Крипи - Турпоход

Число – месяц – год. ФИО старшего оперативной группы. ФИО фотографа. ФИО понятых. Собственноручные подписи.

Выдержка из протокола осмотра места происшествия.

«…Вещественное доказательство номер 18. Термос «Tatonka: Hot & Cold Stuff», страна-производитель – Швеция, материал корпуса – нержавеющая сталь, цвет корпуса – серебристый, объем – 1 литр, размер – 30 x 9 см. Фотографии объекта прилагаются, см. «Список прилагаемых фотографий», стр. 25-28. Внутри обнаружены пять листов клетчатой бумаги, предположительно вырванных из тетради стандартного размера, на пружинном креплении – см. фото, стр. 29-30. С обеих сторон листов находятся записи, выполненные вручную, чернилами синего и черного цветов. Почерк малоразборчивый, с наклоном влево…»

«…мысли разбегаются. Не помню ни числа, ни того, сколько мы здесь находимся. Не могу сказать, сколько нас было в начале похода – семь человек или девять. Не могу ни на чем сосредоточиться. Очень хочется есть. Кружится голова. Пытаюсь вести записи, вспоминать. Письмо систематизирует воспоминания. Нина на вопросы не отвечает, лежит около печурки, вроде бы еще жива.

Поход. Да, это был пеший поход. Продолжительность – десять дней. Старт в Нарьян-Маре, финиш в Геологическом, где нас забирает вертолет и доставляет обратно в цивилизацию. Умеренный экстрим для офисных креветок и вомбатов. Организатор – фирма «Пешие туры по всей России», местный представитель – фирма «Сампо». Нашего проводника и мастера-наставника звали Костей.

Долетели. Заселились, уложились, вышли за город, снова переложили все рюкзаки, теперь согласно указаниям Кости. Участники - москвичи и питерцы, по большей части – менеджеры среднего звена и творческие личности.

В первую ночь стояли на озере. Озеро я точно помню, а как оно назвалось – уже нет. Большое озеро с прозрачной водой, вокруг зеленые холмы, ели и сосны. Ночью ходили купаться, жгли костер, веселились, как в пионерском детстве. Молодое поколение сидело с плеерами в ушах и молча нами гнушалось.

Закончились леса, начались те удивительные места, ради которых мы тащились в такую даль.

Тут очень странно. Плавные, невысокие холмы или сопки, на которых ничего не растет. Только камень. Мелкий щебень, цветной, от темно-алого и черного до оранжевого и желтого. Озера, соединенные протоками. Бесконечные озера, перетекающие друг в друга, и ни единого зеленого пятна. Разгар лета, а здесь – ничего. Какой-то серый мох, жмущаяся к земле травка, брусника-костяника. Деревьев нет. Вообще нет. Ни одного дерева. Камень и вода. Километр за километром. Камень, вода и воздух. Огромное небо. Ночью вылезали из палатки смотреть на звезды. Они здесь мелкие, холодные и колючие, небо усыпано ими от горизонта до горизонта. Северного сияния не видели, Костя сказал – еще не сезон.

Сколько простора. Сколько пустой земли, где ровным счетом никто не живет. Вообще никто. Она никчемна, эта земля. На ней ничего не растет, ничего не приживается. Копни чуть поглубже, наткнешься на зеркало мерзлоты. Наверное, так выглядел мир до прихода людей. Или будет выглядеть, если ожидаемый БП все-таки случится. Никого и ничего, только пепельного цвета горы, холодные стальные озера и пустота. Постоянный, никогда не утихающий ветер с арктического побережья. Стыло, зябко, напяливаем на себя свитер за свитером.

Прошли ориентир и местную достопримечательность – огромный скальный выход под названием Рассоха. Чем-то он походил на гору Рашмор, только без торчащих из камня гигантских президентских голов. Много фотографировались, увлекшийся Вадимыч съехал по каменной осыпи вниз, чудо, что ничего не сломал. Костя сильно ругался за нарушение правил безопасности.

Снова идем. Камни, лишайник, серое небо. Юра, один из тинейджеров, говорил, что читал когда-то рассказ то ли Шекли, то ли Гаррисона об обитателях эдакой Земли навыворот. Вот и мы сейчас словно внутри огромного стеклянного шара. Идем по вогнутой стенке к неизвестной цели и будем так идти до скончания времен.

Мамаша Юрочки, интеллектуальная дамочка, визгливо засмеялась, и сказала, что у ее отпрыска слишком богатое воображение. А все от компьютерных игр и висения в Интернете. До самого привала Юрик и Инесса Олеговна, его маман, препирались у меня за спиной. Юрик аргументировано доказывал, что его багаж знаний намного превышает мамашин, Инесса в ответ ссылалась на неведомое «компьютерное излучение», выжигающее мозги подрастающему поколению.

