Поиск тропы

Как гонял курсантов старшина Портнов, может понять лишь человек, осознающий значение фразы «остаться в живых». Алексей Егоров, попавший как-то под набег хунхузов на поселок «золотарей» - старшину понимал…
Банда была крупная. Состояла из китайских дезертиров и прочей таежной швали, что веками кормится у границы. Говорят, что атаман их был из «гуранов» и дружил с японцами. С «самураями» в те годы приходилось дружить всем, даже «триадам». И уж если пришла банда на нашу сторону, жди, что будут не только убитые, но и пропадут пару человек без вести. Иных, изувеченных страшно, закордонники подкидывали к нашим постам. Их хоронили в закрытых гробах. Сухо бил над «пирамидками» залп милицейских винтовок и звучали не пустые слова о мести. Пограничники права на нее не имели, а вот охотники-звероловы слов «на ветер» не бросали. Бывало, что и японский наряд в казармы не возвращался или находили «семеновских» молодчиков, посажанных на расщепленный пень. Гражданская война в этих краях конца не имела, как и граница была весьма условной. Шла она не по тайге, а по людям…


Этот налет, обещавший хунхузам богатую добычу, стал для большинства из них последним. За пару часов до боя, пришел на ночевку в поселок летучий отряд НКВД из 12 человек с двумя ручными пулеметами и рацией. А «осназ НКВД» это вам даже не «гуманисты» ЧОНа 20-х годов! Китайцы (хотя нужно сказать, что закордонный сброд был весьма пестрым по национальному составу) сунулись к дому участкового, рассчитывая забрать золотишко  «хищников», а заодно и поквитаться с милиционером. Был участковый пришлым мужиком. Правда, пришел он тому лет как пятнадцать, с Дедушкой Каландаришвили в патронной двуколке. В рубке с казачками посекли его изрядно и, по всему, выходил ему «карачун».  Да местные бабы спрятали «антихриста» и выходили тайным отваром. Анархист-коммунист (было в революции и такое племя) еще долго дрался за правду, да после похода на Варшаву вернулся в полюбившиеся места. Весь был вновь дырявый и с кровавым чихом. Однако, опять выходили. Корень-человек, как верилось «кержакам» и мертвого поднимает (если на то была воля Божья). Охота-рыбалка была солдату интересна как забава, жить тайгой он не умел. К золоту оказался равнодушным, а коль так, выбрало его общество в милиционеры. И взвыли по округе от такого закона все шалые, подлые людишки. Верховым нюхом брал он в глухомани спиртоносов-косачей (так звали местные корейцев). Мелкие банды, собрав бывших партизан, вылавливал и бил как зверя. Пулемет неучтенный имел и винтовок на эскадрон. О чем все знали, но глаза на то закрывали. Особенно страдали от «мильтона» «золотари», что промышляли по ручьям самородное золото и ходили с ним в Манчжурию. Считал он это предательством.


Как раз к набегу скопилось у него «песку» и «тараканов» чуть не в два пуда. Завелась на границе с Якутией банда из двух тойонских сынков, ушедших с лагерей и нескольких местных «урок». Резали они корейцев-спиртоносов, что ходили на прииска и возвращались «золотыми». Да стали их там прижимать «энкавэдэшники», гнать к населенным местам. Банда зиму отсиделась в пещерах по Олекме, кормясь у эвенков. А по весне, братья «урок» порешили, взяли золотишко и подались в Манчжурию. Да на беду пересеклись с одним из верных людей участкового. На очередной «лежке» их и взяли. Вернее, взяли золото, а бандитов живыми брать не стали. На неделе, ждал участковый конвой с ближайшего прииска, что повезет казенный металл в область. И задержался песок всего-то на три дня, а до хунхузов весть дошла. Как вши по тайге прошли, а у околице в кулак собрались. Полста стволов. Уже и покупателя на товар присмотрели. А вышло не так, пришлось сопределам столкнулись с жестокостью отъявленных «волкодавов», которыми по обе стороны от границы матери пугали детей.  Часовые банду не проспали…


Накануне событий, Алексей Егоров, сын местного лесничего, завернул домой после долгой таежной экспедиции, в которой студенты техникума, набирались промыслового опыта и готовились к дипломам. Оказалось, что отец с матерью подались в районный центр на базар и Леха, устроился на ночевку не в душном доме, а у сена под навесом. Подоил козу и хлеб в скрыне нашел. Достал из печи еще теплую кашу, настругал ломтями копченый окорок из погреба, и нож охотничий-якутский, в стеновое бревно ткнул не глядя. Там и оставил, заснув. Гулко пророкотавшая очередь милицейского «Льюиса», выбила первую пару бандитов и разбудила поселок. Разом «то-тох-х-нули» «дегтяри» «осназа».  Ошалевший от пальбы парень вскинулся полусонно с нар, да не попав с первого раза в сапоги, заскакал по двору. Так и застал его залетный молодец с потертым пистолетом в руке.
Крашеное травой лицо, опиумный желтый оскал мелких (как у хоря) зубов и голубоватые в кровяной вязи белки. Жуть! Иногда, душной ночью приходили к Алексею в сон  визг женщин, хрип располосованных мужиков, частые «щелчки» китайских маузеров и веские удары «бердан» и «мосинок»  успевших к обороне охотников. И не сразу отпускал липкий ужас очнувшегося курсанта. Постепенно, страх ушел совсем, а холодная ненависть к губителям осталась…
Егоров, чудом отбился от налетевшего бандита. Хунхуз осатанело жал на курок, а выстрела - не было!
- У него патрон перекосило, - пояснил участковый, осмотрев оружие убитого маньчжура. – А то, лежать бы тебе…
Потом милиционер с некоторым сомнением глянул на торчащий в боку бандита нож и одобрительно хмыкнул:
- А может и не лежать. Ловко ты его…
Леха окостенел в ужасе. Он смотрел на убитого, зарезанного его руками человека и, мелко стучал зубами. Как успел упредить бандита, как ушел под руку стрелка, как бил – Алексей не помнил…


Милиционер деловито осмотрел лежащее под ногами тело, распустил на нем ремень с подсумками, высыпал на землю содержимое бандитского рюкзака. Мешок был новый, явно с армейских складов. Две пачки патронов к длинноствольному «парабеллуму», с пристёгнутым прикладом. Пачка галет. Новый шелковый халат с плохо застиранной кровью на вороте и «жгут» японских иен, вперемешку с маньчжурскими юанями (гоби).  Ничего интересного среди сборного барахла участковый не нашел и присев на штабель старых бревен стал набивать трубку.
- Тебе, студент сегодня «казенку» будут предлагать - не пей. Первого своего (он кивнул на покойного) нужно трезво пережить.
Участковый неторопливо закурил и неожиданно резко, перейдя голосом на команду, рявкнул:
- Ко мне, боец! Сел… рядом…
Старый вояка знал как «новобранца» в чувство приводить.  Жалость в таком деле вредна. Нужно иным мозг, да и руки занять. Алексея как из ступора выбило. Разом окружающий мир наполнился звуками. За широко распахнутыми воротами отцовской избы слышно было, как оживал после нежданного боя поселок. Милиция свозила к майдану побитых «закордонников», рядом клали на телегу убитых горнорабочих. По тракту галопом прошел взвод пограничников, стремясь упредить отошедшие к реке остатки банды. В центре поселка одиноко выла над павшим мужем баба, и слышно было, как собирают мужики полуэскадрон в помощь «зеленым фуражкам». От разозленных потерями «звероловов» банде не уйти и забот у пограничников добавилась, теперь уже - как погоню за «кордон» не пропустить. У входа во двор (прикрытый воротной тенью) стоял и внимательно смотрел на студента заезжий «осназовец». Ничего примечательного в лице. Средний рост, средний вес, нос «картошкой», глаза серые, на выкате. Ватник, ремнем перетянутый, кепка новая. «Наган» в кобуре, карабин с красным ложем. На ногах мягкие сапоги, местной работы. Дождавшись ответного взгляда участкового он, чуть заметно мотнул подбородком на Алексея и, отправился по своим «энкавэдэшным» делам…


Получить диплом ему позволили (люди серьезные серьезно к образованию относились). Идя на комиссию по распределению, молодой специалист Алексей Егоров особо не волновался о месте назначения. Дальше тайги не пошлют, а тайга – она везде своя. Однако, судьба принявшая облик председателя комиссии, разрулила будущее выпускника на свой лад.
- Вам надлежит явиться по данному адресу к тов. Савельеву, - изрек председатель. 
Адрес, нанесенный четким почерком на сероватом казенном бланке, оказался неприметным флигелем во дворе областного управления НКВД. Тов. Савельев Алексея ждал. Двадцать минут вежливого (и даже где-то доверительного разговора), закончились для недавнего выпускника техникума училищем погранвойск…
Курсант, стоявший у КПП с винтовкой, проверил у посетителя документы и крикнул караульного начальника. Алексея даже чуть обидело равнодушие, с каким его встретила служба, крепко окрашенная в романтические тона. Подвиги «зеленых фуражек» тогда широко тиражировала государственная пропаганда – «доводила до масс». Так и подвиги ведь были. Егоров не раз видел в своем селе молодых, ладных парней в строгой форме. Были среди них и награжденные медалями, и в похоронах ему приходилось участвовать. Не помнил он случая, чтобы столкнувшись с бандой, эти парни пропустили ее. А ведь «кордоны» здесь всегда охраняли серьезно. И немало по станицам и хуторам жило отставников из еще царского Корпуса пограничной стражи. Железные были мужчины, ни черта не боявшиеся, ни Микадо ихнего. А ведь о новой смене очень уважительно отзывались…
Так вот, самым примечательным объектом в этом учебном заведении (при всем многообразии дисциплин и специфических знаний) был старшина Портнов Петр Захарович. Короткие, чуть кривоватые ноги легко носили вдоль любой поверхности среднегабаритную, крепко сшитую фигуру неопределенного возраста. Он еще в «той» армии вышел в унтера. Да не просто в строевые «унтерцы», а в охотники. Вымуштровали его мастера штыкового боя и прочего смертельного фехтования. Еще Аракчеев вывел формулу подготовки младших командиров: «Девять запори, одного представь». Конечно, в начале 20-го века порядки были совсем не те, что при графе, однако – в учителях ходили еще те «не запоротые». Слыл Портнов теперь «из лучших» строевиков по всем подобным заведениям Советской России. С железной спиной и твердой головой (с надбровною мозолью). Но не за то был уважаем и даже любим.


Обучая курсантов специальным дисциплинам, старшина становился похожим на большую таежную кошку. И даже глаза у  него были «с зеленой». Того и гляди вертикальными щелями образуются! И лицо его рубленое не было добрым, однако, и жестким не всегда. Хорошая, прямо таки сказать морда была. Умный зверь не обладает жалостью, злобой, жестокостью.  Тем и страшен – рационализмом поступков. Группы для занятий сбивал Петр Захарович по критериям ведомым лишь ему одному. Предпочитал работать с курсантами, не достигшими больших высот в каком-то виде спорта, но имеющими хорошее общее физическое развитие.
- Чемпион пусть за «Динамо» выступает. Вам же, вдоль границы ползать придется. А как долго ползать… от вашего умения будет зависеть, - рассудительно тянул он начатый разговор. - Тут особые ухватки нужны, трезвость мыслей. Супостат в тебя с обеих рук садит, а ты – думай, какой он тебе нужен. Придумал – бери. А лучше – тихо… украдом брать…
Редкое занятие заканчивалось без кровавых соплей и ушибов. Впрочем, начальство на методу старшины смотрело одобрительно (сами у него натаскивание проходили). Любил Петр Захарович полевые выходы в тайгу, на заброшенные прииска наведаться или мосты на реках осмотреть. Часть занятий обязательно проводил с использованием набора польских или немецких слов. Акцент, на взгляд преподавателей иностранных языков, у старшины был ужасный. Но для проведения должного допроса вполне годился. И была у Портнова особая страсть – автоматическое оружие и автомобильная техника.


