Осколки

   Каждый день вспоминать то, что так хотелось забыть, становится привычкой. И ты думаешь об этом потому, что по-другому нельзя. Проходит день-два, ты с удивлением понимаешь, что в твоей голове не было мыслей об этом. И снова по кругу. Чувство вины уходит глубоко вовнутрь, зарубцовываясь, и уже не так противно. В первую очередь - от самого себя. Грязи внутри много. Это прячешь не столько от окружающих, сколько от самого себя. Чтобы не было так мерзко. Сколько ненужного хлама накопилось за тот период, который ты живешь? Сколько ты причинил боли близким людям? Сколько боли причинили тебе?
   Холодный осенний ветер сорвал с клена листья, небрежно кинув их на асфальт. Мелкая морось неприятно режет кожу, через каждый шаг - лужи. Время шло к вечеру, на серые крыши опустились сумерки. Сначала они были едва намечающиеся, светло-синего, вперемешку с бледным фиолетовым, цвета. Постепенно сгущающаяся темнота стала заливать небо, в окнах зажегся свет. Потянуло вечерним холодом, кое-где включили фонари. Я стояла на перекрестке, вглядываясь перед собой. Я как всегда пришла раньше и теперь мерзла, стоя под дождиком. мимо меня быстро шли люди, опустив головы и закутавшись в шарфы. Меня уже начала пробивать дрожь, когда от толпы отделилась высокая фигура в белой кожаной куртке с короткими рукавами. Я оживились, засунула руки в карманы и пошла навстречу.
   -Давно стоишь?- спросил Саша, приобняв меня за плечи.
   Была у него привычка опаздывать. Даже сейчас.
   -Да пришла минут на 5 раньше. Тебя-то что задержало?- ответила я, зайдя под козырек какого-то магазинчика.
   -Да вышел поздно. Забыл, что в половине встречаемся. Кстати, я принес.
   Саша вытащил из сумки-почтальонки не очень толстую книгу в черной кожаной обложке и протянул мне.
   -Спасибо,- ответила я, пробежав по ней глазами.
   -Слушай ... то, что случилось. В этом нет ничьей вины, простое стечение ... 
   -Саша,- остановила я его жестом.- Все ... хорошо. И не стоит об этом говорить.
   Он пару раз ковырнул ногой асфальт, посмотрел вперед себя и спросил6
   -Может, тебя проводить? Время все-таки уже позднее ... Мало ли.
   -Да нет, не стоит. Я сама. До связи тогда.
   Я как-то нелепо поцеловала его в щеку, махнула рукой и пошла в сторону лесополосы. Что уж сказать: мы с ним не так близки, как прежде.
   Разговор с Сашей заставил проснуться, как мне казалось, навсегда потерянное чувство. Но вина откликнулась на его слова и заплакала. Я остановилась по середине дороги и задумалась: может, он прав, и моей вины нет? Никто не виноват, что так получилось. Но в тот момент противоречивое чувство гадким полушепотом запело на ухо: "А кто был рядом с ним в ту ночь? Ты должна была вызвать "скорую", но не вызывала. Надеялась, что к утру пройдет? К утру, конечно, все прошло. Прошло вместе с его жизнью"...
   Я тряхнула головой, прогоняя не нужные мысли. Все-таки, в его смерти отчасти виновата я.
   Подойдя к своему дому, с удивлением увидела, что окна нашей квартиры темны. Значит, мамы дома нет. И это было хорошо. Я поднялась на пятый этаж, сунула ключ в замочную скважину, услышала ,как щелкнул замок. Открыв дверь, устало ввалилась в коридор, и уселась на пол. Только сейчас я поняла, как устала. Когда-то я боялась темноты. По мере взросления страх прошел, его просто сменили другие фобии. Но сейчас он вернулся, ленточкой вплелся в мое тело, заставив передернуться. я встала и включила свет. Так лучше. Мне показалось, что до своей комнаты я не доползу, поэтому села по-турецки и положила на колени книгу. Открыв корку, увидела красивый почерк. "Трагедия длиною в жизнь". Марк всегда писал готическим шрифтом. Он не выводил по полчаса буквы, у него это было, наверное, с рождения. Да и синие чернила он не признавал. Только черные или ярко-красные. Стоит заметить, что жизнь Марка была вовсе не трагедией. По крайне мере, до тех пор, пока ему не исполнилось двадцать четыре года.
