1.
Иголка с трудом протыкала дерматиновую плоть, и приходилось ногтем придавливать острое ушко, с усилием вгонять сталь в вязкий резинотканевый материал, потом перехватывать и укладывать нить в параллельные стежки, ровные, как прописи начальной школы. Клим щурился на желтый фонарь, вглядывался в россыпь бестолковых насекомых, матерился сквозь зубы и утробно вздыхал от ломоты в давно ампутированных ногах. И вечерний воздух, пропитанный свинцовистым выхлопом, виделся зелено-голубоватым Dorblu, который просто хотелось, взмахнув ржавым лезвием найденого складеня, нарезать аппетитными кубиками и предложить на зубочистке глуповатым туристам, вкушающим «Василеостровское темное». Последний стежок уютно устроился в сантиметре от края короткого дермантинового чулка, и суровая нить нахмурилась колючим неподкупным узлом. Клим довольно крякнул и, с победной улыбкой, заботливо натянул обнову на то, что когда-то называл ногами.
Мост постанывал, морщился в раздражении от растянувшейся очереди автомобилей. Ползущий поток никак не заканчивался. По остывающим тротуарам лениво струилось безразличие. Оно сквозило в улыбках, взглядах, рукопожатиях, обрушивалось с уханьем в коллекторы и решетки канализационных люков. Оно выползало из щелок приоткрытых окон авто и кропило своими кислотными испражнениями маленькую деревянную тележку безногого и его обернутые в серый дерматин культи...
Клим, отталкиваясь прямо от асфальта, довольно ловко курсировал от машины к машине, протягивал грязную просящую ладонь и пытался поймать взгляды узников пробки, иногда даже постукивал кончиками пальцев по стеклу, чем дико бесил водителей, особенно молоденьких «барбиобразных» девочек. Те начинали растерянно хлопать огромными ресницами, одновременно борясь внутри себя с возмущением и неловкостью, роняли пилочки для ногтей, хватались за телефоны, рычаги переключения передач, надевали очки, короче говоря, вели себя по-куриному суетливо, чем изрядно смешили Клима, и тот катился к следующей машине с улыбкой на заросшем лице. И всегда именно следующий водитель, видя эту улыбку, уверенно опускал стекло, вручал купюру и вглядывался пристально в Климовы зрачки, пытаясь разобрать формулу хорошего настроения человека, который потерял всё, кроме никогда не осуществимой мечты.
А мечтать Клим умел. Умел, пожалуй, лучше всего в жизни. Развалившись поудобнее, насколько могла позволить тележка, опершись спиной на ограждение моста, он аристократично затягивался овальной «Примой», свысока поглядывал на ползущую пробку, подмигивал самой яркой звезде над куполом Исакия и улыбался своей любимой мечте. Он мечтал пробежать босиком по ослепительно красивой вечерней набережной, специально топать по лужам, обрызгивая наивных туристов, мечтал выбежать на мост, обогнать эту нескончаемую пробку, сесть на парапет в крайней точке Васильевского острова и бесконечно долго бултыхать ногами в раздваивающейся Неве.
Клим опять улыбнулся куполу Исакия, прищурился, а вслух громко произнес:
- А машину я покупать не буду! Кругом пробняк...
Троица, скорей всего немецких туристов, опасливо оглянулась на него. Один из них в синей бейсболке на всякий случай протянул ему доллар и сказал на чистейшем русском:
- Держи, братуха!
Затем, уже уходя, с каким-то разочарованием посмотрел на красивую бутылочку с минералкой в руке и протянул ее Климу:
- Жарко!
Клим слегка качнул головой, и через пару секунд сотни колючих пузырьков приятно обожгли его горло, даже голова закружилась на миг.
«Ого! Хорошааа!» - подумал Клим, даже что-то имперское мелькнуло во взгляде, и жить стало чуточку легче.
2.
Телефон, противно вибрируя, как огромная муха ползал по передней панели Таниной машины и требовал внимания своей заплаканной хозяйки. Наконец, Таня коснулась его экрана.
- Да... И что?.. Ты ведь обещал... И что мне теперь делать?!. Что?!. Это подло... Сама решу... Жене эти сказки рассказывай, а я уже не могу слушать... Всё! - Девушка бросила телефон на панель и заплакала. – Ненавижу!.. Всё.. Всё..
На мосту пробка окончательно встала. Таня, хлопнув дверью, вышла из машины и, опершись локтями на перила моста, не замечая сидящего рядом калеку, задумалась, глядя на черную воду.
- Ненавижу!
Клим выронил сигарету, чертыхнулся. Удивленно посмотрел на девушку. Вода в бутылке настороженно зашипела, Клим сделал последний глоток.
- Да ладно... Я, в принципе-то, неплохой человек... Да, я не в смокинге, и штаны приходится подгибать... Так ноги-то вон... А запах – ну извини..., - он снова прикурил упавший бычок. - Считай, что машинка стиральная сломалась у меня.
Таня почти не слушала его.
- Ненавижу разочаровываться в людях!
Клим хмыкнул, затянувшись.
- Только мне не надо это рассказывать... Жизнь вообще дерьмо, по сути... За пятнадцать лет моей укороченной жизни, - он похлопал рукой по дерматину, - я убеждался в этом неоднократно, но урока так и не извлек...
- А зачем... жить? – Таня вдруг сделалась очень серьезной.
- Эээээ, не дури! Ты что?!! – заволновался Клим.
Пробка дрогнула. Машины, позади Таниной «Хонды», начали нервно сигналить. Таня втянула голову в плечи, невидяще оглянулась, оттолкнула тянущиеся к ней руки Клима, произнесла негромко:
- Да какая разница?!.. – и перевалилась через перила моста. Но когда пропало ощущение опоры, когда сердце сжалось от леденящей черноты внизу, Танины руки вцепились в литье перил мертвой хваткой, она пыталась крикнуть, выдохнуть крик через парализованные страхом связки, но крика не получилось.
Клим отреагировал моментально. Он сумел подтянуться и повиснуть грудью на перилах. И, вот уже, балансируя тележкой, дико рыча, он сдавил запястья девушки и попытался вытянуть ее наверх. Клим смотрел в очерченные смертельным ужасом огромные умоляющие глаза и уже знал, что не отпустит этих рук ни за что на свете. А к ним уже бежала та самая троица «немецких» туристов во главе с «братком» в синей бейсболке, люди в машинах соображали гораздо медленнее или только делали вид. Внезапно Танины руки соскользнули с пыльного орнамента перил, Клим качнулся, и, уже через секунду, хрипя от ужаса, они летели в черную воду равнодушной Невы.
Вода оглушила одним хлёстким свингом, вцепилась в одежду, схватила за шею, яростно рванула тележку. Дернувшись всем телом, Клим провернулся и изо всех сил толкнул девушку в сторону поверхности, туда, где так красиво играла огнями набережная. Легкие запылали огнем и были готовы взорваться, сердце настойчиво искало выход, наконец, нашло его и всё сильнее и сильнее стучалось в горло, будто хотело протиснуться и спастись...
Глубина настойчиво тянула за ноги, и Таня уже не сопротивлялась ей. Глядя на удаляющиеся огоньки фонарей, она слегка шевелила губами, будто прощаясь с этим миром или читая молитву о спасении души. Лишь водоросли развевающихся волос... Лишь угасающий взгляд... Лишь обреченность... свинцовая... беспросветная...
3.
И в момент наивысшего напряжения организма, когда бешеный пульс, как молот, выламывал Климову грудь, что-то взорвалось внутри... Лопнул какой-то обруч, стягивающий ребра, и вдруг задышалось легко и свободно, глаза стали прекрасно видеть в черной воде, ясность мысли поражала, и Клим ощутил, как неведомая энергия лавиной наполняет его тело. Так хорошо он не чувствовал себя еще ни разу за свои неполные тридцать пять. Рванувшись, он подхватил слабеющую Таню и, легко обгоняя речные трамвайчики, понесся к берегу. Спустя минуту они без чувств лежали на остывающем песке у стен Петропавловки.
Очевидцы, перегнувшись через перила моста, ахали из солидарности, кляли человеческую жесткосердость, жадно вглядывались в глубину, громко обсуждали, смаковали детали, добавляя все новые и новые несуществующие подробности. Многие пытались снимать на телефон, и вот, когда уже никто не ждал, Нева под мостом вспенилась, побелела, и выплюнула огромную рыбу, по описаниям очевидцев до трех метров длиной, которая вероломно унесла девушку в сторону Петропавловской крепости. Некоторое время тело девушки то появлялось на поверхности, то вновь ненадолго погружалось в глубину, вызывая у толпы очередной взрыв восторга и ужаса.
Бригада местной телекомпании прибыла на место происшествия раньше полиции, выслушала историю странного очевидца о коварном инвалиде, охотнике до молодых девушек, который растлевает оных прямо на мосту, а затем сбрасывает в реку, чтоб замести следы. Однако, сегодня, одна из выживших жертв маньяка осуществила акт возмездия и выбросила самого безногого в реку, но тому удалось увлечь ее с собой, а неизвестно откуда появившаяся огромная акула растерзала обоих «без остатку». Толстая корреспондентка, устало глядя на «укуренного» свидетеля, который нес полный бред, и постоянно кивающую парочку странных туристов, сказала матом плохое, отключила микрофон, пожаловалась оператору на неблагодарность этой затраханной работы и высказала пожелание об анальном проникновении телефона тому, кто их сюда вызвал. Оператор лишь скрипнул зубами, молча, развернулся и пошагал с камерой на плече к припаркованному автомобилю. Тем временем, укуренный свидетель достал из-за пояса синюю бейсболку, натянул ее как-то даже очень по-армейски, кивнул туристам рядом, и они почти побежали туда, где сверкающий шпиль Петропавловки, как игла, красиво протыкал серый дерматин ночного неба.
4.
Где-то плохо закрыли кран, капли звонко бились об эмаль раковины и отчего-то не раздражали, а, наоборот, гипнотизировали, источали спокойствие и умиротворение. На ослепительно белом потолке вздрагивали солнечные блики, ночной мотылек дремал в углу, закутавшись в бархатистые крылья, легкой прохладе летнего утра хотелось улыбаться, что Клим и сделал. Звуком падающих капель оказался писк кардиомонитора, который находился рядом с кроватью. Вместе с парой капельниц они ловко опутывали тело Клима проводами и трубками, чем очень взволновали мужчину, и писк ускорился. Клим суеверно сбросил с себя датчики, выдернул катетер и приподнялся, щурясь, потирая виски, узнавая больничный запах. Вдруг вспомнил ночной кошмар и на всякий случай потрогал свои ноги, затем весело пошевелил пальцами под простыней и, удовлетворенный, сел на кровати, коснувшись ступнями холодка свежевымытого пола.
- Эй! – громко произнес Клим. – Есть кто?.. Народ!.. Сестра!..
Не дождавшись ответа, он сунул ноги в кожаные больничные тапки, подошел к приоткрытому окну, вдохнул утренний воздух с высоты третьего этажа. По аллеям больничного парка гуляли пациенты и их родственники, свободных скамеек почти не было, видимо места на них резервировались больными еще с вечера, однако атмосфера была очень благожелательная и успокаивающая.
«Будто время остановилось, - подумал Клим. – Но что тут делаю я?»
Пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о себе, он еще пару минут постоял у окна, поразился девственности своей памяти, пока, наконец, не заметил, что абсолютно голый. Во встроенном шкафу он нашел какой-то короткий застиранный халат, примерил, улыбнулся своему виду в зеркале, удивился щетине на щеках и вышел из палаты.
5.
