Это случилось на Кавказе

1974 год
Николай

Мы приехали на Кавказ кататься на лыжах вчетвером. Горнолыжный комплекс  называется «Новый». И все здесь, действительно, новое. И не совсем еще обустроенное.  Нас поселили вчетвером в отдельно стоящий домик, а не в главном корпусе горнолыжной базы. Толян сначала стал возмущаться, что в столовую и клуб нам придется из своей избушки ходить по морозу, но я его убедил:
- Зато мы будем жить все вместе, а то рассуют нас по одному к незнакомым парням. Ни анекдоты потравить ни выпить вместе. Все будет сложнее.
Толяна я уговорил. А Пашка, мой ведомый, он всегда мне в рот смотрит. Его и уговаривать не надо. Как я решил, так и будет. Мы с ним вместе работаем. Он у меня в группе.
С Толяном я знаком еще с детства. В одном дворе жили, в один детский сад ходили. А когда наш дом снесли, мы разъехались   в разные районы. Но все равно дружим. Частенько встречаемся по выходным в Парамоновском овраге.  На горе в Туристе. Горными лыжами увлекаемся. Москвичи кататься с гор  едут в Турист, в Яхрому. Или в Красногорске можно кататься. А тут подвернулась возможность поехать на Кавказ. У нас в профкоме горящие путевки образовались, вот я и организовал поездку сюда.
С Толяном приехал Эдик, парень с его работы. Шустрый такой паренек. Я его раньше не знал. Но мне он сразу понравился. Балагур. Еще в самолете, пока мы летели  до Минеральных вод, он успел расположить к себе стюардессу. И весь полет мы  испытывали «режим наибольшего благоприятствования»  со стороны очаровательной хозяйки в голубом мундире.
А в автобусе, на котором нас везли на горнолыжную базу из аэропорта, Эдик  заболтал хорошенькую блондинку. Она тоже ехала кататься на лыжах туда же, куда и мы. И перспектива оказаться в одной компании с этой красавицей вселяла в нас изрядную долю оптимизма.
Домик, куда нас  «распределили», находился  метрах в пятидесяти от главного корпуса. В  небольшой комнате стоят четыре кровати, две тумбочки, маленький столик один на всех, и печка  буржуйка, которую надо  топить углем.
- Смотри, Толян, чистое белье, все путем. И лыжи при нас, а в главном корпусе их не разрешают вносить в номер.
-Тебе, конечно, надо волноваться за свои  «фишера». Как бы их не сперли. А на мои лыжи никто не позарится.
- Ладно тебе. Выбирай. Где ты будешь спать. – Я решил, что он больше всех был недоволен тем, что нас определили  «на выселки». Пусть хоть тут он получит удовлетворение.
-Я, парни, люблю потеплее. – С этими словами он плюхнулся на кровать, стоящую рядом с печкой.
- Значит,  назначаем тебя истопником, - решил Эдик.- А вообще, парни,  жить в отдалении от администрации, это же здорово. Сюда можно и девочек привести. А расписание между нами мы согласуем. – Эдик  с  восторгом потер руки.
-Уголек, я заметил,  на  улице с обратной стороны домика, - сообщил Паша.
Я достал из рюкзака бутылку молдавского коньяка «Белый аист» и поставил ее на стол.
-Сегодня кататься не будем. Скоро будет темно. Надо отметить приезд и новоселье.
-Давайте пригласим девочек, - заволновался Эдик. – Вот ту блондинку из автобуса. И еще с ней ехали две кошелки. Я понял, они вместе.
- Как хоть зовут то ее?
-Она сказала, да я что-то запамятовал. Какое-то не русское имя. Я еще плохо расслышал. А переспросить постеснялся.
-Давай, стеснительный ты наш, иди за дамами, а ты, Паш, похлопочи на счет стаканчиков. А я лимончик нарежу, - распорядился я.
- Не путайте стеснительность со скромностью, - назидательно сообщил Эдик и удалился.
 Мне  частенько приходится брать на себя  функции распорядителя. Кто-то ведь должен это делать, а у меня получается. Может быть потому, что отец (он у меня генерал) приучал меня  говорить  четко и ясно, воспитывал у меня «командирский голос». Поэтому в компании я – лидер. Пашка вроде как мой подчиненный по работе, а с Толяном мы друзья с детства. На мне как бы сходятся узы дружбы и знакомства.
Толян затопил печку, и постепенно в комнате стало тепло.
-Толян, а ты понял, что мы сами можем делать здесь такую температуру, какую захотим. И не зависеть от котельной в главном корпусе. Я думаю, что там в номерах прохладно. Экономят уголек. А тут и посушить одежду можно. А сбегать по нужде  в туалет по морозцу как приятно!
Не прошло и получаса,  как Эдик привел в нашу резиденцию трех девочек. Одна из них, несомненно, была та самая красивая блондинка, которая заметно выделялась на фоне двух других. Но тут уж ничего не поделаешь – поселили их троих в одной комнате, и Эдику пришлось приглашать всех. В общем-то, а как же иначе? Одна, это чудо природы, не пошла бы в комнату четырех жеребцов, - подумал я.
-Командир, встречай гостей!
«Ого, Эдик уже понял, кто командир!».
-Николай,- представился я дамам.- А это Анатолий Иванович, лучший  истопник Северного Кавказа. Чувствуете, как у нас тепло? Эдика вы уже наверняка знаете. Кто ж его не знает! А сейчас придет еще Паша – ответственное лицо за сервировку стола.
- Инна, - обозначила себя толстушка с ярко накрашенными губами.(Когда только успела?). А это Лена, моя давняя подруга.
- Эдик наверняка знает, как вас  зовут, - обратился я блондинке. – А я пока что не знаю.
-Ариадна, - как то даже почти пропела и похлопала ресницами блондинка.
-Редкое имя. Вы может быть, гречанка? Вроде не похожа на гречанку. Я бы вас сравнил  с Мерлин Монро, - сделал я комплимент. Эдик при  этом сверкнул на меня глазами.
- Нет, я не гречанка. Такое имя мне придумал отец. Он был спелеологом.
- Это, вроде, специалист по охотничьим собакам, - высказал предположение  Толян, подбрасывая уголек в топку.
- Сам ты по собакам, - вмешался  в разговор Эдик. – Спелеологи изучают пещеры. Ты, наверно, спутал спелеолога со спаниэлем.  Вспомнил анекдот.
-Давай, рассказывай.
-Нет, я его потом расскажу.
- Эдя, ты уж нас не позорь пока  своими  непотребными анекдотами.- Это   посоветовал Анатолий. – Надо нам сначала завоевать расположение дам.
- А можно где-нибудь присесть?- спросила Лена. - Стульев у вас нет. Придется сесть на кровать.
- Сочту за честь. Вот моё койко-место, самое теплое, - предложил Толян.
Лена и Инна дружно уселись  на кровать  Анатолия. Ариадна продолжала стоять.
-А я еще не выбрал кровать. Куда вы сядете, там и будет моё место, - неожиданно решил Эдуард, обратившись к Ариадне.
- Вот это ход! – воскликнул я. – Ариадне предстоит принять серьезное решение. Мы еще не определились, кроме Анатолия, кто где будет спать, а теперь ситуация осложнилась. «Эдик начал партию еще в автобусе. Теперь я должен сделать ход».
-Нет, мальчики, решайте сами. Ну-ка, девочки, подвиньтесь. – И  красавица села на кровать Толяна.
В этот момент появился Паша с двумя стаканами в руках  и злой миной на лице.
- Ты чего так долго,- спросил Толян.- Я уже печку натопил, Эдик красавиц заманил, а тебя все нет.
-Стерва буфетчица дала только два стакана. Я чуть ли не на коленях стоял.
Должен тут пояснить, что мои просьбы и распоряжения Паша  всегда старается выполнить. Для него это вопрос  чести. А тут вроде как осечка.
- Зато я узнал по поводу завтрашнего дня. После завтрака в  восемь ноль-ноль  общий сбор. У нас в группе 20 человек, инструктора зовут Марат. Он из местных. Лыжи напрокат кончились. Да их и  было-то всего три пары. И те  - женские коротышки.
-Значит так: один стакан будет женский, другой мужской. Пить будем по очереди по алфавиту – Анатолий – Николай- Павел- Эдуард. Нет возражений? Принято единогласно!- объявил я. - А девочки сами установят очередность. Надеюсь, вы не противпо двадцать капель аиста, который детей приносит?
-Ой, а я не пью совсем, - скривилась Лена.
-Бывают случаи, когда отказаться нельзя. Вот если я вам предложу тост за Леонида Ильича. А вы откажетесь. Как это можно расценить?
-При чем тут Леонид Ильич? – возмутилась Инна.
-Как при чем? Это наше знамя! – с пафосом воскликнул Эдик. – Это дорогой всем человек! За него не выпить – грех!
-За Леонида Ильича мы пить не будем сегодня, - вмешался я. –Давайте выпьем за знакомство.
Я открыл бутылку и налил «на палец» в оба стакана. Один из них я протянул Толяну, а второй Ариадне.
-Кстати, мне один заслуженный строитель рассказал, как надо выходить из подобной ситуации, когда не выпить нельзя. Он наливает в фужер минеральную воду, вливает в рот водку, но не глотает ее, а подносит к губам фужер с водой и, делая вид, что запивает, выпускает водку в фужер.- Про заслуженного строителя я придумал. Эту историю мне рассказал отец. Отец у меня генерал. И на каком-то приеме ему пришлось так поступить. Выпить он уже не мог- был бы перебор. Мог испачкать мундир. А поручика Ржевского рядом не было. Но обнаруживать сейчас, что у меня отец генерал, в мои планы не входило.
-Вот это да!- воскликнул Толян. – И не жалко водки?
-А если пить коньяк, то куда его сливать? – озадачила вопросом Лена.
-Давайте сегодня мы  коньяк сливать не будем. Не будем настаивать. Не хотите-не пейте.-Так что вы  хотели рассказать нам про спелеолога?
-  Насколько я помню имя Ариадна связано с какой-то нитью в какой-то пещере, - стал развивать мысль Толян, выпив коньяк.
- Мои родители оба были спелеологами. И познакомились они в какой-то пещере. И даже сочинили легенду, что зачата я была в пещере, где им пришлось ночевать.
- Так, так. На этом месте пожалуйста поподробнее, - заинтересовался Эдик.
-Э, дарагой, не смущай девушка, слюшай, какие подробности, - с восточным акцентом возник Толян.
Девочки, кроме Лены, все-таки выпили по нескольку капель коньяка.
Как всегда бывает в присутствии девочек, мы распустили перья, стали шутить, обнаруживать свои достоинства, хвалить друг друга.
Фамилия у Эдика оказалась Потапов.  Я и не знал . Но как раз не так давно в «Литературной газете» вышла статья с заголовком «Берегитесь Потапова». Эдик привез эту газету и стал впаривать девчонкам версию, что  это написано про него. А там, кстати, было про некоего Потапова, который соблазнял женщин,  плодил детей и  не платил алиментов. Эдик даже продемонстрировал паспорт, чтобы все убедились, что он действительно Потапов. Потом, конечно, было сказано, что  тот Потапов просто однофамилец. Но Эдик сразу захватил внимание и на этом успехе расцвел маковым цветом.
А тут еще Толян поведал историю про то, как Эдик бежал впереди автобуса.
-Мы с Эдиком работаем вместе на заводе в Филях. А  в двух остановках от нашей проходной есть известная фабрика – кухня, куда мы частенько ходим попить пива. Как то мы вышли после работы и решили ударить по пиву. Стоим на остановке, а автобуса долго нет. Эдик предложил идти пешком, а то вдруг пиво кончится. Мы не согласились. Нас было четверо. Тогда он, - Толян кивнул в сторону Эдика, - предложил пари. «Я пойду пешком, а вы ждите автобуса. Кто будет раньше – тот выиграл. Проигравший угощает пивом.» Согласились. Этот «конь» пошел. А тут вскоре и автобус подошел. Мы сели и едем. А Эдичка увидал такое дело и побежал. Выбежал на проезжую дорогу и бежит впереди автобуса. А дорога там узкая, обогнать себя автобусу он не дает. Шофер психует. На следующей остановке  шофер выскочил и хотел , видимо,  расправиться с хулиганом…
- Ну уж ты меня хулиганом –то не  обзывай, - заволновался Эдик. Но видно было, что  рассказ Толяна про него ему  нравится.
-Да, хотел врезать ему. Только Эдик был уже далеко, а убегать от автобуса водитель побоялся. Так Эдик и выиграл спор. Вылезаем на остановке из автобуса, а этот гусь заявляет: «Я вас устал уже ждать».
Девчонкам история эта понравилась, а Эдик сразу получил призовые очки и выбился  среди нас в лидеры в борьбе за внимание Ариадны. А девчонка действительно была хороша. Может быть  потому, что она сидела ближе всех к печке, на щеках ее заиграл румянец. А может, это коньяк окрасил ее личико. Только  не смотреть на нее было невозможно.
Эдик явно лидировал. Толян хороший пас ему  дал. А Паша что-то мне не помогает. Намекнул бы  так вскользь о моей диссертации. Паша по натуре адъютант.
Тут я решил рассказать о своем «изобретении», как запоминать номера телефонов своих знакомых.
- Вы знаете, что на телефонном диске против каждой цифры стоит буква. Если  вместо цифр нужного номера поставить буквы, а между ними расположить буквы алфавита, не используемые на диске, то можно подобрать такую фразу, которая будет как-то характеризовать данного человека. И она легко запомнится.
-Как это?- не поняла Инна.
-А вот так. Пример. Мой телефон зашифрован во фразе: «Тебя я вижу каждый день».В этой фразе буква Т первая, но ее на диске нет. Пропускаем. Далее букве Е – соответствует цифра  шесть, букве  Б соответствует двойка,В- три,  Ж-восемь, буквы З на диске нет, чтоб не путали с тройкой, К-это девять, Д-пять и опять Е-шесть. И так получаем номер моего телефона 623-89-56. Это действительно мой телефон. Нужно только запомнить фразу «Тебя я вижу каждый день». Набирая буквы, которые есть на диске, и пропуская те, которых на нем нет, вы  будете звонить мне. Надеюсь,-  обратился я к Ариадне, - что вы запомнили мой телефон. Может быть, он вам пригодится. Хотите я зашифрую ваш телефон?
- Интересный способ знакомиться, - возникла Лена. – Обычно бывает по-другому: «Девушка, а что вы сегодня вечером делаете? А можно узнать ваш телефончик?»
- Я в таких случаях отвечаю :  «Я на улице не знакомлюсь!» - Это Инна сообщила.
Это  называется:«Я не такая, я жду трамвая».- Я так подумал, но вслух не сказал. «Тоже мне-принцесса!». Тем не менее, на ход Эдика Е2-Е4 я ответил Е7-Е5.
- Между прочим, у нас в отделе, когда узнали про это «изобретение» некоторые девочки просили меня придумать  фразы и для них. А мой телефон на работе   читается так: «Убит скукой добряк»
Лена стала торопить  девчонок уходить. Но Ариадна и Инна  особенно не спешили. Толян уже во всю обхаживал Инну и почти тискал ее. Ариадна слушала байки Эдика.
Наконец девчонки объявили, что им еще надо кое-что сделать и заторопились к себе.
- А вот эта Ариадночка хороша!- Эдик зажмурился от восторга.
- Ты что? Сюда кататься приехал или баб кадрить? –зацепил его Толян. –Мало тебе в Москве чувих?
-Смотрите на него! Только что Инну тискал, а теперь выступает!
 - Одно другому не мешает. А даже как-то способствует. Представляешь, какую удаль захочется показать на горе в присутствии симпатичной особы. Совсем другой смысл во всем катании. Мне бы еще лыжи получше. Вон как у Коли. Фишера, да? Я слышал, что они сами поворачивают. Я свои купил в комке на Соломенной сторожке. Польские. Тоже не деревянные. И ботинки там купил. Старые, кожаные. С двойной шнуровкой. И счастлив был, что такие. Но все равно  это  прошлый век.
- У тебя еще ничего, - заговорил Паша, - а вот у меня  «Мукачи».Отличные деревяшки. Еще Визбор о них поет: « И нацепили  Мукачи, они не едут, хоть кричи». И крепления у меня, знаешь какие? Супони. Сыромятные ремни, которыми лыжу привязывают намертво. Купил в магазине, где лошадиную сбрую продают. А ботинки, смешно сказать. Кожаные, на толстой кожаной подошве, но какие-то невысокие. Скорее их можно назвать – полуботинки. Но считаются горнолыжными. Это я купил, когда институт кончил, и мне родители дали в честь этого события денег на лыжное снаряжение. Они знали, что я с приятелями езжу кататься. «Купи, говорят, хорошие лыжи». А где их купить было? Вот я и купил эти «штиблеты». Смешно, кому рассказать. – Пашка вытащил из рюкзака и продемонстрировал свой ботинок.
Мне стало немного неловко за мои «Альпины» красного цвета с металлическими застежками. Лыжи и ботинки отец привез мне из Югославии, куда ездил в командировку. Действительно это лыжи, на которых я почувствовал сразу «возросшее мастерство».
Мы выпили еще по глотку коньяка, а оставшиеся полбутылки я убрал:
-Завтра выйдем на  склон, и тогда уж вечерком с «почином» допьем.
Все –таки что значат женщины! Без них никуда и никак.
Я вышел на воздух и сделал несколько шагов в сторону. Передо мной лежало глубокое ущелье. Темная его глубина как-то манила меня. Вместо луны на небе мерцал едва народившийся серп. «Кавказ по до мною»… – вспомнилось мне. Как просто! Дышалось легко.. Со всех сторон темнели горы. И мне вдруг показалось не то, чтобы странным, а весьма необычным. Вот только сегодня утром я был в Москве. смотрел в окно с нашего шестого этажа во двор с   темным мокрым асфальтом, и вот я на Кавказе. Разговаривал по телефону с Маринкой. Прощался перед отлетом. Осталась  моя девочка там в Москве. Горные лыжи не для нее. Она тепличное растение. Моей страсти к катанию не понимает. Ну, да ладно. Осталась. Мариночка не спортсменка. Спорт ей до лампочки. Ей бы сидеть на диване под этой самой лампочкой и читать любовные романы. Она нежная. Податливая.
А мне уже двадцать шесть. Пора жениться.
Этот последний разговор с Маринкой показался мне таким пустым, деланным ненужным. «Ты меня бросаешь – говорила она. – Она бросала в меня сгусток слов, слез, упреков. Уезжаешь на Кавказ.  У меня  предчувствие, что мы с тобой больше не увидимся. Слезы.
Теперь с высоты Кавказских гор я вдруг увидел, как все это  было фальшиво, наиграно. Дешевый спектакль. По сценарию, который используют миллионы женщин.  «Прощай навсегда» Эта сцена может вызвать аплодисменты только у сентиментальных старых дев.
Мы с ней вместе учились. И считалось, что поженимся. Вот только защищусь. И уже обсуждался вариант, где будем жить. Ее мама предлагала у них. Мама – преподаватель.  На кафедре марксизма-ленинизма. Уж они-то могут заболтать. Целый клубок наплела. Я кивал. А она сыпала цитатами из доклада Генсека на последнем съезде.