- Если правильно позицию выбрать, то один умелый «пластунец» положит на тропе чужое отделение с трех-четырех очередей в десять патронов, - наставлял он пограничников. – А два пулемета с пристрелянными секторами бывало, батальон клали под проволоку  - «без вариантов» и до самой ночи, - вспоминал ветеран. Пластунов он жаловал и вспоминал с явной ностальгией. Как говорил, пришлось походить в «охотниках» за проволоку. И говорил, что лучших «кошек» чем у пластунов – ему встречать не довелось.
-- Как «шайтаны» по скалам ходят и аскеров таскают, - рассказывал он о турецком фронте.  – А, янычары и сами парни ушлые. Они да мадьяры, в поиске - серьезнее будут, чем немецкие егеря.
Однажды группа «охотников» Портнова, никак не могла найти подходы к пулеметному гнезду турок. Аскеры «оседлали» перевал в самом его узком месте, перекрыв тропу, ведущую к полку из дивизии Юденича.
- Геройски держались ребята, а все выходила им могила, - рассказывал старшина. Надо помочь, а как? Аскеры службу правильно несут, все подходы пристреляны. А потом еще и горную пушку «в гнездо» подняли.  Уже даже аэроплан гоняли их бомбить, а без толку…
Старшина задумался, выбил трубку и… неожиданно дал команду выдвигаться «на тропу».
- А, что полк, так и пропал?– осмелился подать голос Алексей.
- Почему – пропал, - даже удивился Портнов. – Казачки, по стене поднялись и взяли турок «в ножи». Утром пришли к аскерам кашевары, а баранину уже пластунам пришлось кушать. А Юденич потом Эрзерум взял…
Однажды, молодой курсант, из комсомольского актива взятый, попенял старшине «преклонением перед царскими сатрапами». Удивленно выгнув бровь на «балбеса», Портнов выслушал «эскападу» внимательно и… посадил «курсов» слушать лекцию «о русских богатырях, их коммунистической сущности и казачьем происхождении некоторых малоизвестных вождей мирового пролетариата». Всех аж «до печенки» проняло, всех кроме комсомольца. Написал он донесение на имя начальника училища «о вредных методах работы с личным составом». Бумагу изучили и, списали бойца в батальон связи на Тихий океан. Присутствовавший на разборах крупный чин областного НКВД, поставил кадровикам «на вид» за некачественный отбор рекомендуемых в училище кадров….


Работал старшина виртуозно с пистолет пулемётами. Предпочитал «Томпсон» и наш ППД. Они, к тому времени начали поставляться в погранвойска.  Еще во время командировки в Испанию некоторые его выпускники испытали на практике наставления по действию мотоциклетных групп, вооруженных ручными и тяжелыми пулеметами, в том числе установленными на автомобильной технике. Положительный эффект имел место и не получил тогда широкого распространения лишь из-за малого количества у республиканцев нужной тяги. Старшину в Испанию на долго не пустили. Однако, и того что дали, для разработки нового наставления ему хватило.  О своем «чекистском» прошлом он особо не распространялся. Но по доведенным до курсантов «жизненным» примерам можно было составить вполне определенное мнение – «бои и походы» охватывали часть Восточной Европы, Север и Дальний Восток СССР, и некоторые районы Средней Азии. Было точно известно, что в 25-м году в рейде по польскому приграничью он умыкнул офицера дефензивы, а в 30-м у туркмен сумел выторговать уведенных на сопредельную сторону геологов. Причем, ранее лютый к «Кызыл аскерам» курбаши «с себя» подарил Портнову «люггер» в серебре.  Отдарился и ушел в Афганистан…



Где сейчас воюет старшина Портнов, Егоров не знал. Глубокая осень первого года войны, позволяла предположить, что наставник находится при деле. А вот у Алексея дело не шло. Группа из восьми разведчиков гуляла по ближним немецким тылам не первый день и не могла выполнить поставленную задачу. Пленных набрать было можно, но качественный «язык» в руки не шел. Фронт нечеловеческими усилиями (усилиями двух дивизий НКВД, бригад ополченцев и «сборной солянкой» формируемой из остатков отходивших частей), советское командование сумело стабилизировать. И хотя, вермахт на фланге удержавшихся частей РККА еще уверенно шел к столице, на этом участке обороны, войска начали закапываться в землю. Где-то просто неприличные «ямки» копали, а у старых вояк уже и траншеи в полный рост сооружали, да с блиндажами и дзотами.  Дошло до военно-полевого суда, когда комбат одной из частей вермахта, хлебнувший еще Марны и Риги, разобрал на перекрытия блиндажей «бесхозную» узкоколейку, шедшую на торфоразработки. Умыкнул рельсы из-под самого носа тыловых служб. И участников трибунала над майором, при налете русской артиллерии спасло лишь нахождение в блиндаже, перекрытом «вещдоками»…
В полосе, где месяц «слой за слоем» противостоящие дивизии ходили в атаки, брали и отдавали деревни и высоты, умирали с массовым героизмом и зарывались в торфяные болота, пленные с обеих сторон ничего внятного рассказать не могли. Даже командиры батальонного уровня путались в оперативной обстановке выше полкового звена. Шла утряска войск, подразделения выводились в тыл по частям, придавались остающимся войскам, полевая жандармерия питалась у батальонных котлов штурмовых батальонов «эсэс». «Хваты» из дивизионной и армейской разведок сатанели, но ничего поделать не могли. Нужен был рейд в глубокий тыл и «герр» из высоких штабов.  «Содом и Гоморра», - так характеризовал обстановку один из вернувшихся  фланеров.



- Работать крайне сложно, только под оккупантов, и группой. Одиночек пеленают враз, - делился разведчик информацией, вставляя фразы между жадным поглощением каши на сале и потреблением питьевого спирта. Его не перебивали, оставляя вопросы на вечер. У него сейчас счастье. Человек «отходит», постепенно возвращается в мир, где можно все, чего нельзя было еще вчера…

Группу Егорова, отдыхавшую после очередного рейда, «дернули» из санатория ближе к вечеру. Группа была качественная, вся из довоенного материала. Командир и четверо бойцов – дальневосточные пограничники. Им, что по лесу ходить, что в степи скакать – все привычно. Одно слово – призраки. Молодые ребята, а все уже «штопаные», первый страх ранения пережившие, да и второй то же. Радист пришел из разведки флота. Невысокий сухощавый пловец, главстаршина с музыкальным слухом. На берег шел в морскую пехоту, а оказался у диверсантов. Снайпер, кряжистый парень из сибирских охотников, был призван еще в финскую компанию. Охотник на «кукушек». Уж на что финны к лесу привычные и до засад охочие, а на участках его работы, старались долго не задерживаться. Пару раз и на него охоту устраивали, а все одно – он домой, они – нет, Заместитель командира группы (в звании старшего сержанта) личностью был сложной, способной выполнить любую работу и допросить пленного на половине европейских языков. Его единственного призвали из запаса в самом начале войны, однако опытом в нужном деле он обладал большим. Начал воевать в ЧОНе. Потом в ОГПУ. В большие должности не вышел, но уважение имел.  Служил в уголовном розыске и был убит бандитами. Да, именно так! Принял весь барабан в спину и живот. Однако – выжил. В 30-м был списан по полной инвалидности «вчистую». До июня 41-го года работал часовщиком в инвалидном кооперативе, откуда (по старому знакомству в органах и, найдя подходы к медицинской комиссии) попал в Особую бригаду. После нескольких рейдов по тылам, Деда (позывной ветерана) отобрали в группу Егорова. И подозревали ребята, что история с кооперативом была придумана «кем положено и для кого следовало».  Экзамен этот инвалид сдал в таком темпе, что экзаменаторы языки вывалили. Он очень напоминал Алексею старшину Портнова…



Линию фронта диверсанты перешли не на участке строящейся обороны, а на фланге (там, где вермахт пер на Москву). Термин «перешли» не очень отражает суть проделанной работы. В голову колонны, прямо в капот первого грузовика (меж глаз), артиллеристы влепили снаряд. Группа легких танков «зачастила» от кромки леса, раскатывая колонну «по бревнышку», а пехота начала отжимать бегущих немцев в нужную разведке сторону. В этой нужной стороне, беглецов приняли моряки и погнали обратно. Однако, людей на дороге стало больше…

Теперь, группа «эсэсовцев» из французского легиона сопровождала раненых товарищей в тыл. Двигались к госпиталю на трофейном транспорте (битой «полуторке»), имея увольнительную за подписью командира полка и пропуск в тыл от полевой жандармерии (жандармов «соседи» прихватили накануне). Немецким все говорящие владели прилично (встреченные немцы некоторый акцент камрадов списывали на эльзасскую языковую специфику). Встретить чистого француза, способного раскрыть «соотечественников» - на этом направлении разведчики почти не рисковали. Они «забирали» в тылы соседней (интересующей их) группировки. Пятеро «тяжелораненых» в разговоры с патрулями и кордонами не вступали. Пройдя с сотню километров и выйдя к сгоревшей лесопилке, «французы» сменили антураж. Теперь по проселочным дорогам двигалось отделение «эсэсовцев-заготовителей», состоявшее из трех немцев, чеха и польских фольксдойче. К полуторке добавились две телеги, реквизированные у местного населения. Места разведчики знали по прежним операциям. Здесь пришлось отступать. Случайных «языков» брать избегали. Информацию добывали наблюдением и прослушиванием полевой связи. Было искушение напасть на одну из проходивших «легковушек», но опасность малознающего источника, останавливала Егорова. Да и все подходящие «по антуражу» машины шли в сопровождении серьезной охраны. Вступать с ними в бой, рискуя (даже в случае успеха) спровоцировать поисковую операцию, командир не мог. Группа «скатывалась» в сторону фронта, приближаясь к тылам полевых частей…



Небольшой мост у входа в село охранял пехотный взвод. На соседнем холме (метрах в ста от реки) немцы оборудовали ДЗОТ с сетью траншей и минным полем.  Вешки торчали по краю нескошенной пшеницы. Охранение просматривало дорогу почти до соседней деревни, где расположился саперный батальон вермахта. Дорога через деревню вела к небольшому районному центру с  железнодорожной станцией, которую саперы восстанавливали.  Учитывая, что столь серьезно охраняемый мост вел в тыл немецкой армии, разведчики предположили наличие на объекте крупного штаба. Обходить населенный пункт, чтобы рассмотреть охрану «по фронту» решили не рисковать (патрулирование у супостата было поставлено качественно). Дневное наблюдение за противником выявило активное строительство в селе, а ночное – наличие серьезно организованного ПВО. Возвращавшиеся домой советские бомбардировщики были немцами обстреляны. А на поврежденный ТБ, зенитчики навели «мессершмит». Чем закончился воздушный бой - Егоров не знал, но предполагал, что «соколам» пришлось не сладко. Понятно, что у «немца» есть способность видеть в темноте. Одна надежда на облачность и мастерство стрелка-бомбера. Однако, «ночникам» следовало сказать большое спасибо, за проведенную «разведку боем». Ставить батарею «88» на пустяшный объект - немцы не стали бы.
- Либо армейские склады оборудуют, либо штаб не ниже дивизии, - высказался Дед.
- А чего они на станции не расположились? – начал «обкатывать» ситуацию снайпер.
- Станции всегда особое внимание от авиации и партизан, - выступил «за немца» Егоров. - «АКовцы» им много крови еще в 40-м попортили, научили уважению к партизанам.
- А если стечение обстоятельств? Допустим, ремонтные артиллерийские мастерские решили новые стволы опробовать? – пошутил радист.
- Охранение серьезное для мастерских, - не принял шутки командир. Впрочем, мастерские хорошего уровня его бы то же устроили. В приличных чинах инженер, многое может рассказать об окружающей его группировке, а при случае и начертить. Сложная выходила задача: угадать по косвенным данным нужную машину; принять решение на захват и осуществить его без репетиций. Причем, сделать это максимально тихо, оттянув сколь возможно поисковую операцию.