Серега нашел рога. Здоровенные оленьи рога, лежавшие на груде камней, и украшенные вылинявшими ленточками. Костя рассказывал интересное про ненецких шаманов и колдунов, ходивших в здешние пустынные края за просветлением. В местных легендах упоминается также Рогатое Поле – место, куда уходят умирать состарившиеся олени и заодно с ними шаманы. Поля этого никто никогда не видел, хотя неугомонная молодежь в шестидесятые специально предприняла большую экспедицию для его поисков. Кладбища оленей они не нашли, зато по случайности наткнулись на неолитическую стоянку и каменное городище – одно из мест, которые нам обещали показать.



Нина, питерская художница, сказала, что по возвращении обязательно нарисует это поле, на котором из камней растут ветвистые оленьи рога. Народ фотографировал череп, кто-то привязал на рога нейлоновый шнурок – вроде как подношение духу местности. Девицы пожертвовали цветную резинку для волос, сказав, мол, тоже вполне себе лента.

Пошли дальше. Два дня были сложных. Горы стали выше и круче, мы день напролет то карабкались, то спускались. Достали палки, потому как на вершинах ветер становился совсем бешеным, запросто сбивая человека с ног. Костя пообещал большой привал перед спуском к Городищу и предупредил, что сейчас мы здорово удивимся.

И точно, удивил. В затишье под склоном холма стояла часовня. Обычная такая часовня, сложенная из бревен. При том, что на сто или двести километров в округе не сыщешь дерева толще, чем кривая полярная березка.

В стену часовни был вделан здоровенный, местами порыжевший от ржавчины, лист жести, на котором просматривались нанесенные по трафарету буквы: «Строение возведено в память трагически погибшей группы Ольховского, 1973 год. Вечная память товарищам».

Оказалось, в здешних пустынных края некогда произошла своя версия «перевала Дятлова» - хорошо подготовленная группа из семи человек вышла в поход и просто-напросто бесследно сгинула. К намеченной точке финиша в срок не вышли, в Нарьяне или в каком другом поселке-деревушке не объявились. Завели дело, начали поиски. Много ли отыщешь в здешних распадках и однообразных холмах, с вертолета или с малого самолета, да еще в те давние времена? Поискали-поискали, да и забросили. Тела так и не нашли, хоронили пустые гробы. Друзья и одноклубники пропавшего Ольховского собрали средства. Где вертолетом, где сплавом по рекам, а где просто волоком на своих плечах доставили сюда бревна – вроде бы именно здесь наткнулись на следы последней стоянки таинственно пропавшего отряда. Построили часовню, ставшую заодно и местом привала для туристов.

Зашли внутрь. Две комнаты – сени-предбанник для вещей, комнатка побольше с лавками – для ночлега. Маленькие узкие окошки под потолком, железная печурка, коленчатый дымоход выведен в одно из окон. Икона на стене, Богородица с ребенком.

Развели огонь, заварили бомж-пакеты. Прикинули, сколько еще идти до Городища и Геологического. Выходило, что идем бодро, с опережением графика. Разложили спальники, улеглись. Юрик сидел, играл на своем айподе, пока Вадимыч не прикрикнул на него, мол, завра опять без пинка не встанет. Кажется, я вытащил мобилу и попытался дозвониться домой – бесполезно, ни одного ретранслятора в округе.

Ночью стало душно, я вылез наружу – посидеть, покурить. Было полнолуние, над безжизненной равниной висела идеально круглая золотая луна. Пахло почему-то морем, горьким и соленым. Было хорошо. Пусто и светло, именно так, как нужно. Может, именно за этим мы ехали сюда от беспрестанной городской суеты?

За утренней возней мы как-то не сразу заметили, что среди нас нет Кости. Решили, он спозаранку решил выйти и проверить маршрут. Ждали час, два, три. Бродили по окрестностям, кричали, звали. Костя не возвращался. Паша, Нина и я поднялись на вершину сопки, но все, что увидели – простор под серым небом. Ни малейшего движения.

- Может, он заблудился? – боязливо предположила Нина.

Паша сказал, что надо задуматься о том, как нам быть, если Костя так и не вернется. Мобильники нам не помогут. В рюкзаке Кости лежал планшет с картами, он даже отметил вечером наше местоположение – Одинокая Часовня, координаты такие-то, но что нам проку с этих координат?