Сестры на пульте не оказалось, а у шаркающих по коридору старух спрашивать что-то было бесполезно, да и не хотелось. Каждый пролет лестницы состоял из тринадцати ступенек, - Клим с самого детства не мог избавиться от привычки их считать. Когда папа забирал его из детского сада после работы, они всегда считали ступени, пока поднимались до дверей квартиры. Клим поэтому всегда четко знал, что в старом доме их было десять на пролет, а в новом уже девять, но идти по ним было почему-то уже не так удобно. И вот, ровно через пятьдесят две ступени, Клим, наконец, толкнул подпружиненную дверь и замер на пороге больницы, очарованный чистотой этого утра. Спустя минуту он уже брел по аллее больничного парка, с удовольствием пил прохладный воздух и смущался от нового странного ощущения, когда легкий ветерок бесцеремонно забирался под опасно-короткий халат.
На него никто не обращал и малейшего внимания, озабоченные врачи спешили мимо, пациенты шептались с родственниками, старушки шуршали пакетами и пересказывали друг другу бесконечные истории болезней.
На почти идеальном газоне стройная девушка, максимально обнажив красивые ноги, до подмышек закатав рукава больничного халата, прилепив на нос березовый листочек, распласталась звездочкой и потребляла ультрафиолет коварного июньского солнца. Клим, ни секунды не сомневаясь, плюхнулся рядом, хотел тоже задрать халат, но удивленный взгляд бдительной старушки со скамьи напротив напомнил ему, что всё тайное легко может стать явным.
Девушка, щурясь, повернула голову и спросила приятно:
- Ты кто?
Ее голос напомнил Климу что-то очень вкусное, тающее во рту, он даже попытался вдохнуть эти висящие в воздухе слова, чтобы вспомнить.
- Какой у тебя вкусный голос! – блаженно произнес Клим.
Девушка села, листочек с носа упал ей на колени.
- Ты нормальный?
- Я очень на это надеюсь, хотя отчего-то ни фига не помню, – ответил Клим. – Я – Клим. Понимаешь, я только что проснулся, если, конечно, это можно назвать сном, и пока не понял, что это за Зазеркалье... Вроде всё логично и понятно, но какая-то тайна витает в воздухе, я чувствую несостыковку, пазл не складывается почему-то... неправильно что-то... А тебя как зовут?
- Таня. Странно, я думала амнезия только у меня... А что тебя настораживает? Кстати, смешной халат у тебя, – улыбнулась Таня.
Клим покосился на ее ноги, покраснел слегка, поняв, что не получилось это сделать незаметно, и на всякий случай поправил подол.
- Да больше всего меня смущает неведение того, что я делал до сегодняшнего дня. Знаю только, что Клим, и всё.. Кто такой? Человек ниоткуда?.. Неприятно, когда вспомнить нечего... Не дай Бог в старости такой сюрприз... Получается, что новая точка отсчета – это сегодняшний день? – Клима осенило, - Ну тогда с днем рождения, Таня?!
Таня засмеялась, протянула ему руку:
- И тебя!
Климу нравилось держать ее маленькую прохладную ладонь, почему-то вдруг очень захотелось оберегать и защищать эту девушку.
- А это что? – Клим потер пальцем синюшные пятна на ее запястье.
- Не знаю, - Таня пожала плечами и протянула вторую руку, показав еще синяк. – Загадка. Это со мной с тех пор, сколько я себя помню. А помню я себя лишь с сегодняшнего утра.
Клим замер на секунду, покрылся холодным потом и судорожно рванул подол своего халата. От неожиданности сидящая напротив старушка рухнула со скамьи, но, кряхтя и матерясь, снова быстро взобралась на пункт наблюдения и замерла навытяжку как английская легавая. Клим ошарашенно рассматривал свои ноги. Таня подняла на него глаза.
- Ну и что?..
6.
«По крайней мере, теперь я с ногами, – подумалось Климу. – Это хорошая новость. Настолько хорошая, что на любую плохую мне теперь плевать.» Настроение стало таким замечательным, что он улыбнулся во весь рот и игриво подмигнул озабоченной старушке. Та неожиданно зарделась и смущенно поприветствовала Клима взмахом маленькой сморщенной ладошки. Таня прыснула в кулак, упала на спину и рассмеялась:
- А ты, парень, нарасхват!
Над территорией парка внезапно нависло облако, и безмятежное спокойствие сменилось непонятной тревогой. Зарёванная дежурная сестра потерянно бегала вдоль корпуса больницы, какие-то люди в штатском углубились в парк, расспрашивали, выведывали, вглядывались в лица больных, куда-то звонили. От этих людей веяло тревогой и опасностью, Клим почему-то уже четко знал это. Он пристально глянул в глаза Тани и произнес:
- А вот сейчас ничего не спрашивай... Возможно это вопрос жизни и смерти...
Таня округлила глаза:
- Не пугай меня! Что случилось?
Поднеся указательный палец к губам, умоляюще глядя на бабушку, он увлек Таню в заросли кустарника. Когда штатские подошли к старушке, та долго кивала, а потом, ни капли не тушуясь, отправила их в совсем другую часть парка.
Таня нетерпеливо теребила плечо Клима:
- Что случилось, Клим? Ты вспомнил, да? Скажи! Ты что-то вспомнил? Кто эти люди? Не молчи!
Он взял ее за плечи и произнес, не моргая, глядя прямо в глаза:
- Если коротко: ты – самоубийца, я – безногий нищий, мы с тобой должны были утонуть, но почему-то этого не произошло... Кто эти люди, я не знаю, но знаю точно, что нам надо бежать. Всё.
Танины глаза округлились, зрачки почернели и наполнились невыразимой тоской, она смотрела сквозь Клима, спустя минуту сказала удивительно спокойно:
- А я вспомнила, где я живу... И кошка у меня есть... голодная... И меня никто не ждет... Я одна... Я никому не нужна... – Таня еле сдерживалась, чтоб не расплакаться.
Солнечное настроение этого прекрасного июньского утра было уже не вернуть, Клим пытался успокоиться и найти выход, но мысли ускользали.
7.
- Милок!
Клим с Таней обернулись. Знакомая старушка стояла совсем рядом с их кустом.
- Милок! Бежать вам надо, ребятушки... Плохие люди, ох, чую, плохие! – Сверток перелетел куст и упал рядом. – Я вот тебе одежду принесла, а то куда ты в женском-то?. В физио-кабинете дядька не уследил за штанами-то, олух...
В пакете оказались трико с лампасами, белая футболка и неубиваемые десятилетние кроссовки «Адидас». Клим онемел.
- А вы-то... А вы-то как?.. Вдруг на вас подумают?
Бабка по-хулигански усмехнулась:
- Похоже, еще наркоз у тебя не отошел, красавчик. Да кто ж на меня подумает-то?
Клима захлестывала благодарность. Таня улыбалась.
- Спасибо! Спасибо огромное! Не знаю, что бы мы делали?!!
- Да ладноть... Не егози. Вон там за деревом лаз под забором есть, я давеча еще нашла его. Пока сон-час не начался, народу много – давайте-ка по-быстрому. Те, наивные в пиджаках, сейчас за корпусом рыщут. Успеете.
Клим слушал, разинув рот.
- Что сел?! Переодевайся! – Прикрикнула на него бабка, села опять на свою скамейку, нашла в кармане вчерашнюю булочку и принялась крошить ее жирным больничным голубям. Те раскачивались при ходьбе и лоснились от собственной важности, упитанные, как индюки.
Когда поворачивали за дерево к лазу, Клим обернулся и махнул на прощание следящей за ними старушке. Та в ответ лишь улыбнулась, а про себя подумала:
«Эх, до чего ж парень гожий! Лет сорок назад я б тебя спутала... А девка-то уж больно худа, ох, худа...»
8.
Лаз, напоминающий скорей подземный ход, нескончаемый, с мокрым сводчатым потолком, встретил их сыростью, холодом и застойным дыханием могилы. Беглецы переглядывались в полумраке, тихо переговаривались, удивлялись его капитальности, и терпеливо двигались вдоль белых фосфоресцирующих полос на стенах. Ощущение времени полностью улетучилось, Клим даже не мог предположить, сколько они уже идут. Наконец, повеяло свежестью, тоннель внезапно кончился небольшим проемом, куда первой выскочила Таня, а затем и сам Клим. Открывшийся вид поразил до онемения. В бесконечном просторе глубокой ночи внизу переливался огнями Петербург. Беглецы стояли на узком выступе, прижавшись спиной к стене здания, с трудом сохраняя равновесие под хлесткими ударами ночного ветра. Клим увидел свою любимую набережную и ненавистный мост, угрожающий звездному небу своими разведенными секциями, похожими на системы залпового огня. Таня тряслась всем телом от ужаса, даже боясь дышать и говорить.
- Вниз не смотри, – Клим старался быть уверенным.
- Хорошо, - прошептала Таня. Но Клим не услышал, лишь почувствовал, как ее ногти впились в его ладонь.
Вернуться обратно в проем было невозможно, любое движение грозило потерей равновесия. Стоять становилось все трудней и трудней, ноги затекали, пропасть внизу гипнотизировала, гладила колени, тянула к себе. Бледная полная луна недобро заглядывала в лицо и лишь усмехалась беззубым ртом. Внезапно появившись, какая-то черная птица шумно пролетела вдоль стены, почти коснувшись крылом их лиц. Клим успел увидеть огромные испуганные Танины глаза, когда ноги ее подкосились, и она начала медленно заваливаться в черную пустоту, вязкую, неподкупную, убаюкивающую. Он, что есть силы, сдавил ее кисть, и вот уже мостовая внизу взглядом могильщика наблюдала за стремительным приближением их обнявшихся в воздухе тел.
9.
Клим падал, молча, стиснув зубы, лишь Танин крик «Мама!» смешивался со свистящим воздухом и рвал тишину, как бумагу...
Клим раньше часто задумывался, а что видят люди перед смертью? Правда ли, что перед глазами пробегает целая жизнь? И может тогда он увидит почти забытое лицо любимого дедушки, который умер так неожиданно? Или успеет поговорить с соседским мальчишкой, которого два года назад сбила насмерть машина?.. Иногда он даже пытался смоделировать эту ситуацию. Как-то еще пацаном, будучи с родителями на пляже, он попытался максимально задержать дыхание в воде, но ничего не увидел, лишь, вынырнув с судорожным вздохом, полюбовался на маленькие сверкающие звездочки после подзатыльника взбешенного отца. А потом до вечера сидел на покрывале около арбуза, выслушивая мамины нотации, и уныло ходил по речному берегу, собирая ракушки...
В девятом классе, видимо, не в силах бороться с обилием гормонов, Клим проник на крышу школы и отважно уселся прямо на ее козырьке. Болтая ногами, он смотрел на задравших головы учеников, особенно на девочку с миндалевидными испуганными глазами, на бледную директрису Раису Михайловну, думал о том, как мало его отделяет от смерти и ждал, когда ж пробежит перед глазами весь его пятнадцатилетний путь. Не дождался... Зато дождался, когда физрук, адски матерясь и трясясь от гнева, за воротник стащил его с крыши... Когда директрису выписали из нервного отделения городской больницы, синяки со звездочкой от отцовского ремня еще немного побаливали, но, по крайней мере, делать уроки сидя уже получалось...
И вот сегодня, в этот последний миг своей жизни Клим опять не видел ничего, кроме стремительно приближающейся брусчатки тротуара и думал о том, как тошнотворно долго и опустошающе захватывает дух это падение в вечность...
Падение кончилось упругим торможением, напоминающим остановку скоростного лифта. В метре от земли движение почти прекратилось, и через несколько секунд беглецы смогли расцепиться и, прислушиваясь к легкому покалыванию в конечностях, распластавшись прямо на неосвещенной мостовой, вглядываться в непостижимо бесконечную высь.