   Я уже несколько минут смотрела на одну и ту же фразу, буквы медленно поплыли вниз. Я поморгала и все пришло в норму. Перевернув страницу, начала читать
   №1. 23.09.2011. "Все пошло на перекосяк. Меня словно подменили. Все больше устаю днем, сил ни на что не хватает. Играю позитивного, всеми любимого Марка Царева. А кому я буду нужен, если потеряю свой авторитет? Кто со мной останется, если отец обанкротится и моя фирма прогорит? Пара человек, не больше. Все остальные люди - это массовка моего окружения. Под довольными и красивыми лицами-масками прячутся корыстные твари, которым нет до тебя дела. Если только до статуса или материального положения. Но ... стоит покурить травки, как все тут же приходит в норму. Я не чувствую усталости, не чувствую какого-то раздражения. Об этом узнал мой лучший друг Саша, теперь грыземся с ним каждый день. обещает все моему отцу рассказать. Но он этого не сделает. Я его слишком хорошо знаю. Не понимаю, зачем Саша делает из меня наркомана? Я в любой момент могу остановится, да и косяки, которые я курю, всего лишь способ снять напряжение. Странно, раньше я никогда не напрягался ... Одно я знаю точно: наркотическая топь мне не грозит".
   №2. 25.09.2011. "Завалил сессию. Права на пересдачу нет. Отец не в курсе. Фирму отдал ему, все равно уже не могу ей управлять. Из универа могут отчислить, если не возьмусь за ум. Хотя я даже не помню, когда был там в последний раз. Ах, да ... Когда приходил сдавать. Ха-ха. интересно, что мне даст высшее образование, на котором так настаивает отец? Статус образованного? Или какие-то привилегии. Например, работать по 10 часов в день за 200-300 долларов в месяц, жить в малометражке где-то на отшибе города и постоянно думать, как свести концы с концами? Жуткая перспектива, не грозящая мне. Но как подумаю - вздрогну. Брр ... Попробовал более сильный наркотик - экстази. Никогда не чувствовал себя таким спокойным и сексуальным одновременно. Саша совсем озверел. Накинулся на меня с кулаками, когда я выходил из клуба. Навыки бойца я не потерял, поэтому он лежал на асфальте через пару минут, вцепившись мне в горло. Говорит что-то про мою деградацию ... Да что он понимает? Мы уже не такие друзья, как были"...
   Я перестала читать. Действительно, Марк и Саша отдалились друг от друга, все чаще выходили в какие-то компании по одиночке. Саша вяло отмахивался, мол, у того ничего, кроме учебы на уме нет, при этом краснел и отводил глаза. Марк же весело говорил, что они все так же друзья, просто после школы теперь разные графики, вот и редко когда бывает возможность увидеться. Им верили. Даже я. Хотя нутром чувствовала, что не все так просто, как они хотят показать. Надо же, если бы кто-нибудь обратил внимание на такое изменение, то ... все могло бы сложиться куда лучше?.. Как Марк вообще додумался до такого?