В ту, самую первую ночевку, мы были испуганы и растеряны, но твердо верили – нас найдут и спасут. Двадцать первый век вокруг, как-никак. Если мы спустя три дня не придем в Геологический и не отметимся в тамошнем филиале турфирмы, начнется беспокойство. Наши родственники будут звонить повсюду, осведомляясь о нас. В Нарьяне есть большой аэропорт, в Геологическом есть вертолетная стоянка. Нас найдут. Или Костя сориентируется на местности и придет обратно.

С этого места мои воспоминания становятся путаными и расплывчатыми. При выходе на трассу у каждого из нас было в рюкзаке около пятнадцати килограмм всякой еды – консервы, лапша, хлеб, чай. Вадимыч предложил содрать общий продуктовый фонд, чтобы все было на виду, и брать оттуда понемножку, стараясь растянуть запасы. Инесса подняла крик, мол, как только она доберется до дома, она засудит и Костю, и турфирмы, они пойдут по миру и пожалеют, что пытались ее надуть. Юрик пытался успокоить свою буйную мамочку, та орала и визжала, пока Паша не врезал ей по физиономии. Инесса замкнулась и целый день отказывалась есть. Бродила вокруг дома, в припадке ярости разбила свой навороченный телефончик, потому что тот упрямо пищал «Нет связи».

Снова ночь. Холодно. Кто-то растолкал меня. Спокойная доселе Нина металась по комнате и кричала, якобы слышит приближающийся гул. Может, это нас ищут? Может, мимо идут какие-то оленеводы, которые помогут нам?

Мы выскочили наружу, принялись размахивать фонарями и кричать. Я никакого гула не слышал, но Юрик и Дмитрий заявили, что да, они слышат.

А потом на нас что-то накатило. Наверное, это и в самом деле было оленье стадо. Огромное. Темное. Мимо плыл лес сталкивающихся рогов и быстро перебирающих ног. Плыл в абсолютной, звенящей тишине. Поток оленей беззвучно разделился надвое, огибая часовенку и нас, они поднялись на сопку и пропали. Нина заплакала, тоненько и безнадежно. Мы стояли. Мы все их видели, этих оленей, я даже ощутил запах стада – острый, вонючий и тяжелый.

Настал день. Где-то за облаками взошло тусклое, мутное солнце. Вадимыч заявил, что больше не собирается просиживать здесь штаны впустую. Он выживальщик и походник, он умеет читать карту и пойдет по направлению к Геологическому. Даже если промахнется, выйдет к океану, а там есть рыболовецкие поселки и какая-нито связь. Главное, добраться до людей, и тогда нам помогут. Он пакует свою долю провианта и выходит прямо сейчас. Кто с ним?

- Мама, собирайся, - сказал Юрик, но Инесса не тронулась с места и затрясла головой. Парню так и не удалось ее убедить. Инесса боялась удаляться от избушки, казавшейся для нее самым безопасным местом. Нина и третья наша девица, Оксана, решили, что станут дожидаться помощи здесь… а я сказал, что останусь с женщинами.

Вадимыч, Юрик и тихий молодой человек, вроде бы Роман, собрали рюкзаки с палатками, и ушли. Мы остались. Я надеялся, они найдут в этой каменной пустыне кого-нибудь живого. По моим расчетам выходило, что надо продержаться на оставшихся запасах хотя бы пять или семь дней. Вода у нас была, километрах в двух за холмом в распадке лежало озерцо.

Ночью я выбрался наружу. Хотел посмотреть, не пройдет ли снова мимо призрачное оленье стадо. Олени не показались, зато я разглядел танцующие в небе огни и что-то, похожее на конный отряд, в лунном свете проскакавший по склону холма. А может, мне показалось.

Дни тянулись, бесконечные, бессолнечные. Дмитрий решил, что в озере должна быть рыба, смастерил удочку и пошел на промысел. К вечеру принес три какие-то здоровенные рыбины, мы их очистили от чешуи и с горем пополам зажарили. Рыба была вкусная, косточки похрустывали на зубах, и мы даже слегка приободрились. Перед рассветом Дима опять собрался на озеро, говоря, что на рассвете самый лучший клев. К середине дня он не вернулся, и мы с Ниной отправились за ним. Отыскали быстро – Дима, тихий и мертвый, лежал на отмели головой в воде, рядом валялась сетка, в сетке из последних сил билась крупная рыбина, может, даже лосось. Непонятно зачем Нина швырнула рыбину в озеро. Мы вытащили тело, осмотрели. Ни удара по затылку, ни следов от удушья, ни признаков инфаркта. Просто упал и захлебнулся.

Мы не знали, что с ним делать, и оставили там, у озера.