Таня плакала, всхлипывая как в детстве. Наплакавшись, встала, одернула подол и произнесла неровным голосом:
- Есть салфетка? Ах, да… – Промокнула глаза рукавом халата. – Что это было?.. Мы живы? – Опять всхлипнула очень по-детски.
- Мы живы... – тихо сказал Клим. Затем вскочил на ноги и закричал весело, задрав голову на удивленную исходом Луну: - Мы живы! Живы!!! Живы!!! Танька, мы живы!!!
Он подхватил ее на руки и закружился весело под только ими слышимую мелодию.
- Я щас ммментов вввызову.., – интеллигентного вида взъерошенный старичок выглянул из окна на втором этаже, умело сплюнул сквозь зубы вниз и добавил: - ннну чо бббборзеете-та, а? я кккак сегодня работу рррабботать бббуду, а?.. Я, между пппрочим, ддирижер!.. Мы так кккультуру ннникогда не ппподнимем... Ннну, нннарооод, бляха!..
Таня прыснула в кулак. Клим вытянулся, прижал руки к лампасам трико, театрально поклонился и учтиво произнес:
- Нижайше прощения просим, Ваше благородие! – Махнул на прощание лохматому дирижеру, схватил за руку Таню, и спустя пару минут они смешались с туристами на почти никогда не спящем Невском.
10.
- Еще пять минут и мы дома, - с улыбкой сообщила Таня, когда они свернули на Рубинштейна. – Только в ванную я первая!
- Я с тобой!
- Обойдешься, Ромео! Сначала цветы-конфеты, а потом уж танцы! – она шутливо толкнула его бедром и рассмеялась. – Слушай, - Таня вгляделась в лицо Клима, – а утром ты выглядел иначе... тьфу-тьфу-тьфу... наваждение какое-то, - она шутливо перекрестилась.
- Да ладно уж... Так и скажи, что не гож я тебе... Надо вам, девушка, завязывать с ночными полетами, а то кажется невесть что... – Клим бережно приобнял ее за плечо.
- Да уж, это точно... Как думаешь, почему мы не разбились? Я не поняла ничего! Я просто осмыслить это не в состоянии! – Она стала похожа на школьницу.
- Потому же, почему мы с тобой не утонули, я полагаю. – Серьезно ответил Клим.
- Не понялаааа.., – протянула Таня и остановилась.
- Скоро всё расскажу, - подмигнул весело Клим. – Идём же!
11.
Через пять минут Таня извлекла маленький ключ со дна полного бумажного спама почтового ящика и открыла незамысловатый замок квартиры на четвертом этаже.
Худая, взъерошенная кошка, заспанно щурясь от света в прихожей, орала благим матом то ли от голода, то ли от долгожданной встречи с хозяйкой.
- Мусенька, маленькая моя девочка, - Таня прижала ее к груди, целуя и наглаживая, - ты ждала меня, да? Ждала?.. Соскучилась, солнышко мое!..
- Дурдом! – Закатил глаза Клим. Затем услышал на кухне звук насыпаемого сухого корма, вразвалку прошел в комнату, повертел в руках рамку с Таниной фотографией, подмигнул ее красивой улыбке, пощелкал торшером и замер вдруг возле большого напольного зеркала. Человек в зеркале побледнел, отмахнулся нелепо, как от наваждения, вытер со лба холодный пот, вымолвил:
- Твою ж мать!.. – и опустился на пестрый бакинский ковер, потерянно обхватив голову.
В этом положении его и нашла вошедшая в комнату Таня. Она уже была в домашнем, вся такая теплая и родная. Села напротив по-турецки, потрепала его по волосам.
- Ну ты чего?. Устал?.. Эй! – расслабленно улыбнулась девушка. – Ну не спи, Клим.
Клим поднял голову.
- А ведь ты была права.
- В чём?
- А ведь это, - он кивнул в отражение, - это не я.
Таня недоверчиво посмотрела на Клима, потом обернулась на зеркало.
- В смысле?
- В прямом... Внутри-то я, а это, - он коснулся лица, - не моё.
- А чьё? – Всё еще не верила Таня.
- Не знаю, но не моё. – Клим задумался. – Знаешь, а ведь есть у меня одна догадка. Вот смотри: мы не утонули – это раз, я сейчас отчего-то отлично вспомнил, как я плыл. Да что там?! Да я просто летел под водой! Потом мы не разбились, хотя шансов выжить у нас не было ни-ка-ких... Ты помнишь, как мы приземлились? – Таня кивнула испуганно. – Вот и мне не забыть теперь. А вот по моему перевоплощению, - Клим встал, - есть у меня одна мысль.
Он подошел к торшеру, выкрутил лампочку, сунул руку в патрон:
- Смотри! – щелкнул выключателем. Таня невольно зажмурилась. Ток прошил Клима судорогой, в прихожей сработал автомат, и квартира погрузилась во тьму, а там, где свернулась кошка, зажглись два зеленых огонька. Когда Таня, включив свет, вернулась из прихожей, в кресле возле зеркала, задумчиво покачивая ногой, сидел абсолютно незнакомый мужчина. Таня отшатнулась в проем.
- Да я это, я.. Не пугайся... – сказал незнакомец голосом Клима.
- О-фи-геть! – прошептала девушка.
- Вот и я о том же.
- Да не может быть такого! – Таня приблизилась. – Это, правда, ты? Не верю!!
- Сам не очень-то верю... Но мне это нравится. – Клим поднялся и подошел к окну. – А ну-ка, еще одна проверка.
Он повернул ручку на створке, и прохлада ночного города уверенно шагнула в комнату. Таня подбежала и вцепилась в рукав.
- Перестань! Я прошу, не нужно. Я не хочу, чтоб ты сломал шею. – Она уже почти висела на его руке. – Не смей ломать шею под моим окном, гад!! Стой же!
Клим тряхнул ее за плечи, в глазах - уверенность и невозмутимость.
- Я сейчас приду. Через две минуты откроешь дверь.
Развернув ее и легонько подтолкнув в сторону прихожей, Клим, ни секунды не сомневаясь, решительно вышел в окно.
Таня сидела на ковре, больно зажмурив глаза и изо всех сил сдавив ладонями уши, боялась услышать звук удара тела об асфальт. И она услышала... В прихожей надрывался звонок. Девушка открыла глаза. Кошка осуждающе смотрела на хозяйку, развернув одно ухо в сторону входной двери, и как бы говорила с укором: «Ну, что сидишь-то? Иди уже, открывай, лично я гостей не жду!»
С колотящимся сердцем Таня рванула входную дверь.
12.
Незнакомец с победным выражением лица, ослепил улыбкой, перешагнул порог и, насвистывая «В парке Чаир распускаются розы», прошел мимо онемевшей девушки прямиком к зеркалу. Таня хлопнула дверью и подбежала к окну. Внизу никого не было.
- Это дар, Танечка! Это дар! Я много страдал, так много, что Бог услышал мои мольбы! – Голосом Клима в мажоре вещал незнакомец. – Я не знаю, как я его получил, но это дар! Дар! Это великий дар!! – В его голосе появилась какая-то дъявольщинка. Он чуть не впадал в экстаз. – Да я теперь всё смогу! Да мы теперь с тобой горы свернем! Да мы... – Клим запнулся. – Да ты... Ты!.. – в его глазах мелькнуло то, что Таня еще в них не видела. Что-то появилось в его взгляде такое, чему невозможно было сопротивляться. То, отчего слабели ноги, губы начинали подрагивать, а грудь - наливаться сладостной истомой, и Таня прикрыла ее руками, пряча от бессовестного огня в его глазах.
- Даже не думай!.. – Таня сделала шаг назад. – Даже не думай!!! – Она не узнала свой голос. – Не вздумай даже!.. Нет!!!
...
Он был жаден и беспощаден, как животное, когда они утонули в этом всепоглощающем море необузданности. Он наваливался всем своим мускулистым телом, полностью подавляя в ней способность к сопротивлению, и она, как последняя шлюха, была ненасытна и бессовестна. Они, обливаясь потом, ненавистно и яростно двигались навстречу друг другу, стонали, рычали от волн непрекращающегося оргазма и не могли, не желали остановить это безумие. Уже кто-то из соседей отчаянно колотил по батарее, но Таня не переставала кричать сорванным голосом от непередаваемого ощущения, разрывая ногтями его спину, а он, одновременно жестокий и нежный, всё двигался и двигался ненасытно, мешая нестерпимую боль с ощущением абсолютного счастья...
Шокированная увиденным кошка забилась в щель за шкафом и, не смыкая глаз остаток ночи, вздрагивала и мечтала пережить этот кошмар.
Спустя два часа рассвет, прижавшись к стеклу, заглянул комнату и увидел беспорядочно разбросанную одежду, опрокинутый торшер, осторожно крадущуюся кошку и два обессиленных голых тела на пестром бакинском ковре.
13.
Игорь Сергеевич Кашин, сорока пяти лет, сотрудник одной засекреченной организации, сидел на обшарпанной скамье в маленьком скверике, рассеянно смотрел на прохожих, на свои безукоризненно чистые ботинки, задумчиво потягивал сигарету, поглядывал на здание Управления и приходил в себя от только что закончившегося утреннего совещания.
Шеф начал очень уравновешенно, что уже не предвещало ничего хорошего, потом завел себя буквально за шесть секунд и, не жалея эпитетов и метафор, извергал в адрес Игоря нелестные выражения, пятнами краснея и брызгая слюной на полировку стола.
- Кашин – ты мудак! И группа твоя! Ребятки, вы обосрались!!! Причем, с головой! Вы – обычные му-да-ки!!! Хотя нет! Вы не обычные мудаки! Вы – редкостные мудаки!!
Игорь и его сотрудники стояли не шевелясь. Смотрели на летающие брызги и чуть вздрагивали, когда огромный кулак шефа встречался со столом.
- Ну как, как можно было потерять его?!! – Рявкнул шеф, ударив полировку, секретарша в приемной в очередной раз вздрогнула, одинокий посетитель просто поднялся и ушел, не поднимая глаз. – Больница наша?
- Наша. – Игорь кивнул.
- И? – Глаза шефа налились недобрым.
- Мы обыскали всё здание, тщательно отработали периметр. Их нет. Как сквозь землю. Дежурная сестра...
- Да к черту сестру, – изрыгнул шеф, - не надо мне по ушам ездить!. Как вы могли упустить единственного человека, на ком сработал препарат?!
- Я не был до конца уверен, что...
- Кашин, если ты не уверен, то надо просто сидеть рядом с его кроватью и ждать, когда он выйдет из наркоза... И не жрать, и не спать и писать в банку!! Кстати, почему он оказался заряженным секретным препаратом ты мне ооочень подробно изложишь в рапорте..!!
Стол застонал от троекратного удара. Зазвонил телефон. Шеф побледнел. Махнул им: - Ищите! – Встал, одёрнул пиджак, снял трубку и ответил стоя. – Я слушаю. Так точно.
Игорь задумчиво рассматривал камешки на асфальте, с ностальгией вспоминая, как легко работалось в конце девяностых. Когда неразговорчивых можно было прям на допросе нарядить в противогаз, перекрыть клапан и приложить головой о батарею, когда адвокату можно было сказать «А ну-ка, вышел отсюда!», когда трое бессонных суток ломали самых крепких, и помнил, как те морщились потом от шепота и дневного света, как становились податливыми пластилиновыми фигурками и подписывали любое признание... Да вся карьера Кашина развивалась и легко и логично, пока не появился на горизонте тот странный самоубийца. Игорь никогда бы и не узнал о нем, если б не был тот домашним гением, кстати, то, что это именно гений, они поняли, когда просмотрели обнаруженное видео его экспериментов. Кашин вспоминал с улыбкой лицо шефа, когда тот взглядом обманутого ребенка пялился в экран и всё повторял:
- А ну-ка еще раз!.. Давай сначала!.. Еще!.. Эт как?.. Да нееееет!!!...
