Братина горя и добра - глава 4

СТАЛИНАБАДСКАЯ СИМФОНИЯ

(Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2012/07/25/250 http://www.proza.ru/2012/08/01/300 http://www.proza.ru/2012/08/08/316) http://www.proza.ru/2012/09/05/252 http://www.proza.ru/2012/09/12/274 http://www.proza.ru/2012/09/19/277)

ЧАСТЬ II: БРАТИНА ГОРЯ И ДОБРА

ЛЕЙТМОТИВ «СТАРОЖИЛЫ»

Уволившись из театра, Даша зашла к «менглетовским». Самого Георгия на репетиции не было. Потолкавшись в гримерной, хотела было уходить, как вдруг появился он – злой и расстроенный…
- Я вот проститься… - заступила ему дорогу она.
- А… Хорошо-хорошо, - рассеянно ответил он. – На фронт – это правильно.
- Да нет… К сожалению, не туда.
- Тогда о каких прощаниях речь? – глядя мимо нее, глухо пробурчал Менглет.
- Из театра ухожу…
- Ну, и правильно. Какая уж тут работа?! Ни декораций… ничего… Отопления, заметьте, тоже нет… Перед выходом на сцену, зал дыханием отогреваем…
- Георгий, Вы меня не поняли… Я ухожу не потому, что трудно, а потому, что должна... Страна воюет… Люди умирают… Если на фронт не берут, хоть здесь чем сгожусь… хоть страдания раненых чем облегчу…
Впервые с начала разговора, Менглет поднял глаза:
- Вас в эвакогоспиталь берут? – серьезно и внимательно глядя на девушку, спросил он.
- Да… Как Вы знаете, их в городе целая куча! Вот… в один из них и берут. Но сначала на ускоренные курсы медсестер… совсем ненадолго…
- Ну, что ж, с этим действительно поздравить можно! – С теплотой в голосе, произнес он. – А мое вот заявление… на фронт… опять завернули… Представляете, Даша?! – вдруг переполнившись горечи, воскликнул он, -  брат на фронте… многие наши – там, а меня не берут!!! Бронь, мать ее!!! А как мне жить-то с ней?! Как играть?! Как себе в глаза смотреть в зеркале?! «Смейся, паяц…»?! Протопоп, гад, ничего в расчет не берет… слушать не хочет: «Не положено», - и все тут! А-а-ах! - махнул рукой он, и, круто развернувшись на каблуках, вышел.
Даша в растерянности замерла. Потом тихо вздохнула и вышла из театра, бросив последний взгляд на полюбившийся ей… такой добрый… и такой сейчас далекий мир…
*     *     *
А МИР ЭТОТ, несмотря на войну… или, пожалуй (как ни странно!), благодаря ей, жил наполненной, полнокровной жизнью: в Маяковском ( который «по-братски» делил зал с Лахути) на днях показывали вторую за год премьеру – «Кровь народа», где Жора Менглет в роли партизана вносил свою посильную лепту в самоутверждающий, пафосный рассказ о героических событиях 1919 года на Украине; в ДКА, сменяя друг друга, шли гастроли эвакуированных в республику Воронежского театра музкомедии и Ленинградского театра эстрады и миниатюр; на сцене оперы и балета один день шла таджикская опера или балет,  на другой – комедии театра Акимова, а на третий – филармония давала «большой концерт» из советских кинофильмов…
Артисты вели свой «бой» с врагом… и бой этот был не из легких! В городе… среди эвакуированных… свирепствовала малярия, умирали в госпиталях от ран бойцы… Допустить в этой обстановке, чтобы дух людей ослабел, было смерти подобно!

ЛЕЙТМОТИВ «ДВИЖЕНИЕ»

«Сегодня 2 декабря, отец, у нас в дивизии особый день – нашей 20-й горно-кавалерийской присвоено звание Гвардейской! Рано утром в деревню, где разместился полк и командование штаба, приехал заместитель командующего фронтом вместе с двумя членами Военного совета. Прибыли командиры всех наших полков и горно-кавалерийского дивизиона, танкисты. Нам, в конном строю, зачитали указ Правительства о присвоении дивизии звания Гвардейской, и член Военного совета вручил командиру - подполковнику Тавлиеву - новое, гвардейское знамя. Наш прежний командир - полковник Ставенков (ты должен помнить его со Сталинабада: он «принимал на службу» моего Терека) - несколько дней назад был тяжело ранен. Командир дивизии и все командиры поцеловали знамя и поклялись бить фашистов до победного конца! Это знамя, и звание вручены нам на семнадцатый день боев! Как видно, по-настоящему воюем против проклятых фашистов! Ждите, вернусь с победой! Обними за меня маму и сестренок – Азу и Мадину.  Ваш сын Арсен».

