Глава 4. Машкин самурай. часть II

Глава 4. Признание.


 Был вечер. Юки уснул у папы на руках, слушая сказки. Самурай не сразу заметил, что сына сморило. Он перенёс ребёнка в кроватку и, освободив его от футболки и штанишек, положил спать. Василиса уже давно выпила свою вечернюю порцию молочной смеси и тоже видела свои младенческие сны. Он постоял около каждого некоторое время, радуясь безмятежности, которая отображалась на их невинных личиках. Было ощущение, что  комната наполнилась маленькими невидимыми эльфами, которые прилетели из прочитанной сказки, чтобы охранять их сны. У спящих детей лица самих ангелов, и самурай всегда любил долго смотреть на них, прежде чем выключить светильник и покинуть комнату. «Сейчас я уйду, и вёрткие мотыльки начнут свою работу», - думал он. Перед тем, как заняться переводами, самурай решил перестирать накопившуюся детскую одежду. Сделать всё нужно было побыстрее, потому что работать удавалось только ночью, когда спали дети и нельзя было придумать более продуктивной обстановки. Аура ночи позволяла сосредоточиться на образах и не отвлекаться на лишние звуки. Самурай переводил почти всё: и в стихах, и в прозе. Иногда брался за техническую документацию, но, со временем устав от её сухости, теперь предпочитал от неё отказываться, стараясь работать над материалом, который хотя бы был ему интересен.
 
Раздался звонок в дверь. Самурай прервал стирку и пошёл открывать. На лестничной площадке стояла Саша.
 - Проходите. Не ожидал, что это вы.
 
Он отошёл назад, чтобы освободить ей место для прохода. Она была взволнована и не смотрела ему в глаза.
 - А Василиса уже спит, – сообщил он врачу.
 
Зайдя в прихожую, она прикрыла дверь, но замка закрывать не стала, чтобы оставить возможность уйти в любой момент.
 - Я не к ней. Я пришла к вам.
 
То, что она появилась здесь в столь позднее время, было более чем странно. Это было так не похоже на неё. Было видно, что она сильно нервничает. Всем своим видом она как будто извинялась, что пришла. Возможно, самый тяжёлый шаг ей уже был совершён, и оставалось просто собраться с мыслями. Александра была натянута как струна, и самурай даже подумал, с каким же трудом ей далось просто нажать на кнопку звонка. Чтобы сосредоточиться, она оперлась о стену одной рукой.
 - Даже не знаю, с чего начать.
 
Не переставая держаться за стену, она закрыла лицо второй рукой. Через некоторое время, убрав от лица руку и импульсивно размахивая ей, она ухмыльнулась самой себе.
 - Не думала, что способна влюбиться, как девчонка, – начала она, продолжая избегать его взгляда. – Я уже смирилась, что не смогла создать семьи, что не способна иметь детей. Я уютно чувствовала себя в своём маленьком мирке одиночества. И вдруг появляешься ты.
 
То, что он уже услышал и то, что Александра перешла на «ты», давало понять, что сейчас будет какое-то признание. В её порыве было что-то знакомое. Да. Это так напомнило ему первую ночь с Машей, когда она так же отчаянно решилась стать женщиной. Он отдал бы всё, чтобы сейчас это была она. Он обрушил бы взрыв своей страсти, который застрял где-то в глубинах его души, не получив возможности состояться, к её ногам. Нет. Смятение Александры было совсем другой природы. Она знала, чего хочет, и зачем сюда пришла. Её волнение было не сродни робости неопытной Маши. Александра давала себе отчёт в том, что её чувства совсем неуместны для вдовца. Но она хотела обозначить свою неожиданную любовь хотя бы этим признанием, чтобы она реализовалась на миг, в момент её неуёмного откровения. Как давно он не был в любящих объятиях, и сейчас её порыв был так притягателен. Эти горящие страстью глаза, эти женственные добрые руки, которые не так давно помогали его дочери. Она была так трогательна в своём исступлении, и он невольно любовался ей.
 - Любящий и заботливый отец, – продолжала она, – трепетный муж, который с большим мужеством перенёс потерю любимого человека.  Не спившийся от жалости к себе, как это часто бывает…  - понимая, что от неё разбежались все слова, которые она планировала высказать, Александра решила закругляться. -  Ну вот я …и сказала это… И ещё. Я пришла проститься. Я больше не смогу лечить твою дочку. Прости. Это выше моих сил. А после моего признания – тем более.
 