На видео ученый поливал себя кислотой, толкал руки в муфельную печь, прыгал башкой вниз с лестницы, но в последний момент зависал над полом, и многое другое. Но самое главное, что вводило в ступор и ошеломляло шефа – испытуемый моментально регенерировал, да еще как! - он обретал абсолютно другой облик, казалось, даже походка менялась. Шеф даже пару раз вылезал из-за стола, подходил к зеркалу, рассматривал себя, критично поглаживая второй подбородок, и уныло протягивал:
- Даааа!
Но затем человек на видео взял пистолет, и смело, с уверенной улыбкой выстрелил себе в подбородок. Из затылка в стену вылетел кусок черепа, и этот трюк стал последним в его жизни.
Квартиру обыскали с особым усердием, и в тайнике в полу нашлись десять продолговатых флакончиков. Шеф построил все десять у себя на столе, рассмотрел каждый, многозначительно покосился на Кашина и вернул ему только девять. Следующим утром шеф отчего-то прихрамывал и на его крутом лбу появился аккуратный крестик из пластыря.
В итоге после нескольких совещаний и комиссий решено было жидкость изучить, что, кстати, оказалось совсем не сложно с химической точки зрения, и провести масштабные испытания препарата. Набрали несколько добровольцев из числа сотрудников Управления и полгода поили их зельем в разных пропорциях, мешая со всем подряд, включая спиртное. И результат не заставил себя ждать, один пьяный сотрудник сломал себе ноги, другой обжег руку, третий просто чуть не утонул. В итоге, еще через полгода, эксперимент закрыли, финансирование прекратилось, и у Кашина остались на память о нем пара десятков бутылочек аналогичного готового «продукта», который давно дискредитировал себя как волшебный эликсир, однако обладал прекрасным свойством утолять жажду. Пару бутылочек Игорь всегда возил в бардачке, вспоминал о них, стоя в пробке, потягивал понемногу, или просто брал с собой в пешие прогулки, чтоб не тратиться на сомнительный лимонад или разбавленное пиво.
В позапрошлый вечер он вызвался показать город двум командировочным из смежного филиала их организации. Сибиряки по-детски восторгались видами Питера через окно машины, затем решили прогуляться и вдохнуть воздух Невы со Стрелки Васильевского острова. Несмотря на поздний час, духота не отпускала город. Игорь, хлопнув бардачком, захватил бутылку воды, и пару минут спустя Дворцовый мост радушно улыбнулся ему и еще двум гостям Северной Венеции. Гости лыбились во весь рот, много фотографировали, смеялись, вели себя раскованно и непринужденно. Глядя на безногого инвалида, философствовавшего на тротуаре моста, Кашин вдруг почувствовал к тому какую-то симпатию, возможно, его покорил независимый вид или глубина его слов, а может быть, захотелось показать своим сибирским спутникам широту своей питерской души, одним словом инвалид стал богаче аж на один доллар. Один из сибиряков сказал:
- А у нас бомжи попроще, однако. Рубли берут.
Второй кивнул, соглашаясь. Игорь повертел бутылку в руках и, вернувшись, тоже отдал ее безногому, и тот без лишних церемоний поспешил насладиться ее содержимым. Что-то приятное загорелось в душе, и почему-то подумалось, что хранитель ключей от райских врат обязательно отметил этот поступок у себя в блокнотике, Игорю даже показалось, что он услышал скрип его пера.
Что-то подобное он испытал после развода с женой, но тогда была несколько другая ситуация, там Кашин был горд лишь тем, что освободил бедную женщину от присутствия в ее жизни такого недостойного подонка, как он. Теперь они уже четыре года жили отдельно, и созванивались иногда лишь затем, чтобы утолить свою жажду укусить и быть укушенным. Как ни странно, настроение после сеанса садо-мазо повышалось, и Игорь удобно усаживался на продавленный диван напротив телевизора с царствующим «Зенитом» и пшикал пробкой «Балтики-7». Женщины в его жизни из года в год занимали всё меньшую роль. Чаще всего первая ночь с ними сразу становилась последней. Они или уходили попить на кухню, чтоб не вернуться никогда, или засыпали в недоумении после пятиминутной пародии на секс, или хохотали истерически после безуспешных попыток реанимировать нефункционирующий должным образом орган, расположенный чуть ниже купеческого пивного животика. Так что с некоторых пор Кашин перестал пользоваться услугами противоположного пола и выходил из положения своими силами, что обходилось абсолютно бесплатно...
Обернувшись через какое-то время, Кашин увидел качающееся на перилах укороченное туловище инвалида. Он со всех ног побежал обратно, почти успел, даже коснулся колес тележки, но уже через пару секунд черная вода Невы, чавкнув, сомкнулась над телом инвалида и какой-то хрупкой девушки. Шокированные сибиряки смачно матерились за спиной, а один сказал:
- А у нас…
- Заткнись! – отрезал Игорь.
Примерно через пару минут случилось непредсказуемое. Нева под мостом вспенилась, побелела, и выплюнула человека атлетического сложения с девушкой на руках, который фантастически быстро поплыл, унося ее безвольное тело в сторону Петропавловской крепости. Никто даже не успел сделать снимков. Некоторое время тело девушки то появлялось на поверхности, то вновь ненадолго погружалось в глубину, развлекая воющую от восторга толпу. Прибывшую телевизионную бригаду Игорь легко ввел в заблуждение, и вот через каких-то полчаса тел псевдоутопленников на пляже Петропавловки уже не было. А спустя еще час они мирно спали в окружении капельниц в закрытой больнице одной очень засекреченной конторы.
14.
Холодильник виновато улыбнулся нахмуренному Климу, как бы извиняясь, что не может порадовать обилием разносолов. Лишь прокисшее молоко в дверке, засохшая сырная корочка да нечто осклизлое, в прошлой жизни называвшееся пекинской капустой. Клим подумал вслух негромко:
- Мдааа... Что ж, Бог видит, я не хотел этого.. – быстро оделся и тихо покинул квартиру.
Таня сладко потянулась, просыпаясь от давно забытого, чего-то такого родного, из детства, но умышленно не открывала глаза, пытаясь продлить это чувство и угадать, вспомнить. В памяти всплыли события прошедшей ночи, и она тут же распахнула глаза. Из кухни доносился приятный уху звук шипящей сковородки, а запах мгновенно напомнил, что кушать надо чаще, чем раз в сутки.
В детстве Таня обожала просыпаться по выходным под этот звук, любила еще в полусне дожидаться, когда мама приготовит на утро что-нибудь вкусненькое с тонкой хрустящей корочкой и позовет ласково: «Танечка! Завтрак!». Но чаще всего дотерпеть не удавалось, и она босиком в одной сорочке прокрадывалась на кухню и утаскивала с тарелки безумно вкусный горячий блин или нежный оладушек.
Таня оглядела полуразгромленную комнату, вспомнила, что творилось под утро на ее любимом ковре, и густо покраснела.
- Клим!.. Клим!..
Из кухни высунулась голова абсолютно неизвестного ей мужчины и сказала:
- Привет! Блины любишь?
Таня взвизгнула от неожиданности. Голова кивнула на лист бумаги на постели рядом с подушкой и исчезла. Надпись гласила: «Не пугайся. Это по-прежнему я. Клим».
Опять зашипела сковорода, и послышался знакомый мотив «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль...».
15.
Когда Таня вышла из душа, рядом с кроватью уже стоял журнальный столик с парой кружек горячего чая и дымящейся стопкой великолепных блинов. «Новый» Клим, щедро черпая из большой банки красную икру, любовно заворачивал оную в дырчатое тело блина и красиво укладывал на тарелку перед собой. Из другой банки ловко извлекал тоненькие подкопченные ломтики чавычи и проделывал с рыбой то же самое. Увидел Таню:
- Извольте отведать, барыня! – Улыбнулся. – Ну, где ходишь?! Налетай!
Горячий блин идеально сочетался с холодными, лопающимися во рту шариками икры. Таня даже глаза закрыла от блаженства, отхлебнула терпкого сладкого чаю, и сказала:
- Ну как же вкусно! Ммммм!!!
Клим рассмеялся:
- Ты с рыбкой, с рыбкой попробуй! Язык проглотишь! Странно, что чавыча в Красной Книге, но у вас в супермаркете продается. Чисто российский феномен! Страна парадоксов!
Таня откусила блин с рыбой и смогла только застонать от удовольствия. Приоткрыла глаза с легкой улыбкой и попыталась рассмотреть Клима. Лицо изменилось существенно, от того, вчерашнего Клима почти ничего не осталось, ну может только голос и комплекция. А в остальном – другой человек.
- Ну, а теперь рассказывай. Откуда деньги? Как понимаю, это связано с твоим новым обликом.
- Щас, погоди! – Клим бросил взгляд на часы, включил телевизор.
Ведущий криминальных новостей телеканала 100ТВ, злорадно улыбаясь, тараторил о сегодняшнем дерзком ограблении зала спортивной лотереи. Охранник с видом героя дня рассказывал, как неизвестный выхватил мешок с ночной выручкой у входа в зал и, получив две пули в спину, тут же прыгнул в Канал Грибоедова, после чего не всплыл. Ведущий добавил, что водолазы уже обследуют дно.
Клим усмехнулся:
– Вот врет. Не попал он ни разу из шести выстрелов. Понаберут, кого попало. – И продолжил завтрак.
- Ты с ума сошел! – Таня заволновалась. – А если бы попал? И вообще, грабить – это плохо! Кто тебе право дал?
- Тихо-тихо, объясню. Ты понимаешь, что скрывается за вывеской «Зал спортивной лотереи»?.. – Подумал секунду, решил съесть еще один блин. – Да тот же самый зал игровых автоматов. Знаешь, сколько чиновников кормится на этом?.. Ну и вот. Эти деньги – просто откат. А тут вот я – здрасте. Так что не надо печалиться и забивать себе голову, в сиротский дом это не предназначалось. – Хлебнул чаю. – Эх, хороши блины!.. Надо б нам гардеробчик обновить, кстати...
Затем засмотрелся на гибкий стан Тани, которая взялась убирать посуду, поймал ее руку... Таня округлила глаза:
- Нет!!!
- Да!!!
...
Кошка привычно устроилась за шкафом.
16.
Определить место проживания гражданки Соболевой Татьяны Николаевны оказалось несложно. Достаточно было только пробить номера машины, которую эвакуировали с Дворцового моста в тот злополучный для Кашина вечер. Крикунов, старательно артикулируя, зачитывал Танин адрес.
- Улица Ломоносова... Аааа, я знаю, это где Пять Углов, - обрадовался как ребенок.
- Слушай, Боря! Это место все знают, даже приезжие из какого-нибудь Харцызска. Ты до хера суетишься.
- Игорь Сергеич, а разрешите, я с Вами поеду? Страховать тылы, так сказать... - Кашин поднял от стола такой взгляд, что Крикунов стушевался, как подросток у доски. – Буду стараться...
- Боря, вот ты парень хороший, конечно, но есть одно противопоказание – не надо тебе стараться, понимаешь? В последний раз, когда ты постарался, мы потеряли, сам знаешь кого. Потому сиди тихонько в кабинете, отчеты пиши, архив разбери, смахни пыль веков. Ну, ты понял, да? – Поднявшись, Кашин потянулся и вышел из кабинета под грустным взглядом помощника. Дверь хлопнула, через пару секунд резко открылась вновь.
– Ладно, поедем, будешь патроны подавать да трупы оттаскивать. – Игорь усмехнулся.