ЛЕЙТМОТИВ «СТАРОЖИЛЫ»

«Больше  теплых вещей для бойцов Красной Армии: До войны у нас овчины почти нигде не выделывались, а валенки и подавно. Но фронт потребовал новую продукцию, и оказалось, что полушубки и валенки Таджикистан может дать бойцам в большом количестве. Это оказалось под силу не только крупным предприятиям, но и небольшим промысловым артелям. Сталинабадская артель «Промутиль» раньше тоже не имела никаких дел с шерстью. Но вот артели было передано свыше двух тонн шерсти, и оказалось возможным быстро наладить и мойку, и чесание, и прядение шерсти. К новому году артель связала бойцам 1.802 пары шерстяных носков и 450 пар шерстяных перчаток. Канибадамская артель им.Дзержинского открыла специальный цех и выпустила  до 34 пар валенок в день. Выделкой овчин по-серьезному занялись в Ленинабадской области».  -      «Коммунист Таджикистана, 10 января 1942 года)
(Стр.42 дневника Миры)

ЛЕЙТМОТИВ «ДВИЖЕНИЕ»

Протопопов засиделся в кабинете за полночь…Разбирая кипы «информаций» из  Госплана насчет размещения эвакуированных в Таджикскую ССР промышленных предприятий, он силился понять, почему, несмотря на казалось бы столь серьезную на всех уровнях организацию работы (первый заместитель председателя СНК Н.А.Вознесенский еще 22 июня провел в Кремле совещание руководителей наркоматов оборонных отраслей, где определил каждому конкретный участок работы; при Совнаркоме СССР создан Совет по эвакуации во главе с Н.М.Шверником; в структуре Госплана образовано спецподразделение по вопросам оптимального размещения эвакуированных предприятий), здесь так много образуется проблем и нестыковок…
«Понятно… Мероприятие  архисложное: надо не просто перевезти заводы и фабрики с Запада на Восток, что само по себе очень непросто, но и ввести их в строй в максимально короткие сроки. Тем более, дисциплина и организованность нужны, как никогда. А тут?! Нет… что-то не слаживается… пробуксовывает... Где? На каком уровне? 
До сих пор нет никаких сведений по оборудованию с Павлово-Покровской, Владимирской ткацких фабрик; где-то застряли четыре трикотажных фабрики из Крыма и части Ростовской обувной фабрики им.Т.Микояна…
По другим же… многим… приходит некомплектное оборудование... Вот, например, поступление на Сталинабадский хлопкомбинат с Люберецкой фабрики… Всего трепальных, чесальных, ленточных, ватерных и других машин пришло порядка двухсот, а установлена от силы четверть - большая часть не смонтирована в виду недостатка комплектующих… Почему не дошли»?
Он снимает трубку «прямого»…
- Председатель Госплана Салибаев у телефона, - четко рапортуют на том конце провода.
- Каковы твои соображения по поводу Павлово-Покровской прядильно-ткацкой? Ее продукция нужна фронту позарез, а она…
- Да, знаю, я, Дмитрий Захарович, знаю, но такое положение не только с эвакуацией в Сталинабад. По Щербаковской фабрике, которая идет на Ленинабадский шелкокомбинат, отгружено оборудования тридцать семь вагонов, а поступило лишь пять… Ищем по полустанкам и тупикам, товарищ первый секретарь… У нас, кроме того, проблемы с обеспечением эвакуируемых предприятий электроэнергией… Телеграмма от Ушакова из Куйбышева у Вас тоже должна быть - я приложил к информации.
- Да… Вот она… Ну и что можем ответить?
- Потребность Сталинабадского текстилькомбината триста тысяч киловатт. А СНК Республики за счет принудительного графика может обеспечить лишь треть. Так что пускать фабрику нельзя не только из-за некомплектности, но и из-за отсутствия трансформаторов, кабельной продукции, электрооборудования… Нужно строить собственную ТЭЦ предприятия… На это уйдет время…
- Максимально ускорьте!
- Стараемся. Уже монтируем несколько котлов… Но нет центробежных насосов, огнеупоров, цельнотянутых труб… Достаем… С топливом для будущей ТЭЦ напрягли республиканскую Академию наук: их геологи доразведывают и оценивают ближайшие к городу месторождения горючего сланца в Гиссарской долине.
- Понятно…
Протопопов со вздохом опускает трубку на рычаг.
«Нет… В сроки никак не уложиться! Как же… как ускорить дело?!»…

