги, он еще и прыгал, неверно расставляя ударения, разрывая и комкая слова в самых неподходящих местах, словно вместо Алисы говорил пришелец, не приспособленный толком к человеческой речи.
Помянув тихим незлым словом кучу пересмотренных ужастиков и собственное неуемное воображение, гость перехватил поудобнее ключи (острыми бородками наружу) и шагнул за порог, пытаясь высмотреть в темноте хоть что-то. В гостиной стало чуть легче – на мониторе работающего компьютера летели в никуда белые точки стандартного скринсейвера «Сквозь вселенную» – какой-никакой, а все же свет.
В углу, дальнем от едва светящего монитора и занавешенного окна Дима рассмотрел темную фигуру.
– Лись, это точно ты? Ты чего в темноте сидишь?
– Ди... им, по-омнишь серьгги, что ты по... одарил? Кры... рылья? – с близкого расстояния этот ломкий птичий говор звучал еще более жутко. В углу что-то едва слышно позванивало, как стопка конфетной фольги.
– Помню. Что, ты их потеряла что ли? – как можно легкомысленнее сказал Димка. Внутри у него все дрожало.
– Не-эт... я их не сним... мала. По-омнишшь, ты передавал сло... ова торгоовфки? «сни... имать на ночшь, не-э выходить на лу... унный све-эт»?
– Ну было что-то... Лись, да объясни ты по-человечески, что происходит! Если ты пыталась меня напугать – так поздравляю, меня уже трясет, причем совершенно всерьез!
– По-чше-эловечшески? – истерически хихикнули из угла. – По-чше-эловечшески я не-э мог... гу теперь!
Темная сгорбленная фигура, непрерывно позвякивая чем-то, словно оживший ворох фольги, метнулась к компьютеру, скрежетнула по полировке мышка, монитор осветился белым фоном развернутой на весь экран «аськи»...
Димка отступил назад, не в силах издать ни звука. Алиса, его подруга, его почти сестра, его Алиска-лиска, знакомая до последней веснушки на носу, смотрела на него круглыми желтыми совиными глазами, и огромные серебристые крылья покачивались за ее спиной...

***
А потом они сидели на полу гостиной, где все-таки включили свет, и Алиска рыдала – размазывая слезы по щекам и смахивая их с крючковатого заострившегося носа, икая, всхлипывая и теребя торчащие во все стороны рыжеватые, жесткие как совиные перья волосы.
Рыдала, била широкими, металлически блестящими и позванивающими крыльями, рассказывая, как забыла снять серьги на ночь – «А-а вчше-эра ка-ак раз полнолу... луние было!..» – и проснулась от дикой скручивающей боли – резались крылья. Точнее – перетекали, прорастали в тело, меняя его под свои нужды.
Димка сидел рядом, обнимал подругу за плечи, гладил нежные мелкие перышки на ушах, дорожкой спускающиеся к основаниям крыльев... и от этих прикосновений постепенно, медленно и болезненно-остро, как первые ростки сквозь почву, как рассветные лучи из-за гор, поднималось в нем то, рядом с чем нет места Димке Агроному... рядом с чем людям вообще не место.
И когда совоокая* немного успокоилась, Деметра утерла ей лицо рукавом длинной темно-зеленой туники и тихо сказала:
– Рождаться всегда больно, девочка моя... А тебе особенно.
– Но я не-э понимаю, зачшем... – все еще немного невнятно пробормотала Афина. – Зачшем мы сейчшас? Дим... Деметра**... я не понимаю... Кому мы сейчас нужны?..
Старшая богиня вздохнула, пригладила топорщащиеся перья Афины.
– А мы и не должны понимать, милая. Боги должны просто быть – и все. Понимать – работа норн... и людей.
Афина молчала опустив голову.
Ее серебристые совиные крылья, расстелившиеся по полу, казались золотыми в электрическом свете.
______________
* Совоокая - один из эпитетов Афины.
** Этимологи возводят имя "Дмитрий" к имени, собственно, Деметры.