Культ

                К   У   Л   Ь   Т


Владимир пришел в лоно Церкви уже в пятидесятилетнем возрасте из-за боязни смерти. Приобщиться к Богу из таких побуждений он полагал, наверное, не хорошо, но допускал, что он не один такой.  С этим душераздирающим чувством он сблизился еще в детском возрасте, а когда самые родные ему  люди с грустной улыбкой отвечали «Что делать, все умирают», то не мог понять, как можно жить, понимая свою обреченность. «Как эти взрослые , -думал маленький Володя - , могут  сознавать свою временность и не обращать на это внимание». Сам он так же забывал и в свои двенадцать лет ничем от других ребят не отличался. Играя целыми днями или сидя в классе, об этом думать не будешь. Но все же приходили порой такие вечера, когда не спится и он начинал думать и представлять, как расстроятся родители , когда вдруг его совсем-совсем не станет. Теперь он с улыбкой вспоминал, как в одну прекрасную ночь научился перебороть это чувство, и оно покинуло его на долгие годы. В такие тягучие минуты он научился представлять себя пионером, которого вели на расстрел враги. Тогда он не задумывался, какие это были враги (беляки или фашисты), но представлял, как он поёт по пути к оврагу, где должен состояться казнь: «Орлёнок, орлёнок, товарищ крылатый» и в этот момент сам замечал на своих глазах слёзы, но это уже были не слезы  страха, а что–то другое. Страх действительно уходил. Володя понял, что смерть героев боится. С тех пор он научился петь не в слух, но громко и уже знал – его больше ничем не запугаешь!
Теперь чувство страха вернулось, но уже в таком сгущенном виде, что порой не давало закрывать глаза. По ночам, прежде чем заснуть, часто приходилось вздрагивать и открывать их вновь и вновь, чтобы увидеть предметы быта и заставить себя думать о другом. Сотворить собой что-либо или съехать в эти минуты «с катушек», думал Владимир, ничего не стоит. Конечно, не одно это позвало его в Храм, были и другие причины. Оставшись бобылем в свои пятьдесят лет, он испытывал ужасные угрызения совести. Даже  маломальские, случившиеся когда-то неурядицы в семье он начинал вменять себе в вину, искусственно воспринимая в увеличенном виде. Он, хоть и понимал это сам, но продолжал во всем укорять себя и говорил вслух «тут мелочей быть не может».   
Знакомство с библией и первые молитвы малость его успокаивали, но эта была такая тонкая нить, готовая оборваться в любую минуту. Как назло в последние годы он потерял несколько еще молодых родственников. И здесь он испытывал что-то похожее на стыд.  Он ужасно жалел свою родню, так рано покинувших этот мир, но тут же сознавал, что не может сказать при этом «Лучше бы меня туда  забрали». Говорить, конечно же, он мог, но это было бы неправдой. Именно в это время у него появилась ещё одна молитва, которую сам придумал как-то вечером, а потом повторял каждый день перед иконой: « Благодарю тебя, Господи, за твою всемилостивость и долгое терпение ко мне, грешному. Благодарю за то, что даешь  время  отмолить накопленные грехи мои».