ЛЕЙТМОТИВ «СТАРОЖИЛЫ»

Лев Исаакович, устало присел на шаткий стул: «Пять минут покоя… только пять, – его слезящиеся от многодневного недосыпания глаза слипаются. Он с усилием трет их. - Нет… спать нельзя… пока… может, позже»…
С тех пор, как его перевели в сортировочный эвакогоспиталь прошло не больше полугода, а ему показалось… вечность. На него свалилось все и сразу:  казалось бы, рядовой врач, но и работу учреждения в спешном порядке разворачивать пришлось (со всеми отсюда вытекающими – оборудованием палат, операционных, перевязочных, оснащением их лекарствами и инструментарием, поиском разнообразного больничного белья), и первые «потоки» раненых по профильным госпиталям распределять, и самому в экстренных операциях участвовать -единственный их хирург к ночи с ног валился от нечеловеческой усталости и напряжения…
Сон по три-четыре часа стал нормой. Он осунулся и даже как-то враз постарел. От огорчений по этому поводу спасало одно – в зеркало смотреться тоже было некогда. День… ночь… опять день… а, если еще и без смертей…
- Разрешите? – вдруг раздался тихий голос из приоткрывшейся двери.
Он открыл глаза.
- Разрешите войти, Лев Исаакович! -  чуть громче повторила Даша.
На этот раз он узнал этот голос, с удивлением отметив про себя, что такой желанный когда-то, он сейчас не вызвал в нем ровно никакого отклика:
- Заходите, Даша, присаживайтесь,- спокойно и сухо ответил он, кивая в сторону единственного свободного табурета. - Какими судьбами?
Немного растерявшись такой холодной встрече, девушка молча опустилась на низкое и неудобное сиденье.
- Направили медсестрой в ваш… «четыре четверки», - глядя в пол, ответила она тихо.
- Медсестрой? Ах, да… с ускоренных курсов… понятно, - пробормотал он, поднимаясь со стула. – О-ох… заработался… на минутку вот отдохнуть зашел, а теперь, простите, пора -  в третьей палате тяжелобольной ждет… с гангреной… через час операция. Вы, кстати, тоже, как обустроитесь, присоединяйтесь, - выходя за дверь,  добавил он…
* * *
КОГДА ДАША впервые вошла в палату, она была поражена двумя вещами: резким, химическим запахом карболки в смеси с какой-то сладковатой горечью гниющего мяса;  и…  какой-то особой… непереносимо тягостной… атмосферой страданий, пропитавшей все и вся.
Больные, лежащие на койках в два яруса - измученные травмами (а кто-то еще и недавно перенесенной тяжелой и длительной дорогой) – были молчаливы и раздражительны, то и дело срываясь друг на друга по пустякам.
Досталось и ей:
- Что, девка, засмотрелась? Не видишь, повязку менять нужно?! Совсем завоняла… - донесся до нее откуда-то из угла тесной и душной палаты грубый, требовательный голос.
Девушка заторопилась на зов, пробираясь тесными проходами между коек. И тут ее схватил за руку весь замотанный в бинты человек - лишь глаза из под них тяжело и зло сверкнули (взглянув на него, Даша вдруг с удивлением отметила для себя, каким коротким было его туловище под простынями):
- А мне сегодня кто-нибудь воды принесет?! – прохрипел он.
- Сейчас, сейчас, - забормотала Даша, уже не зная, чью просьбу выполнять.
Ею стремительно овладевала паника…
- Сейчас, сейчас, - возвысив голос, охваченная внезапно возникшим страхом, почти прокричала она и, лавируя между койками, метнулась в обратном направлении – к спасительной двери…
- Что орешь-то, родная? – загородила дорогу невесть откуда взявшаяся старушка-санитарка.
- Я…
– Давай-ка в коридор выйдем… раненых перебудишь, - понижая голос почти до шепота, добавила та и, взяв девушку за руку, вывела из палаты.
- Ну, что случилось? – прикрыв дверь, спросила старушка, озабоченно глядя на новенькую.
- Испугалась я, тетечка! – призналась Даша. – Страшные они какие-то… злые…