   №3. 02.10.2011. "Сейчас простая трава уже не вставляет, да и экстази приелось. Куда больше доставляет удовольствие кокаин. Благо, деньги у меня есть. Хотя, нет. Вру. Не всегда. В прошлое воскресенье пришлось без него выживать. Лежал на постели, втыкал в потолок, все тело болело. Да и виски разрывались. В комнату вошел бодрый отец, спросил, поеду я с ним на природу или нет. Осень, конечно, безумно красивое время года и все дела, но, боюсь, я бы даже встать не смог. Поэтому, собрав все свои силы, я приподнялся на постели, вымученно улыбнулся и ответил, что не хочу ехать. Он спросил, в порядке ли я, на что хотелось заорать не своим голосом: "Да, черт возьми! Да! Да! Да! Не считая того, что я зависим! Но ты так занят, что этого не видишь, а я так глуп, что не смогу выбраться из этого дерьма. Я слабый, да! Меня это сломало..." Но я лишь ответил, что неделя была нервной, вот и вымотался. Отец пожелал мне скорейшего выздоровления, и если мне надо будет что-нибудь, чтоб позвонил ему на мобильный. Я даже не стал смотреть, как за ним дверь захлопывается. Так дерьмово мне еще не было".
   Я вспоминал то воскресенье. Кажется, я зашла к Царевым, чтобы отдать Марку переданный Ксюшей конспект. В дверях наткнулась на растерянного Альберта Викторовича, который сказал, что Марк не очень хорошо себя чувствует. Я сказала, что не надолго, только конспект отдать. И действительно: Марк был разобранным. Темные круги под глазами, расплескавшаяся по лицу бледность, отсутствующий взгляд в потолок. Он вяло ответил, чтобы я положила тетрадь на стол. Сказав Марку, что была бы не прочь с ним увидеться, давно не гуляли. Он улыбнулся и ответил, что с радостью. У него будет возможность, только не сейчас.
   Пропустив пару записей, не содержащих никакой информации, я наткнулась на заметку, которая буквально ударила поддых.
   №6. 07.10.2011. "Сегодня гулял с Лизой. Она что-то говорила про Сашу, про мой универ, в который иногда захаживает, про какие-то книги. Я тупо улыбался, кивал и отвечал невпопад, иногда смеясь. Такая деревянность не могла не удивить ее. Но вопросы задавать не стала, за что ей спасибо. Раньше я с удовольствием гулял с ней по мере возможности, но тогда не было этой мании. Сейчас же все мои мысли были вокруг "снежка". Белый порошок стал моим вожделением, заменив друзей, подруг, секс. Уж лучше бы я тра-ал все, что движется, нежели подыхал от наркотиков. Не колюсь, и на том спасибо. Если сверху кто-то захочет надо мной посмеяться, у него это выйдет. я растоптан, хотя вида не подаю. Все прекрасно, все просто супер. Все прекрасно, я просто умер. Убил себя кокой, стал просто телом. Мне уже ничего не надо, кроме дозы. чтобы прожить еще чуть-чуть. Внешний блеск стал сходить на нет. Дурь оставила отпечаток на моей внешности. Кажется, я потерял все. Чувству скорейшее приближение смерти".
   №7. 13.10.2011. "Бессонница теперь спутник моей жизни. Я закрываю глаза и вижу, как горю. Чувствую жар, жалящие языки пламени, прожигающие кожу. Но стоит открыть глаза, как тут же резко становится холодно. Я пытался завязать, правда. Но у меня не вышло. Началась ломка, а вместе с ней и ад. Выгреб всю заначку,  буквально пополз к барыге. Меня трясло, как в лихорадке, пару раз вывернуло наизнанку. Рей, видя мое состояние, все дал быстро и сразу. отойдя на пару метров от него, сделал глубокий вдох порожка. тут же почувствовал, как начала циркулировать кровь, заработала голова, мысли перестали метаться в хаосе. Стало намного лучше, я ожил. Теперь мог зависнуть где-нибудь, отдохнуть или забыться в глубоком сне. увы, мне снится какая-то психоделика со мной в главной роли. я докатился."
   Когда я дочитала эту запись, за окном уже светало. Темнота стала не такой мрачной, как ночью, в окно заглянуло холодное солнце. Я бы дочитала все намного быстрее, если бы не отвлекалась на раздумия. Их было слишком много, казалось, я сейчас представляла огромный пульсирующй мозг, у которого было всего несколько минут, чтобы найти ответы, иначе бы он взорвался.