Крикунов, не веря своему счастью, подпрыгнул вместе со стулом, ломанулся к выходу и благополучно налетел на торец двери. От исполинского удара закачалась вся стена, Игорь даже зажмурился от страха.
Через пару минут Боря, сидя в машине Кашина, изрядно потрепанный, но не побежденный, зажимал салфеткой опухший разбитый нос. Кашин, вел машину, настороженно поглядывая на огромную шишку на низком Крикуновском лбу и на быстро пропитывающуюся кровью салфетку.
- Боря, иногда я тебя боюсь. Ты непредсказуем и неудержим, как понос. – Тот робко улыбнулся. – Иногда я просто кашлянуть боюсь в твоем присутствии. Мы еще не доехали, а тебя уже хоть в госпиталь вези.
- Не-не, я нормально! – Спохватился тот.
Кашин, прищурясь, посмотрел на помощника, вздохнул обреченно, но так ничего и не сказал до самого Таниного дома...
17.
Старушка с глазами особиста одной рукой держала у глаз очки в роговой оправе, перемотанные синей изолентой, в другой – Кашинское удостоверение. Внимательно прочитав каждое слово, включая росписи и надписи на печатях, она, несколько раз сверив старую фотографию Кашина с нынешним его обликом, резюмировала:
- Худой был... А тебе чего, болезный? – обратилась к Крикунову. Тот начал судорожно доставать удостоверение. – Да ладно, не суетись. – Боря даже немного оскорбился. - Заходите.
Вкусно пахло пирогами, Кашин даже услышал, как сглотнул слюну его помощник. Старушка в белом фартуке стояла перед ними, как палач, скрестив руки на груди.
- Ну как же?! Появилась Танька-то, появилась. Девка-то хорошая она, но спать сегодня я не могла. Мужик у нее был нынче ночью. Не иначе хороший мужик-то. Уж так кричала, так кричала... Ммммм... Белугой кричала полночи Танька. Я аж себя в молодости вспомнила... Ну, а что? Всякое было... И мы молодыми были. А Николай мой, - она вытерла глаза уголком фартука, - Царство Небесное, уж больно горяч был, хоть и не бусурманин. Бусурмане они часто погорячее наших-то бывают. Помню, девкой еще, как выйдем поутру из комнатушки-то нашей, я со стыда сгораю, а свекор-то так глазами и зыркает, так и зыркает, а свекровка вся красная, глаз не поднимат...
Кашин начал постепенно толкать Борю к выходу. Бабуля это заметила и серьезно сказала:
- Понимаю - служба... Пироги будете?
Это был коварный удар. Игорь остановился, желудок предательски заурчал, Крикунов закивал как конь, и решено было дослушать историю до конца.
Через полчаса, когда живот Кашина трещал по швам, а Крикунов дремал за столом, прижав ложку к шишке на лбу, старушка перешла к тысяча девятьсот семьдесят третьему году.
- ... а при Брежневе мы жили хорошо...
- Стоп! – прервал ее Игорь. – Простите, служба! Сами понимаете.
Когда они покидали квартиру, мимо, наверх проходила шумная улыбающаяся парочка с несколькими яркими пакетами, мужчина лет тридцати пяти спортивного вида и худенькая симпатичная девушка. Бабушка за спиной оживилась:
- А вот она, Таня-то! Танечка, это к тебе!.. Хороший жених у тебя!. И не бусурманин!..
Дальше ход событий ускорился в разы. Незнакомец, швырнув пакеты в лицо Кашину, схватил девушку за руку и с удивительной скоростью увлек ее вверх по лестнице. Игорь с Крикуновым устремились за ними и вскоре услышали, как хлопнул чердачный люк.
Спустя минуту, грохоча башмаками, они бежали по коричневой крыше, задевая растяжки антенн и пугая редких птиц. Кашин с грустью смотрел на увеличивающееся расстояние между ними и беглецами, морщился от покалывания в боку, завидовал спортивной форме преследуемого. «Конечно, с такой фигурой баб только выбирай, не ленись. Тут уж и жизнь совсем по-другому сценарию потечет...» И вдруг в этот момент прямо над его ухом что-то бахнуло так, что Игорь присел. За спиной улыбался довольный Крикунов с дымящимся пистолетом в руке. Спортсмен оглянулся, схватился за плечо, обнял девушку и, кувыркаясь по скату крыши, они, как большой рулон рубероида, рухнули вниз.
- Боря, - тихо произнес Игорь, присев на конек крыши и закурив, - выбери себе смерть сам лучше. – Боря часто-часто моргал, нервно натянуто улыбаясь. – Если ты не умрешь сейчас, шеф тебя цинично изнасилует, а потом убьет. Нет, сначала убьет, а потом уже надругается над твоим глупоголовым телом... – Боря чуть не плакал. – Иди, глянь лепешку! – Кашин кивнул в сторону, куда упали беглецы.
Крикунов подполз к краю, долго смотрел, повернул ошарашенное лицо.
- А их там нет, Игорь Сергеич! – Улыбнулся радостно. - Нет лепешки-то...
18.
Торговый комплекс шелестел эскалаторами, переливался голосами покупателей и праздно гуляющих, пищали сканеры и голосили охранные устройства, по галереям соблазнительно витал запах кофе и фастфуда со всего света. Клим с Таней вели себя как обычные молодожёны, обнимались, много шутили, пили пиво, бездумно тратили деньги, примеряя всё подряд, и подолгу целовались в примерочных.
Наконец, спустя несколько часов большой магазин отпустил счастливую парочку, и они весело зашагали по Невскому, размахивая разноцветными пакетами и упиваясь этим прекрасным днем.
В подъезде Клим подхватил Таню на руки, донес ее почти до третьего этажа, опустил на ступеньку, опять поцеловал, прижав к себе, и они поспешили домой от внезапно накатившей страсти.
Дверь квартиры на третьем этаже открылась, и двое незнакомых мужчин остановившись на пороге, впились глазами в лица влюбленных. Один был нескладный, долговязый, с жирафьей походкой, лет двадцати семи, с взглядом спаниеля. Другой, другого забыть было невозможно. Он был лет сорока пяти, среднего роста, с оплывшей бутылкообразной фигурой, в дешевых джинсах и в застиранной сиреневой футболке, натянутой на рыхлый живот. Прячась под козырьком синей бейсболки, которая, похоже, вообще никогда не снималась, глаза поражали своей безнадежной глубиной. Даже повеяло каким-то потусторонним холодком. Клим узнал эти глаза, и сразу вспомнил всё.
- А вот она, Таня-то! Танечка, это к тебе!..– Из дверей квартиры выглянула соседка. Незнакомцы заметно оживились, у молодого вообще перехватило дух. Не думая ни секунды Клим швырнул охапку пакетов и коробок с одеждой прямо в синюю бейсболку и потащил Таню вверх по лестнице. Соседка ахнула и хлопнула дверью, будто выстрелила из пушки.
Через минуту они уже мчались по покатой крыше, громыхая кровельным железом, цепляя растяжки антенн. Преследователи явно отставали, Клим слегка успокоился. Внезапно что-то обожгло плечо, Клим схватился за рану, оступился, привлек к себе Таню и, обнявшись, они покатились к краю крыши. На этот раз летели, молча, просто зажмурившись. Как только падение прекратилось, взялись за руки и скрылись в арке, спешно покидая двор. Задыхаясь, парочка бежала по Загородному, обгоняя прохожих и ползущие автомобили.
- Всё! Не могу больше! Хоть режь меня.. – Таня отняла руку, села прямо на ступени какого-то магазина, подняла глаза на Клима, замерла на секунду, потом закатилась таким смехом, что минуту просто не могла дышать, не то, что говорить.
- Тааань, ну что за дела? – Обиженно произнес Клим и не узнал своего голоса. Таня, услышав его голос, захохотала еще громче и повернула его к витрине. В отражении стояла девушка в его, только что купленной одежде. Клим моментально вспотел. Таня чуть не лежала на асфальте.
- Что за дела?!! – Клим расстроено моргал длинными ресницами, потом потрогал свою небольшую упругую грудь. Чтоб не расстраиваться, ничего больше проверять не стал. Внезапная мысль осветила его лицо. – Пойдем, - схватил Таню за руку, затащил в какой-то двор и приказал: - Раздевайся!
- Ты что дурак? Или дура? – опять захохотала Таня.
- Давай быстрей! У меня появилась идея...
Они быстро поменялись одеждой.
- Купишь ноутбук и пару телефонов. Жди меня к закрытию у входа в Торговый комплекс... Да, и одежду опять прикупи.. – Подмигнул, блеснул белоснежной улыбкой и исчез за углом.
19.
Кашин выслушал десятиминутный телефонный монолог шефа, поежился, представив экзекуции, какими грозил шеф, самая безобидная из которых была «хорек вам обоим в задницу», показал кулак перепуганному Крикунову, отключился и потерянно сел на скамейку.
- Боря! Мой ущербный друг, Боря! Хреново мне, Боря! – закурил. – Мне систематически, с завидной периодичностью не везет в последние дни. Но больше всего меня напрягает, что в моих неудачах прямо или косвенно участвуешь ты. Посему, позволь мне провести остаток этого дня в одиночестве, without you, одним словом. – Крикунов опять закивал, как конь. Игорь протянул ему ключи. – Машину забери. Завтра утром подхватишь меня дома. Всё, давай.
Боря радостно двинулся к Игоревой машине, вдогонку тот добавил:
- И это.. Не забудь разбить.. Иначе будешь анально наказан, Борюся. – Боря открыл, было, рот для оправданий, но Игорь перебил: - Всё!
Через час, когда был ополовинен уже второй графинчик с водкой, а Кашин, не снимая любимой бейсболки, задумчиво развлекался тем, что терпеливо ловил в тарелке непослушных маслят, в кафе зашла ОНА. Мягко ступая маленькими белыми кроссовками, демонстрируя красивые ноги и не менее красивую попку из-под провокационно коротких джинсовых шортиков, она моментально приковала к себе взгляды мужчин и настроила против себя женщин. Уверенно оглядев зал, двинулась в сторону Кашинского столика и по-хозяйски уселась напротив.
- Привет!
Кашин уже не помнил тех волшебных дней, когда девушка вот так запросто, без магического участия денежных знаков добровольно сидела с ним за одним столиком и улыбалась так, будто послезавтра у них свадьба. Игорь самодовольно обвел победным взглядом помещение, самооценка рванула вверх, захотелось кутить, делать глупости и сорить деньгами.
- Привет, малыш. – Устало произнес Кашин, вкладывая в тембр как можно больше шарма. – Может этот незатейливый напиток поможет нам сократить дистанцию? – Кивнул небрежно на графинчик.
- Всё может быть в этой жизни. – Низким грудным голосом ответила прелестница. Игорь расплылся в довольной улыбке.
- Официант, еще приборы и рюмочку для моей спутницы.
- Нет, - девушка вернула официанта, - лучше пару стаканов.
- Оооо, да ты замочек с секретом, - разулыбался Кашин и попытался поймать ее руку. Она уклонилась.
Когда принесли все необходимое, Кашин начал наливать водку, хитро глядя на соседку. Налив граммов по сто он поднял тост:
- Когда встречаются два одиночества, они просто обязаны скрасить существование друг друга! Предлагаю выпить за логичное завершение этого вечера!
- Надеюсь, что ты еще будешь на что-то способен, пупсик. Кажется, ты уже чересчур пьян. Хотя мой бывший, из прошлой жизни, выпивал литр и мог легко декламировать Бодлера, одновременно крутясь на турнике. Ничего его не брало. – Восхищенно произнесла девушка.
- Ха, видишь ли, крошка, - свысока начал оскорбленный до глубины души Кашин, - когда я за раз выпивал литр, родители твоего бывшего еще и не целовались. Веришь?