Это был отчаянный шаг, потому что молчать она уже не могла. Саша пришла бросить к его ногам свою любовь и гордо уйти. Вовсе не потому, что считала себя выше, нет, - она прекрасно понимала, что чувство, которое он испытывал и испытывает к своей погибшей жене настолько велико, что только оно могло дать силы продолжить жить, несмотря ни на что. Она сжимала в своих руках надкусанное яблоко Адама, не смея вручить ему. Она, как Мефистофель, жаждала его души, осознавая, что не в праве требовать  взаимности. В её глазах прочитывался опыт плотских отношений, который не имел для неё ни малейшего интереса без духовного начала к предмету своего вожделения. Этот опыт не ложился вульгарной миной на её привлекательное лицо, как у человека, познавшего всё и скучающего от отсутствия новых ощущений. В её глазах лишь еле прочитывался шрам с рваными зазубринами, оставленный ей на долгую память от пережитой когда-то боли.
 
Она развернулась и стремительно направилась к выходу. Потянув за ручку, она почувствовала движение за своей спиной. Самурай рванулся к ней и, выбросив руки над плечами Александры, зажал ими дверь. Она, не прекращая держаться за ручку, нервными рывками дёргала за неё, чтобы выбраться наружу. Самурай продолжал давить.
 - Ну что ты мечешься, как птица в клетке?
 
Александра не унималась. Тогда самурай ещё сильнее надавил и закрыл замок. Поняв, что она в западне, она отпустила ручку.
 - Почему ты убегаешь? Ты совсем не похожа на невинную девочку, которой была моя жена. У неё кроме меня никого и не было. У тебя ведь были мужчины. У тебя есть этот опыт, я чувствую. Чего же ты боишься?
 
Александра медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза:
 - Я боюсь, что ты не сможешь мне ответить.
 - От тебя пахнет спиртным.
 
Она усмехнулась, отведя глаза, как бы оправдываясь.
 - Выпила для храбрости… Выпусти меня.
 
Самурай взял её за запястья и, разведя её руки в стороны, прижал к дверям. Саша уже не сопротивлялась. Ей даже нравилось, что он позволяет  себе распоряжаться положением её рук. Уже потеряв интерес к мужской притворной ласке, она давно бы поставила наглеца на место и одарила парочкой крепких выражений, но ему она была готова позволить многое: ей казалось, что дерзни он сейчас в порыве страсти сорвать с неё одежду, она приняла бы его с благодарностью.  Его сдержанность и достоинство были ещё более желанны, говоря ей о том, что она оказалась в руках не первобытного животного, а настоящего мужчины, которого она искала всю свою жизнь.
 - Я тоже хочу тебе исповедаться, – начал самурай. - Когда я вёз Машу в роддом, она взяла с меня слово, что, если с ней что-нибудь случится, я не останусь один. Она очень просила меня, чтобы я не закрыл своего сердца для любви. Тогда для меня это было пустым обещанием, чтобы успокоить её, потому что я даже не мог себе представить, что это случится по настоящему. Вероятно, она очень хотела, чтобы наши дети выросли в любви… Когда ты появилась в нашем доме, я относился к тебе как к другу, который способен помочь моему ребёнку. Я с благодарностью принимал твою бескорыстную и искреннюю помощь. Я чувствовал расположение, с которым относились к тебе дети. Когда приходили другие медики, Василиса всегда нервничала и кричала, а рядом с тобой она всегда была спокойной с самого первого дня. Это сразу бросилось мне в глаза, тогда, в приёмном покое…Я не думал, что после смерти Маши смогу ещё раз испытать подобное влечение к женщине. Меня пугает лишь одно: два дорогих мне человека покинули этот мир. И мне начинает казаться, что это произошло лишь потому, что я был с ними рядом.
 
Самурай замолчал. Природа шептала своё. Он наклонил голову и приблизился губами к выступающей из-под её рубашки впадине около ключицы. Оставаясь в миллиметре от её кожи, он медленно вдохнул.
 - Какой приятный запах, – прошептал он, – от тебя перестало пахнуть табаком.
 - Я бросила курить, – ответила она;  у неё захватило дух от прикосновения тёплого воздуха, выдыхаемого державшим её мужчиной. Сжалось сердце, и Александра, пытаясь скрыть свой трепет, приоткрыла рот. Самурай медленно погладил её своим дыханием, недокасаясь шеи, и, приблизившись к её губам, хотел прикоснуться к ним. Но тут же передумал и, закрыв глаза, плавно отвернулся в сторону, переводя дух.
 - Что с тобой? – спросила Александра, задыхаясь от подступившей истомы.
 - Я боюсь, что после поцелуя уже не смогу остановиться.
 