- Они-то?! Ну, уморила! Какие ж они злые? Измученные... Месяц-другой назад – это были здоровые мужики, а теперь, смотри – кто без рук-ног, кто без глаз… А ведь у половины - семьи, дети: как кормить будут, и кто кого…не бросит ли жена… такого? Это у них всех сейчас в головах, помимо боли. Понимать надо! На то мы с тобой и здесь, чтобы им, сердешным, муки их адовы облегчать! Ты хоть представляешь, через что им пройти пришлось?! Не победу, чай, страна ноне празднует… Да, ты не тушуйся, - поправляя сползшую набок белую косынку девушки, добавила она, когда та, наконец, перестала всхлипывать. – Сама все поймешь, коль голова есть… А, главное, сердце… Меня, кстати, Мариной Федоровной кличут, - входя в только что покинутую Дашей палату и понизив голос почти до шепота, добавила она. – Зови, если что…
- Спасибо, - уже в пустоту пробормотала Даша.
2.
Каким чудом… как удалось ему соскочить с «энкавэдэшного» крючка, Марсак сам точно сказать не мог… Чутье, наверное… звериное… помогло - четко вдруг понял: нельзя на «стрелку» идти, и точка! Когда же в городе о большом ночном  шухере на «водокачке» услышал, тем более понял – «спалились господа шпиены», мать их Гитлера за ногу… Хорошо, хоть не успел по- настоящему с ними связаться – как был честным вором, так и остался! Не подвел нюх! Более того, понял тогда, что даже от своих, сталинабадских, хорониться надо… Нину тоже брать некуда, да и некогда…
«Э-эх, родимая! Только зажили! – досадливо цикнул слюной сквозь сжатые зубы он. – Но… дай срок… дай срок… возьмем свое! Но не сейчас… не сейчас, - подскакивая на колдобинах в кузове колхозного «ЗИСа», озабоченно бормотал он.
- Ты чой-то хощь?- обратился к нему, видно расслышав последние, произнесенные уже вслух, слова, улыбчивый сосед-паренек. – Ты в Денау по казенной или иной какой надобности? Могу помочь.
- Да, нет.. Извиняйте… Друган у меня занемог… поджидает, чтоб на железной дороге подменил, а меня, вон гляди ж ты, дела задержали…
- На железной дороге? Это дядь Филя что ль?
- Не-е… новенький, - усиленно делая вид, что рассматривает что-то в ближайшей тутовой рощице, ответил вор, начиная беспокоиться по поводу совершенно не нужного ему сейчас внимания.
- А-а… Ну, смотри, - наконец-то потеряв к нему интерес, добавил парень. – А то спроси  Семена-агронома - меня все знают…
* * *
НИНА НЕ СРАЗУ поняла, что Лева ушел. Ждала с ужином вечером… ждала и на следующий день… Пока однажды в дверь не постучал незнакомый человек в строгом, полувоенном кителе:
- Марсак Лев, здесь живет? – сухо поинтересовался он, бесцеремонно оттирая ее к стенке.
Девушка кивнула.
Мужчина, не глядя на нее, прошел в дом.
- Что замерла?! Иди сюда! – закончив осмотр, окликнул он по-прежнему стоявшую у порога Нину. - Где сожитель? – добавил он, когда она вошла в зал.
- Не сожитель. Муж он мне законный, - заливаясь краской, ответила она, прямо глядя в «стальные» глаза гостя…
- Ах, не сожитель?! Ну, да все равно! Где Марсак? Отвечай! Когда будет?
- Не знаю, - растерянно теребя конец фартука, пробормотала Нина. – Не говорил он мне… Ушел третьего дня… и все…
- Концы, значит, обрубил, - констатировал мужчина.
- Какие концы? – пролепетала она, почувствовав вдруг себя маленькой, ровно ничего не понимающей в этом мире, девочкой…
- Ладно, - направляясь к выходу, хмыкнул гость. – Живи покудова, барышня… А, если что… если объявится (в чем я лично сильно сомневаюсь!), скажи, пусть лучше сам сдается. Для него лучше будет… и, наверное, для тебя…
Дверь за «кителем» гулко захлопнулась…



Ирина и Виктор ДУБОВИЦКИЕ

(Публикуется в сокращении. Интернет-вариант текста, размещенного 26 сентября 2012г.
 на страницах столичной таджикской газеты «Вечёрка» в рубрике «Книга в газете»).
               
(Продолжение http://www.proza.ru/2012/10/03/429)