Девушка недоверчиво улыбнулась, не желая обидеть собеседника. Кашин слил с графина остатки водки к себе в стакан, затем забрал водку соседки.
- Для эксперимента! – Поучительно поднял палец вверх и наполнил свой стакан по самый край. – Я верну! Официант! Еще сто грамм девушке! – Выдохнул шумно. - Показываю!
Через пять минут хрупкая девушка подхватила невменяемого мужчину под мышки из-за стола, а еще через минуту они растаяли в фиолетовых сумерках летнего вечера.
В такси пьяный Кашин, в одиночестве болтаясь на заднем сиденье, двенадцать раз повторил свой адрес, строго грозил пальцем таксисту, косившемуся на красивые коленки его спутницы, и приговаривал: - Да моя ты сладкая! Теперь заживём!..
Когда подъехали к дому, Игорь мог лишь мычать, а когда открылась дверь его квартиры, он просто ушел в себя. Прямо в прихожей. Взял и ушел. И только богатырский храп сотрясал стены этой пятиэтажки.
Девушка бессердечно перешагнула расплывшееся тело, прошла в комнату и включила компьютер. Через полчаса входная дверь, щелкнув, навсегда разделила ее с несостоявшимся любовником.
20.
Часы показывали полночь, когда Клим, притягивая взгляды сверхкороткими шортиками и белыми кроссовками, подошел (или, точней, подошла) к Торговому комплексу и сел рядом с Таней.
- Наконец-то. Что делаем дальше, подруга? – Устало вздохнула та.
- Лично я хочу в туалет. – Заявил девушка-Клим.
- Так в чем же дело?
- Я не умею ей пользоваться и не собираюсь привыкать! Да что там, я боюсь даже на ноги себе взглянуть!
Таня опять закатилась от смеха. Он укоризненно посмотрел на нее.
- Ладно, дай мне одежду.
Спустя пять минут из соседней арки уверенно вышел незнакомец, улыбнулся Тане и уверенно взял ее за руку. Еще через минуту парочка поплыла в потоке туристов по почти никогда не спящему Невскому.
Где-то на улице Восстания их приютила маленькая частная гостиница. Отсутствие паспортов ничуть не смутило женщину на ресепшне, ее лишь волновало, чтоб клиенты не передумали, тем более пара лишних купюр уже так удобно расположились в сумочке и обещали назавтра незапланированный шопинг.
Утомленная бесконечным днем, Таня уснула сразу, а Клим, нависнув над компьютером, долго изучал содержимое какой-то флешки. Несколько раз вскакивал, ходил возбужденно по комнате, опять падал на стул, опять всматривался в экран. Ближе к рассвету, наконец, резюмировал:
- Они от нас не отстанут... Увы, но это начало конца... Мдаа, угостился минералочкой... Эх, Сошников, что ж ты натворил? Зачем ты это изобрел?!.
21.
Ночью много стреляли и топали. Затем кто-то маленький и лохматый взял огромный ржавый гвоздь и начал выцарапывать прямо на внутренней стороне Кашинского черепа:
«Когда нет денег,
Нет любви.
Такая сука
Се ля ви.…» * (Сергей Шнур)
«Бодлер..» - почему-то безошибочно определил Кашин, морщась от боли... Затем тот маленький и лохматый начал весело прыгать у него на животе, отчего съеденные вечером продукты настойчиво заколотились в глотку, как разъяренные соседи снизу. Потом чёртик начал визжать, обнажив желтые клыки, сначала коротко и скромно, затем все протяжнее, пока визг не превратился в сплошной пронизывающий штырь...
Кашин с трудом открыл глаза, обнаружил себя на полу в прихожей среди россыпи пыльных башмаков, а он ненавидел грязную обувь, и поморщился. Прямо над головой надрывался дверной звонок, просто нарезая мозги на тонкие дрожащие ломтики. За дверью оказался неунывающий Крикунов.
- Здрасте, Игорь Сергеич! – скромно протискиваясь в квартиру, сказал Крикунов. – А я звоню-звоню! Думал, вы уже уехали на маршрутке можт...
- Ага, щас... Всё бросил и на остановку, сломя голову... – Хмуро съязвил Игорь. – В комнате посиди, оптимист ты наш. Я сейчас.
Прохладный душ понемногу включал голову, отсек за отсеком. Наконец, в памяти замелькали фрагменты вчерашнего вечера, но общая картинка никак не складывалась. «Была девка... красивая очень.. Водка.. много.. Машина.. Такси что ли?.. Потом маленький лохматый... Точно! Еще Бодлера читал... Потом орал... как потерпевший орал... ТьФу ты, хрень какая-то!». Вытершись, натянув свою сиреневую несвежую футболку на спущенный шарик живота, Кашин прошел в комнату.
Крикунов, скромно сложив руки лодочкой меж жирафьих колен, виновато сидел около включенного компьютера. На экране чернела крупная надпись «ОСТАВЬ НАС В ПОКОЕ!!!!!!!!».
- Игорь Сергеич, это не я! – Он сделал честные глаза. – Клянусь, тут так было!
Кашин оттолкнул Крикунова, начал судорожно перебирать файлы. Информация об эксперименте полностью отсутствовала. Игорь зарычал так, что дернулась штора, Крикунов поежился и покосился на дверь.
- Нуу, сууучкаааа!!!.. Как пионера сопливого!!!.. Я должен был сразу понять!!!.. Я найду тебя!!!
Кашин замолчал также внезапно. Он сидел, неподвижно глядя в пол, три минуты показались его помощнику вечностью. В голове у Игоря шла огромная работа мысли, наконец, он поднял голову и сосредоточенно заговорил. В голосе появилась жесткость и уверенность.
- Так, Боря, запоминай. На квартире их нет, это точно. Я уверен, что они где-то в центре, в радиусе километра от Московского вокзала. Снять квартиру поздно вечером довольно проблематично. В крупные гостиницы они не пойдут – палево, да и документов у них нет. Остаются только маленькие. Шансов мало, но есть. – Крикунов смотрел на своего шефа, как на бога. – Фотографию девки размножить. Возьми себе пару человек, поднимай всех осведомителей, всем обещай денег. В дешевую гостиницу они не пойдут, средства у них есть, поэтому на дешевые время не тратьте. Отрабатывать только двухместные номера. Звонить мне. Заберешь мою машину. Всё.
- Игорь Сергеич, а...
- Боря, - перебил Кашин. – Я уже хочу видеть, как ты бежишь по лестнице, топая ногами.
Кашин задумчиво подошел к окну, понаблюдал, как лихо вылетел из подъезда придурковатый, но целеустремленный Крикунов, достал табельный пистолет и в полной тишине принялся не спеша сосредоточенно чистить его, сжав тонкие губы, время от времени поднимая глаза на тарелку настенных часов - злые, беспощадные, как пропасть глаза...
К концу дня позвонил перевозбужденный Крикунов.
22.
Таня проснулась в полдень. Долго рассматривала спящего рядом мужчину, пытаясь привыкнуть к новому образу Клима. Тот лежал на спине и сладко подхрапывал. Все-таки было что-то неуловимо похожее во всех его перевоплощениях, Таня не могла понять, что именно, но была уверена, что обязательно узнала бы его в толпе, ей уже нравилась эта игра в перемены. Она внимательно вглядывалась в его легкую равномерную седину, которая придавала волосам приятный серый оттенок, аккуратно провела пальцем по линии его бровей, остановилась на красиво очерченных губах, коснулась легкой небритости щек и волевого подбородка. Потом привстала и легко поцеловала его в краешек глаза, затем в уголок губ, затем в ямочку на шее, в живот, потом спустилась еще ниже и уже не смогла остановиться... Клим застонал и начал жадно хватать воздух ртом, подрагивающими руками прижимая к себе Танину голову... А потом солнце погасло... сердце заколотилось сразу во всём теле... неуправляемая волна животного удовольствия отключила Климу конечности и вырвалась наружу пульсирующими судорогами...
- Что ты со мной делаешь? – Выдохнул Клим, когда Таня вернулась тем же путем и удобно расположилась на его плече. – Я отомщу!
- Ну, отомсти! – распутно улыбнулась девушка.
...
Через час они стояли, обнявшись, в душевой кабине и не могли насытиться захлестнувшим их чувством.
...
- А что дальше, Клим? Каким ты видишь будущее? – спросила Таня, когда он заботливо, как ребенка, вытирал ее большим белым полотенцем.
- Я думаю над этим. – Вдруг посерьезнел Клим. – Но нельзя пускать всё на самотёк. Я думаю, что будущим нужно управлять, проигрывать каждое движение, иначе нас точно поймают.
- Хотя... – Таня грустно улыбнулась, – даже если б жизнь кончилась прямо сейчас, я бы и то благодарила судьбу, что она подарила мне эти несколько сумасшедших дней.
- Дура! – Клим занервничал, – Даже думать не смей! – звонко хлопнул ее по голой попе и вытолкал из ванной. - Марш одеваться! Пойдем, покушаем, а то сегодня я только теряю калории. Видел я тут на Суворовском отличный китайский ресторанчик. Мммм! У меня уже слюна пошла.
Когда закрывали номер, соседи, парочка их возраста, тоже вышли в коридор. Женщина была очень раздражена, мужчина, напротив, с неподкупным интересом пытался лучше рассмотреть Таню. Дежурная на ресепшне покраснела и стыдливо опустила глаза. Лишь на улице получилось рассмеяться во весь голос.
23.
Город встретил своей обычной суетой и, наверное, почти ничем не отличался от самого себя лет сто назад. Те же дома, те же лица, те же проблемы.
Хлопнула дверь парадной. Клим с Таней, обнявшись, двинулись вдоль домов. Из черного Пассата с другой стороны улицы вышел высокий долговязый парень, лет двадцати семи, и, пристально глядя на парочку, начал, как-то очень по-жирафьи бросая ноги, переходить дорогу. Клим узнал его моментально. Дернув Таню за руку, он успел затащить ее в только что случайно открытую дверь ближайшего подъезда, не обращая внимания на ворчащего старика с мордастой собакой. Задыхаясь от волнения, они выскочили на разогретую летом крышу дома и остановились от неожиданности. В каких-то пяти метрах от них, потягивая сигарету, прямо на коньке крыши сидел Игорь Сергеевич Кашин, небрежно поигрывая пистолетом в правой руке.
- Как по нотам, однако. – Подмигнул он недобро. – Мастерство не пропьешь, да?.. Ну не может всегда везти, ребята. Так не бывает... Лето – оно ж не вечно... И жизнь – не всегда сказка... Помните как у Хемингуэя: «Любая сказка, если рассказать ее до конца, заканчивается смертью»... Увы! И этого не отнять... Рано или поздно приходит день расплаты... Боюсь, что для вас сегодня это именно тот день... Люблю свою работу именно за эти моменты... Я даже чувствую себя немножечко Богом... – Улыбнулся.
- Слушай, ты, немножечко Бог, - Клим начал заводиться, - просто оставь нас в покое!
Кашин оживился:
- Ах, да! Читал, читал твое послание. Кстати, здорово ты меня провел вчера. Ну, молодец, сумел сыграть на моих низменных инстинктах. Браво! – он показал большой палец. Зло сверкнул глазами. – Но не стоило тебе так унижать меня...
- Пожалуйста, просто дайте нам исчезнуть! – попросила с надеждой в голосе Таня.
- Увы, не могу, радость моя. Я всего лишь винтик, как это ни банально звучит... Обратный отсчет уже идет... Всё крутится... Круг сужается... Вам не уйти, даже если я вас отпущу сейчас... Это система... Вы нужны ей, и она не отпустит... Ты, - Кашин кивнул Климу, - ты получил дар, и ты успешно пользуешься им. Такая самостоятельность не прощается... Мы должны понять, почему препарат сработал только на тебе. А ценность этого исследования я не буду вам объяснять. А ты, милое дитя, - он кивнул Тане, - ты уже слишком много знаешь, чтобы жить. Прости.