 И в Москве осталась моя диссертация. Уже написанная. Руководитель обещал в течение месяца ее прочитать. А там, я почти уверен, что все получится, уже скоро стану я кандидатом, между прочим, технических наук. В двадцать шесть быть кандидатом не так уж плохо.
Все складывается хорошо. Надо признаться, мне в жизни везет. «Везунчик» я. Плохо ли. Папа генерал. Не я выбирал родителей. Повезло. Если честно, это много дает. Хоть я и гоношусь, что все сделал сам. Но без протекции взял бы меня шеф своим аспирантом?. Был, был звонок, я знаю. Но и я не лодырь. Да. На старте подфартило.
Я заложил руки за голову и запрокинул ее. В небе, темном  южном небе светились  две звездочки, блестел узкий серп луны.
Я почувствовал восторг. Как здорово жить. Как прекрасно  чувствовать себя молодым, сильным, ловким. От избытка ликования я  неожиданно для себя сделал стойку на голове. Я уткнулся головой прямо в снег, совершенно не думая о том, куда я сую голову. Твердая корочка наста слегка  оцарапала мне щеку. Но стойка получилась. Я встал на ноги,  отряхнул с волос, с лица снег. Я представил, как стою на горе, поправляю защитные очки на лице, отталкиваюсь палками, и начинаю спуск. Плавно вхожу в поворот. Я не так давно увлекся горными лыжами, но на горе не чувствую себя новичком. Все-таки «фишера» мои за меня поворот делают сами. Это не «мукачи» или «пирины». – дрова. Мои мысли передались телу. Как будто я сжимаю палки. Я даже слегка согнул ноги в коленях, как перед стартом.
И вошел в домик.
- Так что там про спаниеля?- спросил я Эдика
Я хотел рассказать анекдот, да при девочках не решился, постеснялся.
-Скромность не позволила? Ну, давай.
-Мужику жена поручила купить ей лифчик.
-Уже смешно.
 -Он пришел в магазин, а размер забыл. Продавщица решила ему помочь. Что вам напоминает грудь жены. Может быть яблоко? Нет. А что? Может быть персик?
-Уши спаниеля».
Посмеялись.
«Ты заметил, какая у нее грудь?» - Это про Ариадну спросил  Эдик.
-Ну, уж у неё точно не такая!
« Эдик сделал как бы заявку на Ариадну. А она все в меня стреляла глазами. А Толян  обхаживал Инну».
Я имею привычку, (кому-то она покажется глупой) вести дневник. И сегодня, когда все улеглись спать, я  отправился в холл  главного корпуса, уселся в кресло и записал свои впечатления в блокнот. Мне почему-то кажется, что мои записи пригодятся мне, когда я начну писать прозу. Недавно я прочитал повесть Аксенова «Коллеги». Она произвела на меня впечатление не только своим содержанием. Я прикинул, что  написал он ее в возрасте 27 лет. А мне 26. Почему я  не написал еще что-то подобное. Я знаю, что зависть нехорошее чувство, но откровенно, я позавидовал ему. Обязательно  буду пробовать писать. Вот только разделаюсь с диссертацией. На радость родителям. Впрочем,  получив ученую степень, я поднимусь на  ступеньку вверх. А чем выше ты забираешься, тем сложнее принять решение спуститься вниз и начать подъем по другой лестнице. Шеф уже планирует назначить меня завлабом. И тогда будет не до писательства. Ладно, надо идти спать. Завтра на склон. Это праздник!
Утром после завтрака (кстати неплохого) инструктор по имени Марат  построил нашу группу из двадцать  человек перед входом в корпус и  «порадовал» вестью, что единственный бугельный подъемник сломался, и нам придется  залезать на склон пешком. А чинить его, этот долбанный подъемник  начнут  только через неделю. Вот и покатались! Стоило ехать за тридевять земель. Это и в Туристе мы так  покатались бы. Впрочем, из-за горы вылезло солнце, и так все засверкало. И девчонки такие нарядные стояли рядом!
И мы полезли на склон.
Наверху Марат осмотрел у всех лыжи, проверил, как срабатывают крепления, когда при падении лыжа должна отстегнуться
А Пашке заявил, увидев его «супони»:
-Я не могу допустить вас к занятиям в группе. Я не хочу отвечать за то, что вы сломаете ноги.
Пашка начал  орать,
-Я приехал сюда за тысячу верст, и теперь должен сидеть в отеле, когда все будут кататься! Пусть мне выдадут лыжи напрокат! Но ведь их нет!
-Вы можете кататься самостоятельно. Вон идите туда – он показал рукой в сторону, и катайтесь отдельно. А я буду тренировать людей, у которых снаряжение правильное.
Я пытался как-то заступиться за Пашку, но Марат был непреклонен. Понять его можно. Случись что, спросят с него.
-Паш, не горюй. Давай так. У тебя какой размер ноги. Сорок третий? И у меня тоже. Я покатаюсь, и дам тебе лыжи. Все равно целый день не налазишь в гору.
 Расстроенный Пашка пошел  закладывать  виражи в стороне от нас. И надо сказать, катается он классно. Ну, не первый раз на горе.
Потом Марат велел всем привязать лыжи к ноге шнурком:
- Был случай в прошлом месяце, когда лыжа отстегнулась и  понеслась вниз. И   улетела в ущелье.
-И че? Не достали?
-А как ее достанешь? Вот в ту сторону,- Марат показал рукой, - ехать запрещаю.  Там резкий обрыв, и  улетишь, костей не соберешь. И лыжа туда ушла
. Недалеко от нас на склоне каталась другая группа со своим инструктором. Они приехали на неделю раньше нас. Им еще удалось попользоваться подъемником.
-Вот они то и сломали его, - пошутил  Марат.
Мне стало интересно, куда могла улететь лыжа. Осторожно, помня о предупреждении Марата, я подъехал к краю ущелья. Собственно, это был не совсем край. Чуть ниже, метра на два была ступенька, на которую несложно оказалось спуститься. Я отчетливо видел, что снег на краю не образует карниза, не нависает над пропастью. Меня так и тянуло заглянуть туда вниз. Но поблизости не было никакого кустика, за который можно было бы ухватиться, если потеряешь равновесие. Внизу было пасмурно. Лучи солнца туда не проникали. Какой-то туман поднимался снизу. И все же я слегка наклонился и заглянул вниз.
Зато, пользуясь тем, что меня не видно со склона, где катаются, решил справить малую нужду. И со словами «нет больше красоты, чем отлить с высоты» я успешно справился с задуманным. Потом я снова поднялся на склон. Марат по лыжне, оставленной мной на нетронутом снегу, определил, что я ходил к ущелью. И разразился по этому поводу бранью. «Ты хорошо владеешь лыжами, и, как я погляжу, осторожный человек. А если, глядя на тебя, другие попрутся туда? И рухнут? Марату будет кирдык.»
Точного значения слова «кирдык» я не знал, но суть понял.
А новички наши стояли и смотрели, как Марат демонстрирует им технику поворота. Потом начали по очереди выполнять упражнение. Поворот плугом осваивать.
Ариадна стояла на склоне в изящной позе, слегка изогнув свой стан (фу, как пошло  я выражаюсь). Золотистые волосы выбивались из под шапочки и золотились на солнце. Золотистые золотились. Совсем ошалел. На нее было больно смотреть – так она была хороша! Девочка-картинка, девочка-праздник!
Первый раз поворот у нее получился не очень удачно, но потом она как-то нашла те движения, которые нужно делать.  И сразу  лицо ее засияло, и всё вокруг тоже преобразилось. Я  рассказываю о ней в  восторженном тоне, потому что… потому что, ну , вы понимаете…
Неожиданно я обратил внимание на Эдика. У него на штанах на заднице были пришиты заплатка в виде сердечек.
-Эдик, - спрашиваю, - у  тебя  сердце хотело в пятки уйти, но не дошло и застряло на жопе?
-Понимаешь, Колян, какая штука. Сшили мне в прошлом году эти штанцы. По заказу шил. И поехали мы компанией  справлять масленицу в Турист. Избу там ребята снимали. Ну, блинов наелись, поддали как следует. И решили идти  кататься с горы. На  санках. На лыжах-то темно уже было. Санки мне достались с поломанными дощечками. А заклепки торчат. А ездили мы вдвоем с Танькой. Девочка такая, пончик. Я на санки садился, а она  мне на колени. И вперед. Внизу – кувырком. Но  интересно даже с ней в снегу поваляться. А когда в избу вернулись, мама родная!  Брюки на заднице в сплошных дырах. Вот и покатались. Всем смешно, а мне обидно. Брюки то для лыж хороши. «Брюки самосбросы» называются. Их можно снять, не снимая лыж. Видишь, молния сбоку. По всей высоте. Такие брюки разве можно выбросить? Вот и пришлось заплаты  делать. Танька мне их и нашила. А сердечки, говорит, на память о нашей любви…к  санному спорту.
Я катаюсь тоже не плохо. И решил переместиться  поближе к Пашке, чтоб ему было не так обидно оставаться одному. Но и уходить далеко от группы, где находилась Ариадна, тоже не хотелось.
Ариадна за несколько приемов спустилась вниз, и теперь стояла там, подставив солнцу лицо. Неожиданно из соседней группы отделился лыжник и, пересекая склон, устремился в сторону нашей красавицы. Нашей. Поняли?
Ехал он не очень ловко, но быстро. Перед ней не сумел сбросить скорость,  упал и сбил девушку с ног. Все  это я наблюдал с тревогой. И когда все это случилось,  я ринулся на помощь.
Гена, так  звали злодея, уже поднялся и стал помогать Ариадне встать. Действовал он решительно, но неуклюже.
-Кто ж так с девушками обращается! – это я  подскочил. – К этим нежным созданиям нужно и относиться нежно. - Я протянул Ариадне руку и помог ей встать.
 - Слушай, парень, шел бы ты отсюда! -   злодей  вплотную к моему лицу обнажил свои прокуренные желтые зубы. (Это я уже потом узнал, что зовут его Гена.«Крокодил Гена» - так  мысленно назвал я его). Он примчался  к красивой девочке, чтобы  завоевать ее. Мне казалось, что Ариадна  покорила всех парней, находящихся на склоне. Но отступать я не собирался. Я на правах старого знакомого предложил Ариадне взять ее лыжи и отнести вверх, проявив заботу.
- Давай-ка отойдем в сторонку, - предложил мне Гена. –На пару слов. –Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Но    пришлось спуститься на несколько метров вниз.
-Слушай, баклан, я на нее глаз положил, а  ты отвали, понял? – Гена помахал перед моим носом кулаком в перчатке. Парень выглядел сильным, грубым и нахальным.
- Не тебе решать, кто ей по душе придется. – Я не стал праздновать труса. В конце концов, нас здесь четверо.
В ответ на мои слова  Крокодил толкнул меня в грудь, так, что я упал.
- Два раза  объяснять не буду!
Толян  сверху наблюдал за нами, и когда понял, что нужно вмешаться , устремился вниз. Ехал он по прямой без всяких виражей, потому что спешил и  развил скорость. Остановиться не сумел, и, падая, сбил с ног моего обидчика. Сбил нечаянно, не нарочно.
-Коля, я здесь, - сообщил он.
 Картина была классная. Трое поверженных парней  валяются у ног красавицы. Вот, что делает красота!
-  Еще встретимся, - поднимаясь и отряхиваясь,  сообщил Гена.- Еще не вечер.- С этими словами он  спустился еще ниже.
Я тоже понимал, что «еще не вечер», и перспектива встретиться с ним один на один несколько омрачила мое настроение. Но Ариадна стояла рядом и улыбалась нам. «За девушек надо сражаться, - говорила когда-то мне тетя Люба, мамина сестра. Она была красавица и понимала толк в этих делах. – Девушкам это нравится».
Толяна я знаю с детства. Как только стал выходить во двор гулять, так и узнал его. Вместе мы потом в школу пошли. В одном классе учились все  10 лет. И игры у нас были общие. Я на него всегда могу положиться. Он не терпит несправедливости. И идет на бой, даже если противник превосходит его по силам. Еще классе в третьем,  , помню, играли мы в расшибалку во дворе. У меня тогда бита была – серебряный рубль с портретом Александра второго. Очень он  хорошо отскакивал.Дурак я, испортил такую ценную монету. Вся в зазубринах сделалась. Пока отец не отобрал у меня ее. Ладно, не о ней  воспоминания. Играли мы, значит тихо и спокойно. И вдруг  протягивается рука и нашу стопочку монет - хвать! Это Вовка Барышников из соседнего двора  хулиган схватил наши деньги, И стоит, ухмыляется. Он на год или два старше нас был. Но уже «отпетый» хулиган. У  него мать была – «М ать героиня». Официально медаль получила. Рожала и рожала. Пока последнего десятого рожала, первый уже в тюрьме сидел. Вовка был средний. А еще был Генка, засранец  чумазый. Любили они кого-нибудь обидеть. Идет паренек себе какой-нибудь по нашему переулку. Никого не трогает. И вдруг подбегает к нему  Генка и начинает свои пакости – водой обольет, или плюнет, или кинет грязью. А сам этот Генка- малек по сравнению с обиженным. Ну, тот  хватает Генку и начинает  драть ему уши, или как-то по-другому  мстить за испорченный  костюмчик. И в  этот момент появляется Вовка и  со словами, «Маленьких обижаешь!», начинает жестоко лупить паренька. Так вот этот Вовка схватил наши монетки, и стоит, ухмыляется. Нас было трое. И драться мы умели, хотя не так жестоко, как, мы знали, Вовка. Поэтому  робели. И только Толян  пошел в атаку. Тут же получил хорошую оплеуху по фейсу, а мы так и не успели получить  - Вовка ушел. С нашими деньгами. Как победитель. Потом, правда,  его отучили ходить в наш двор. Старший брат Витьки как-то вступился за Витьку , и так  отметелил Вову,  так отметелил! Он мотал его вокруг себя, держа за руку, как на фигурном катании партнер  крутит даму. Только при этом он  давал ему пендаля. А Вовка вырваться не мог. А мы смотрели и радовались.
И потом еще сколько раз Толян приходил на помощь. В тот-то раз он Вовку не наказал. Но проявил готовность сражаться за правое дело. А это уже важно. Показать врагу, что  ты не из робкого десятка. Иногда и этого хватает.
Немного погодя я спустился  и стоял внизу. Толян увидал меня и ловко подкатил, обдав фонтаном  снежных брызг. Он решил перекурить, а я за компанию постоять. Для меня прелесть катания состоит еще и в том, что  можно спуститься  и сделать паузу, посмотреть на других, перекинуться  словом-другим с приятелем., Пока я отряхивался , он  достал сигареты и закурил. И вдруг я почувствовал, что он меня толкнул, да так, что я упал.  Мимо меня пронеслась тяжелая лыжа. У кого-то там наверху она отстегнулась и, не дожидаясь хозяина, устремилась вниз. Она летела прямо на меня. Ко всему прочему она взлетела на маленький трамплинчик, который кто-то нагреб из снега, чтобы прыгать, взлетела на  этот трамплинчик и «целилась» прямо мне в голову. Я стоял нагнувшись. Толян, спасибо ему, не растерялся и  толкнул меня  в сторону. Фактически, он спас меня. Удар тяжелой лыжей в висок мог закончиться для меня трагически.
Мы немного пошутили по этому поводу, но кататься больше  сегодня мне не захотелось. Я помахал всем рукой и спустился в лагерь.
Приятно было, скинув  лыжное обмундирование растянуться на кровати поверх одеяла.
Скоро  пришли  все остальные.
-Обидно, что подъемник не работает. И никто не собирается его чинить, -  ворчал Толян, подбрасывая уголек в печку.
- Не повезло. В Москве мы катались бы с таким же успехом без всякого инструктора, -промолвил Пашка.- И никто бы меня не изолировал от группы.
- Зато какое солнце! Какой снег, какой воздух! И какие девочки! – восторгался Эдик. – Нет, ребята, я на Ариадну запал!
-Не ты один.-  Толян повернулся к нему. -  Видел, как из  той группы  один мачо к ней клеился?  И Коляну угрожал. Я успел на помощь, а ты где был?
- Чё, в натуре? Я  ничего не видел.
- Ладно, парни.- Давайте перед обедом по коньячку пройдемся, - предложил я. – Я  вытащил бутылку и  налил в два стакана. – Давай  Толя,  освобождай стакан первым, тебе, как истопнику в первую очередь.
-Хорошо пошел!- сообщил Эдик, когда все выпили. Жаль кончился.
- В прошлом году я ездил кататься в Бакуриани. – начал рассказывать я. – И там я  завел такую практику -  приходил в номер и делал глинтвейн. Сухое грузинское вино, немного сахара в стакан  и кипятильником нагревал. Классная штука. С морозца, с устатку так хорошо! А вино покупал, там магазин был. И грузинские дешевые вина продавались в бутылках из под шампанского. Такие, знаете ли «огнетушители». А по этикеткам на бутылках я выучил грузинские буквы. Там на каждой этикетке написано по-русски,  и ниже по-грузински. Количество букв совпадает. Например, «Саэро», Гурджаани, Саперави. Больше всех мне нравится буква «о» грузинская. Похожа на такую аккуратную попочку..
- И что, весь алфавит выучил?
- Не знаю, весь или нет, но  вина разные я покупал, поэтому букв было много. Самое интересное, что когда нас везли обратно,  по дороге была экскурсия в грузинский монастырь. И там я сумел прочитать имена на надгробных плитах. Имена, написанные по-грузински. Другие слова требуют перевода. Я конечно не смог. А имя оно и есть имя. Например: Георгий. Я так загордился!
Во время обеда, который проходил в  столовой в корпусе,  Эдик  стал приглашать девчонок к нам в гости.
-Мы сейчас будем спать, сообщила Инна.  -Устали.
- Тогда, как проснетесь, ждем вас. – Сыграем в интеллектуальные игры. Все равно делать нечего.
Вечером я продолжил рассказ про Бакуриани. Там я катался только на пологом склоне, где был бугельный подъемник. А гора  Кохта была закрыта для отдыхающих. Там проходили соревнования. И только уже в последний день перед нашим отъездом нам можно было подняться на кресельном подъемнике на гору. Как не воспользоваться.  Вот я и поехал. Пик горы Кохта  находится на отметке две тысячи сто, а протяжённость трассы составляет около  двух километров. Спуск начинается с довольно крутого и бугристого участка. Туда не стоило мне соваться. Пройдя триста метров этого коварного в прямом смысле слова участка, попадаешь на плато.
 Снизу то  гора выглядела не так страшно, внизу было довольно полого. А вот на самой вершине круто. Заехал я туда. И думаю мама рОдная. Как же отсюда спуститься?  А праздновать труса не хочется. Внизу стоят «боевые  подруги» и ждут, когда я спущусь.  А мне уж и не до геройства. Кое-как, чуть ли не лесенкой, спустился я  немного, потом ещё. Потом решил упасть, когда почувствовал, что меня понесло. Но к  концу склона я уже ехал не на заднице, а даже демонстрировал виражи. Но второй раз  на эту гору уже не поехал. Зато могу похвастать: я спускался (разве нет?) с самой  Кохты!