Между населенными пунктами было место, где дорога опускалась в распадок, густо поросший кустарником. От кустарника к полям шла узкая полоса леса, не вырубленная колхозниками за ненадобностью в коллективном хозяйствовании. Поле в таком месте не распашешь, траву косить будешь только вручную. Зато за хворостом ходить сподручно, да орехи-ягоды собирать. Деревья уже стояли голые, но на большом расстоянии функцию занавеса играли исправно.
- Нам нужно «авто» от «опель-капитана» и выше, в сопровождении мотоциклистов, - подвел черту под обсуждением старлей.
Машины, мотоциклисты по дороге ходили часто и в обе стороны. Надежда на улов была с хорошим шансом. Утром, в распадке появился новый пост охраны. На первый взгляд предстоящий захват граничил с авантюрой. Торчать между двух крупных воинских  частей противника было опасно. Но разведчики рассудили рационально (хотя и не без известной доли наглости). В существовавшей каше частей, еще только переходивших к обороне, немцы из села (даже узнав о новом охранении) некоторое время могут считать его частью саперного батальона.  И особых справок, даже при большом желании, быстро не наведешь. Тем более об «эсэс». Хотя, какой особый смысл проезжавшим мимо «эсэсовцев» выяснять потом их происхождение? А саперам, занятым на восстановлении станции,  противоположное направление и вовсе не интересно. На время до обеда, Егоров рассчитывал твердо…



"Фольксваген-82" в сопровождении двух «Цундаппов» ходко шел по промерзшей дороге. Было видно, что выспавшемуся в тепле шоферу нравится вести машину в такое приветливое утро. Майор из оперативного отдела корпуса, то же был рад поездке в тыловой Витебск. Он устал от постоянного страха ночных налетов советской авиации. Еще больший ужас вызывали неожиданные прорывы окруженных, потрёпанных, но пробивающихся к фронту русских частей. Это всегда происходило ночью. Испытывая нехватку боеприпасов, русские старались сойтись с противником «грудь в грудь» и каждый такой прорыв превращался в рукопашную бойню. Хорошо, что штабы (в которых майору приходилось бывать) отлично охранялись, но все же, в крупном городе офицер чувствовал себя более уверенно, чем в окруженных лесами деревнях…

Солдат у дороги они увидели издалека. Эсэсовцы  не насторожили охрану. Наоборот, эскорт почувствовал себя увереннее в присутствии бравых вояк. От них до саперов – рукой подать, а там – на станцию, сдать штабного и домой (в часть возвращаться). Крепкий, белокурый шарфюрер, задумчиво посмотрел на подъезжавших, с сомнением глянул на своего командира, заступил на дорогу  и лениво поднял руку. Эскорт и штабная машина послушно притерлись на обочину, причем пулеметчик даже не повел стволом в сторону патруля. Сухие частые щелчки «люггеров», почти не слышные в звуке моторов, проредили конвой, а шарфюрер (один из пограничников) коротким ударом рукояти, проломил висок шофера.



Майор даже не понял, что произошло. С обеих сторон к нему подсели две темные фигуры в камуфлированных куртках, а удар в подбородок погрузил офицера в небытие. Убитых мгновенно распихали в ямы, вырытые еще ранним утром, и прикрыли хворостом. Спустя минуту колонна выбралась из распадка и, пройдя по центральной улице деревни, свернула в сторону от станции. Часовые без интереса проводили взглядом знакомую штабную машину в сопровождении сильного эскорта. Останавливать эсэсовцев им и в голову не пришло. Арийцы из частей Гиммлера были себе на уме и на вермахт смотрели свысока (особенно на каких-то саперов)…



Егоров предполагал, что майора раньше вечера не хватятся, а поисковая операция ночью не начнется. Однако, принимал во внимание наличие связи между частями вермахта и возможность перекрыть предполагаемые маршруты отхода группы.  Уходить решили так же как до этого переходили линию фронта (на участке наступления врага). Рассчитывали на «охотничью» логику нацистов, что зверь метнется по кратчайшему пути (максимум, с небольшим забором в сторону от точки захвата). Охотники должны были сразу понять, что времени отсиживаться в немецком тылу у группы захвата - нет. Язык, ценен до внесения корректировок в планы командования вермахта. Но это будет актуально следующим утром, а пока разведчики, отмотав полста километров в тыл противника, стали на дневку…



У кромки леса, в двухстах метрах от оживленного шоссе, по которому в обе стороны плотно шла армейская техника, саперы восстанавливали линию электропередач. Порушенная войною ЛЭП, имела ответвление (уходящее в глубь лесного массива). Линия тянулась вдоль проселочной дороги к старым лесозаготовкам. Под присмотром эсэсовца, два сапера не спеша сматывали провод с лежащих столбов. Тентованная трофейная полуторка, эсэсовский эскорт и армейский мотоцикл с пулеметчиком, говорили возможному наблюдателю о важности, выполняемой этими людьми задачи (остальная техника была укрыта от внимательного взгляда в лесу). Егоров, Дед и радист, внимательно изучали документы, найденные на «языке» и в его портфеле. Полученные карты и схемы, содержали точные сведения о расположении войск корпуса и приданных ему частей (на вечер прошлого дня). Более того, на картах были обозначены фланговые части соседей.  Самым важным из полученных документов, был приказ командира корпуса о переходе его частей к обороне и сведения о переброске танковых подразделений «СС» (ранее приданных корпусу) наступавшим войскам. Стало ясно, что эти сведения нуждались в моментальной передаче. «Спецы» не предполагали наличия в этом районе серьезных служб радиоперехвата немцев, но действовать предпочитали так, как будто они есть. Проселочная дорога позволяла углубиться в лес на десяток километров и имела удобную развилку. Одно из ответвлений шло на торфоразработки и упиралось в болото. Его и решили выбрать для радиопередачи и оборудования ловушки.



- Жаль, что коней пришлось «забить», - в очередной раз посетовал Чалдон (снайпер). - Сейчас бы сгодились…
Человеку, для которого лошадь всегда был признаком достатка семьи, верным помощником - гибель коня (даже и вынужденная) вызывала недовольство и даже боль.
- Хозяину хотел вернуть? – усмехнулся радист. - Или на волю выпустить?
- Все одно – резать бы пришлось, - сочувственно глянул на сибиряка Дед. Все понимали, что брошенные лошади для поисковиков – это хороший след. Потому и «упокоили» их перед выходом на засаду. Однако, людям уже повидавшим тысячи смертей, на этой небывалой по ожесточению войне – коней все равно было жалко.
У развилки, замаскировав мотоциклы Егоров, организовал засаду из двух пулеметов и парного поста в роли приманки. Погони он пока не ожидал, но к ней готовился. На очередном выходе «в поля», Портнов наставлял молодежь:
- Не все надо прятать и не всем стоит скрываться. Тебя ищут, внимательно осматривают любую ямку-ложбинку. Дай им найти приманку, да так, чтобы чувствовали себя вознагражденными за упорство. И встречай, желательно с нескольких позиций. 
Вот и сейчас, парный пост у наскоро сооруженной «рогатки» имел за спиной хорошо замаскированный окоп. А в противостоящий кювет-промоину (удобную для укрытия от внезапного огня засады) сунули две противопехотные мины. Их разведчики «походя» сняли с обозначенного немцами советского минного поля. Два пулемётчика могли вести перекрестный огонь на всем протяжении видимого участка дороги. У дальнего поворота занял скрытую позицию «сигнальщик», готовый поддержать товарищей «с тыла».



На грузовике и «Фольксвагене», Егоров с радистом и пограничником (позывной Плотник) доехали до края болота, где и вышли на связь с разведотделом фронта. «Согнали» Центру максимум оперативной информации (о содержании корпусного приказа на оборону и передаче танков соседям). Потом, спустили скат у «полуторки», зашнуровали тент и заминировали машину. Все выглядело, как вынуждено (у болота) брошенная техника, которую еще можно использовать. И крытый кузов должен был вызвать любопытство. Населенных пунктов поблизости не было, а значит, любопытство смогут проявить  только те, кто кого-то ищет…
У поста их ждали плохие новости. О них узнали еще на подходе к цели, по громким хлопкам противопехотных мин и гулу пулеметов «МG». На дороге засада заканчивала дело, как и положено - «жестко и быстро». Перед рогаткой слабо чадил броневик. Мотоциклисты частью погибли еще на дороге, а четверо (с хорошей реакцией и выучкой), легли на мины.  Они успели открыть огонь и даже попытались достать ближайший пулемет гранатами. Пулеметчику раскроило осколком бровь и разворотило ствол «МG». Но выучка у него оказалась лучше. Дождавшись подрывов, он ушел на фланг и добил раненых фашистов.
- Ветераны, - уважительно отметил Дед, осмотрев трупы ближайших солдат. - Все лет на 25-30, довоенный призыв. Этот (он отвернул край куртки ефрейтора) был в Польше и Норвегии…



Немцы были в полевой форме вермахта. На погоню это походило мало, скорее какая-то воинская часть осваивала окрестности нового места дислокации. Но это значило, что пропавших солдат хватятся очень быстро. Раненых уже не было, разведчики собирали документы с тел.
- А броневик еще на ходу, - сообщил Плотник, быстро осмотрев трофей. К плотницкому ремеслу он имел весьма отдаленное отношение, а позывной получил за крайнюю худобу. Была такая мода давать бойцам клички «от обратного». Впрочем, худым он выглядел лишь в одежде.  Легкоатлет, свитый из жил и мышц, отличался завидной «тягой». Мог «волчьим ходом» отмотать не один десяток километров (с грузом) по пересеченной местности без видимых усилий. Отлично разбирался в технике и саперном деле. Вот и сейчас, ему хватило нескольких минут, чтобы понять – все повреждения носят легкоустранимый характер, а гарь шла от подгоревшего сложенного тента. Броневик остановили первым из колонны, умело забросив через задний борт гранату в кузов. Посеченный осколками экипаж добили уже в концовке боя.
- До шоссе далековато, скорее всего бой не слышали, - предположил утвердительно Скрипа (радист).
- Уходить будем через лесхоз. Пойдем на броневике, «штабной» и мотоциклах,  - согласился командир.



Побитые мотоциклы решили с дороги не убирать. Пленного майора уложили на дно захваченной машины, прикрыли остатками брезента и крышками от ящиков с боеприпасами. Броневик прошел триста метров по направлению к болоту и на каменистом склоне ушел в лес. Виртуозно проведя тяжелую машину среди деревьев, Плотник вернулся на проселок. Мотоциклы повторили маневр, и колонна уверенно двинулась от опасного места. Был вариант, что ищущие броневик немцы, проскочат «сворот» и выйдут к заминированной «полуторке». Пройдя мимо заброшенного лесхозного двора, посреди которого высились лишь трубы сгоревших барков, группа двинулась в московском направлении. Они опять были «французами», но уже возвращавшимися в легион...