   Марк был для меня даже больше, чем просто человеком. Я его любила. Любила его горьковатую туалетную воду, забавную родинку над левой грудью, асимметричные брови, блеск темно-карих, почти черных, глаз. Нравилось, что иногда от него пахло виски, обожала его растерянную улыбку. Мне нравилось  в нем все. А потом начался крах. Наши встречи стали все реже и реже, его голос, некогда такой волнующий и сексуальный, стал хриплым и раздраженным. Глаза суетливо бегали, Марк стал прятать взгляд. Я много о чем думала в тот момент, но не о наркотиках. Какие наркотики?! Это же Марк! Расспрашивать его друзей мне казалось не вариантом, как-то глупо это выглядело. Сейчас я думаю по-другому: пусть было бы глупо, пусть Марк злился бы, но я докопалась бы до сути. и все могло сложиться по-другому. Все могло сложиться по-другому, если бы Саша рассказал отцу Марка все сразу, если бы Альберт Викторович больше проводил время пусть уже с выросшим сыном, если бы Марк поговорил с кем-нибудь и не начал употреблять наркоту, если бы я пыталась понять Марка. Все можно было спасти.
   Отложив дневник, да и не дневник вовсе, а короткие заметки, я потерла виски. Желудок сводило от голода, но мне было все равно. Прятаться от самой себя уже не хотелось, поэтому я стала вспоминать события ночи, которая прошла три недели назад. Это была середина ноября. От Марка не было ни слуху, ни духу. Я пыталась дозвониться до его отца, но тот был недоступен. От Саши я ничего не добилась, кроме глухой злобы. Чего уж таить: С Марком они перестали общаться. Пыталась что-то у его сокурсников выпытать, но те лишь руками разводили. Я впала в отчаянье, граничащее с депрессией. Я не сильно терзалась из-за Марка, но внутри что-то обрывалось. Вдруг с ним что-то случилось? Было где-то восемь вечера, когда я пошла к нему домой. сначала долго звонила в дверь, а потом поняла, что она не заперта. В квартире была какая-то гнетущая тишина. Словно в помещении есть человек, но какой-то неживой.
   -Марк? Ты дома?- крикнула я в глубину комнаты, осторожно проходя в глубь.
   Ответом послужило молчание. Я прошла в прихожую и ахнула: на столе, уронив голову на руки, лежал Марк. Я подошла к нему и тронула плечо. Вокруг Марка был рассыпан белый порошок.
   -Очнись!- закричала я, начиная трясти его.
   Марк без чувств упал на пол. Его рот был приоткрыт, губы в подобии улыбки отдавали в синий цвет, а полуприкрытые глаза закатились. Сам он был ледяным. Ужас змейкой прополз по спине, я опустилась перед ним на колени. Я даже не думала о том, чтобы вызвать "скорую" или позвонить кому-нибудь и попросить о помощи. Просто стояла на коленях и смотрела в мертвое лицо, пальцем выводя на нем линии. Потом просто легла рядом и сжала его руку, закрыв глаза. Кажется, нас так и нашли. Самым страшным для меня стало осознание того, что сердце Марко билось. слабо и едва-едва, но билось. Дальше пошла череда вызовов на допросы, визиты психолога, бесконечные вопросы, почему я не вызвала "скорую". А как я должна была им объяснить, что никаких мыслей у меня насчет "скорой" не было? Сама того не хотя, я стала казнить себя, почти возненавидя ... На похоронах я не было. Слишком тяжелым представлялся мне этот процесс некогда близкого человека. Я пошла на кладбище на следующий день, когда могла хоть немного думать на эту тему.
...Уже окончательно посветлело. Я очнулась и встала с пола. Мне даже показалось, что все было каким-то сном. Но, увидев у себя в руках дневник, расстроилась. Взяв его небрежно, я понесла к себе в комнату. По пути из него выпал небольшой клочок бумаги, на котором было написано: "Храни в себе мое тепло". По моей щеке скатилась слеза. Потом еще одна, и еще ... От прежней жизни остались осколки.