Ирина
Это я наврала, что меня зовут Ариадна. Назвалась так для прикола. Читала недавно  легенды и мифы древней Греции, и про Ариадну, которая помогла афинскому герою Тесею, выбраться из лабиринта, снабдив его клубком ниток, конец которого был закреплен при входе.  Очень запало мне это имя. По древнегречески это имя означает "та, которая очень нравится". По-настоящему я Ирина Мельникова. И что учусь в пединституте на втором курсе, придумала. Поступала, но провалилась. Скромная медсестра с зарплатой  девяносто рэ. И что зачали меня в пещере, это тоже родилось экспромтом. Ну, хочется чего-то  яркого. И еще я – студентка пединститута. По легенде. Медсестра - кому это интересно.
Я вот эти горные лыжи побаиваюсь. Падать не хочется. А как не падать, если  на горе первый раз буду. Правда, на горе всегда праздник. Если ты хорошо одета.
Куртку я себе сшила сама. Из лоскутов. Есть такие магазины, где продают  остатки тканей. По более низкой цене. Если ткань «болонья» шить   изнаночной стороной наружу, то получается клево. Блестит. Курточка получилась на  западный манер. Главное сделать ровные строчки. Молодец Ирочка! Ой, то есть Ариадна. Это я сама себя похвалила. И еще спасибо бабушке, которая научила меня шить. И спасибо ей за разноцветные шапочку и варежки, которые она связала мне  из старых свитеров и шарфов. Очень нарядный комплект получился. Бабушка умница.
В отпуск меня выперли зимой. А тут путевка подвернулась почти  задаром. Светка и посоветовала  ехать. Тебе, говорит, эти запахи больницы  надо выветрить. А загоришь как! И косу отрезать настояла. «С этой косой ты как деревня. Да и мешать будет тебе. Где ты будешь мыть голову, сушить волосы».
Лыжи мне Светка дала. Симпатичные, красивые. Все в тон с моей курточкой. Нет, что ни говори, я  на фоне девочек, что ехали в автобусе выгляжу, совсем не плохо. И парни сразу кадриться начали.
За тем и поехала в эти долбаные горы. Здесь, как говорит Светка, только и можно найти приличного парня. Горные лыжи, говорят, элитный вид спорта. Не всем доступен. Лыжи стоят три моих зарплаты. Каждая. А еще ботинки, палки.  Зато, Светка говорит, знаешь какой загар у тебя будет! Очки темные хорошие нужны.
Эдик вот этот, что в автобусе балаболил, в компании, как я поняла  с тем  длинным, симпатичным, в коричневой куртке. Но он  больше молчал. Зануда, наверно.
Меня разместили в комнате с двумя подружками. Инна и Лена. Инка такая толстушка, коротышка. Все смотрится в зеркало  и губы  красит. Ленка, видимо, попроще. И одета просто. У Инки прикид  «от Версачи». Хотя полная безвкусица. Голубая куртка и красные брюки в обтяжку. Привлекают внимание штанишки к  ее заднице весьма выдающейся. У Ленки простая брезентовая штормовка, в которой туристы ходят в лес, чтобы сидеть у костра. Хорошо хоть новая, и не заляпана лапшой и тушонкой. Такую еду всегда любят варить  в походах. Помню, как меня потчевали в прошлом году. Эти турпоходы не для меня. Не люблю. Это не для меня. Серые какие-то парни. И грубые. И шуточки у них мерзкие.
Да, так вот, будем жит втроем. Инка сразу распространила по комнате запахи парфюма.
- Мы приехали сюда,  - говорю ей, - дышать горным воздухом. А ты всю парфюмерную фабрику «Свобода» выпустила.
-Это французские духи, а не «Свобода», - с гордостью сообщила Инна.– Шанель номер пять. Слышала  про такие?
Не успели  поселиться, распаковать вещи, как прибежал этот балабол из автобуса Эдик. Пошли, говори к нам, внаше бунгало. Отметим приезд. Есть, говорит, у нас кое-что.
-Дай нам хоть переодеться,-.говорю. - Жди за дверью.
-Жду, - говорит, -даю вам  пять минут.
-Мало пять.
-Ну, шесть. Хватит?
 - Сколько нам  надо,столько и  жди.
Инка после того, как он закрыл дверь, говорит:
- Есть у них, видите ли, кое-что. То, что у парней в  штанах кое-что есть, мы уже наслышаны. До этого дело еще не дошло. Не все сразу.
 « Хорошенький, подумала я, комментарий».
Похоже, что  соседки мои приехали сюда совсем не ради гор. Впрочем, я ведь тоже имею некоторые намерения.
Светка меня учила: «Ты из себя невинность то не строй. Парням надо иногда поддаться. Если парень стоящий, твоя уступчивость его  ко многому обяжет. Сама должна разобраться- дать ему или нет. Но если и промахнешься, беды большой не будет. Старайся не залететь. Но ты же медик. Знаешь что к чему».
Эдик терпеливо ждал за дверью, пока мы по очереди оглядывали себя в мутном зеркале. Потом повел нас в их бунгало. А что? Надо  ковать железо, или, как там, брать быка за рога… что-то в этом смысле – не мешкать. Их там четверо, а нас трое. Может быть это даже хорошо
Все-таки правильно,  что я обрезала косу. Была с косой как деревенская  девка. И сразу стала Мерлин Монро. Я тут вот перед отъездом стояла  в холле больницы, пальто нараспашку, бусы  под  жемчуг. Ни один мужик не прошел мимо, чтобы не посмотреть.
Пришли к ребятам.
-О. какой  сладкий шлейф  аромата за вами тянется,- воскликнул  этот симпатичный парень. И представился: Николай. Я изобразила на лице улыбку. Я умею улыбаться так, как это нравится парням. Тренировалась перед зеркалом, а потом отрабатывала на больных, которым  делала уколы. Только вместо лиц приходилось смотреть в  задницы. А они мне не улыбались в ответ.
Похоже, что Инка приехала сюда совсем не кататься на лыжах, а кадрить парней. Так глазками и стреляет по сторонам. Тут она хвасталась своим бельем, лифчиком и трусиками. Все в кружевах и почти прозрачное. А мне стало стыдно даже раздеться.  Простой  глухой лифчик из хлопка. Удобный, правда. И трусики обычные. Я же не собираюсь демонстрировать  свое белье. Да и нет у меня другого. И ароматы  распространяет. Это все ей из Франции привезли.
Павел
Мы с Колькой, как нитка с иголкой. Только нитка – это я. Куда он- туда и я. Такой я гибкий и покладистый. Он мой начальник. Я в его группе работаю. По штатному расписанию, так сказать. А по существу мы приятели. Юрка Копылов прозвал нас тандемом. Вместе работаем, вместе  ходим обедать, вместе перекуриваем. Вот и сюда в горы вместе приехали. У  Николая отпуск подошел по графику зимой. У нас с графиком отпусков строго. Один год зимой,  зато следующий летом. А у меня отпуск должен быть в марте  Ни то, ни сё. Колька мне предложил - поедем вместе в горы. Путевки недорогие. Профком   оплачивает почти все. Зато на следующий год  будешь претендовать на отпуск летом. Коляну-то отпуск сейчас по делу. Он диссертацию написал и отдал руководителю читать. А тот обещал ему дать ответ через месяц. Руководитель у него из Института Металлургии. Академик. Личность известная. Но шибко занятой. Поэтому не спешит с ответом.
На лыжах-то я катаюсь. Мы частенько с приятелями ездим в Подрезково. Горка там не  ахти какая, зато близко от станции. Лыжи у меня, правда, плохенькие. «Пирины» называются. Деревянные, тяжелые, но все равно горные. С металлическими кантами.  Это вон у Коляна Фишера. Ему папа привез из Венгрии, или  Югославии, не знаю точно. И ботинки  Альпины с застежками.
Приехали вот.
А нас куда-то на выселки поселить хотят. В главном корпусе комнаты как  комнаты. И душ есть в коридоре. И пищеблок тут же.
Я стал права качать. Колян, говорю, это нам не катит. Ты без пяти минут ученый, а тебя в какую-то  хижину хотят затолкать. Это я  на его самолюбие стал давить.
И Толян тоже возражал. Приятель его с детства.
  А он уперся. Мы, говорит, приехали вчетвером, и жить зато будем вместе. А то расселят нас по одному. А так веселее и надежнее. И лыжи  у себя держать можно. А  в главном корпусе лыжи  в номер  заносить нельзя. Оставлять их надо в каптерке.
Конечно, он за свои дорогие лыжи переживает. Это понять можно.
Я  обозлился. Но согласился. И тут он меня  сломал. Немного не по себе. Пусть хоть на отдыхе не давит.
-Не ссы, - говорит. – Сейчас поселимся. У меня коньячок есть, пропишемся. Девочек позовем. Вон ту длинноногую, что Эдик в автобусе кадрил. Я на нее глаз положил. Мне она понравилась.
«Вот падла, думаю, на нее уже заявку подал. Мне она тоже приглянулась. А он ее уже вроде как «застолбил». Мне дал понять – не лезь: моя. Мало ему, что  в институтке на него все  девки вешаются. С лаборанткой нашей Танькой на лестнице целовался. Весь отдел об этом знает. Нашел место!
Колька, конечно головастый парень. Ворочает интегралами, как говорится , одной левой. У него в диссертации сплошные формулы. Казалось бы, чего в сварке такого заумного. Так нет, надо ему, видишь ли, рассчитать температурное поле в металле. А  в пластине оно не  описывается  просто. Там какие то функции Бесселя, да не простые, а нулевого, вроде, порядка. Я хотел вникнуть, даже купил в букинистической лавке книжечку. Так и называется «Функции Бесселя». Симпатичная, в твердом  переплете. И не толстая. Ну, думаю, разберусь и Коляну нос утру. Куда там!  Все страницы в формулах, неизвестные мне символы. Грустно стало, что я такой тупой. Но потом и Колян ничего разобрать не смог. Я ему книжку эту подсунул. И тогда он свой не берущийся интеграл решил обсчитать на машине.  Машина ЭВМ у нас в институте есть, целый этаж занимает. Так она целый день только эту задачку решала и выдала рулон бумаги с цифрами  длиной   двенадцать метров. Слишком большую точность Колян задал. Потом он нарисовал кривую по этим цифрам. И получилась диссертация. Нового-то ничего нет. Все эти процессы теплопроводности описаны были еще каким-то Фурье, а потом иностранец один, забыл фамилию, еще до войны написал статью, как   рассчитать температурное поле при сварке по закону Фурье.. А наши ученые, вот что значит уметь читать не по нашему! Нашел один, перевел эту статью втихаря, и выдал за своё. Нет, конечно он что-то  изменил, буквы другие подставил,  и стал академиком. Не сразу, конечно,  но ему дружно аплодировали те, что поглупее, которые не удосужились выучить хотя бы английский язык, не говоря уж о французском. Та статья  была на французском.  Я ее потом нашел в старом журнале. За тридцать восьмой год.ИКолян эту кривую нарисовал для конкретного нового металла, в смысле нового сплава, его теплофизические свойства узнал, как говорится, из первых рук. Академик поспособствовал, свел его с  нужными людьми. Вот и получилась наука. Я бы тоже так смог. Для защиты нужны научные статьи в журналах. Колька писал, есть у него. И меня включал в соавторы. А как же. В этом плане претензий нет. Все-таки мы вместе с этими образцами ковырялись. Как вспомню, как мы эти железяки из Перми везли. Все боялись , что нас в вагон не пустят. Пассажиру полагается не больше тридцати  шести килограмм  иметь багаж, а у нас шесть свертков  и каждый  не меньше  пятидесяти весил. Нам до вагона донести помогли заводчане, а в вагон мы  входили, делая вид что свертки наши совсем легкие. А в Москве на вокзале таксист  подскочил и решил помочь, чтоб, значит, нас заарканить. Схватил один сверток и ахнул. Что это у вас, золото что ли? Да, -отозвался Колян. –Золотишком приторговываем, Уральским. Хорошо, понял шеф шутку. А то могли и загрести. Правда, золота не было, но  волокиты было бы много. Металл-то все-таки был новый и секретный.
Домик, который нам достался, и правда, ничего. Колян оказался прав. Вот всегда так. Он умный, а я дурак, получается. Зря скандалил у администраторши.
Колька как  гипнотизер давит на меня. А я  привык: достань, укради, купи, оприходуй- но принеси.
Коньяк Николай привез.  Из папиных запасов, наверно. А я пустой приехал. А мог бы  прихватить что-нибудь. И получается, что я опять скромным родственником выступаю. Как-то мне досадно стало. И меня за стаканами отправил. Буфетчица, вот зараза, заартачилась. Еле выпросил пару стаканов, подумаешь, какая ценность. Чуть ли не паспорт в залог требовала. А я не могу вернуться, не выполнив задания. Стыдно показаться неспособным.
Прихожу со стаканами, а  девочки уже сидят у нас. Мне эта длинноногая  сразу приглянулась. Да только внутренний  голос твердит: не смотри на нее. А как не смотреть, Это просто невозможно.
Эдик, вон уже гитару расчехляет. Колька коньяк разливает. Толян  эту  кучерявую  уже готов тискать
Так и хочется устроить гадость. Чем дальше, тем больше. Ариадна как катализатор раздула во мне  эту ненависть. Я вдруг увидел себя как бы со стороны. Жалкий человек на побегушках. В старой куртке китайскй. Нет, куртка удобная, теплая, но уже изрядно поношена, видала виды. И шапка с дурацкой надписью  «Динамо». Причем  Динамо? Как то я не очень заботился, в чем я одет. А тут вдруг пробило.
Колька пошел провожать! Нас приглашал сопровождать. Что я – охрана ему? Адъютант? Не пошел. Сослался на головную боль. Надо было просто послать куда следует.
«Голова болит? – это Толян надымил печкой.»
Сам ты надымил! Все мозги задымил!