Кашин в очередной раз манерно затянулся, Клим, молниеносно, с огромной кинетической энергией, выбросил тренированное тело прямо на него. Игорь потерял равновесие от удара, упал на спину, и выбитый пистолет пополз по скату крыши. Взявшись за руки, беглецы мчались, не чуя ног, когда звук выстрела наполнил воздух. Клим отчетливо слышал, как разрезает пространство и вращается в нем раскаленный кусочек свинца. Он быстро оглянулся - на самом краю крыши стоял Кашин, замерший в классической стойке стрелка.
А затем Клим увидел, как споткнулась и упала, навзничь, Таня. Она лежала с недоумением на лице, такая маленькая и беззащитная, прижавшись щекой к нагретой летом поверхности крыши, так и не успев поблагодарить судьбу за несколько удивительных дней счастья.
Клим пытался помочь ей встать, растерянно тянул ее за руку, тряс ее плечо, сначала легко, а потом всё сильнее и сильнее пока не заметил маленькую дырочку прямо посреди ее затылка и густой красный ручеек, спешащий к водостоку.
- Неееееееет!!! – Закричал Клим, развернулся и бросился на Кашина.
Он видел, как ненавистно, с каким садистским удовольствием тот нажимает на спусковой крючок, как медленно летят мимо все оставшиеся одиннадцать пуль, видел, как глаза Кашина наполняются страхом. В последнем прыжке Клим успел сбить его с ног, и они полетели навстречу равнодушной брусчатке маленького питерского двора.
Кашин страшно надрывно кричал в полете, пытался зацепиться за Клима, но тот лишь брезгливо оттолкнул его руку...
Когда приехала карета скорой помощи, вызванная заплаканным Крикуновым, Кашин уже не дышал. Он лежал в луже собственной крови и смотрел, смотрел неподвижно на нависшие над крышами облака своими холодными, беспощадными, как пропасть глазами... Начался дождь.
24.
Квартира еще хранила ее запах. Незримо Таня была во всем. Каждый сантиметр кричал о ней, каждая вещь, каждый цветок, кошка терлась о ноги и вопросительно заглядывала Климу в глаза. Он долго держал в руках Танину фотографию, целовал, прижимал к груди, затем лег на ее любимый ковер, и мечтал умереть, утопая в ее запахе. Казалось, что сейчас щелкнет замком входная дверь, и он услышит: «Мусенька, девочка моя! Скучала!».. Потом в комнату войдет улыбающаяся Таня, упадет на ковер, положит голову ему на плечо, и боль уйдёт. Но время шло, небо темнело, Луна виновато вздыхала за стеклом, ничего не происходило, тревога росла и еще сильней сжимала грудь. Бесшумно подошла кошка и, свернувшись клубком, легла рядом, изредка поглядывая на Клима. Он смотрел на зеленые огоньки в ее глазах, мучился, вспоминал, бесшумно плакал, пока усталость не сомкнула его веки.
Таня сидела рядом, поджав ноги, и улыбалась, гладя его волосы. Клим уткнулся в ее колени и заплакал как в детстве.
- Не надо. Не плачь.
- Это я виноват. Я! Я должен был предвидеть..
- Нет. Ты не мог предвидеть.
- Я не смогу один тут. Что мне тут делать?
- Всё давно предрешено, но на будущее можно влиять. Помнишь, ты мне говорил?
- Да, помню. Что ты хочешь этим сказать? Это подсказка? Что я должен сделать? – Клим открыл глаза, явственно ощущая пальцы в своих волосах. Тишина глубокой ночи. На ковре – лунный квадрат окна и фотография улыбающейся Тани, удивительно теплая на ощупь. Клим встретился глазами с кошкой и подумал, что явно недооценивал этих животных. Стало немного жутко. Но боль притупилась, робкая надежда заставляла усиленно работать мозг. «Что, что она имела в виду? Что я должен сделать?». С этими мыслями он забылся под утро, так и не найдя ответа.
25.
Весь следующий день он думал, бесцельно бродил по городу, стоял на мосту, вспоминая всё до последней мелочи, нещадно перекапывая себя. В конце концов, напился в какой-то забегаловке, с трудом добрался до дома, опять плакал, разговаривал с фотографией, с кошкой, с Луной, наконец, заснул на ковре, вдыхая запах его хозяйки.
Прохладное утро принесло уверенность. Клим верил своей интуиции и чувствовал, что именно сегодня он находится на пороге разгадки. Что-то должно произойти, непременно что-то произойдет очень скоро. Несмотря на количество выпитого вчера, Клим чувствовал себя отдохнувшим, мозг работал отточено и безупречно. Он, как идеальный механизм, планировал, моделировал, сопоставлял, затейливо сплетал мысли в хитроумную сеть, окутывая проблему, отсеивая ненужное, складывая сложнейший пазл из минимума полезной информации. В кармане нашлась флешка, и Клим почти целый день досконально изучал ее. Несколько раз перечитал подробнейшее досье на ученого.
Как оказалось, за свою жизнь, за все свои тридцать два года, ученый-химик Павел Петрович Сошников не отличился ничем, что могло бы хоть как-то сдвинуть науку. Скорей наоборот, чрезмерное увлечение эзотерикой, которой он заболел еще в школьные годы, очень мешало продвижению по службе. Являясь постоянным объектом насмешек, он так и не женился. Единственным сексуальным опытом, еще в семнадцать, была его связь с толстой соседкой по коммуналке Эдвигой Валерьевной. Та долго и недвусмысленно домогалась худенького очкарика, наконец, улучив момент, угостила студента Пашу смородиновой наливкой собственного производства, затем собственноручно отнесла его полубесчувственное тело в свою комнату и грубо овладела им. В моменты пробуждения Паша с ужасом смотрел на колышущуюся на нем гору живого мяса, беспомощно моргал, когда исполинские груди с невероятно большими черными сосками били его по лицу, зажмуривался от капающего пота с алчной физиономии Эдвиги Валерьевны, и терпел. Утром, вылезая из-под обессилевшей ненасытной смоковницы, студент раз и навсегда утвердился в мысли, что женщины не стоят того, чтоб тратить на них жизнь и с головой ушел в манящие глубины оккультизма и эзотерики... В тридцать после реорганизации их НИИ, Павел Петрович благополучно потерял работу, и, перебиваясь случайными заработками, вроде расклейки листовок по подъездам и не отказываясь от части пенсии больной мамы из Новосибирска, наконец, занялся своими опытами в маленькой съемной квартирке на окраине Питера. Не удалось определить, чьими трудами он воспользовался при создании препарата, однако оный был создан, поражая простотой своей формулы и своим парадоксальным действием, но, как выяснилось позже, исключительно лишь на своего создателя. Павел Петрович видел Божий промысел в своей удаче, а может, и дьявольский, но это его не волновало, он чувствовал себя сверхчеловеком и упивался собственной неуязвимостью. До тех пор, пока не достал из тайника увесистый пистолет, который еще в конце горячих девяностых внезапно выпал из окна где-то на Литейном и обрел нового хозяина в лице студента Сошникова. Так, облитый машинным маслом и бережно завернутый в пакет, пистолет Стечкина дождался своего часа и выполнил возложенную на него миссию безукоризненно. Увернуться от пули, выпущенной таким оружием в подбородок, оказалось невозможно, и соседи, будучи понятЫми, один за другим упали в обморок при виде лужи крови, огромной дыры в затылке мало похожего на себя Петровича и россыпи кусочков мозгового вещества на полу...
Чем больше Клим погружался в материал, тем больше убеждался, что единственный выход мог быть только одним.
26.
Клим опять много бродил по городу, вслушивался в его вечную суету, разговоры прохожих, шелест ветра, шум разбивающихся волн о гранитный парапет Стрелки, неумело шептал молитвы перед чудотворной иконой Богородицы, искал и искал неутомимо очередную подсказку, ждал случая, который, наверняка, был прописан в Книге Судеб.
Как-то на седьмой день отчаянья и неусыпных надежд, сидя на скамье у Казанского Собора, грустно рассматривая фонтан, потешные лица китайских туристов, ряженого Петра, предлагающего фото с ним за триста рублей, Клим совсем не обратил внимания, на старушку, подсевшую рядом.
- Милок! Пожертвуй Христа ради, ибо принял он на себя наказание за грехи наши, жизнь свою на кресте отдав!
Клим выгреб из кармана всю наличность и, не глядя, протянул соседке. Та даже не повернулась к деньгам, достала из сумки батон и привычными движениями принялась крошить его голубям. Те раскачивались при ходьбе и лоснились от собственной важности, упитанные, как индюки. Эти птицы напомнили что-то неуловимое из недавнего прошлого, Клим замер, рука с деньгами зависла в пространстве, рядом сидела старушка из спецбольницы.
- А ты не изменился. – Она поправила косынку и бросила голубям еще кусочек мякиша.
- Вы меня помните? Как Вы меня узнали?? – опешил Клим. – Я ведь совсем другой!
- Эх, милок! Да кабы я глазами на людей смотрела, да не могла б кой-чего, не пришлось бы нам свидеться в том парке-то. Ну, давай, рассказывай... Потерял девку-то?
- Она умерла.. – Клим опустил голову. – Откуда Вы знаете?
Клим с надеждой взглянул в ее хитрые глаза.
- Так что тебе мешает? В мире ничего нет неизменяемого...
- Вы не понимаете! – разнервничался Клим. – Ее больше нет! Ее убили! Нельзя жить с простреленной головой!
- Не услышал меня. – Она убрала батон в сумку. - Останови Сошникова.
Клим округлил глаза.
- Как Вы узнали?
Старушка улыбнулась, взяла его руку.
- Да ты только о нем и думаешь. Иди. Прямо сейчас. У тебя получится.
- Куда??!!
- Ты знаешь куда. Но у тебя только два часа. Помни об этом.
И тут Клим заметил перемены вокруг. Он вскочил со скамьи, начал оглядываться. Город стал серым, несмотря на яркое солнце. Почти из каждой машины «Белый орел» пояснял, что категорически нельзя быть красивой такой. А паренек с соседней скамьи настаивал голосом Лагутенко:
- Утекай! В подворотне нас ждет маньяк
Хочет нас посадить на крючок...
Ла-ла-лай, ла-ла-ла-ла-ла-лай
Утекай! *
Иномарок было существенно меньше, российский автопром правил бал.
Бабуля исчезла, не было ни голубей, ни хлебного мякиша, да и сами скамьи выглядели несколько иначе. Напротив выжидательно стоял мужчина неопределенного возраста с внешностью спившегося, но не сломленного интеллигента: пятидневная седая щетина на худом лице, гнутые очки, поношенный серый в крапинку пиджак, как воспоминание о лучшей жизни, пошарпанный значок об окончании технического ВУЗа, как единственная гордость, блистал на солнце.
Удивительно хорошо поставленным баритоном он поинтересовался:
- «Спид-Инфо»? «Мегаполис-Экспресс»? «Лиза»? или предпочтёте выбрать сами? – и услужливо, но с чувством собственного достоинства, раскрыл большую сумку. Клим взял газету, нашел дату, прочитал вслух:
- Седьмое июля девяносто седьмого года... Свежая?
- Да, безусловно! Вы же видите дату... Будете брать?
Клим покачал головой:
- Спасибо, может быть в следующий раз.
Мужчина привычно захлопнул сумку и переместился к следующей скамье.
Клим взглянул на часы, подумал «В четыре я должен вернуться», и быстро зашагал в сторону Сенной площади.