Гауптман Геккерн раздраженно выслушивал полупрезрительную нотацию командира поисковой группы «эсэсовцев».  «Охотники за головами», элита Гиммлера, уже вторые сутки шли по следу русских, когда начали подозревать, что выбранное ими направление поиска малоперспективно. Место засады, охрана штаба корпуса обнаружила довольно быстро. Не дождавшись возвращения эскорта, и получив уверение от коменданта станции, что штабной майор туда не пребывал, механизированная группа начла поиск. Причем, начали поиск от деревни занятой саперами. Часовые твердо показали, что эскорт деревню прошел. И лишь случайно выяснилось, что группа стала более многочисленной и в ней появились «эсэсовцы»! Теперь начали осматривать самый «безопасный» участок и быстро наткнулись на свежие гильзы и спрятанные тела конвоя. Всем стало ясно – майор взят в плен и взят профессионалами разведки.
- Вы будете отданы под суд при любом исходе поисков, - пообещал начальнику охраны штаба его генерал. – Но на приговор вы можете еще повлиять…



Вскоре к месту происшествия прибыли «волкодавы» имевшие большой опыт поисковой работы. Они охотились еще на бойцов интербригад в Испании. Потом на английских диверсантов во Франции и югославских коммунистов. Многие из них погибли при высадке на Крите, но оставшиеся в живых не боялись никого кроме своего шефа. Да и его они скорее уважали. Теперь Геккерну приходилось выслушивать наставления «псов войны» в деле, которое он давно уже считал своим. Гауптман (недоучившийся студент-геолог), в первую мировую войну сумел получить офицерский чин в штурмовом батальоне, солдаты которого, небольшими группами брали оборудованные позиции «томми» и «янки». Смертники, вооруженные легким оружием и огнеметами, слыли сущими дьяволами, мастерами ночных окопных схваток. В 18 году, кавалер двух «железных крестов» в чине лейтенанта, был выброшен из капитулировавшей армии. Ирония судьбы, в лице вербовщиков «Иностранного легиона»  на несколько лет связала его с Азией. Он не любил французов, но под их началом научился не любить азиатов еще больше. И как только Гитлер, понятный ему боевой товарищ, позвал солдат Германии «восстановить справедливость» - капрал-легионер вернулся домой. Больших чинов он не ждал (все было занято белокурыми молодчиками из «СС» и партийными молодцами). Он вновь стал лейтенантом вермахта и получил свою роту уже в Польше. Потом была Франция и привычный Париж. Но теперь он шел по знакомым улицам совсем с другим выражением лица. Осенью 40-го его вернули в Варшаву.



Часть бойцов «Армии Крайовой», несмотря на позицию «Правительства в изгнании» (осевшего в Лондоне), вела активные действия против оккупантов. Гибли солдаты, полицейские, фольксдойче работавшие в управах. Вермахту понадобились упорные парни, с любовью к охоте на прилегающей к гарнизонам территории. Геккерн серьезно почистил вверенное ему воеводство, потеряв всего нескольких подчиненных. Войну с Советской Россией он воспринял спокойно. Расовые предрассудки в отношении вечных соперников его волновали мало. Его брат еще в ту войну стал инвалидом на русском фронте, был у них в плену и хорошо отзывался о противнике:
- Они отличные солдаты, - бывало, говорил он в кругу ближайшей родни. – Эти парни плюют на количество врагов их осаждающих и способны плакать от услышанной песни. Это не азиаты, Отто, это – баварцы (неожиданно заключал он). Хорошие парни, которых мы не понимаем.
Родня весело хохотала, радуясь удачной шутке. Ведь каждому пруссаку известно, что понять баварца - весьма мудрено.



Они действительно были хорошими солдатами. И именно уважение к противнику, позволяло гауптману успешно воевать с русскими. Он умело рассеивал небольшие группировки «окруженцев», вылавливал разведгруппы и уничтожал редкие пока еще банды вооруженных крестьян. «Аковцы» казались ему более серьезным противником, чем эти счетоводы и пастухи. Все было хорошо, до прошлого утра…
Командир группы охотников был раздосадован. Они неверно выбрали маршрут. Потеряли человека в случайном бое с неизвестным противником в глухом лесном массиве. Собрались бандитов преследовать, и лишь сообщение о гибели механизированного патруля одной из выведенных на отдых дивизий, помогло наметить новый  маршрут поиска. Патруль, получив известие о проводившемся у шоссе ремонте ЛЭП (уже возвращаясь), решил осмотреть местность. И исчез. Поиски пропавших солдат быстро привели к месту трагедии. В ходе досмотра и организации преследования, вермахт потерял еще трех солдат и офицера (при подрыве ловушки). С началом темноты, поиски прекратились…



«Охотники» на лесную дорогу вышли к полудню следующего дня. После детального осмотра местности стало понятно, что нужно искать небольшую транспортную колонну и группу из четырех-десяти человек. И Геккерн и «эсэсовец» сходились во мнении, что именно эти люди украли майора. Дальше взаимопонимания не было. Гауптман был за организацию масштабной поисковой операции с применение всех возможных сил и средств как наступающей, так и ставшей в оборону группировок. Он продолжал свято верить в волшебную силу приказа и его действие на любого настоящего дойче. Гауптшарфюрер СС имел кругозор шире, чем «цепной пес»  из охраны штаба. Он понимал, что русские рвутся домой, а организация крупной операции по их поимке займет массу времени. У них в руках хорошая информация (часть которой, пожалуй, уже и передали командованию.). В масштабах корпуса, даже всей группировки это очень важные знания, но для тех, кто идет сейчас на Москву, это – чужие проблемы. А он теперь не сомневался, что противник пришел с московского направления и им же воспользуется для отступления. Причем, идя в тыл немцев, они обладали лучшей легендой и более качественными документами. И их (именно их группу) тогда ни кто не искал. За прошедшие дни, изменились пороли, условные знаки пропусков, дислокация частей. И группу уже ищут. По крайней мере, жандармерия, части охраны тыла и он, лучший «охотник за головами» геноссе Гиммлера. Ему было жаль гауптмана, но идет война и Геккерн совершил ошибку. В конце операции его либо разжалуют, либо расстреляют. И  он не должен стать источником проблем для тех, кого фортуна продолжает любить.



- Вы готовы снимать с фронта дивизии, чтобы они, Отто Геккерн, прикрыли ваш пожилой зад, - брезгливо отчитывал капитана эсэсовец. – Но у фюрера нет для вас ни одного лишнего батальона! Берите своих «головорезов» и попытайтесь нагнать русских у этой реки (гауптшарфюрер ткнул пальцем в развернутую на капоте машины карту).  Гоните их к мосту или обозначенному броду. Им некуда деться. Для плавания, не самая подходящая погода.  И прошу вас, смотрите под ноги. Эти парни умеют работать с взрывчаткой (улыбнулся он своей шутке).
Русским разведчикам, работающим под механизированную группу, идущую в общем потоке войск, приходилось выходить к фронту по серьезной дуге. Он же, рассчитывал выйти к точке возможного рандеву напрямую и встретить зверя, гонимого на него взбешенным Геккерном. Приз был хорош, достоин как Московского парадного банкета, так и французских пляжей…



Начштаба армии шаг за шагом, уже которую минуту мерял выстывший класс. Десять шагов до школьной доски, оборот и десять шагов до шкафа с глобусом. Парты из помещения были вынесены в коридор, и центр большой комнаты теперь занимал дощатый, наскоро собранный саперами стол. На его скобленой поверхности адъютант раскинул штабную карту.  В кабинете, кроме полковника Боровца было еще два командира. Жилистый лысоватый майор, в кожаной потертой куртке прочно оседлал подоконник. Он дымил папиросой в форточку, время от времени сплевывая на пол табачные крошки.  Крепкого вида капитан не менее прочно «угнездился» сбоку от входных дверей. Полностью расслабленные лицевые мышцы, чуть прикрытые веками глаза, могли создать у стороннего человека иллюзию дремоты командира. Но Боровец иллюзий избегал. Он слишком хорошо знал, насколько быстро этот немолодой уже человек способен перейти «от слов к делу». Войну полковник начинал в этой же армии, на должности командира полка. А сидящий на подоконнике начальник разведки, командовал в его полку лучшим батальоном. Войну они не проспали. Еще 19 июня, получив команду занять обозначенный в приказе район к северо-западу от Минска, дивизия успела развернуться и встретить немецкие танки и мотопехоту так, как и положено ей было воинским уставом РККА. И пусть было в частях людей чуть больше половины от штатного состава, но это была кадровая дивизия с грамотными командирами и обученными солдатами. Убитый двумя неделями позже комдив, не найдя фланги соседей (которым видимо приказ не был доведен),  посадил два полка в оборону, а третьим вброд форсировал безымянную речушку и ударил по немцам с двух сторон. К этому моменту, мотопехота врага, поборов первую растерянность встречного боя успела развернуться и, обходя горящие танки и машины, готовилась к атаке. Минометы вермахта густо пятнали взрывами траншеи закрепившихся полков, а авианаводчик частил в микрофон координаты цели. Потери были большими, нежданными, но немцев не обескуражили. Это были настоящие бойцы, и война пока им нравилась.



- Хельмут, мы ждем твоих орлов. «Иваны» дали нам по морде и требуют сатисфакции, - улыбнулся невидимому собеседнику авианаводчик и отпустил тангенту…
Прилетевшая четверка Ю87 растеряно кружилась в воздухе. На земле и это летчики видели отчетливо, шла рукопашная схватка. «Земля» на вызовы не отвечала и на цель не выводила. Пилоты самостоятельно сунулись к кромке леса, но небо вокруг засверкало трассами зенитного заградительного огня. 37-мм автоматы и счетверенные «максимы» рубили воздух вокруг «пикировщиков», постепенно добирая прицел. «Штукас» начали вываливать груз, где придется, забирая в сторону от места сражения. И уже почти ушли, когда очередь мелкокалиберных снарядов разворотила хвостовое оперение одной из машин. Победный рев тысяч глоток, выбросил батальоны из окопов. Останавливать бойцов было бесполезно, да и кто бы стал это делать? Полки ударили «в штыки». Полковая артиллерия прекратила огонь, не видя целей…



Вечером того же дня, в штабном вагончике, комдив угрюмо выслушивал рапорта командиров. Бой они выиграли. Более того, захватили штаб немецкого полка и более сотни пленных. Потери были огромные. Немцы подтянули к месту боя танковый батальон. Но, что более существенно, авиация врага сумела подавить большую часть зенитных расчетов. Лишь ночь спасла дивизию от разгрома. Советские самолеты в воздухе отсутствовали, соседи позиций не заняли, а грохот артиллерийской канонады постепенно перемещался за спину оборонявшихся.
Нужно было принимать решение, а обстановка оставалась не ясной. Штаб армии на запросы радистов не отвечал, а связные  уходили в тыл без возврата. Немцы оставили напротив недобитой дивизии заслон и артиллерийское прикрытие…
- Боровец! – на зов командира из полутьмы выдвинулся лобастый майор. Это его бойцы первыми завязали бой, ударив по немцам с тыла. Боровец был легко ранен, но чувствовал себя сносно.
- Ты, Михаил, будешь прикрывать наш отход. К трем часам оставишь один батальон, а сам уйдешь. Батальону сняться через час и выдвигаться в район старого моста. Мы там вас будем ждать. Вопросы?
Вопросов у майора было «воз и маленькая тележка». Но кто на них мог тогда ответить? Он знал, что в арьергарде оставлять придется Коровина и, что шансов на отход у давнего приятеля – минимум. А Коровин знал, что оставят именно его. Оставят даже не как самого опытного, а как самого везучего…