…Все исчезли на горе. И инструктор с его… Стояла только она. В курточке от Версачи, в шапочке цвета радуги. И шло сияние. И слепило. Это снег, я знаю. В горах он такой яркий. Потому что чистый. А она сошла с небес. Стоит, опираясь на  палки, изогнув свой стан. И очки подняла на волосы.
А я в штормовке брезентовой цвета хаки ли каки(?) с дурацкими шнурками и деревянными палочками вместо пуговиц. Штаны пузырятся на коленях.

…А он все называл их на вы. Подчеркивал свою интеллигентность., свое воспитание. Еще ручки целовал. Еще бы на колени встал!. А этот рассказ про заслуженного строителя, который на банкете в присутствии Л.И. не мог не пить. Вот ведь какие у нас знакомые! Вот с кем общаемся! И так ненавязчиво ввернул. И кино снимает. Кинодеятель! «Я вас сниму в главной роли!». На 8 миллиметровую камеру. А девушка разомлела. Мечтай дальше!
Почему все ему?  Вот привез кассетный магнитофон. Папа ему из Германии  привез. И машина у отца, и мотоцикл Ява-350, и дача в Трудовой, и жратва хорошая. У меня отца нет. Бросил мать со мной грудным. Мать уборщица. Денег вечно нет. Колька по утрам икру лопает, а я плавленый сырок «Дружба». А тут он посмеялся: дали на обед макароны по-флотски. Я их наворачивал с хлебом. А что тут такого? У нас дома хлеб - основная еда. А он усмехнулся, и так с иронией сказал:
- Народ, который ест макароны с  хлебом, непобедим.
…И девчонки все его. И диссертацию он защищать будет, а не я. Хоть и работаем вместе. Одна тема. Ну, ничего. Я дорогу пробью себе.
Николай
Мы катаемся с утра до обеда. Пока светит солнце. Оно выползает в начале девятого из-за одной горы и  около трех заходит за другую. И пока оно над нами – праздник. Все ярко, радостно. Когда солнце заходит за гору, еще светло, но уже грустно. Желания кататься уже нет. К тому же к этому времени мы  успеваем так укататься, что хочется только  добраться до хаты, сбросить с себя верхнюю одежду и рухнуть на кровать. Лежать до обеда, задрав ноги.
А после обеда уже делать нечего. А времени еще вагон. Играть в карты – это уже ближе к ночи. Да и скучно теребить эти картонки. Лучше погулять на воздухе.
Снег на солнце подтаял,  но пока не замерз. Он такой липкий, что из него можно слепить снеговика.
Пашка скатал комок приличного размера, а Эдик  - чуть поменьше. И они собираются   поставить традиционного снеговика. Как обычно делают – с ведром на голове и метлой в руке.
- Парни,  давайте сделаем поизящнее, - предложил я. – Можно мне? – Я замыслил из  большого шара вылепить сидящую женщину. В моей голове сложился образ: женщина сидит, обхватив колени руками, склонив голову в скорби.
Сравнительно быстро мне удалось выгрести лишний снег из шара и обозначить контуры будущей  фигуры.
В этот момент подошли наши девчонки.
- Будете позировать?
- У вас и так отличное знание анатомии женского тела, - похвалила Инна. Только  грудь маленькая, а попа слишком широкая.
- Это мы исправим, - я стал отгребать лишние целлюлитные места. Но рука замерзла. Перчатка на мокрую руку не налезала. Тут Пашка включился в творческую работу. И оторвал лишнего.
-Паша, не лезь. Что ты понимаешь в женских ягодицах?
Эдик в это время из своего комка мастерил перед сидящей  фигурой небольшую тумбочку.
- А здесь мы поставим настоящую свечку, - предложила Лена. – У меня есть.
- Какая ты запасливая!
-Я по натуре турист. А свеча у меня в рюкзаке завалялась. Еще с осеннего похода.
- Тащи!
В это время мимо проходила администраторша. Толстая такая и властная женщина.
- Что это вы  аморалку разводите на территории лагеря. Голую женщину лепите!
- Кто же вам сказал, что она голая? – возмутился Толян. – Ей действительно холодно так сидеть. – И Толян вдруг  снял с себя куртку и накинул ее на  скульптуру. Получилось забавно, все засмеялись, улыбнулась  строгая ревнительница морали. И пошла дальше.
Женская  фигура получилась на славу. Я, как главный  скульптор, ревниво следил за действиями помощников. Девчонкам   фигура понравилась. Лена принесла свечу. Толян зажег ее и поставил перед  снежной женщиной.
- Ее бы облить водой, или побрызгать. За ночь она  подмерзнет, образуется корочка. И тогда она несколько дней проживет. Паш, сбегай за водой, - по привычке я дал  команду Пашке.
- Иди сам, - огрызнулся он.
Тогда я стал  рукой оглаживать поверхность, чтобы немного  оплавить  слой. Ариадна стала мне помогать. Но очень скоро руки у нее замерзли.
- Не дело принцессе морозить руки, - пожалел я ее.
Тут подошли посторонние. Посмотрели скептически на наше творчество. И стали  рядом что-то лепить. Впрочем,  у них ничего не получалось.
Толян курил. А потом вдруг начал пристраивать горящую сигарету ко рту нашей снежной даме. Я пресек это безобразие.
- У нее скорбь. Не видишь что ли? А ты окурок суешь. Пошли по рюмочке. – После того, как мы съездили в магазин, «у нас было».- А вы, ребят, - обратился  я к  посторонним, - не рушьте нашу даму, пожалуйста.
Я увел Ариадну гулять. Туда, где потемнее. К подъемнику, который так и не начали ремонтировать. Там света нет. Стал ее целовать. Целоваться она не умеет. Клюет сухими губами. Целоваться на морозе опасно!
Ирина
После обеда полежали немножко, а потом решили проветриться. А фактически, чего греха таить, покрутиться перед мальчишками. Так, идем вроде с независимым видом.
А они перед своей хибарой лепят снежную бабу. Скорее не бабу, а женщину. И очень складно у Николая получается. Он всем руководит. Вернее, сам ваяет. Инка тут со своими советами вылезла – попка, мол, велика, широка. Эдик тут же запел «Широка страна моя родная…» Веселый парень. И меня обнимать полез. «Не лезь, говорю». Надо мне что ли, чтоб обнимал он при Николае. Мне он нравится.
Кончили лепить, позвали вино пить. Ребята запаслись. Мне хотелось выпить, да что-то решила показать себя трезвенницей. А Инка и Ленка глушили по полной. Это сначала она прикинулась трезвенницей.
Николай меня пить  особо не уговаривал. Потом говорит. «Дай я тебе на ушко скажу.». Девчонки стали возмущаться – что еще за секреты!
А он наклонился и шепчет: «Я сейчас выйду, вроде, ну, по нужде, И буду ждать тебя за домиком. И ты выйди. Погуляем.».
Так и сделали. Пошли к склону, где днем катались. Тут он меня и поцеловал. Робко так. Я для виду посопротивлялась, уперлась локтями. А потом сдалась.
Дух захватило. Сладко так. Нежный он. Стал рассказывать про себя. А потом говорит, про меня не интересно, давай я расскажу про тебя. И начал сочинять. Что у меня поклонников уйма, что я их штабелями складываю. И что отбоя нет от предложений руки и сердца. Но я непреклонна. Что я такая целомудренная. Вся из себя. Ага.  Учу английский и по-английски им даю отпор – выталкиваю в спину. А все для того, чтоб встретить принца. И этот принц – он. На белом коне.
У такого парня наверняка девчонка есть, - подумала я с тоской.