Она улыбнулась его откровенности и упёрлась головой в его грудь, пытаясь справиться с желанием.
 - Да, было бы неправильно, если бы Юки застукал нас в прихожей…Аж дух захватывает от твоей горячности,- добавила она, как будто всё уже свершилось.
- Мне хотелось бы быть трезвой, если это когда-нибудь произойдёт.
 
Самурай чувствовал, что в глубине её изящного тела скрыта неуёмная страсть, которую она однажды загнала в тёмные уголки своей души, многие годы держа её на коротком поводке. Эта страсть, способная свести с ума, вызывала в нём опасение стать её рабом. Обуздав этого зверя, Александра сама знала о последствиях, которые мог бы нанести он в случае освобождения от её мёртвой хватки. Ощущая сияние, которое излучал  самурай, она дала свободу лишь светлой стороне своей натуры. Всё чёрное и агрессивное она уже выплеснула в годы своей бурной юности. Вкусив искушения или назло искушая судьбу, играя со Смертью. И, однажды заглянув в глаза этой самой Смерти, она нашла силы не подчиниться соблазну заглушить душевную боль раз и навсегда, а продолжила своё существование, найдя смысл в том, чтобы помогать чужим детям. Это была сильная и опытная женщина с опалёнными крыльями, и сейчас, находясь в руках самурая, она могла себе позволить стать слабой или научиться ей быть.
 
Она подняла голову и стала пристально всматриваться в его лицо. Чёрные коротко стриженые волосы; миндалевидные глаза цвета спелой вишни; густые брови, напоминающие распростёртые крылья ястреба; овал лица почти треугольной формы; волевые скулы; широкий, но в тоже время заострённый нос; чётко очерченные, слегка припухлые губы - во всём этом она увидела такую красоту. Ей вдруг показалось, что это был именно тот образ, который подходил её воображаемому всаднику на белом коне. Тогда, в детстве, она никак не могла разглядеть его лица, черты всегда расплывались, и, проснувшись, она ждала следующей ночи, чтобы вновь заглянуть в лицо наездника, а он вновь ускользал от неё. Этот сон возвращался к ней на протяжении всей юности, когда маленькие трагедии её маленькой личной жизни преследовали её по пятам. И сейчас, пройдя этот долгий путь неприкаянности и ненужности никому её большой и сильной любви, она смотрела в это лицо и понимала, что именно эти черты тогда ускользали от неё, растворяясь во сне. Она улыбалась своим детским мечтам и радовалась, что наконец-то нашла его. Дотянулась и вырвала из плена своих снов. Что он стоит рядом с ней, а не убегает, оставляя внутри пустоту. Единственное, о чём она сейчас сожалела, что все эти годы не ждала преданно этой встречи, а пыталась наделить предшественников чертами, не присущими им. И потом жестоко расплачивалась за своё нетерпение стать счастливой и получить возможность реализовать свою нерастраченную любовь. Она спрашивала глазами: «Где же ты был?  Ещё бы чуть-чуть, и я умерла для этого мира, оставаясь лишь жалкой тенью, ушедшей в небытие». Ощущая его силу и электричество на своих запястьях, она впервые почувствовала себя женщиной. Ей казалось, что даже если больше ничего не будет, она станет счастливой только от одного воспоминания об этом моменте.
 - Ты останешься с нами? – заговорил самурай, глядя в её решительные глаза.
 
Александра молчала, понимая, что ответить придётся в любом случае.
 - Я не знаю, как мне нужно поступить- наконец, сказала она.
 - Поступай, как подсказывает тебе сердце.
 - В таком положении я точно не смогу принять правильного решения, – пытаясь разбавить серьёзность происходящего, произнесла она.
 
Заметив, что он по-прежнему распинает её на двери, самурай расслабил кулаки, и её руки выскользнули, плавно опускаясь вниз. После утраченной хватки она некоторое время училась вновь управлять освобождёнными руками. Обратив внимание, что у самурая засучены рукава на рубашке, она спросила:
 - Я смотрю, что отвлекла тебя от домашних дел?
 - Да. Я собирался стирать, – улыбнулся он и поправил чёлку уже высохшей рукой.
 - Ну, раз уж я всё равно здесь, давай помогу тебе, что ли?
 - Может, сначала кофе?
 - Угу, - одобрила она и, наклонившись, стала снимать уличную обувь. Самурай подхватил её бежевое пальто и повесил на вешалку, радуясь тому, что беглянка согласилась остаться.