Корректировщики, управляли артиллерийской батареей как хорошо сыгранным оркестром.
Они постепенно выдавливали отступавших русских к пшеничному полю, где их уже ожидали эсэсовцы с минометами. Поначалу, «красным» удалось уйти в отрыв, обманув заслон. Но сразу после рассвета, с помощью авиации пропавшего врага нашли и теперь гнали «на бойню». За убегающим врагом неспешно двигалась пехота, изредка добивая найденных раненых. Солдаты, в расстегнутых кителях, гортанно перекрикивались, шутили, обменивались сигаретами. Унтера беззлобно ругали подчиненных, требовали «держать строй», но и сами уже покуривали трубочки и оглядывались на дорогу, в ожидании подхода кухни. Все ожидали близкой развязки…
Коровин уже понял, какой финал готовят остаткам его батальона. Вокруг командира сгруппировались не больше полутора сотен бойцов.  Однако батальон не бежал, а откатывался. Единственным выходом из ситуации была бы внезапная атака, но идти на фашиста через артиллерийский огонь было безумием. И все же иного выхода Коровин не видел. Местность он знал и понимал, что идти на пшеничное поле – это погубить людей. Ясно, что и из атаки выйти живым - шансов мало. Но это был шанс умереть в бою, а не под ножом как скот. Вдоль опушки шла едва приметная ложбина старых, оплывших за десятилетия окопов. Может от «империалистической» остались, а может и гражданской. Батальон стал накапливаться в укрытии, ожидая подхода цепи…
Время от времени, и в цепи падал убитый или раненый солдат и тогда, загонщики ложились в траву, давая место пулеметам и ротным минометам. Одиночная огневая точка скоро замолкала, и цепь двигалась дальше. Пленных в этот день никто не брал…
- Снаряд! – крикнул артиллерийский фельдфебель, раздосадованный непонятной задержкой в стрельбе. Музыка канонады неожиданно дала сбой, и наводчик орудия обернулся, готовый наказать виновного. Вместо ожидаемого солдата, перед артиллеристом чуть пригнувшись, стоял человек без лица. Вернее, лицо у него, конечно, было, но на раскрашенной травой коже выделялись лишь белки глаз и зубы.



- Хайль, геноссе, - улыбнулся незнакомец и вонзил штык фельдфебелю в грудь. Три десятка бойцов быстро и рационально перебили прислугу. Хлопнуло на флангах пара гранатных разрывов, сухо протрещали ППД командиров.
Маневренная группа, посланная в первый день войны на одну из застав, к границе пробиться не смогла и теперь пыталась соединиться с частями Красной Армии. К месту вчерашнего боя дивизии, пограничники вышли как раз к началу «загона». В столкновение сначала решили не ввязываться, а просто понаблюдать. Это было самое мучительное занятие для молодых бойцов, видеть, как гибнут товарищи и не иметь возможности их спасти. В самом деле, не кинешься же взводом на батальон…
Решение пришло внезапно. По всему было видно, что командир у стрелков опытный и может ухватиться за предоставленный шанс. Вычленить местоположение развернутой батареи для пограничников было делом не хитрым. Расчеты у орудий стояли без серьезного охранения, увлеченные артиллерийской симфонией. И через несколько минут в немецкой цепи почти вошедшей в лес, корректировщики удивленно завертели головами. Замолчала рация, замолкли орудия…
Бойцы вжались в землю, притаившись за оплывшими брустверами. Ждали, когда их накроет огнем, чтобы выжившие, пропустив огонь над собой, могли встретить фашистов «грудь в грудь». Неожиданно батарея прекратила огонь. Коровин аж крякнул от злой досады! План его рушился на глазах. Видимо командир врага, просчитал такую возможность. Спасало лишь одно, малокалиберные минометы врага, расположенные в цепи, в лесу были малоэффективны. Но если артиллерия нащупает их «зряче», то шансов выполнить задуманное не оставалось. Через пару минут батарея возобновила огонь. Первый снаряд рванул с недолётом, у самой кромки леса. Осколки пропели над залегшей цепью мотопехоты. Солдаты, оборачиваясь в тыл и привставая на коленях, начали крыть «слепых» непечатными словами. Второй снаряд, рванул уже в тылу цепи. Корректировщик, скинув наушники бесполезной рации, встал во весь рост и семафорил батарейцам флажками…



- Вилка! – весело сверкнул зубами сержант, перед войной прошедший ускоренные курсы артиллерийской подготовки. В начале 41-го года, личный состав застав начали усиливать противотанковой артиллерией и минометами. Все бойцы начали осваивать смежные специальности, что для погранвойск НКВД СССР было обычным делом (что в лесу ходить, что в степи скакать). Впрочем, на дистанции почти прямой видимости наводить орудия было просто. Отличным ориентиром служила «стена» леса, к которому как раз вышел противник. Батарея накрыла фашистов. На левом фланге расчеты уже опробовали трофейные пулеметы. «Зашелестел» подобранный на поле «Максим». Ситуация кардинально изменилась…
- Капитан Коровин, - представился «лешему» комбат. Его батальон, легко смял левофланговую немецкую роту. Пока артиллерия «перемешивала» растерявшуюся мотопехоту врага, плотно уложенную пулеметным огнем, остатки батальона броском вернулись к дороге. К орудиям вышло около 80 человек. Почти на глазах у ошалевших немцев, пограничники подорвали орудия, после чего все русские загрузились в «Татры» немецкой мотопехоты и, уничтожив лишние машины, укатили в сторону оставленной границы. Пулеметчики, «добив» ленты, последовали за своими товарищами на мотоциклах. Солдаты вермахта начали подниматься в полный рост, и растеряно смотрели на горящую у близкого горизонта технику, на поле, густо покрытое телами, на подходивших из-за леса эсэсовскую разведку. Война в России переставала им нравиться…



- Старший лейтенант Портнов, - ответил комбату «леший». Его люди потерь не имели. Загнав технику в ближайший крупный лесной массив, пограничники и красноармейцы уйдя от дороги, залегли «на дневку». Когда первый запал победы и спасения от неминуемой смерти прошел, выяснилось, что половина стрелков ранена. Очень много контуженых. Два санитара едва успевали перевязывать наиболее серьезно покалеченных. Благо, хозяйственный Портнов приказал забросить в кузова не только термоса с едой, винтовки артиллеристов, но и часть ранцев, оставленных «загонщиками» у машин. Теперь перевязочный материал у санитаров был в избытке (на бинты пустили и исподнее). Бойцов начали кормить, одновременно ведя ревизию наличного оружия. Портнов и Коровин, разложив на капоте грузовика карту, пытались «угадать» нужный маршрут выхода. Идти за дивизией они уже не могли и, судя по удаляющейся канонаде, оставаться долго на месте – тоже.
- Успел комбат повоевать? - невзначай поинтересовался Портнов.
- В освободительном походе был, два серьезных боя… этот четвертый, получается, - честно ответил Коровин. Он понял, почему и о чем его спросили. И понимал, что этот немолодой уже командир, единственная их надежда на выход к своим. Геннадий Коровин был опытным, кадровым командиром, как теперь оказалось - умевшим «стоять насмерть».  Его всегда считали везунчиком. И еще неделю назад, узнав о себе такое, Геннадий был бы очень доволен. Но у дороги он видел, как ведет себя под огнем «леший» и его бойцы. Теперь он знал, как умеют держаться под огнем немецкие солдаты. От такого знания многие в те дни впадали в панику. Но те, кто сумел правильно оценить себя и врага, уже сделали первый шаг к далекой победе…



- По дорогам не пойдем, - полу-решил, полу-спросил капитана Портнов. Он уже видел, что все шоссе забиты войсками. Что на этом участке фронта, почти нет частей РККА, заставляющих врага разворачиваться в боевые порядки. Жесточайшие бои шли в Прибалтике и по Днестру. Механизированные бригады рвались к государственной границе и вели бои в Восточной Пруссии, морская пехота шла в десанты на румынский берег, на Севере финские и немецкие егеря вязли в пограничных боях. Но рухнул Западный фронт, и вся оборона страны затрещала по швам. Советские войска откатываются в глубину страны, немецкой пехоте незачем было отвлекаться на второстепенные направления. Целые гарнизоны, вдруг оказывались в глубоком тылу противника и, растерявшись, сдавались в плен без единого выстрела. Полнокровные батальоны поднимали руки перед десятком мотоциклистов, заставших их на марше или отдыхе. Большинство из этих людей не дожило до лета 42-года. И умирая в тифозных бараках, обернувшись над расстрельными ямами, стоя под виселицей - как они жалели о том мгновении, когда еще могли убивать врага! Хотя бы одного…
Началась война одиночек, когда боец останавливал своего, персонального врага. И немецкий батальон, потеряв на мосту несколько танков, торжественно хоронил этого единственного артиллериста. Это была война единственного экипажа, вернувшего в потерянный Минск и убившего десятки немцев. А сгоревший танк так и стоял на городской окраине до 1944 года, дожидаясь выжившего танкиста. Эта была война отдельных огневых точек, безвестных ДОТов, ночных налетов на штабы и прорывов через фронт. И вскоре, немцы уже не устраивали театральных похорон. Они выжигали одиночек огнеметами, захваченных в плен и еще живых героев, резали на ремни и прибивали на воротах. Одиночки дали время армии опомниться. То тут, то там, за речку, за окраину поселка, за станцию цеплялся полк, закапывалась в землю дивизия, и войска обретали пока редкий, но очень нужный опыт малых побед…
- Ну, что разведка, как будем выводить «армейцев»? – начальник штаба остановился перед Портновым. Когда-то этот командир вывел остатки его батальона в советские тылы. Причем вышли они на участке соседней дивизии, что облегчило процедуру проверки. Как раз начиналось сражение за Киев, и новый батальон (а Портнов с Коровиным собрали к этому времени по лесам до 500 окруженцев) пришелся дивизии очень кстати.



Незадолго до встречи, Боровец принял командование дивизией. Прежний комдив был убит при очередном налете авиации. Бои шли жесточайшие. Дивизии противников сгорали в огне как спички. Оборона Киева притягивала к себе все силы противоборствующих сторон. Через месяц, потеряв убитыми до 80% своего состава, дивизия была выведена в тыл на переформирование и избежала участи, оказавшихся в Киевском коле частей. Блуждая по лесам, Коровин неожиданно открыл в себе мастерство разведчика и не только самостоятельно «выхватывал» нужных «языков», но и грамотно планировал операции. В комбатах он оставался недолго и в тыл убыл уже в качестве начальника разведки дивизии. А вот Портнов, прикомандированный к их части,  на переформировку не пошел. И вновь встретился Боровцу уже под Москвой, направленый организовывать выход разведгруппы из немецких тылов.
- План у него простой, а выполнить его будет сложно, - подал голос Коровин.
На новой должности, он подрастерял волосы, но приобрел склонность к своеобразному юмору, граничащему с сарказмом. Впрочем, это был не цинизм, часто свойственный опытным военным, а показатель некоторой независимости разведчика. Его давний приятель, поднятый войной до «мозга армии», свою разведку ценил и подобные вольности допускал. Еще утром Боровец считал, что армия пока лишь на короткое время села в оборону. Что сил удержаться у них хватит, но соседи продолжают откатываться и армии, вновь придется снимать фронт. Командарм как раз сейчас был в передовых частях и на месте оценивал шансы свои и противника. И он еще не знал, что немцы на этом участке фронта от наступления отказались. А его НШ об этом уже знал и теперь думал даже не о разведке, сделавшей свое дело, а о шансах на прочную оборону и «голых» флангах. И Портнов понимал, что группа, выполнившая поставленную задачу, сама по себе уже не причина для больших жертв. И даже важный пленный не заставит стоявшего перед ним командира, бросить в атаку имеющийся у него «подкожный» резерв. В этом была жестокая логика войны, по которой, ради отделения не жертвуют батальонами. Но у капитана был свой козырь…



- Армия свое получила, но пленный имеет сведения, важность которых оценена Ставкой, - спокойно, без нажима начал капитан убеждать Боровца.- Есть возможность проведения операции, которая будет иметь большое психологическое значение в определенных кругах противника.
На этих словах, Боровец удивленно выгнул бровь. Подобная постановка задач, после бесконечных требований «держаться, любой ценой», после «ручного управления» войсками, после тоски отступления, больше свежих пополнений говорила об изменившейся на фронте обстановке...