…Я вдруг обнаружила, что стала другой. Куда делась та робкая застенчивая девчонка, которая боялась поднять глаза на Пашку ординатора. Он все шутил, заигрывал, а я смущалась.  И вдруг после этого поцелуя как будто открылась волшебная дверь. И я вошла в другое царство, где я  королева, нет, впрочем, это слишком. Не королева, но знатная дама. Опять не так. Но все равно,  этот поцелуй стал ключиком, золотым ключиком, и ключик этот вручил мне Николай., Коля, Коленька, Николка.  Ах, как здорово! А какой он нежный! Это наверно и есть любовь? Ну да. А как же иначе. Я раньше читала про любовь. Что она сжигает. Что она терзает. Теперь я не верю этому. Любовь – это прекрасно. Я  каждую минуту думаю о нем. Так ведь можно и с ума сойти. Но сладко, сладко. Девчонки видят это.  Предостерегают. Советы дают. А мне все равно. Я даже не смущаюсь. Пусть завидуют. У меня крылья выросли как будто. Кажется, что я могу шагнуть  с края ущелья и полечу, как ласточка. По  Солнечному лучику. И буду смотреть сверху на людей, которые не могут летать.

Николай
В конце первой недели для группы, у которой кончался срок путевок ( Здесь находятся две группы –наша и еще одна. Путевки двухнедельные. Заезд каждую неделю но со сдвигом), для покидающих  базу устроили соревнования. Их инструктор – Рашид – расставил на склоне палки с импровизированными флажками. Обозначил трассу. Несложную трассу для  новичков. Старт был открытый, то есть можно было принять участие всем, в том числе и из нашей группы. «Посмотрим, чему вы научились», - сказал Рашид.
Я тоже  решил прокатиться. Две попытки. На второй попытке трассу  поменяли, так как  в первых заездах ее изрядно попортили. Лучшее время у них показал  мой недруг Гена-Крокодил. Я  стартовал последним. И хоть трасса была разбита,  мое время оказалось лучше, чем у Гены. За победу мне дали символический приз- горнолыжные очки.
Пашку  соревноваться не пустили из-за его супоней. А катается он хорошо. Мог бы составить конкуренцию и мне и Гене. Другие участники были явно слабее. Сбивали палки, падали и не все могли доехать до финиша. Зато радости и смеха было хоть отбавляй. Я предложил Пашке свои лыжи, чтобы он тоже принял участие. Но  надо было поменяться ботинками и лыжами, а это время. А с его супонями это долго. И он с гордостью отказался.
Ариадна болела за меня и бурно выражала радость по поводу моей победы. «Я  посвящаю свою победу тебе, Ариадна!»- полусерьезно, полушутя объявил я ей.
Гена, который был почти победителем, был, мягко говоря, раздосадован моей победой. А разница-то в долях секунды.
-Опять ты перешел дорогу,- примерно так, только в других словах, окрашенных непотребными выражениями, выразился он. –Ну, погоди. Послезавтра мы уезжаем. Напоследок я с тобой поговорю.
Но нас-то, все таки, четверо!
Павел.
Колька опять проявил себя. Победил в соревнованиях. А меня не допустили. Супони! Мать их так! Да плевать! Я катаюсь неплохо. И приз мне не нужен.
А как смотрела на него Ариадна! На него… Не на меня. А если бы я выиграл? Хоть поздравила бы? Да нет! Дело не в победе. Как был я холуем, так и остался. Такие девочки не для тебя, Паша! Пока рядом с тобой Коля. Эта мысль вдруг поразила меня. «Пока Коля рядом. Пока Коля рядом… Пока Коля рядом.» Все достается ему. Все лучшее ему. А мне – остатки. За ненадобностью. Нет, он щедрый. Делится. Заботится. Но я получаю из его рук! Ненавижу.

Николай
В другой раз после обеда я  предложил Ариадне  пойти в  село, чтобы купить у местного населения вина и сыр сулугунья. Очень вкусный и аппетитный сыр умеют они делать. Собственно, и сыр никакой  нам не нужен был. Просто нужно было уйти вдвоем надолго. Предстояло спуститься по дороге в ущелье перейти   через него по мостику, а потом подняться  наверх. И все это расстояние  километра  четыре. И обратно  тоже пешком эти же четыре. После того, как мы с утра налазились на склоне, сил оставалось немного. Но  девушка мгновенно согласилась. И мы пошли. Как только мы скрылись из глаз со стороны лагеря, я взял Ариадну за теплую ладошку, и мы дружно зашагали. После мостика предстоял подъем. Зато обратно мы  шли  постоянно останавливались. Чтобы целоваться. Здесь никто не мешал. Только горы  были свидетелями  тех нежных поцелуев, которые мне дарила Ариадна. Она раскраснелась, разрумянилась и от этого стала еще прекрасней. Солнце уже давно зашло за гору, но день еще продолжался. Слегка подморозило. Постепенно мы все же продвигались к концу путешествия. Но как не хотелось, чтобы оно закончилось.
Павел
Проснулся и почувствовал тупое раздражение. После вчерашнего голова трещит. Не надо было увлекаться этим молодым вином. Что они туда добавляют. Махорку, что ли? На душе как то муторно…
Всё  бы хорошо, и погода радует, и кормят сносно, да только…
Что только?- спрашиваю себя. Подъемник не работает? Да, обидно. Но мы привыкши. В Туристе всегда на горку сами топаем. И раздеваемся под елкой, и вещички там складываем, термосы и  бутерброды. Нет там гардероба для нас, где бы выдавали номерки за сданную обувь. Правда, ловкие граждане снимают в деревне избу на зиму. Но мы нет.
 Ой, башка раскалывается!
Стоило ли лететь сюда, если в Туристе вполне и бесплатно? Путевки, правда сюда  обошлись почти задаром. Профсоюзы – школа коммунизма! Это все Колька меня затащил сюда, Поедем,говорит, хоть покатаемся вволю. Подъемник, то да сё. А где он, подъемник –то. Сломали, а чинить не думают. Мы вам  компенсируем неудобства усиленным питанием. Только не дебоширьте. А где оно, усиленное?  Толян вон потребовал, чтобы  вино к обеду давали. Этим, говорит усильте. А они- здесь вам спортивный лагерь, а не казино какое-нибудь. А при чем здесь казино? Как будто вино только в казино. Хотя в рифму Вино- казино. Зато здесь солнце обалденное. И о жратве думать не надо.
Что ж все-таки не так? Почему так тоскливо? А вот что. Шерше ля фам, - французы говорят. Эти девчонки. Вот оно!  Всех девчонок разобрали. Толян с Инкой обжимается, Эдик  своими песнями  Ленку очаровал, А на Ариадну я не могу смотреть без содрогания. Те две другие , действительно девочки-припевочки. Хотя и разные. Вот ведь как, собрала судьба трех совершенно разных девиц в одну компашку.
Запал я на Ариадну. Отдаю себе отчет в этом. Но для  нее я пустое место. Даже  хуже: я прислуга её обожателю Коляну. У них уже сговор. Гуляют, перемигиваются, шепчутся. Заговорщики. Я локти кусаю. Обозлился на Коляна. Идем на гору, так он мне:
- Паш, помоги Ариадночке лыжи нести. Тяжело девочке.
- А сам ты что?
- Я уже два дня носил.
- Ты Колян, вот что: взялся – ходи. А то может быть мне спеть за тебя для нее серенаду под дверью их комнаты? Так я ему ответил. Шутя, вроде. С улыбочкой. Но он-то понял, что перегибает.
Тут мы с Эдиком решили снежную бабу слепить. Так он влез – дайте я сделаю. Взял наши комки и стал ваять бабу. Опять - он такой умелый и талантливый, а я только и могу шары катать. «Подай, сходи». Видишь ли, воды ему принеси. Сбегай за водой. Щас! Одна нога здесь, другая там. Только пойду  переобуюсь в сапоги скороходы! Послал я его!
  Слепил он  статую. Все в восторге. Вся слава ему. «А  теперь пойдем   выпьем!». Он  угощает, а не я. Нашим общим винцом.
Чувствую, как во мне все закипает против него.
Так хотелось врезать ему по фейсу. Не могу. Как же. Все же он начальник мой. Нет, в Москву вернемся, попрошусь в другую группу. Тогда можно будет и  вмазать ему при случае.
И знаешь, Паша в чем всё дело? ОН носит ей лыжи, застегивает крепления. Он! А не ты, Паша!…
 Я даже катаюсь в стороне. Эдик – тот на гитаре играет. Он в центре внимания. А меня она не видит…
Башка трещит. Надо здоровье поправить. Да нечем. Кататься  пока не пойду. Да что-то сегодня и солнца нет. О, какой туман! Вот это да! Наши собираются кататься. Ушли. Я даже завтракать не ходил. Перебрал вчера.  Сейчас  капустки квашеной хорошо бы. А еще лучше огуречного рассолу. Как тогда в аэропорту. Летели мы из Красноярска. Накануне  заводские накачали нас спиртом. Прощались. Месяц мы там кантовались. В порядке оказания технической помощи. Хорошие ребята. Подружились. И вот перед отъездом, накануне устроили нам проводы. А спирта у них навалом. Утром, как щас, башка   чугунная. Приехали в  аэропорт. Привезли нас на рафике. Мы втроем были. Два начальника и я. Пошли в буфет. А рано утром. Буфет только открыли, и ничего нет. Даже чая горячего. А я возьми и пошути, нет ли у вас рассольчика огуречного. Есть говорит  буфетчица. И выносит в ковшике рассол. Зачерпнула из бочки. Огурцы, говорит, все кончились вчера, а рассол мы не успели вылить. А в ковшике этом поверх рассола плесень плавает, белая такая, как помои. Я понюхал, сдул пену к краю. И стал пить. И начальник старший тоже выпил. И крякнул даже. А Альберт, начальник отдела, посмотрел, рожу отворотил и говорит, помои эти даже видеть не могу. Так потом  весь полет до Москвы,  четыре часа летели, он все бегал в хвост самолета блевать. Раза три. А мы нормально. Сейчас бы  этого рассольчика.
Ариадна забыла у нас вчера свои варежки. Положила сушить и забыла. Колька ей все мозги закомпостировал. Я их припрятал, варежки. Поношу пока их за пазухой. Как будто она обнимает меня. И пахнут они как-то особенно. Во, старый! Совсем спятил! Это я про себя.
Сон мне приснился.
Сидим мы с Ариадной в поле. Кругом цветы луговые. Все такое яркое. Ариадна сорвала ромашку и гадает: любит- не любит. Я смотрю на нее. Чего тут гадать?. Любит! Это я люблю тебя! Вдруг откуда-то, словно из под земли, или из цветов, вылезает Колька. Берет Ариадну за руку. Поднял с земли. И они пошли. А ты печку топи. Холодновато стало.  Какую печку? Спросонок, или еще во сне подумал я. Эти слова произнесены наяву. Колька обращается к Толику –нашему истопнику. А они ушли вдвоем. И я почувствовал сначала холодок, а потом досаду. Увел!
Ирина