27.
Клим взволнованно ходил по периметру маленького колодца, часто поглядывая на часы, когда в арке показался знакомый силуэт. Не узнать Сошникова было невозможно: потерянный взгляд, неуверенная походка явного ботана, черный пакет, наверняка, с учебниками. Казалось, что он постоянно группируется, чтоб принять очередную оплеуху.
- Павел Петрович, подойди сюда. – Клим жестом пригласил Сошникова присесть рядом на маленькую скамью у стены. Тот заволновался, сгорбился еще больше, всё же подошел нехотя, подволакивая левую ногу, встал напротив. – Садись! – Повторил Клим уже вслух.
- Здрасте. – На всякий случай сказал Сошников и сел. Он с опаской рассматривал необычного мужчину вдвое старше себя.
- Эзотерику, смотрю, любишь. – Клим кивнул на пакет.
- Дааа, – парень поднял удивленные глаза и икнул. – А вы кто?
- Дружище, лучше тебе не знать, мне не хочется травмировать твою нервную систему... Времени у меня нет, потому давай сразу к делу. Вопрос такой: тебе нужна лишняя дырка в голове? – потом добавил, - размером с твой кулак?
Сошников побледнел, предательски задрожала нога, на висках и над губой появились капельки пота.
- Так я это... Вы с кем-то путаете... Да я ж ничего, я только посмотреть на пару дней книжку взял.. Я верну, честное слово! Завтра.. Нет. Я сейчас пойду и верну... Я забыл записать... А библиотекарши не было долго.. Ну, я и решил... Временно... Я сейчас отнесу...
Клим продолжал:
- Скажи, а нужна ль тебе смерть ни в чем неповинной девушки? – Сошников перепугался не на шутку, он не понимал, как обрабатывать эту информацию. – А нужна ль тебе смерть сотрудника одной очень недоброй конторы? А смерти многих других людей из-за тебя - нужны?
Паренек почувствовал себя втянутым в какую-то опасную игру, ему показалось, что сейчас он услышит то, что ему не надо знать, и в итоге его изощренно убьют, предварительно извинившись, как только выяснится ошибка. Он начал паниковать от размеренного голоса Клима, крепко закрыл уши обеими руками, зажмурился, истерически подвизгивая, забормотал:
- Ну, а я-то тут причем? Я вас даже не знаю!!!
- Зато я тебя знаю! – монотонно добавил мужчина, убрав руки от ушей Сошникова. – Слушай сюда!
Паша сжался еще больше, хотелось убежать, но страх не отпускал, и звали этот страх – странный дядька с тяжелым взглядом, много говорящий о смерти.
- Сам ты из Новосибирска. Там ты и проучился до восьмого класса. Жил с больной матерью без отца какого-то ни было. Затем она, желая дать тебе достойное, как она считала, образование, и в то же время по причине болезни, отправила тебя на обучение сюда, в Питер, к твоей троюродной тетке, которая и поселила тебя в эту коммуналку, а именно в квартиру номер двадцать пять из двенадцати комнат, вооон тот ряд окон. Ты, как назло, отлично учился, соответственно категорически не был любим в классе, даже классная косилась с неприязнью и тайно радовалась твоим проколам. Ты был вечно гоним и обижаем. Тебе оставалось мстить одноклассникам, только лишь пачкая их одежду в раздевалке, это приносило тебе некоторое успокоение. – Паша покраснел. – С некоторых пор ты зачитываешься эзотерической литературой. Женщины тебя не привлекают..
Сошников встрепенулся: - Привлекают!
Клим поправился: - А, ну пока может и привлекают. Но однажды, после дня рождения Эдвиги Валерьевны, кстати, выдуманного, эта тяга пропадет навечно.
- А у нее сегодня день рождения.. – испуганно промямлил Паша.
- Мой совет тебе, Паша, не пей ее наливку, лучше закройся комнате, а еще лучше сваливай с этой квартиры в нормальную общагу местного политеха.
- Как политеха? Я в универ на химический подавать буду. – Поправил Сошников.
- Нееееет, Пашенька, ты туда подавать не будешь. Никакой химии, дружок, в твоей жизни не будет.
- Как?
- Вспомни начало нашего разговора. Вспомни про дырку в башке, про огромную дырку в глупой самодовольной башке!!! – Клим начинал нервничать.
- Вы меня убъете? – Чуть не заплакал Паша.
- А вот и нет, родной, ты сам себе разнесешь полголовы, как здрасте. Да, и еще, эзотерик, через пару лет на Литейном найдешь пистолет, черный красивый пистолет. Так вот, разворачивайся и беги от него подальше – смерть твоя в нем. Запомни, химия для тебя – путевка в могилу... в тридцать два неполных года... – Клим хлопнул Сошникова по костлявому плечу. – Ну ты всё понял, друг мой Пашка?
Сошников сидел очень серьезный и задумчиво смотрел на асфальт.
- А вы-то, откуда это знаете? Может, вы неправду мне говорите?
Клим устало встал и произнес жестко:
- Оттуда! Обещай мне!
В эту секунду открылось одно из окон, и низкий вкрадчивый женский голос пропел:
- Пашенька, не забудьте, сегодня жду вас к себе на именины. Я непременно хочу вас угостить моей фирменной смородиновой наливкой...
Паша потускнел от этих слов и твердо сказал:
- Обещаю!
Клим, в отличном настроении, махнув на прощанье Сошникову, насвистывая любимую песню, вышел через арку на улицу.
«В парке Чаир распускаются розы
В парке Чаир расцветает миндаль
Снятся твои золотистые косы
Снится весёлая звонкая даль…»
28.
Одно из самых приятных чувств – чувство выполненного долга. Клим улыбнулся, вспоминая разговор с Сошниковым и взглянул на часы.
- Твою мать!!! Без десяти уже! – Ахнул Клим и тормознул довольно свежую двадцать четвертую Волгу голубого цвета. – Братуха, выручай, к Казанскому собору!.. Два счетчика!.. Гони!!!
- Не вопрос, генацвале, держись крепко! – Таксист прибавил громкость на магнитоле, ловко подстегнул машину, и вскоре они, виртуозно лавируя между многочисленными авто, весело летели по Садовой в сторону Невского проспекта...
Когда Клим открыл глаза, первое, что он увидел, были клубы белого дыма, вывалившаяся стеклянная тряпка лобового стекла, вздыбленный капот, перевернутый на бок Уазик и много людей вокруг... Рядом, повернув голову в его сторону, с виноватым, остывающим взглядом, с красной пеной на уже синих губах, сидел водитель-грузин. Раздавленный между рулем и сиденьем, он, слегка наклонив голову, как бы извинялся, что сегодня всё вышло именно так. Кто-то пытался открыть заклинившие двери, кто-то просто ахал, кто-то тряс плечо и что-то настойчиво спрашивал. В голове звенело, звуки множились, что-либо осмыслить было невозможно, во рту привкус железа. Ноги были безнадежно зажаты, и Клим их попросту не чувствовал. Когда подъехавшие спасатели начали разжимать искореженный металл, чтоб вытащить Клима, болевой шок отключил его сознание. И он уже не слышал, как врач с воем несущейся скорой сказал по рации:
- Встречайте! Подъезжаем!.. Ампутация... Обе ноги...
29.
Развалившись поудобнее, насколько могла позволить тележка, опершись спиной на ограждение моста, Клим аристократично затянулся овальной «Примой», снисходительно взглянул на ползущую пробку, подмигнул самой яркой звезде над куполом Исакия и улыбнулся.
- А машину я покупать не буду! Кругом пробняк... А может, и подумаю еще...
Троица, скорей всего немецких туристов, опасливо оглянулась на него. Один из них в синей бейсболке на всякий случай протянул ему полтинник и сказал на чистейшем русском:
- Держи, братуха!
Затем достал из пакета красивую бутылочку с минералкой, отхлебнул, и троица не спеша двинулась дальше, периодически фотографируясь на фоне ростральных колонн.
Пробка встала. Хлопнув дверью, красивая заплаканная девушка вышла из машины и, опершись локтями на перила моста, глядя на черную воду, произнесла:
- Ненавижу!
Клим выронил сигарету, чертыхнулся. Удивленно посмотрел на девушку.
- Да ладно... Я, в принципе-то, неплохой человек... Да, я не в смокинге, и штаны приходится подгибать... Так ноги-то вон... А запах – ну извини..., - он снова прикурил упавший бычок. - Считай, что машинка стиральная сломалась у меня.
Та почти не слушала его.
- Ненавижу разочаровываться в людях!
Клим хмыкнул, затянувшись.
- Только мне не надо это рассказывать... Жизнь вообще дерьмо, по сути... За пятнадцать лет моей укороченной жизни, - он похлопал рукой по дерматину, - я убеждался в этом неоднократно, но урока так и не извлек...
- А зачем... жить? – Девушка вдруг сделалась очень серьезной.
- Эээээ, не дури! Ты что?!! – Клим заволновался.
И тут девушка втянула голову в плечи, невидяще оглянулась, оттолкнула тянущиеся к ней руки Клима, произнесла негромко:
- Да какая разница?!.. – и перевалилась через перила моста.
Клим быстро подтянулся и, повиснув грудью на перилах, дико рыча, сдавил запястья девушки и попытался вытянуть ее наверх. Клим смотрел в эти огромные и отчего-то такие родные глаза и уже знал, что не отпустит этих рук ни за что на свете. А к ним уже бежала та самая троица «немецких» туристов во главе с «братком» в синей бейсболке, люди в машинах соображали гораздо медленнее или только делали вид. Когда держаться было уже невозможно, когда оба смирились с неминуемым падением, несколько рук подхватили их и вытащили на нагретый асфальт тротуара.
Клим радостно улыбался и благодарил, тряся руку «братка» в бейсболке. Спасенная плакала, то ли от счастья, то ли из-за неудачной попытки, то ли просто оттого, что она все-таки женщина. «Женщина... Красивая женщина... – подумал Клим. – Я спас красивую женщину... А может это и есть мое предназначение?.. Может именно этого я ждал все эти годы?..» Клим был счастлив. Ведь одно из самых приятных чувств – чувство выполненного долга.
30.
Прошел год или, может, два.
Светофор мигнул и остановил колонну байкеров. Один из них был особенно харизматичен и притягивал взгляды. Хрупкая девушка за его спиной улыбалась белоснежно и перебирала пальцами его шевелюру. Таня катила по «зебре» коляску, ослепительно красивая в роли мамы. Рядом, слегка поскрипывая ножными протезами, шел спортивного вида мужчина. Глаза мужчин встретились, и они обменялись мыслями.
«Сдержал-таки слово! Мужик!»
«А то! Я ж обещал!»
К О Н Е Ц
22 августа 2012 года.
PS: http://www.youtube.com/watch?v=DyYFTTNXMAA
В парке Чаир распускаются розы
В парке Чаир расцветает миндаль
Снятся твои золотистые косы
Снится весёлая звонкая даль
Милый с тобой мы увидимся снова
Я замечтался над любимым письмом
Пляшут метели в полярных просторах
Северный ветер поёт за окном
В парке Чаир голубеют фиалки
Снега белее черешен цветы
Снится мне пламень весенний и жаркий
Снятся мне солнце и море и ты
Помню разлуку так неясно и зыбко
В ночь голубую вдаль ушли корабли
Вряд ли забуду твою я улыбку
Разве забуду я песни твои
В парке Чаир распускаются розы
В парке Чаир сотни тысяч кустов
Снятся твои золотистые косы
Снятся мне свет твой весна и любовь.
В парке Чаир...
© Copyright: Евгений Устинов, 2012
Свидетельство о публикации №212092700051
Свидетельство о публикации №212092700051
Рецензии