Ничего из этого Егоров не знал. Они уже отмотали слишком хороший кусок пути, чтобы слышать взрыв полуторки. И продолжали уходить все дальше на восток. Но проблему он понимал правильно. Чем ближе они приближались к дислокации французов из ваффен-СС, тем меньше оставалось возможностей для маневра. Жандармы и регулировщики сразу обратят внимание на неверное направление движения камрадов из «Шарлемань» и направят их в нужную сторону. Попытка свернуть с маршрута ведет к провалу. Оставаться же на маршруте, значит встретиться с настоящими французами. И было понятно, что преследователи должны уже висеть «на хвосте» зная несколько вариантов маршрута и примерный состав искомых. Даже как они выглядят.



- Они будут перехватывать нас у реки, - прикинул Дед, внимательно изучив карту.
- А где у реки? – «ткнулся» Скрипа. Немецкие штабные карта, пока еще давала хорошее представление о вариантах движения.
Мосты и броды, вот куда будут гнать их охотники. И таких мест было всего два. Причем, если у брода дислокации войск не было (кроме возможной засады), то мост уж точно охранялся и был полон боевых частей идущих на фронт.
- Куды крестьянину податься? – хмыкнул Егоров.



Немецкие войска шли на восток по всей ширине шоссе, оставляя встречным транспортам с ранеными, штабным и связным машинам обочину, и параллельно идущие просеки. Вся эта масса, прикрываемая с воздуха истребителями и установленными у перекресток зенитными расчетами и батареями, неудержимо катилась к Москве. Напуганные осенней слякотью, в которой вязло все, что имеет механическую тягу - фашисты избегали уходить от дорог в открытое поле. Там они себя не чувствовали в безопасности, в том числе и от редких налетов советской авиации. Особенно досаждали оккупантам «ишаки» и «чайки». Они вываливались из низких облаков на бреющем полете, и «рубили» колонны из всех пушек и пулеметов, добавляя огня «эрэсами» и мелкими бомбами. По такой массе войск промахнуться было тяжело. «88» зенитные орудия были малоэффективны против вертких истребителей на малых высотах, а «эрликонов» в наступающих войсках не хватало. «Мессера» часто не успевали «накрыть» «сталинских соколов» во время штурмовки, а те, отбомбившись, уходили к фронту над самыми верхушками деревьев. К тому же, немецкая авиация начала испытывать проблемы из-за морозов (в утренние часы приходилось подолгу отогревать моторы).
- К этому броду мы не пойдем, - решил старлей. – Мы пойдем на Соколово-Кузьминки и… там форсируем реку.



- Стратег, - делано восхитился Дед. – А как с дороги-то уйдем, чтобы жандармерия и служба организации движения не заинтересовались?
- Выберем походящую «плешь» по «левому борту», дождемся налета и – в рассыпную! – пояснил Алексей. – Еще и эскорт себе организуем из «сочувствующих».
- А если не будет налета? А если…
Об этом варианте думать не хотелось. Стоять без движения больше часа (ну – двух) они себе позволить не могли. Однако, налетов не было с вечера и шанс оставался. Не могли «ишаки» не воспользоваться не летной для «мессершмитов» погодой. Ведь лавина на Москву идет, а пехоты перед ней почти нет! Должны вылететь…
Уходя в поле, Егоров надеялся на то, что пашня за последние дни серьезно промерзла. Перед тем, как ударили морозы, были серьезные ливни. Немцы, скорее по испугу еще не осознали такой возможности. Однако не пойдешь же проверять, на глазах у тысяч идущих мимо врагов. Действовать приходилось «вприглядку». Нужный отрезок трассы они нашли быстро. Дорога, выскочила из лесного массива и по обе стороны пошли убранные колхозные поля. С правой стороны все для рывка подходило идеально, буквально в трехстах метрах от шоссе начинался кустарник, а потом и лес. Но бойцам нужно было «налево». В эту сторону, поля тянулись почти на километр. Слишком долго они будут «бельмом», которое запомнят многие (даже занятые налетом). Но выбор был сделан. Высмотрев подходящий карман, небольшая колонна стала на ремонт. Тем более, что поводов к нему накопилась масса. Плотник с двумя товарищами занялись провисшей гусеницей. Дед внятно их поругивал и инструктировал. Егоров изображал тихую неврастению от вынужденного ожидания. Оставшиеся разведчики улеглись в броневике отдыхать. Умение использовать любую выдавшуюся минуту для отдыха, расслабляться в нужный момент дано не каждому. Но этот отдых диверсанты использовали для того, чтобы прикрыть от посторонних взглядов пленного и избежать ненужных расспросов. Редкий жандарм полезет к спящим эсэсовцам в броневик, если снаружи нервничает их командир…



Налет они едва не пропустили. Три «ястребка» пришли из-за ближайшего леса и сразу ударили «эрэсами» в середину колонны. Одна из ракет, попала в грузовик с артиллерийскими снарядами. На шоссе в яркой вспышке взбух огромный жёлто-серый шар, выбрасывающий в разные стороны росчерки рвущихся боеприпасов. Истребители проскочили за дорогу, разошлись на фланги и пошли уже вдоль  трассы, давя на ней все живое из пушек и пулеметов. Началось «избиение младенцев»! Хотелось вжаться в любую щель, но у разведки были другие планы. Броневик, «Фольксваген» и мотоциклы веером рванули в нужном им направлении (через поле к дальнему лесу). Как и предполагал Егоров, несколько автомашин, ведомых опытными водителями, последовали их примеру. Пашня – держала! Вспомнив о добиваемой колонне, старлей оглянулся и… от неожиданности спрятался за борт броневика! Прямо на него шел «в лоб» краснозвездный «ишак» в зимней камуфлированной раскраске! Пули «ШКАСов» рубанули по заднему борту и рикошетом ушли в сторону. Но часть очереди «удачно» пришлась на двигатель и он «запарил». Плотник орал матом и тянул поврежденную машину к спасительным деревьям. Не желая бросать удобную цель, летчик зашел на второй круг. Его товарищи заканчивали обрабатывать колонну, удачно подавив зенитку сопровождения (и все дальше уходя от места первой атаки). И-16, сделал «горку» для лучшего выхода на цель с пикирования. Неизвестно как закончилась бы эта атака для разведчиков, но в хвост красному «асу» из недобитой колонны ударили несколько «МG». Самолет неожиданно «клюнул» носом и задымил. Пилот попытался вывести самолет из пике, потянул над лесом, но машина перестала слушаться рулей. Оставляя за собой густой дымный след, «ишачок»  сумел перевалить кромку массива и рухнул уже в его глубине. Пилот выпрыгнул, но парашют раскрылся над самой землей…



Егоров осмотрелся. Броневик продолжал парить, но еще ехал. Параллельно ему двигались «цундаппы» и штабной «ваген». Вроде, все были целы. За спиной горели два автомобиля, прихваченные летчиками. Бортовая «Татра» уверено обошла полыхающее препятствие и уже шла на обгон Плотника. И прямо «в кильватер» колонны мчался легкий броневик полевой жандармерии! Фельдфебель, высунувшись по пояс из переднего люка, отчаянно сигнализировал «эсэсовцам» о необходимости ехать к лесу, на поиски летчика сбитого самолета. Такая просьба разведку вполне устраивала. Алексей сделал ответный утвердительный жест и отдал команду мотоциклистам. «Цундаппы» выскочили вперед и по заледеневшему насту стали удаляться от колонны. Вскоре они скрылись за деревьями.
- Дотяни! – просительно кинул водителю командир и постучал Плотника по каске рукоятью пистолета. «Фольксваген» чуть приотстал, и жандармы въехали в лес уже в плотной «коробочке». Мотоциклисты ждали отставших камрадов на опушке леса (у свисавшего с деревьев парашюта). Погибший летчик, молодой парень с петлицами старшего сержанта, умер еще в воздухе. Очередь пропорола шейную артерию пилота, и сердце в секунды выдавило из тела кровь. 

- Вот дерьмо! – удовлетворенно воскликнул фельдфебель, и наклонился над убитым осматривая тело. Еще двое жандармов с любопытством поглядывали на происходящее и ждали дальнейших команд.  Водителя броневика происходящее интересовало мало, он и шофер грузовика изучали парящий двигатель броневика «эсэсовцев».
- Дерьмо, - подтвердил Егоров и, заступив за спину нациста, достал из рукава припрятанный нож. Опытный вояка (а полевая жандармерия любой армии барышень не держит), успел среагировать на движение и попытался развернуться. Но диверсант был всё-таки быстрее.   Наступив каблуком под сгиб согнутой ноги фашиста (и надавив свободной рукой на основание его шеи), Алексей потянул тело к себе и вогнал клинок под ключицу жертвы. Фельдфебель завалился на спину.
Обернувшись, старлей увидел еще два бездыханных тела и успел услышать глухой звук удара о броню головы немецкого механика. Водитель «Татры» открыл было рот для крика, да так и умер, не выдохнув.
Дед и Скрипа контролировали подходы к опушке и делали в сторону товарищей успокаивающие жесты (причем, исключительно спиной). От дороги никто в их сторону не шел.  Пограничники уже тянули убитых к ближайшей промоине, а Плотник (присев на спину потерявшего сознание шофера) вопросительно глянул на командира. Свежий язык разведке был нужен…



Допрос очухавшегося фашиста дал хорошие результаты. Их искали. И жандармы не опознали разведчиков сразу - лишь из-за неразберихи вызванной налетом. Начав погоню за сбитым летчиком, нацисты в азарте не вычленили искомую группу из массы «разбегающегося» транспорта. Разведка оказались замаскированной случайными машинами из колонны.
- Вам все равно конец! – сплюнул кровью связанный ефрейтор. Он еще не совсем пришел в себя после удара о броню, и боль разбитого рта занимала его больше, чем возможные последствия допроса. Он пока не боялся. И рассказал русским о «волкодавах Гиммлера» не от страха, а от желания увидеть ужас в глазах врага. Ефрейтор даже был обижен равнодушием, с каким выслушали «исповедь» эти азиаты. И только перед смертью он внезапно, отчетливо понял, что русских ищут уже не там, где они есть! И тут ему стало страшно…

Егоров, Дед и Скрипа внимательно осматривали далекое теперь шоссе. Немцы растащили и сбросили в кювет поврежденную технику, собрали убитых, и колонны наступающих войск давно возобновили движение. Свидетели «отрыва» уже далеко.
- А если мы будем везти к себе в часть пленного русского летчика, который убил наших товарищей? Для суда легиона, - предложил вариант Скрипа. Идея была столь авантюрной, что один из пограничников (Гуцул) даже хохотнул не сдержавшись. Потом, глянул на прикрытое парашютом тело пилота и сконфужено примолк. Он был ранен во время стычки у торфяников и временами его знобило. Очень хотелось выпить спирта, но Дед даже раненому не давал поблажки. Во время движения он скормил Гуцулу плитку авиационного шоколада, а теперь (нащипав сухих веток) грел для раненого найденную у жандармов тушенку. Пограничник был родом из под Архангельска из поморов-рыбаков. Почему получил такой позывной и сам не знал. Может «в пику» нордической внешности, а может из-за умения резать дудочки. Дали и все…



Чалдон между тем осмотрел догнавший их грузовик. Его кузов был забит боеприпасами к стрелковому оружию и гранатами. Машина была новой, с хорошей проходимостью и, главное – не бросалась в глаза. Нужно было лишь закрасить старые опознавательные знаки и нанести новые. В самом деле, не могут  же эсэсовцы ехать к фронту на автомобиле вермахта. Банка с краской и у хорошего армейского шофера всегда под рукой. Покопавшись, Плотник обнаружил искомое под водительским сиденьем. Зацепили хорошо послуживший им «трофей» за «жандарма» и, дотянув бронетехнику к ближайшему оврагу, обвалили на нее его край (наскоро замаскировав вывал ветками и листвой). Тут же бросили и большую часть боеприпасов из «Татры». Майора, выглядевшего после пережитых мытарств как «глушеная рыба», вытащили на свет Божий и наскоро переодели в форму советского летчика. Сам пилот лежал в кузове засыпанного броневика. Хорошая могила для солдата. В ближайшие сутки, от пленного способности разговаривать не требовалась и Дед, по знаку командира в два легких удара «вынул» ему челюсть, выбил передние зубы и разбил губы. Повреждения были не большими и в первом же медсанбате нациста подлатают, но до этого выглядеть ему надлежало ужасно. Он так и выглядел - кровавая маска лица и дикий ужас в запухших глазах. Скрученные за спиной руки, грязный платок, пересекавший рот (служивший кляпом) и босые ноги в рваных носках довершали выбранный образ.