Инка сегодня кататься не пошла. Сказалась больной. А за обедом похвасталась, так, между прочим:
- Я сегодня с Толиком время проводила. Хороший мальчик. Только инструмент у него маленький.
- Какой инструмент?- удивилась я.
- Какой-какой, - передразнила Ленка. – Дала она ему. В постели кувыркались. Наивная ты какая.
- А теперь твоя очередь, - сообщила мне Инка. У них договоренность, что они по очереди остаются в комнате. И завтра очередь Кольки. Ты с ним и останешься. Не мне же опять. Хотя он парнишка хоть куда! Только ведь на тебя он глаз положил.
- Как это? А меня спросили? – Я, кажется, залилась румянцем.  Мне хоть Светка и советовала не строить из себя  целку. Но я же действительно такая. Я не знаю, не умею. Да и вообще, у меня как назло начались эти месячные. Я бы, конечно, отдалась, не раздумывая. Но как это паскудно. Праздник должен быть. А не так, мимоходом. Переспать и разойтись.
- Так что? Готова подруга к бою? - это Инка. – Простынки у них только черные. От печки. Углем топят ведь. Но это не зараза.
- Боя не будет. – Мне даже расхотелось есть, хотя кормили моими любимыми макаронами  «по флотски».
После обеда пришли ребята играть в карты. Эдик и Толик сели с Инкой и Ленкой играть в  «козла». Играют на раздевание. Проигравшая пара снимает с себя по одной одежонке. Пока не останутся в одних трусах.
Коленька предложил мне прогуляться.
Стало уже смеркаться.
-Пойдем на склон, - предложил он. Я тебе покажу одно чудесное место. Там, среди елочек.
Мы стали подниматься вверх. Но все время останавливались и целовались.
Коля подвел меня к обрыву. Место это действительно закрыто растущими  ёлочками.
-Елка загораживают это место со стороны склона, где катаются. Поэтому его и не видно. И заехать сюда случайно никак нельзя.
Перед нами  находилось ущелье.
-Хочешь заглянуть туда? Я тебя подержу.
Я дала ему руку, а сама наклонилась. Мне стало жутко. Здесь, наверху было еще светло. А там – мрак. Вдруг мелькнула мысль- а  если он отпустит? Полечу вниз. Глубина бездонная.
-А могла бы ты прыгнуть туда?
Меня мороз пробрал. Я почувствовала, что все тело покрылось «мурашками». Колька притянул меня к себе и стал страстно целовать. - Испугалась? Правда страшно?
- Если прыгать, то только с тобой. Взявшись за руки.- наконец оторвавшись от его губ, прошептала я. – Но лучше  взявшись за руки быть с тобой на этом свете.
- Шутка это, миленький мой. – Мне очень нравится, когда он  называет меня «миленький мой». Не  моя, а мой.
-Ну, тогда мы завтра кататься не пойдем. А останемся вдвоем. У нас в комнате побудем. Ты скажись больной. Лады?
Я испугалась. А вдруг он станет просить меня. Но побыть с ним вдвоем наедине, в тепле. Где целоваться  не то, что на морозе. А если не только целоваться? Я стесняюсь своего простого белья. Лифчик у меня самый примитивный, тряпочный. Да и трусики. Это уИнки сплошные кружева.
- Ну, так что? Договорились? –И он опять стал страстно целовать меня.. Гладил волосы, выбившиеся из под шапки. Я чувствовала, что таю в его объятиях.
-Давай отойдем от края подальше ,- это он спохватился. -А то свалимся. Обидно будет.
Действительно, предаваться такой страсти на краю пропасти… А я и так все эти дни хожу по краю.
Утром я сообщила подругам, что остаюсь.
-Ни пуха ни пера, - пожелала Инка. – Постарайся  получит удовольствие.
«Какое удовольствие?». Меня била дрожь. У меня началось…эти дни. Будь оно неладно. Да и не хочу я так. А как сказать ему об этом?

Николай
Толян вчера, как он выразился, «оприходовал» Инку.  Особого восторга он не выразил, только сообщил, что Инка понимает толк в этих делах.
- А теперь ,Коля, давай приглашай свою Ариадну. Мне кажется, что вы уже созрели для интима.
«Конечно, понимал я, Ариадна мне безумно нравится, И я бы  с радостью отдался ей. Да, я так и подумал, что я бы «отдался». Не овладел, а отдался принцессе. Если она согласится.
После обеда, когда все дружно уселись играть в карты «на раздевание» (забавное занятие – проигравшая пара, а играют двое на двое, снимает с себя по одной одежонке, и так до трусов). Я пригласил Ариадну погулять.
И повел ее к ущелью, к тому самому обрыву над пропастью. Меня почему-то тянуло туда.
Я предложил Ариадне заглянуть вниз. Я держал ее за руку, она нагнулась, и я почувствовал, как задрожало всё ее тело.
- Жутко, - только и сказала она.
Потом мы долго стояли и целовались. Она прижалась ко мне всем телом, я обнял ее и почувствовал, что она все еще дрожит. Потом мы догадались отойти от края.
-У меня кружится голова, - сообщила  девочка.
- Это рискованно стоять так.  Я и сам чувствовал, что сам «на краю».
-Завтра мы с тобой останемся. На склон не пойдем. Скажись больной. Побудем вдвоем, пока ребята будут кататься. У нас тепло. Не даром ведь «раздеваться  игроки пришли к нам. Своя печка. Топи сколько хочешь. И целоваться  в тепле лучше, чем на морозе.
Какое-то смущение увидел я на ее лице. Но спросил: «Согласна?
-Да, милый,- прошептала.
На следующий день, как и договаривались, ребята ушли на склон, а я  остался и прилег в ожидании Ариадны. Я мысленно представлял, как она войдет. Румяная, розовощекая, снимет шапку, распушит волосы. И бросится в мои объятия.
И она вошла, и растрепала свои чудесные волосы, взмахнула ресницами. И остановилась. Ожидая, что я обниму ее. Так я и сделал.
Сначала мы поговорили ни о чем. Про то, какой рыхлый снег выпал ночью. Про яркое солнце. Про что-то еще. В общем , говорили ни о чем. Только целовались время от времени, сидя на моей кровати. (Надо сказать, что простыня на моей кровати потеряла вид первой свежести. Не потому, что я грязнуля. Кровать стоит рядом с печкой, которую топим углем. И край простыни стал густо серым. От пепла, дыма и угля. Я даже  пошутил по этому поводу, что простыня, как и осетрина в романе Булгакова, стала второй свежести. Но видимо, девчонка не читала Булгакова,  и шутку не поняла)
Я пытался ненароком запустить руку в кофточку к Ариадне, но она упорно и нежно сопротивлялась.  Все отводила мою руку. А потом, глядя мне в глаза, попросила:
-Не надо, милый,  я не хочу так. Я не могу сегодня. Я не готова. Я очень хочу быть твоей. Но не здесь. Не сейчас. Прости.
Наступила пауза. Я убрал руки и сидел в задумчивости. Обиделся? Нет. Просто не знал, как себя вести.
Ариадна встала. –Я лучше пока пойду. Мне правда что-то нехорошо. Взяла свою шапку. И вышла. На кровати Пашки она забыла варежки.
- Ты чего такой хмурый? – спросил Толян, вернувшись со склона. – Ну как, все состоялось?
Да, нет.- сознался я.  Все гораздо сложнее, чем у тебя с Инкой. Эту крепость надо брать после длительной осады.
- Ну еще  пять дней впереди. – успокоил меня Толян. – Зато мы хорошо покатались. Снег сегодня мягкий. Ночью слегка присыпало. Красота!
Ввалились Пашка с Эдиком.
- Ты чё? С Ариадной поругался? Мы встретили ее. Глаза зареваны. С нами говорить не стала. Только рукой махнула: пошли, мол, вы куда подальше.
- Да, нет. Все нормально. Просто ей нездоровится. Кататься надо. Мы сюда приехали кататься, а не девок щупать!- но получилось это у меня как-то  зло.

Павел
Осталось кататься нам пять дней. Впрочем, оказывается можно и продолжить. Вон из той группы Генка остался . И еще с ним двое. Плати денежки и живи. Мы-то вряд ли останемся. Так что надо использовать оставшиеся деньки. Я один денек пропустил практически. Башка трещала. А сегодня солнца нет. Снежок идет небольшой. Все. Идем на склон. Колька вчера видимо поругался с подругой. Мрачный ходит. За завтраком не шутил, как обычно. Молчал. И я молчал.  Кипит во мне нелюбовь к нему. Черная зависть гложет. Спокойно, говорю себе, Паша, спокойно! Держи себя в руках. А тут про макароны с хлебом опять вспомнил. Чуть не кинул в него тарелку. Ладно. Пошли на склон. Катаюсь я в сторонке. Скучно как-то одному. Только подкачусь к группе, Марат, паскуда, меня гонит. Изгой я! А снежок все сыпет. Спустился немного вниз. Колька здесь. Пойдем, говорит, отольем. Место тебе покажу, где можно. Никто не увидит. Нет больше красоты, чем отлить с высоты! Как тебе стишок? Тоже мне, поэт!  Еду за ним. Злой, как сто волков. Он встал на краю обрыва, и достает свои причиндалы. Давай, говорит, и ты. В две струи. На брудершафт как будто. А у меня в глазах потемнело. Ах, ты, думаю, сука! Брудершафт выдумал. Я сзади стою. А он у самого обрыва. Вниз смотреть страшно. Ну, вот! Вот он этот момент! Чуть толкнуть его, и всё!... Он костей не соберет. Ну же, Паша! Я руку протянул к нему. А он обернулся и смеется. Что, страшно? В штаны не наделал? И тут я совсем голову потерял. И рукой этой, что к нему протянул, дотронулся  до него… Сильно дотронулся. Он как-то неловко пошатнулся: «Ты что?» Только и успел сказать…

…Я не хотел! Не хотел! Да я ничего и не делал! Я только дотронулся. Нет, я только хотел дотронуться. Я не толкал! Нет, нет! О, Боже, что я наделал! Нет, я не хотел.! Скорее отсюда. Полез в карман. Умылся снегом. Полез за платком. А в кармане варежка. Её. Варежка. Я не заметил. Сделал вид, что не заметил. Потом, отойдя, обнаружил в кармане только одну. Значит, вторую я выронил ТАМ. Но не идти же за ней туда! Нет! Нет! Я ничего не делал! Скорее отойти подальше. Нет, не подальше. К людям. Пусть видят меня. Алиби? Да, да я не хочу. Не хочу! Чего? Чтобы думали на меня. Я же ничего не делал. Я только стоял рядом. Я только подумал. Нет, я даже не думал.
А вот и Марат.
- Ты где пропадал? Что-то на тебе лица нет.
-Я упал, и ногу как-то подвернул. – Я захромал
- Это все твои супони. Хорошо отделался. Мог ноги поломать. Канай вниз. Сам доедешь? - Я кивнул. -Иди к врачу.
Пришлось изображать, что нога болит. К врачу не пошел. «Так пройдет».- объяснил ребятам.
За обедом Кольки нет. Я первый обратил внимание всех на это. Аппетита нет. Пойду полежу. И захромал. «Сука я, сука. Падла, - ругал я себя. Да нет же! Я ничего не делал! Он сам оступился, пошатнулся. Я же ему говорил, не подходи близко к краю. Так нет, он такой! Вечно на рожон лезет. Лез. Вот и долез… О, мама! Что же теперь будет?
Пришли ребята с обеда.
-Сильно болит? - Я скривился. –Нет, не очень Полежу.
-Тебе надо бинтом ногу потуже стянуть. Где, в щиколотке.? –посоветовал Эдик. А Коляна надо идти искать. Туман вишь какой. Густеет. Может он  упал где и встать не может. Девочка его здесь. Тоже спрашивала. Мы думали, что он с ней где-нибудь. Нет, здесь она.
Пошли искать. Может где упал, сломал ногу, идти не может. А мы тут сидим, обедаем!
Толян с Эдиком ушли. Прибежала Ариадна. –Я тоже пойду искать. Вся  на нервах. «А ты лежи, бедненький.  Девчонки идти отказались. «Найдется» Твой парень, ты и иди. Может он с Тонькой , поварихой, уединился. Ха-ха! Вот паскуда! Да что она понимает, эта Инка. Только ****овать (ой, прости Господи!) и знает! Коленька, Где ты? Беда! Чует сердце, беда»…


Следователь
25 февраля 1974 года на горнолыжном курорте «Новый» произошло падение отдыхающего туриста в ущелье  глубиной  приблизительно 50 метров. Падение вызвало небольшой обвал снега, который накрыл упавшего. Тело упавшего было обнаружено по торчащей из снега лыже. Для подъема упавшего была вызвана команда спасателей. Личность упавшего установлена. Им оказался отдыхающий  турист горнолыжник Разоренов Николай Николаевич, 1948 года рождения. Штатный врач курорта констатировал смерть от  удара при падении. Каких-либо других повреждений на теле, свидетельствующих о насильственных действиях, не обнаружено.
Время падения  определено ориентировочно между 12-00, когда Разоренов разговаривал с инструктором Маратом Басаевым, и 15-00, когда  товарищи  забеспокоились, почему Разоренов не пришел на обед.
Были опрошены начальник лагеря (Ф.и.о),Инструктор Басаев, а также проживающие в одном номере с Разореновым Пашин, Трунов и Долин.
Лыжник мог по неосторожности потерять равновесие  и упасть, так как  справлял малую нужду, о чем свидетельствуют не застегнутые брюки. По другой версии  его могли столкнуть. В результате опроса сложился круг подозреваемых:
1.Отдыхающий Геннадий Громов, у которого по словам Трунова был конфликт с Разореновым из-за девушки Ирины Мельниковой.
2. Ирина Мельникова,  с которой у  Н.Разоренова были интимные отношения, но за два дня до случившегося, произошла размолвка, о чем свидетельствовала ее соседка по номеру Инна Новак. На месте происшествия была найдена варежка Ирины. По словам проживающих с Разореновым приятелей у него с Ириной были  дружеские нежные отношения и ухаживание. Он познакомился с ней здесь на  горнолыжном курорте «Новый»
У Геннадия Громова алиби.  Весь день он провел за карточным столом,  что подтвердили игравшие с ним напарники. ( фамилии приведены).
На версию  первую о самостоятельном падении указывает плохая видимость  из-за тумана в момент случившегося. На версию о насильственном  падении  указывает большое количество следов под небольшим слоем выпавшего снега.  Кто-то мог способствовать его падению.

