Последний патрон

Жидкость обожгла гортань, скользнула ящеркой по пищеводу и, похозяйничав несколько секунд в желудке, наполнила тело ощущением живительного тепла и покоя. Долька лимона замерла на миг во рту и с удовольствием отдалась только ей понятному наслаждению быть съеденной. И уже через минуту сумрачное помещение рюмочной вздрогнуло, расцвело надеждой, наполнилось очевидным смыслом и естественной логикой, и первоначальное ощущение небезопасности этого места сменилось уверенностью и окутало домашним уютом. Маслянистый желтый свет внезапно приобрел оливковую аристократичность и готов был уже легко спорить с солнечным. Завядшая еще позавчера композиция из веточки сирени в пластиковом стаканчике, осветила мир своей безусловной эстетикой и изысканностью, и хотелось бесконечно восхищаться задумкой автора этого общепризнанного шедевра. Колонки выдавали прекрасный шансон, причем только в мажоре, и всеми любимый «Централ» удачно лег на новую гармонию. Да что там, все вокруг, все эти милые воспитанные люди галдели и матерились уже исключительно только в мажоре и только на французском, и небритость их физиономий удивительно удачно гармонировала с помятостью их выходных туалетов.

Мужчина средних лет отлепил бутылку от стола, умело вылил остатки водки в уже несколько минут скучающий стакан и, наконец, заметил вещающего напротив господина с поцарапанной щекой, жирными толстыми губами и большим мясистым носом с отвратительной бородавкой… От выпитого господин давно вошел в раж, торопливо шепелявил, выпучивая красные от никотина глаза в самых возмутительных местах своей истории, старался вызвать сочувствие и понимание. Старался разбудить в собеседнике никак не просыпающуюся мужскую солидарность, многозначительно смотрел на чужую водку и настойчиво протягивал свой мутный стакан.
- … да я ж говорил ей, что мои деньги, сука, не трожь.. я что, ее гаденыша малолетнего кормить должен?!.. да я может еще зиму у нее поживу, а потом.. да пошла она, тварюга.. еще царапается.. – он ткнул пальцем в глубокие адидасовские полоски на щеке, - .. ну ничего, поучил ее как следует…
Затем шепелявый пожаловался на то, какие у нее, оказывается, крепкие зубы, продемонстрировал разбитые кулаки и ненавязчиво произнес: - Водочкой не угостишь, уважаемый? – шумно сглотнул, заискивающе приподнял брови и растянул полные слюнявые губы.. Улыбка могла похвастать лишь одним зубом, который, как отметил про себя мужчина, слишком уж не вписывался в жалостливый портрет… Зуб категорически отказывался гармонировать с окружающим пространством, напрягал, внушал тревогу, как последний патрон в рожке, как единственная сигарета в пачке, как рваная купюра в лопатнике, как последние целые носки…
- Какой еще уважаемый? Я тебе что, официант? – мужчина залпом забросил в себя остатки водки, вдохнул запах бородинской корочки, приподнялся и резким ударом в единственный зуб восстановил вселенскую гармонию. Уходя, шепнул ошарашенному слюнявому: « - А баб бить не моги! »... И долго еще в ушах у обоих стоял звук упавшего на блюдце последнего зуба.

Летний вечер шептал непристойности стеснительной луне. Благодушное настроение было не испортить, и удивительно приятно было понимать, что одним маленьким добрым делом на Земле стало больше.

02.05.2012