Как только они выбрались на подходящее шоссе, сразу были остановлены у первого же КПП. Маскарад сработал отлично. Офицер, проверяя документы Егорова и выслушав рассказ о поимке пилота, понимающе рассмеялся.
- Мы сами немало перевешали этих свиней, - пояснил он командиру «французов». – Когда мою роту потрепали в лесном бою, я спалил первый же хутор, вывесив всех его обитателей на воротах.
Егоров подмигнул офицеру и, осклабившись, поинтересовался: «И женщин то же?»
- Безусловно! – захохотал немецкий лейтенант, - но… не сразу.
Офицеры рассмеялись и патрульный, прекратив рассматривать предъявленные бумаги, дал солдатам команду поднять шлагбаум...

Серая колона пленных шла по обочине дороги, подгоняемая десятком солдат. Сотни три недавних бойцов РККА, в настоящий момент выглядели покоренным стадом, ведомым на бойню. На первый взгляд даже раненых было не много. Без поясов, в грязных шинелях без хлястиков и с поднятыми воротниками. Шли понуро в тыл к врагу. Веселые немцы, развлекаясь, изредка стреляли в согнутые спины. На дороге оставались бугорки трупов, напоминавших кучу ветоши. Алексей, внешне сохраняя полное равнодушие и даже выражая лицом презрение к «недочеловекам» испытал жесточайшее чувство стыда. Мимо гнали его армию, бойцов способных (как он продолжал верить) победить любого врага. А сейчас, целый батальон здоровых, подготовленных солдат уныло брел в лагеря. И ничем помочь он не мог. Почувствовав взгляд немца, один из идущих поднял усталое, небритое лицо и на Егорова такой ненавистью полыхнуло, что он испытал мгновенное желание отшатнуться…




Старшина Гвоздев ненавидел себя. Он отступал до Москвы от самой границы. Дважды выходил из окружения и не один, а в составе боеспособных подразделений. Старшина не боялся немцев и до вчерашнего дня был уверен, что именно фашисты боятся его. Своего первого врага Сергей Гвоздев убил 25 июня, на окраине Минска. Убил осознано, подпустив разведку противника на дистанцию «кинжального огня». Отделение бойцов из роты охраны дивизионных складов, грамотно заняло оборону у небольшого мостка и, положило всех немецких велосипедистов, вышедших к их постам. Сам он не стрелял, лишь в нужный момент отдал команду. Перехватив удобнее карабин, старшина в сопровождении ефрейтора Пряхина мягко, утопая по щиколотку в придорожной пыли приблизился к неподвижно валявшимся посреди дороги фигурам в «мышиного» цвета мундирах. Дойдя до последнего велосипеда, Сергей почуял за спиной шорох и, резко присев – обернулся. Выстрел немецкого разведчика, укрывшегося в кювете и незамеченного бойцами, лишь сбил со старшины фуражку. Фашист, жилистый рыжеватый парень, с простым крестьянским лицом судорожно перебросил затвор винтовки, досылая в ствол новый патрон. Гвоздев, медленно потянул курок…
Теперь он и не помнил, скольких врагов убил. Старшина уже брал пленных, делил трофеи и даже сапоги на нем были с прихваченного  его бойцами унтера. А теперь он шел в колонне пленных и ненавидел себя за мгновенный страх, отменивший всю его предыдущую жизнь. Он и Пряхин, возвращаясь из штаба полка, решили зайти к знакомому обходчику путей. В его будке их и «приняла» немецкая разведка...



Он поднял глаза и посмотрел на едущих мимо фашистов. С переднего сиденья открытого штабного автомобиля на него презрительно глянул ладный «эсэсовец», в пятнистой куртке и с таким же как у старшины - усталым и небритым лицом. Было видно, что мимо едут не простые нацисты, а настоящие волки. Таких «псов» он видел лишь однажды, когда в августе, на участке своего батальона «открывал коридор» для армейской разведки. Ладные парни, в камуфлированных комбинезонах, горбатые от объемных рюкзаков. Они до раннего утра ждали в комбатовском блиндаже времени перехода, вяло пошучивая и путая сон с дремотой. И командовал ими такой же, как этот эсэсовец лейтенант, с голубовато-зелеными глазами в сетке ранних морщин. И это… был… именно тот человек!
Старшина начал резко разворачиваться в сторону проходящей машины, но вовремя сумел взять контроль над телом и мыслями.  Это разведка, и помочь они не смогут. Но такая радость ударила в мозг, такие силы появились в опустошенном ранее теле, что старшина испуганно втянул голову в плечи. Нельзя дать конвою понять, что в колонне произошли изменения. Лишь идущий рядом Пряхин удивленно глянул на товарища и позади шедший боец-связист пристально посмотрел в спину старшине.
- Пряхин, передай по команде… готовность номер «раз». У ближайшей рощи кладем конвой.
По понурым спинам прошла дрожь, и лишь веселые немцы, не поняли, что до смерти им осталось несколько сотен шагов…



Гауптшарфюрер СС Генрих Полански задумчиво разглядывал место недавнего боя. Дорога и прилегающая к ней местность была густо усыпана трупами немецких и русских солдат. Личный состав остановившейся колонны растеряно поглядывали на своих командиров, на эсэсовцев и жандармов, возвращающихся от недалекого леса. Охотники прекратили недолгую погоню, решив, что беглецами займутся части из охраны тыла. А полевая жандармерия, понеся большие и нежданные потери, в одиночку соваться вглубь леса не решилась.  Даже солдаты Геккерна, хотевшего на взбунтовавшихся пленных, сорвать накопившуюся злость, вернулись к шоссе. Его расчищали от тел бойцы шедшей к фронту мотопехотной дивизии. Часть была свежая, еще не бывавшая в боях и теперь несколько растерянная. Новобранцев учили презирать врага, а теперь они уже и не знали, кому верить. Резню устроили пленные! Пленные, покорное стадо которых уже не раз гнали мимо. Колонна побежденных, как казалось, врагов, дошла до КПП и по чьей-то команде бросилась не только на конвой, но и на гарнизон поста. Было ясно, что это не случайность, а трезвый расчет неизвестного командира. Первым делом русские завладели «МG» из которого открыли огонь по подходящим машинам. Два десятка нацистов были растерзаны пленными мгновенно, погибли от пулеметного огня многие водители. Понесли серьезные потери мотоциклисты подходившей к посту мотопехоты. Вместо того, чтобы просто разбежаться, русские начали их атаковать, захватывая все больше оружия! Нежданный натиск противника удалось остановить подошедшим к месту боя эсэсовцам и "головорезам" Геккерна. Причем, не меньше сотни русских успели уйти в ближайший лес. Пулеметчики до последнего патрона прикрывали своих товарищей. Их сняли стрелки в момент смены ленты. Полански как раз рассматривал убитого русского старшину.



- Крепкий парень, - заметил один из его бойцов, став рядом с офицером.
- На тебя похож, - улыбнулся невесело командир.
Старшина полусидел, привалившись виском к станине пулемета. Молодые красноармейцы считали его стариком, а Гвоздеву едва исполнилось тридцать. Теперь он «скалился» на проходивших мимо немцев и в его зеленых глазах, ничего не отражалось. Он умер спокойно, с абсолютно холодной яростью в душе, убив перед смертью стольких нацистов скольких смог. А Пряхин сумел уйти и теперь бежал по заросшему оврагу, в группе таких же, как и он бывших пленных. Бежал, размазывая слезы по лицу. Гвоздев, сейчас уже убитый, орал ему в спину:
- Уходи Вовка, уход-и-и!
И по веселой ярости старшины было видно, что сам он не уйдет. Как не уйдет лысый связист, молча «садивший» из винтовки убитого конвойного, в серые фигуры метавшихся по дороге немцев…

Полански еще до подхода Геккерна к броду, начал понимать, что русские к воде не пошли. Они растворились среди наступавших колонн. И увидев, броневик охраны, срезающий угол по замерзшему полю, он понял как. Выяснить где был подходящий для отрыва участок, и смоделировать события, способствовавшие такому маневру - не потребовало много времени.
- Герр  гауптшарфюрер, жандармы потеряли свой патруль, - доложил роттенфюрер. Это был старый товарищ Генриха, настоящий «волкодав» с исполосованным шрамами лицом. Они вместе высаживались на Крит и не раз спасали друг друга. Опытный боевик мгновенно оценил важность случайной информации. Теперь след был! В течение часа, сняв с машин проходивший батальон, охотники нашли убитых жандармов, а еще через час вышли и на бронетехнику…



Диверсанты выскочили из узкой полосы, в которой организовывалась ловушка. Теперь гауптшарфюрер знал лишь участок прорыва, предполагал направление движение искомой группы, но сил перекрыть возможные направления движения - у него не было. Наводку могли бы дать солдаты поста, но они все были уничтожены озверевшими русскими. Полански не знал, как диверсанты выглядят и куда идут. В километре от места случайной резни, шоссе делало «вилку», давая множество вариантов дальнейшего движения.
- Фронт уже рядом, - подал голос задумчивый Геккерн. – Они должны готовить место прорыва и произойдет это там, где наши части уже остановлены. Они не могут больше оставаться на дороге.
Близкая, непрекращающаяся ни на минуту орудийная канонада, говорила об ожесточенном сопротивлении русских. Транспорты, идущие в тыл, были забиты ранеными солдатами. Все идущие на фронт, должны были либо стать в оборону, либо идти в атаку. И русских разведчиков их командование должно было «навести» на место перехода. И обозначить его мощной контратакой, останавливающей напор вермахта хотя бы на несколько часов.
- Я не фюрер, чтобы узнавать у командования наступающей группировкой оперативную обстановку на последний час, - скривил губы Полански. Он привычно высмеял «штрафного» капитана, но идея была правильная, и эсэсовец мгновенно просчитал варианты. Его «охотники» начали опрашивать вывозимых в тыл раненых.
- Воронино, герр гауптшарфюрер! Три тяжелых танка русских и полк свежей пехоты раздавили наши наступающие части. У них масса ручных пулеметов! И не меньше дивизиона тяжелой артиллерии поддерживало наступление, - уже через полчаса доложил оперативную обстановку роттенфюрер.