Павел
Следователь работает второй день подряд. Допросил всех, кого только мог. Хорошо, что я  не оказался главным свидетелем. Я же катаюсь отдельно. И Марат  видел, что я хромаю, потому что подвернул ногу. Два дня поэтому не катаюсь. Да ладно, не катаюсь. Меня хоть не подозревают. А то укатали бы. Дай им только зацепку. Ариадну, то есть Ирину, выяснилось таки, что никакая она не Ариадна, а Ирка Мельникова, самозванка, ее затаскали. Нашли ее варежку рядом с обрывом в снегу. Потеряла с перепугу. «Значит, Вы были там? - спрашивает ее следак. – Была. Ходили вместе, целовались. На краю обрыва! Придумали тоже, целоваться у края пропасти! Созналась, да? Ходит зареванная.
И наших ребят все таскает. И Инку с Ленкой. А те и рады наговаривать, чего не знают. Бабы завистницы. Не могут простить, что она красивая. И всех на склоне положила к ногам своим. Марат, и тот  все свое внимание включил. «Ты, Ариадночка, делай вот так. Давай тебя поддержу. Поедем вместе. Делай, как я.»
А я? Я бы хотел с ней  «дружить». Только ведь она в мою сторону не смотрит. И теперь к ней совсем не подойти. Колька все забрал.
Ирина
Вот я и «покаталась» на лыжах! Этот следователь меня задолбал. «А почему ваша варежка оказалась на месте преступления? – Почему преступления? – Его толкнули. Вы? Что у вас было с ним накануне? Вы поссорились?- Меня всю трясло от этого допроса. – Принцессу из себя не строй!  Устрою тебя на нары! Лучше сразу сознайся. Это облегчит твою участь, если будешь сотрудничать со следствием. Помогла ему?- А рожа у него такая  наглая, противная. Ему нужно скорее найти виновного, и получить  премию за раскрытие по горячим следам. Два дня назад я была  на небесах от счастья, от восторга и поцелуев. И вот! Коля, Коленька. Ну как же это случилось? Я что, обидела тебя? Я не стала твоей. И ты обиделся? И бросился вниз? Нет, так не может быть! А я готова туда за ним? Готова? Готова? Что ты, Ирочка, говорю себе. Влюбилась? Да, да! Я без него жить не могу. А всего то десять дней знакомы. А этот затаскал. А может быть это Генка? Был у них какой-то  разговор тогда на горе Из-за меня. Инка еще тут: ты виновата,,, И следователю наговорила.
-Принцессу из себя не строй! Устрою тебя на нары. Лучше сразу сознайся! Помогла ему туда?
А рожа у него такая наглая.
Ирина
 Отец Колин прилетел на следующий день, как это случилось. Толик ему позвонил. Он его с детства знает. В одном дворе жили. Сообщил ему эту страшную весть. Я бы не смогла. Отец оказался генералом. Прилетел в  военной форме. На каждом погоне по две звезды.  Коленька мне не говорил, что отец у него генерал.
 А то бы я испугалась в него влюбляться. Не того поля я ягода. Или хотел убедиться, что я  целуюсь с ним не из расчета. Фу, ерунду какую думаю. Быстро он прилетел. А что! Ему не надо стоять в очереди за авиабилетом. Он и прилетел–то на военном самолете.  У военных все быстро делается. Так и должно быть. Так с Толяном  он и начал  разговор. Сказал, что сам во всем разберется. Следователь ему свою версию все  пытался втолковать. Все на мои варежки ссылался. Дескать, вот вещьдок, как у них принято называть вещественное доказательство. Ему бы  следаку этому побыстрее найти виновного, закрыть дело по горячим следам, отличиться. Так сказать, получить благодарность или повышение, кто там их разберет. Отец потом говорил после Толика с Инкой. Та и наплела на меня. Что я спала с ним, что  мы поссорились, и ходила я злая. Сама она злая эта Инка. Потом генерал  расспрашивал Генку. Тот угрожал Коле. Но у того свидетели подтвердили, что сидели они и играли в карты. А Гена этот, с виду крутой, а в штаны успел наложить, когда генерал его позвал на беседу. Это уж потом  рассказали его    ребята, которые с ним в комнате живут. А что? Угрожал? Многие слышали.
Со мной  Николай Николаевич, так генерала зовут, говорил. Почему-то  Николаи любят свое имя и сыновей часто  называют Николаями. Я и то троих таких знаю. На считая, о , господи, Колю. Со мной  он говорил с последней.  Нет, не терзал он меня. Это я так. Я как увидела его, - Коля его копия – так сердце и зашлось. Я в слезы. Он давай меня утешать. Его самого утешать надо. Сына потерял. Но он военный. Ему   не пристало реветь. Можно только горевать. Успокоилась я немного. Стали говорить. А что я скажу. Влюбилась я. Так и сказала. Сколько же вы знакомы? А как приехали сюда. Дней, значит десять. Кольку, говорит, полюбить можно. Сразу. И что? Целовались? Да, шепчу. А еще? Далеко зашли? Спала с ним? – извини. Нет. Не могла я сказать, что у меня месячные. Да и вообще, все не так должно быть. Не на серой от сажи простыне. Наспех. Это я уж про себя  говорила.
-Да, Коля мой  экстримал…был. Вечно по краю ходил. Ему с парашютом надо было прыгнуть – прыгнул.  А в 16 лет прошел по карнизу на четвертом этаже в соседнюю квартиру. Мы его заперли, чтоб с дурной компанией не общался. А он вылез из квартиры по карнизу. А карниз шириной в полтора кирпича.  Это на четвертом этаже! Мать  чуть с инфарктом не слегла, когда узнала. Но в дурную компанию не попал. По краешку прошел. Он такой…был.  И  замолчал. И тут край. Будем считать, что это несчастный случай. Ты ее не тронь, сказал он следователю. А то бы меня, как он говорит, пристроил бы на нары. А мне дал свой телефон московский и велел позвонить, как приеду. Николая я, говорит, заберу. В Москве похороним. Тебе там присутствовать не надо. У него ведь  уже невеста есть, была, нет есть, уже не невеста.- запутался он. Но ты мне понравилась. Я бы выбрал тебя. Прости за откровенность. Спасибо, что полюбила Кольку. И замолчал. Чем я понравилась ему? Зареванная. С опухшим лицом. Хорошо, что  без косметики. Я не пользуюсь ей. А то бы тушь по всей физиономии растеклась бы.
А Пашка все молчал и упирал на то, что болел он, сидел в комнате и все видели, что он подвернул ногу. И хромал усиленно. А я-то видела, как он шел, когда никто не смотрел, как он думал. Забыл хромать. Да, ладно. Что это я.
Лыжи ему генерал отдал Колькины. Надо бы Толику,  да размер не подошел.
Николай Николаевич
Горе случилось. Нет Кольки. Я  никак  не привыкну к  этой мысли. Еще позавчера, два дня назад он был, катался. Радовался  жизни. И вот… Как это вышло? Почему не оградили этот обрыв, где был инструктор?  Кто мог толкнуть? Этот ублюдок Гена? Нет, трус он. В штаны уже наложил. Толик? С детства его знаю.  Другие парни? Нет, у всех алиби. Все на виду были. Эта девочка? Вряд ли. Переживает. А может, потому и переживает, что виновата? Склонен думать, что  сам виноват. Любил  ходить по краю. Удаль свою показать хотел. Вот и доходился. Впрочем, что искать: виноватых, не найдешь. Несчастный случай. Все по краю ходил. В меня пошел.
А эта девочка даже не подозревает, как она хороша! От нее  исходит волнующий запах морозной свежести,  и еще ароматом молодого женского тела. Я понял, что Колька мой… Ах ,Колька, Колька… запал на нее по самое никуда. И Мариночку свою забыл начисто. А ведь со свадьбой уже все решено было. Должна была состояться в начале лета после его защиты. И уже подарок придумали- квартиру кооперативную покупаем для молодых. Вот тебе и свадьба! Маринка девчонка красивая, умная, да только нет в ней чего-то. И против Ирины этой она. «как плотник супротив столяра»- вдруг вспомнился Чехов. Тоже горевать будет Маринка-то. А эта с зареванным  лицом – видать здорово ее Колька зацепил, того гляди руки на себя наложить готова. Нет, следак этот ее терзает. Не могла она толкнуть. Даже в самом диком возбуждении. Следаку нужно отличиться, найти виновника сразу. По горячим следам. Получить благодарность, повышение по службе. Я ему кое-что скажу. По дружески. Поймет. Такие, как он все понимают. Намекну. А девочку эту, даже в память о Кольке, в обиду не дам.
1983 год
Павел
Слава Богу, успели. Бежали через весь аэропорт. Немцы, народ точный, привезли нас во время. А только этот идиот, Антон,  ему видите ли, купить жвачку надо было на последние пфеннинги. Вот и пришлось потом бежать. А то бы наша Тушка улетела без нас.
Я устроился в кресле самолета,  пристегнулся и перевел дух и закрыл глаза.. Все эти дни, что мы провели в ФРГ на выставке, были набиты впечатлениями. Надо было успеть набрать информации в виде проспектов, нахватать красивых пакетов, которые фирмы дают, чтобы  вложить их проспекты. У нас таких нет, а  штука удобная, и красивая., собрать информацию для отчета. А как же  придется писать подробный отчет. Что увидел, чему научился, что можно внедрить у нас. Зря что ли тебя послали   тратить валюту за рубежом. Должен быть экономический эффект. А еще  нужно было попить пивка. Ох, и классное пиво у немцев! Только ради него стоит съездить в  Германию.
Да, повезло мне.  Первый раз за рубеж, и сразу в недружественную Западную Германии. Я тогда прямо ошалел, когда начальник вызвал меня.
- Поедешь, -говорит,- Павел Петрович  в Германию на выставку сварочного оборудования. Раз в четыре года бывает. Утвердили твою кандидатуру в министерстве.
Начальник ко мне благоволит. Как тогда случилось это с Колькой, он, начальник, и предложил мне:
- Бери диссертацию Николая, вписывай свою фамилию, и защищайся. Вы же вместе работали. И статьи общие есть. Не пропадать же добру! С руководителем я договорюсь. У него ведь тоже интерес есть. Ему надо выпускать кандидатов. Сдашь экзамены кандидатского минимума – и вперед!
Так и случилось. Через год я защитил  диссертацию  и стал кандидатом технических наук. Стыдно мне не было. Мы же вместе работали. А потом шеф меня начальником лаборатории сделал. Я теперь его правая рука. Я ему нужен. Он знает, что я его не подведу. Вот и в Германию к западным немцам командировку мне выхлопотал.
Сам-то он, начальник отдела, ездил в США  на три недели. Потом  на собрании рассказывал нам свои восторженные впечатления.  А моя поездка планировалась на пять дней. Он бы сюда и сам поехал, да  неудобно. Все решают в министерстве.
Троих нас послали. Серегу из Воронежа, меня и Антона. Он из авиапрома. Вот втроем мы и ходили по выставке. И сейчас в самолете рядом сидим.
А еще в нашей делегации два человека из Минска. Генеральный директор какой-то стекловаренной фирмы. Онегин Евгений Евгеньевич, прикольно, да? И  его  «адьютант». Они как бы в нашей делегации, но у них свои заморочки  здесь, какие-то контракты, договора. Мы только прилетели вместе, а потом  разошлись. И  денежки , валюту то есть нам отдельно дали.
Спасибо Онегину этому. Он нам с визой помог. Не давали немцы визу.  Уже выставка идет во всю, а мы вылететь из Москвы не можем: визы нет. Хорошо, Онегин своим партнерам немцам позвонил,  те и подтолкнули. Дали визы.  А самолета на Франкфурт нет сегодня. Через день он летает. А день терять не хочется. Каждый день – это суточные в валюте. Полетели с пересадкой в Праге. Туда на Ту, а  уже оттуда на Боинге.
Прагу то мы так и не увидели.  Ждали в аэропорту. Хорошо, что при регистрации я во-время заметил, что из билета у меня вырвали лишний  листок, купон  на обратный рейс. А то бы так и остался  на чужбине в этом самом Франкфурте, сами понимаете, на Майне. А немецкие партнеры нас встретили в порту и повезли в свой офис в другом городе. На двух машинах ехали. Все-таки нас пятеро было. Мы то втроем для ник как «пришей п…е рукав», но немцы всю делегацию приняли. И в офисе  Онегин что-то обсуждать стал с немцами, а нам принесли водки в маленьких таких рюмочек  в виде перевернутых бутылочек с  зелененькими этикетками «Московская». Пить мы не стали. По инструкции не положено. Должны демонстрировать трезвость. За нами  следят! Враг не дремлет! И мы держим ухо востро. Потолковал Онегин с главным немцем, и пошли мы в  отель. А немцы говорят нам, что в шесть часов заедут за нами и повезут в ресторан. И точно, минута в минуту, ровно в шесть. Вот ведь немецкая точность! Две машины подкатили. И  за рулем оба шеф и его зам без водителей. В личное время своих водителей не тревожили. Переводчицу, правда, пригласили.
В ресторане  угощали пивом, вином. И сами немцы пили. Как же, спрашиваю, вы же за рулем. А можно, говорит, три промили. Беседовали. Онегин, вот уж учудил, стал рассказывать, что в Белоруссии много грибов. И работницы стекловаренного завода пока утром идут на работу, успевают набрать белых грибов. А потом их развешивают на печах, в которых варят стекло, и концу смены у них сушеные грибы. Вот уж думаю, немцы после такого рассказа  оценили культуру производства оптического стекла. Но лица у них не вытянулись. Умеют себя держать.
- Ты чё, Паша, спать будешь, - Это Серега толкнул меня в бок. – Щас пива принесут.
За три дня  у немцев мы уже вошли во вкус пива. И  наивно полагали, что раз мы летим из Германии, то и пиво дадут нам немецкое. Шиш!  Самолет затарили в Шереметьево. И пиво – только Жигулевское. Другого в стране нет. Впрочем, есть какое-то темное. Может  быть, Останкинское.  Я не знаю. Я не знаток. Просто за эти дни пристрастился.
Перед тем, как ехать сюда, заставили  выучит легенду. Вроде как я  преподаватель института, а не начальник лаборатории в почтовом ящике. Чушь, конечно. Кому мы тут нужны на этой выставке? Сначала, правда, мы робели и ходили по павильонам с оглядкой. Не следит ли кто за нами, не пытаются ли  вычислить наши интересы. Особенно Серега проявлял бдительность. Вон, говорит, тот с бородкой за нами уже в третий павильон идет. Давай следы запутывать. И мы как заправские  разведчики поперлись к стенду, где демонстрировались газопламенные горелки для обработки свиных туш. И битый час топтались тут, а нам нужна была информация об элетронно-лучевой сварке.
Потом, уже на второй день мы освоились. Всё на выставке оказалось так, как у нас в Сокольниках. Только в отличие от нашей выставки. пускают сюда с собаками. Да еще курят везде. Идет такой весь из  себя деловой с собакой на поводке, а в зубах трубка пыхтит. Это можно.
Антон  из авиапрома совсем обнаглел. Идет по улице города Дортмунд,  где живут западные немцы, можно сказать, враги наши, идет и  напевает, правда, вполголоса: «От тайги до британских морей Красная армия всех сильней!».
-Ты, чё, говорю, совсем спятил?
- Да, да, ты прав,  это я увлекся…
А еще с этими пакетами. У нас нет таких. А вещь полезная. Мы набрали. Стеснялись, правда, сначала. Подойдем к стенду с умным видом, разглядываем ерунду какую-нибудь, а потом просим проспект, и чтоб лежал он в пакете. А на второй день обнаглели. Просто идем, хватаем, и дальше. А чего? Домой привезу, будет что показать. Да и подарить такую сумочку от фирмы «Лонгепин» или «Сименс»  не стыдно.
Маловато, конечно, четыре дня с дорогой. Но впечатлений много. Вот, хотя бы,  эти немцы моют тротуар перед входом в магазинчик шампунью! А?
Смешно, наверно, мы выглядим. Решил купить я кассетник. На  прилавке два магнитофона. Мы долго  сравнивали, какой лучше. Записывали, слушали.
  -Вот этот бери,- посоветовал Серега. Вроде почище звук у него. - Пошел, заплатил. Продавец достает из под прилавка запечатанную коробку и  отдает мне.
-Но,но, - показываю ему на тот, что выбрали. – Мы, мол, вот тот выбрали.
- О,  но проблем, - в смысле этот «гуд», что в коробке.
Зато как Серега зонтик выбирал! Продавщица развернула ему штук  20 зонтиков, а он все отвергал. Попробовал бы он в своем Воронеже так себя вести! Схлопотал бы , настучали бы ему по дыне первым же зонтиком.
Ирина
Вон сидит он в восьмом ряду. У прохода. Конечно, я узнала его, Пашку. Ненавижу! Это он, он, я знаю, помог Коленьке отправиться туда. Спровадил его. И мои варежки разбросал по снегу. Сколько из-за этого мне пришлось пережить! Я тогда чуть руки на себя не наложила. Так и шагнула бы вслед за Коленькой. Следователь задолбал, грозился на нары пристроить. И все из-за него, Пашки. Меня он хотел. Прямым текстом так и говорил мне потом. А Коля был впереди. И пока он был впереди, этот не смел слова сказать. Во всем он обошел Пашку, этого урода. А теперь Пашке досталось все –  Колина диссертация, как выяснилось, готовенькая, и лыжи, и должность начальника, которая ждала Николая. Он мне звонил год спустя. Я, мол, такой теперь, растакой. И кандидат и начальник. Только я не досталась ублюдку этому. Я бы под расстрелом не стала бы с ним… Ишь сидит, газетой прикрылся. Будто не видит меня. Видит! Еще как видит! Но боится. После того, как я его отбрила тогда. С цветочками явился. Я ему этими цветочками по фейсу и вмазала. Тогда уж у меня Ирочка родилась. А Николай Николаевич погиб. Отец Коленьки. Выходит, что Ирочка – сестра Коленькина. Николай Николаевич подобрал меня в горе моем. Да и у него горе: сын ведь погиб. Одно у нас горе было на двоих. Его даже поболе. Ну, а как в Москву я вернулась, он и разыскал меня. И давай  обхаживать. Влюбился. В свои сорок восемь. В театр водил, в кино, в кафе. А в свои годы он был молодцом. И на Коленьку похож. Вернее, Коля на отца. Две капли. И голос такой же. Я  и сдалась. Только, говорил он, про нашу любовь и все такое  ни одна живая душа знать не должна. Дорожил семьей. Жена больная у него. А женщина нужна. Не может здоровый мужчина без женщины. Детей у них больше не было кроме Коли. Жизнь такая у военного летчика. Сегодня здесь, завтра там. Не до детей. Он ведь летчик, но по возрасту его, как это у них, комиссовали, что ли. И работал он в инспекции какой-то. И начал он гореть от любви ко мне. Мне не стыдно вспоминать об этом. Славный он был, ласковый. Нежный, но с характером. А как военный, быстро принимал решения. Видимо, профессия летчика требует в доли секунды  решать что делать: штурвал на себя или от себя. Комнату он снял мне, когда уж дело дошло до  этого. И из больницы заставил уйти. Хватит, говорил, тебе уколы в задницы делать. И горшки выносить! –Так это нянечки выносят, - Устроил на курсы стюардесс. И заставил язык учить английский. Будешь, говорил, на международных линиях летать. С твоей внешностью тебя с руками оторвут. Только все командиры кораблей домогаться тебя будут. Прав он оказался. Все время пристают. Правда, вот в  этом экипаже я все по местам расставила. И Василий Петрович, первый наш пилот, хотел было, да я пресекла. А Пашка, стервец, все газету теребит. Интересно, чего он в Германии делал. Впрочем, пошел бы он на… С ни еще двое. Работа стюардессой оказалась нелегкой. Говорят, мне идет форма. Да и сама я знаю.  Только вот пристают мужики. Вырвутся из дома в командировку иль куда, и чувствуют свободу и полет. И солнце в иллюминатор при любой погоде на земле. И расправляют мужики свои перья.