Возвращаясь, услышали дикие крики, побежали со всех ног к избушке. Паша отмахивался от Инны табуреткой, та, оскалив зубы, кидалась на него с ножом. Мы едва скрутили нервную московскую дамочку. Паша уверял, что всего лишь попросил ее вымыть посуду и поставить чайник, а она схватилась за нож.

Позабывший о нас мир неспешно вращался вокруг нашей часовни, самой одинокой часовни во Вселенной. Запасы неуклонно подходили к концу. Мы пытались ловить рыбу, но, видно, что-то делали не так – больше ничего не поймали. Ночами кто-то бродил вокруг часовенки. Хрустела галька под тяжелой поступью, доносился неровное, одышливое дыхание и скрежет когтей по дереву. Я видел двойную радугу вокруг тусклого пятна, означавшего солнце.

Пропала Оксана – ночью с пронзительным воплем «Я иду, иду, подождите!» внезапно выскочила за дверь и убежала в темноту. Нина теперь все время молча лежала в углу, завернувшись в спальники. Паша упала на осыпи и сломал ногу – ругаясь, он уверял, что заметил какое-то живое существо, то ли кролика, то ли сурка, и хотел подбить его камнем. Я, как сумел, наложил шину, но Паша почти все время кряхтел или стонал от боли. Таблетки из наших аптечек не помогали. Инесса где-то пряталась, во всяком случае, в доме ее не было.

Становилось все холодней. Едва закончилась, мы выскребли последнюю тушенку со дна консервы, налили туда воды, вскипятили и выпили мясной отвар.

Ходил за водой. Размышлял по дороге о нелепости случившегося с нами. Мы всего лишь хотели пройтись по здешним краям. Ничего больше. Вот они мы, современные люди, обвешанные гаджетами, превратившимися в куски пластмассы с микросхемами внутри. Ничего не знаем, ничего не умеем. Позади часовни был небольшой склад дров, мы почти все сожгли, чем греться дальше? Мы замерзнем на этом пронизывающем ветру. Как же местные жители умудрялись выживать здесь сто, двести, тысячу лет назад? Почему это случилось именно с нами, чем мы провинились? Это дело вовсе не в вине, а в сочетании трагических случайностей?

На памятной табличке не было имени Ольховского, руководителя той погибшей группы, пришло мне в голову. Никто не спрашивал у Кости, как его фамилия. Просто он пришел к нам в гостиницу, сказал: «Я Костя, ваш проводник», улыбнулся и принялся раздавать страховочные полисы турфирмы. Мы с головой ушли в заполнение бумаг… а потом настала пора собираться и выходить на маршрут. Да нет, все чушь. Скорее всего, возвращаясь к нам, Костя подвернул ногу и упал. Может, он звал на помощь, а мы его не услышали. А может, он ударился головой о камень, сразу и наповал.

Пока меня не было, вернулась Инна. Я вошел, а она сидела рядом с Пашей и тоскливо смотрела на меня. Она ударила Пашу чайником по голове – и, видимо, не один раз, потому что чайник был весь погнутый. Сказала, он так кричал, а она всего лишь хотела его успокоить. Спросила, не осталось ли еды. Я сказал – нет, обошел ее сторонкой и пошел проверить Нину. Она вроде бы спала, но, сколько я не тряс ее за плечо, так и не проснулась. Рядом с ней я нашел тетрадку с ее рисунками и вырвал несколько страниц.

Сижу, пишу. Выгнал Инну из дома. Она меня пугает. Как смог, описал наше короткое путешествие. Здесь я не останусь. Спрячу письмо в термос, выйду и пойду, куда глаза глядят. Мне все едино, куда идти. Тут нет дорог. Только бесконечность во все стороны. Хочу стать ее частью. Ветром, озером, замшелой скалой, ягодами брусники. Вырваться из бесконечного круга. Сойти с дистанции. Только небо и каменистая пустыня. Хорошо, что я один. Никто не будет горевать. Хочу верить, что Вадимыч, Юрик и Роман добрались до побережья и встретили рыбаков. Хочу, чтобы Юрик никогда не узнал, что сталось с его мамой – какая ни есть, все-таки мать. Она не виновата. Она была всего лишь городской жительницей. Я не мог бросить ее подыхать здесь. Она осталась где-то там, неподалеку от Одинокой часовни.

А я ухожу. Заберусь на вершину холма и постою там, один напротив неба. Может, мимо меня пробегут призрачные олени. Или проскачут всадники, и одной из наездниц неведомого народа будет Оксана.

По большому счету, я ведь получил то, о чем всегда мечтал - мое одиночество?..»