Никто не ожидал на этом бросовом в оперативном плане направлении такой серьезной атаки. Красные, обходимые на своем левом фланге наступающим вермахтом, должны были и сами отходить под угрозой окружения. Перед ними в неожиданную оборону «зарылись» два потрепанных батальона мотопехоты, вынужденных окапываться там, где им позволили остановиться русские.
- Максимум три-четыре часа, - прикинул Геккерн. – До темноты. Ночью отойдут.
- Прорыв будет часам к 17-18, в сумерках? – впервые оставил брезгливый тон эсэсовец. – На стыке батальонов.
Самое удобное место для такого маневра, глядя на карту они определили сразу. Как раз на флангах остановившихся частей было небольшое болото. Оно узким клином выходило в ближние тылы и могло охраняться только патрулем или секретами, расположившимися по его краю. Более серьезный заслон оборонявшиеся немцы создать не успевали, да и не думали о такой необходимости. Известный им враг был «по фронту».
Охотники СС и бойцы Геккерна молча готовились к скорой схватке. Колонна свернула с шоссе на целину и двинулась в направлении Воронино…




Егоров лежал на спине, стараясь полностью расслабиться перед скорым боем. Когда-то Портнов, «выложив» группу на поляне, учил курсантов отсекать многочисленные звуки тихого леса. Пока не останется в голове только один. Самый дальний. Так можно услышать шорох идущего по тропе зверя, разыскать гул уходящего в хвою (казалось бесшумно) ручья, уловить легкий треск умирающего дерева. При должном упорстве в подготовке, бойцы становились частью леса. Вот такой «частью целого» сейчас становился и Алексей. Он ждал погоню. Начинать операцию, о месте и времени которой во время очередного радиосеанса было сообщено разведуправлением, с «охотниками» на плечах - было глупо. На краю торфяника «фрицы» их обязательно прихватят. Перекрестным огнем положат на землю и забросают минами. А потом, эсэсовцы добьют раненых, если такие останутся (мины на мерзлой земле создают зону почти сплошного поражения). Укрыться негде. И охотники это знают. Они не знают, что в полукилометре от места прорыва, группу встретил взвод автоматчиков батальона морской пехоты, не участвовавшего в контратаке. Пока танки утюжили прихваченную немецкую артиллерию, а пехота, до предела насыщенная ручными пулеметами клала вермахт в оборону, три десятка опытных бойцов ушли по краю болота в тыл немцам. Встретив группу, взвод оборудовал позицию и принялся ждать «овчарок». Теперь роль «волкодавов» выполняли отнюдь не охотники. Было такое правило у инструкторов пограничного училища НКВД СССР – «искать варианты». Как правило, эта фраза в послевоенной армии применялась в уничижительном значении. «Найти вариант» означает, освободиться от неудобного поручения, найдя того, кто пострадает вместо тебя. Но в описываемую эпоху люди мыслить старались рационально. Они учили будущих командиров, что знание психологии противника, умение вычленить его слабости и воспользоваться ими – основа работы.
- Что у тебя под рукой? Он наряда до заставы (до взвода), - поучал Портнов. – А он всегда фору имеет, скрадывает тебя. Думает, что засада ему преимущество создала. И потому ожидает в ответ понятных человеческих рефлексов. А ты его убей! Пойми вариант и убей… или, что лучше – всех убей, а атамана возьми живым.




Учили старшины своих подопечных весьма качественно. Басмачи, имея подавляющее превосходство в количестве сабель, от рубки с «зелеными фуражками» уходили всеми возможными способами. Даже придумали поверье, что мусульмане убитые клинком «Кызыл аскера» в Джаннат (рай) не попадают. Заставы западной границы держались против вермахта не полчаса (отведенные немцам на переход границы), а до двух недель! Более того, многие из бойцов и командиров пограничников, встретившие 22 июня у рубежа, дошли потом до Берлина. Эта была элита войны, способная не только качественно реагировать на изменение обстановки, но и менять обстановку вокруг себя. Вот и сейчас, руководители Егорова, не спешили с выводом группы из немецких тылов. Шла операция по унижению врага и нагнетанию страха. Фашистов было больше, они были уверенны в своем превосходстве, они шли за «дичью» и «дичь» - это устраивало.   Три трофейных «МG», станковый «Кольт» и два ПТР уровняли шансы…

Комбаты оборонявшихся батальонов были предупреждены о начавшейся операции гауптшарфюрером СС Генрихом Полански. Их задача сводилась к усилению флангов обороны на участке охоты и противостоянию возможной фронтальной атаке русских войск. Вермахт, получивший к вечеру батарею «88», способную остановить тяжелые танки красных, чувствовал себя уверено, но путаться под ногами у СС - не рвался. Полански и Геккерна это устраивало. Изматывающая, но захватившая всех увлекательная погоня подходила к концу. Техника, брошенная беглецами, говорила о правильно выбранном направлении поиска. А тепло еще не остывших двигателей, о расстоянии до жертвы. Сомнений в том, что враг скоро будет виден, у нацистов не было. С таким противником им еще не приходилось встречаться, но и приз обещал быть эксклюзивным. Солдаты развернулись в цепь и, под прикрытием броневиков (расположившихся в тылу у загонщиков) двинулись в направлении вероятной «лежки» диверсантов. Капитан шел в самой середине цепи, гауптшарфюрер в сопровождении двух бойцов чуть приотстал. Он ждал первого удара загнанного и опасного зверя. И дождался…



Первый подрыв на разбросанных в жухлой траве «шпрингминах», стал сигналом к огневому подавлению. С флангов, в бронетехнику ударили противотанковые ружья моряков. С сотни шагов огонь был действительно «кинжальным». Роттенфюрера очередь тяжелого пулемета «крутанула» на каблуках и он рухнул под ноги своего командира. Полански, действую на рефлексах, прилег за импровизированный бруствер и попытался трезво оценить обстановку. Диверсанты, действительно «умели обращаться с взрывчаткой», как он шутливо предупреждал своего напарника по поиску. Солдаты Геккерна пытались отступить, но шансов на это уже не было. Еще один подрыв на мине и, паника захлестнула цепь. Лишь несколько старых бойцов, сгруппировавшись возле раненого капитана, пыталась организовать устойчивую оборону. Они, по примеру Полански использовали павших камрадов как укрытие, но пулеметные и винтовочные пули с такого расстояния «шили» трупы на вылет. Пехота погибала. Эсэсовцы, в первую минуту боя попытались сблизиться с врагом «грудь в грудь», игнорируя мины и массово забрасывая моряков гранатами. Им почти удалось воплотить свой замысел, но группа Егорова, не вступавшая до этого момента в огневой контакт, включилась в работу. Восемь стволов с пятидесяти метров уничтожили охотников. Пока массированный огонь пулеметов клал цепь «на грунт», в воздух, шипя, ушли сигнальных ракеты…



Командиры батальонов вермахта, стянувшие на фланги усиленные минометами роты, не видели, что происходит у болота. Но по звукам боя опытные солдаты, поняли незавидную участь  «загонщиков». Первые мины ушли в воздух, и солдаты приготовились к атаке. Обер-лейтенант Хатман, вынул изо рта  сигарету. Связист услужливо протянул любимому командиру трубку полевого телефона. Офицер собрался «пролаять» своему ротному нужную команду, но замешкался, глядя как над затянутым сумерками лесом, в небо взвились три сигнальные ракеты. За фронтом притихших русских зародился странный, до этого не знакомый этим немцам звук. В сером небе появились молнии. Хатман  успел подумать, что молниям сейчас вроде, как и не сезон. Это стало его последней мыслью, рев упал с неба на землю и на позициях батальонов начался Ад…



Батарея БМ-13 отстрелялась и тут же ушла в тыл. По сути, это было одно из самых первых применений секретного оружия под Москвой. Можно было бы и не использовать его в этой операции, но командованию фронтом нужен был психологический эффект подавления. И он (эффект) был. Вскоре, тяжелая артиллерия начала обрабатывать ближние тылы фашистов, а по флангам заработали минометы. Стрелки приданого для операции полка, обозначили ночную атаку, оттянув противника на участки удаленные от болота. Никакой особой атаки не предполагалось, хотя если бы красноармейцы пошли вперед, то кроме убитых и калек - в траншее их никто не ждал. Уцелевшие солдаты, прихватив убитого командира, начали отход в сторону батареи «88», на Воронино…



Засада морской пехоты, дождавшись удара реактивных минометов, неожиданным броском «накрыла» остатки цепи «загонщиков». Тут и там «щелкали» редкие выстрелы. Десантники проверяли трупы, лежавшие ничком или с подогнутыми под тело руками. Броневики горели, освещая рваным огнем поле боя. У одного из  них, бойцы подняли раненого (в ноги и грудь) гауптмана. Солдаты пытались вынести его, но  попали под «слепую» очередь. Капитан хрипел, силился устоять на ногах, на уголках его губ пузырилась кровавая пена.
- Легкое пробито, - диагностировал раненого Дед и, выжидающе посмотрел на Алексея. Надобность в пленных определял командир. Егоров, изучал документы Геккерна и уже понимал, кто находится перед ним.
- Перевязать, - он принял решение.
Казалось, что Дед вздохнул даже с некоторым облегчением. Запал боя проходил, а кровь человеческая «не водица». Разведка, подобрав своих раненых, начала отход к позициям полка. Моряки, потерявшие ранеными и убитыми почти половину взвода, уходили последними. Роты прикрытия оттягивались от болота, а артиллерия закрывала их от вероятного преследования немцев уже довольно редким «щитом». Боеприпасы, выделенные на операцию, заканчивались…



Полански, осторожно опустил на мох раненого бойца. Сил на продолжение движения уже не осталось. Сегодня был плохой день. Он потерял почти всех своих камрадов, упустил русскую разведку и представлял, чем закончится разбор операции. Гиммлер спасает только удачливых «каналий», а для гауптшарфюрера оставался лишь военно-полевой суд и пистолет у виска. Впрочем, Полански стреляться не собирался. Враг его переиграл, и такой афронт требовал мести. Война только началась и, как старый вояка понимал, продлится отнюдь не месяц. Время для мести было достаточно. Оставалось выпутаться из скверной истории. Геккерн был убит или находится в плену. Он, как нельзя лучше, подходил на роль «мальчика для битья». Эсэсовец, приняв решение, привалился к стволу дерева и попытался заснуть. Утром он вынесет раненного к дороге и свяжется с командованием…
Егоров сидел за столом и молча смотрел на собеседника. Напротив его, воткнув локти в скобленые доски столешницы, «угнездился» капитан Портнов. Все тот же «старшина», лишь сменивший петлицы и добавивший седины в привычный «полубокс».
- Добытые тобой пленные – качественный товар, - характеризовал обстановку старый наставник. - И группу ты сохранил. Дырки бойцам «подштопают» и - опять на тропу. А вот главного «волкодава», как выясняется, ты упустил. И за то тебе «неуд».
Алексей и сам теперь знал, что «призовой» товар от него ушел. Волк он и есть – волк. Закрыл глаза, нырнул под флажки и, нет его!
Но, разведчик от чего-то совсем не расстраивался. Ему было хорошо и, губы непроизвольно растягивались в глупую улыбку. И Портнов, продолжая по-отцовски ругать своего «курсанта», понимал, что радость у бойца – правильная. И… улыбнулся в ответ.

Продолжение "Приказ Сталина"


Рецензии
Понравилось! Интересная манера изложения. Перевариваю прочитанное. Пожалуй, через некоторое время, прочту ещё раз. Сам не пробовал писать рассказы или, пожалуй, повести такого объёма. Благодарю за доставленное удовольствие.

Петрович 8   11.07.2020 18:55     Заявить о нарушении
Спасибо за рецензию. Нельзя сказать, что написано на спор, но...где-то близко к этому.

Владимир Толмачев   13.07.2020 07:43   Заявить о нарушении
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.