Павел
Еще бы не узнать ее. Такая же красавица. Даже еще лучше стала. И как идет ей форма стюардессы! Меня аж дрожь пробивает, так я хочу ее.  Прошло уже  6 лет, как отлупила она меня по физиономии. И казалось мне, забыл я ее. Нет, конечно, не забыл. А постарался:  «с глаз долой из сердца вон». Жил спокойно. Женился. Вот и Петька родился. Пять лет ему. А сейчас увидел ее, и все всколыхнулось. Мгновенно. Сразу. Зачем? Она меня презирает. Считает виновником гибели Кольки. Но я же только стоял рядом. Я только руку протянул. Я же даже не дотронулся до него. Он сам, сам свалился! О Боже! Опять эти галлюцинации. В голове гул стоит. Нет, это запустили двигатели. Лицо все горит. Где газета? А вот, хоть прикрыться. «МК» Что там? Черненко сказал… Что сказал? А. не важно. А Ирка хороша! Это наваждение какое-то. Зачем она здесь? Зачем эта встреча? Что ты сказал, Серега? Почему не запускают двигатели? Разве не запустили? А что же шумит? Это в голове шум. Спокойно. Надо взять себя в руки. Поздороваться. Не сидеть букой. Ну же, Паша. Ты ведь можешь. Все в порядке. Застегнул пиджак. Ах пристегнуть ремни? Пожалуйста. Как ловко она показывает, как пользоваться спасжилетом. У меня под сиденьем тоже есть спасжилет. Спаси меня! О, чушь какая! Паша, Паша, спокойно. Сердце колотится? Не надо. Ты еще молодой , Паша. Тебе, мне то есть всего 33. Или уже 33? Возраст Иисуса. Его жизнь оборвали в этом возрасте. Как оборвали? Он вечен. И мне пожить хочется. Ну как же она хороша! А походка! Вот это женщина! Как же живет она? Кто-то ведь обнимает и целует ее… Счастливчик. И спит с ней… Ты чего стонешь? – это Серега меня толкает в бок.- Тебе плохо? –Нет, Сергей, все нормально. Это я так… Кажется взлетаем. Уши заложило. Солнце прямо в глаза. Нет, разворачиваемся. Нам лететь на восток. А сейчас уже вечер. Да, вот теперь оно светит сзади. Развернулись. Напитки несут. Здравствуй Ира! Это она подошла к нам. Что пить будете? Пиво, если можно. Здравствуй, - ответила. А сама на меня не глядит. Я для нее мебель. Даже хуже. А Сереге улыбается. И, о, досада, пиво пролила ему на пиджак. Руки дрожат? Извините. Стала салфеткой вытирать. Через меня тянется. Так близко ко м не. И аромат от нее… Пахнет женщиной, дорогой. Волнует. Так бы схватил ее и целовать. И задушил бы в объятиях. Сжал  кулаки. Вцепился в подлокотники кресла. Это невыносимо! Как живешь, Ирочка? – выдавил из себя. Стрельнула в меня глазами, и снова нейтральное лицо. Вытирает пиво. Извините, Давайте ваш пиджак, я его высушу. И тот же голос. Как засахарившейся мед. С какой-то трещинкой. Все в порядке, - это Серега. Пиджак его не стоит даже ее улыбки. А она улыбается ему. Не мне. Меня нет! Нет меня для нее!
Ирина
Никник, я так его звала, погиб. Разбился вертолет, на котором он летел инспектировать какую-то военную часть. Сам-то он у штурвала лет десять не сидел. И вот судьба… Уже  восемь  лет прошло. А все из-за моего поцелуя. Мне уж мама потом рассказала, что цыганка на нее проклятие навела. Как, сказала, поцелуешь кого со страстью, с любовью или ненавистью, так тому мужику не жить. Это и детям твоим будет. А за что она так разгневалась, цыганка эта, мама толком и не рассказала. Будто  предложила она погадать маме по руке. Позолоти, говорит ручку. Мама достала кошелек и хотела ей рубль дать. А та увидала в кошельке красненькую десятку, и схватила ее рукой, последнюю десятку, что была у мамы. Десятку мама не отдала, только ее порвали. Мама и закричала. А тут милиция как раз оказалась. Цыганку эту и загребли. Тут она своё проклятие и выкрикнула. Я про это и забыла, мама  сказала. А когда отец твой, которого ты и не видела, погиб еще до твоего рождения, я и вспомнила это проклятие. Но что-то сбылось.  Отец мой погиб глупой смертью. Электрик он был. Причем высокого разряда. На линии работал. А там правило, когда работают на линии, отключают ток. И вешают на рубильник табличку «не включать, работают люди». А кто- то включил. Отца и шарахнуло. Кто включил, так и не узнали. Вот хошь верь, хошь нет в это проклятие, говорила мама. А как с Никником случилось это, она мне и рассказала. Мама мне рассказала, что любила отца горячо, и перед тем, как он погиб, они провели бурную ночь и  целовались страстно. Свои отношения с Никником я скрывала, а когда живот у меня стал заметен, мама и устроила мне допрос. Кто да что, где, когда. Ну, призналась. Мама то у меня еще молодая. Как Ирочку я родила, так ей только 45 исполнилось. Молодая бабушка. А Никник погиб, Ирочка еще не родилась. Провожала я его в эту инспекцию и целовала горячо. Вот он и погиб. И еще с ним 8 человек. Неужели  все они  погибли из-за моего поцелуя? Про цыганку ту мама мне тогда и рассказала. Видимо, проклятие это действует. Горячо целовала. Полюбила я его. Он старше меня на 28 лет был. Был… Ирочке уже 7 лет. В этом году в школу пойдет. Живем втроем – мама, я и Иринка. А мне больше никто и не нужен. «Что ты красоту-то свою бережешь что ли?» спрашивают. Молодая, мне 27 сейчас, красавица, и от мужиков отбоя нет. Боюсь я теперь. Поцелую, и отправлю туда очередную жертву. Ведь и Коленька погиб после того, как мы  целовались. Говорят, чтоб снять порчу, надо идти в церковь и отстоять молебен. А как? Куда? Я не знаю. Да и на работе как узнают, что я, комсомолка, в церковь ходила, так и с работы турнут. А мне работа моя нравится. Всегда на высоте хорошая погода. И какое бы настроение на земле не было, как только взлетаем – все хорошо. Вот прилетим, пойду все-таки отмолю проклятие. В Елоховскую. Другой не знаю. Еще, правда, у метро Парк культуры есть церковь действующая Может быть туда? Бог-то он везде. Так объясняют. Пойду. Надоело жить под страхом. За что цыганка взъелась на маму? Так и не говорит. Уходит от ответа. Только за  те десять рублей?  Несерьезно. Ну, это ее тайна.  Каждый имеет право иметь тайну. А вот вдруг Ирочке моей достанется эта участь? Не хочу! Девочка моя, радость моя, красавица, умница. Хочу, чтоб была она счастлива.  Ладно, Пойду разносить еду. Рыбу или курицу? А это вот немцы сидят. Фишь? Чикен? Немецкого не знаю. Знаю как курица и рыба. Но если скажу, втянут в разговор по-немецки. Ну, слава Богу, еду раздала. Наташка, моя коллега, сломала каблук. Где это ее угораздило. А мне отдуваться за двоих. Собрать посуду, лотки с остатками еды. Потом напитки. А тут еще ребенок в первом салоне. Все время орет. Пиво? Виски? Коньяк? Пиво Жигулевское. Раскатали губы на немецкое. Нас загрузили в Шарике (Ш-2). Другого, кроме  Жигулевского у нас нет. Это вода какая-то , сообщил  прошлый раз пассажир, после того, как отведал пива в ФРГ. И эти Пашкины соседи на пиво настроились. Подаю, а у самой руки дрожат. Вот растяпа! Облила Пашкиного соседа. Прямо на пиджак ему плеснула. Что делать? Давай промокать салфеткой. Наклонилась прямо через Пашку. Чувствую его дыхание. Морда красная, вся киплю. А он: Здравствуй Ира. Или тебя Ариадной надо называть? И улыбается криво. Смущен. Я вижу. Да и мне не по себе. Привет, выдавила из  себя. Откуда летим? Зачем это я втянулась в разговор? Давайте пиджак, я его высушу. Это соседу. Нет, отказался. Напуганы они все, попав за границу. Так и ждут провокаций. Что я, будто нарочно его облила, чтоб значит, пиджак его заполучить и вынуть из него документы. И скопировать их. Умора. А этот упырь что смотрит? Впрочем, наплевать. Долетим до Москвы и до свидания.  До какого свидания? Не хочу! Нет у меня свиданий! Чтоб отправлять на тот свет своими поцелуями  хороших парней? Так, ладно. Надо  разносит напитки. Наташкин каблук подвел. Может быть, дать ей свои туфли? А самой там за  занавесочкой  работать? Размер не тот. Держись, Ирочка! Как бы мне не броситься на него с кулаками! Что это я? Сколько прошло. И вот снова он передо мной! Рок какой-то.

Прилетели в Москву без опозданий. Пассажиры аплодировали пилоту, как он ловко посадил самолет. Аплодисменты пассажиров – это что-то новенькое. Раньше такого не было. Я стояла на выходе и провожала пассажиров. Наташка со своим сломанным каблуком пряталась за занавеской в кухонном отсеке.
- До свидания. Будьте здоровы. До свидания. И так сто с лишним раз. И с улыбкой.
Пашка выходил из самолета последним. Он специально замешкался на своем месте. Пропускал своих спутников. И как будто что-то искал под креслом. Потом направился к выходу, когда уже никого не осталось в салоне. И Наташка выглянула из-за занавески.
- Здравствуй Ирочка! – еще раз поздоровался он. Ты ведь знаешь, как я  к тебе отношусь. Я люблю тебя. Вот и признался. А теперь делай со мной что хочешь. Может быть какой-нибудь вечерок ты мне выделишь?- И так заискивающе посмотрел на меня.
- Не здравствуй, а прощай! Хочешь, я напоследок тебя поцелую? И не дожидаясь ответа, со всей страстью, в которую я вложила все, я влепила ему поцелуй прямо в губы. Проваливай!
А завтра пойду закажу молебен…