Алевтина, его знакомая по работе настояла на обязательном крещении:
- Какой толк  от твоих молитв, когда ты ещё не христианин. Ты должен признать себя сыном и рабом  Божьим и чтобы Бог был в тебе.
   И вот стоит Владимир с еще двумя подростками, уже седой мужчина в белой рубахе с закатанными штанинами  в тазике со святой водой , и повторяет за батюшкой необходимые для этого случая слова, боясь поднимать голову, чтобы не встретиться взглядом со знакомыми ему  людьми, которые могли оказаться в это время в Храме.  Он сам себе был противен, что пришел креститься, а боится, как пацан, своего положения. Разве с такими чувствами можно относиться к такому действию?  Однако всё обошлось.        Самый обыкновенный алюминиевый крестик творил чудеса, и он почувствовал себя причастным к чему-то ужасно важному, и это важное событие уже не хотелось, и можно было не скрывать от посторонних. Однако первое время, осеняя себя крестным знаменем, он все никак не мог не думать о том, как  смотрится в это время со стороны. И  храм он посещал нечасто.  Теперь , в такое благодатное время,  службы стали посещать молодые парни, а вот мужчин его возраста совсем не было. 
Несколько раз он испытал, что его вера после прочитанного или уведенного по телику, поколебалась. В такие дни он молил Господа явить ему чуда, но чуда не было. Владимир , стал чаще читать библию,  о житии святых и сознавал, что она вновь не так быстро, но крепнет. «Что это такое? Неужто,- думал Владимир, - она все время будет требовать такой подпитки? Неужто, постоянное повторение молитв является обязательным условием для верующих?  К тому же у него теперь всегда находились вопросы, о которых раньше просто не мог думать, а вернее особо не задумывался. Он сознавал, что в каждую минуту подгоняет себя под стандарты, которые выдумывал сам. На все свои действия хотелось дать ответ с точки зрения их соответствия к церковным канонам, и он чаще задумывался перед очередным принимаемым решением – а богоугодное ли это дело? «Можно подумать, что я их так хорошо знаю, каноны эти»,- говорил он себе. Прочитав книгу архимандрита Тихона «Несвятые святые», Владимир позавидовал участи монастырских послушников, у которых рядом всегда находились старцы, готовые прийти на помощь , разъяснить и дать ответы на все интересующие  вопросы.  Рядом с ним никого не было. К единственному батюшке в их городке не поступиться., его всегда окружали старухи , и задавать такие вопросы, которые встали теперь к Владимиру совсем другим боком , при них не хотелось. Некоторые  из  этих  вопросов он  и  в отсутствии старух не задал бы.  Его седеющего и ещё вполне моложавого мужчину и без того воспринимали как белую ворону.
Одним из них был вопрос о сексе. Хотелось бы ему просто иметь женщину, с которой было бы хорошо в любом отношении, а именно в это время никого постоянного не имел и жениться тоже не собирался. Да и проблема, собственно, состояла не в том, как их найти, а как относиться к этому делу вообще.  Теперь этот вопрос чрезвычайно обострился.  После последнего случая с едва знакомой женщиной особого удовлетворения не испытал. Он , как и все мужчины, старался сохранить  себя таковым как можно дольше и знал, что период не тот, чтобы долго воздерживаться. Это опасно. Как человек уже не молодой он не мог и не собирался пользоваться всякого рода объявлениями о поисках «подругу для времяпровождения». Он видел в этом всего лишь попытку автоматизировать современное  бл…во. Не принимал и оправдания типа «человек биологическое существо и это естественно».  Он эти слова  понимал теперь иначе. Да, человек действительно создан Всевышним, как существо биологическое, а не роботом. Именно поэтому, полагал Владимир, он имеет чувства и проявляет чувственность. А потому , как для собак редкой породы не стоит давать объявления о необходимости незамедлительной их случки. Не надо культивировать то, что и без того заложено природой. Оно само возьмет свое и сохранится в чистом виде без всяких примесей. «В Советском Союзе не было секса, нужно догонять упущенное!». Нет! Секс был всегда, но о нём просто не орали на каждом углу, как сегодняшние  импотенты, а просто делали как и положено , но с элементами стыда за ширмой интимности. Действительно, думал он, нужно поддержать еще волнующее время от времени это сладостное чувство, но не так , как это получилось в последний раз. По сути,  с некоторой брезгливостью он подумал, что эта был не акт выражения особых чувств к человеку, а скорее напоминал мастурбацию при помощи другого лица, пусть даже женского пола. Была, конечно, мысль покончить со всем этим, однако природа человеческого самца ещё держала его крепко. «Этим надо гордиться, а не убивать данное Богом чувство, - думал Владимир,- Я же не в монастыре. Я - мирянин». А ещё он почему-то был уверен, что батюшка посоветовал бы ему именно то же самое. Встречалось об этом кое-что и в религиозной литературе. Но как к батюшке обратиться?  После он убедился, что был прав, но пока не получалось к нему подступиться. А вдруг тот подумает иначе «Вот старый хрыч, поди, только об этом и думает. В его-то годы…» Но, как говорится, Богу - Богово… Не может быть, чтобы всё мирское грешно было…
Спросить батюшку действительно хотелось о многом. Как в его положении воспринимается все это, насколько глубоко такое грехопадение и какова действенность покаяния ?  Бывали случаи, когда батюшка оставался и без старух, но тогда Владимира удерживал больно молодой возраст батюшки. Ну откуда ему об этом знать, разве учат этому? Пока не встретит, кого постарше или не обнаружит что в книгах, Владимир решил вести себя, как мирянин, но при этом не забывал одно: если бы ещё иметь какие-нибудь чувства к женщине, то их проявление ничего бы скотского не содержало.
Вопрос о сексе, конечно же имел место, но были и другие вопросы, требующие иного, как он полагал, теперь отношения к себе. Поэтому, в один из дней, проезжая мимо церквушки и увидев батюшку одного, он обратился к нему. Разговаривать с ним оказалось совсем даже легко. Возраст при этом не особо ощущался. Выслушав Владимира, он улыбнулся почти детской улыбкой, но глаза его при этом выдавали настоящее участие. Вопрос о сексе, Владимир , конечно же, едва коснулся ,  рассказал о своем образе жизни начинающего прихожанина и интересовался какие требования ему предстоит выполнять.
- А вы зря так решили ограничить себя во всем. Вы не монах-схимник. Нельзя так в особых крайностях себе всё представлять. Церковь не требует от людей, чтобы они отказывались от всех мирских удовольствий. Вы просто приходите почаще ,  не забывайте каяться. То, что вы молитесь один – это очень хорошо, Господь ценит это в своих детях, потому что некоторые любят, наоборот,  молиться показательно. В этом ничего хорошего нет. Однако Храм Божий помогает единению верующих, это дом Отца нашего, здесь особый мир, здесь мы все ближе к Нему.  Приходите, почаще. Я после службы всегда объявляю о днях Великих праздников верующих. Старайтесь их не пропускать.   И, пожалуйста, обращайтесь и  не забывайте, что грехи можно смывать покаянием. Тяжело в миру без них обходиться, но нужно стараться  совершать их как можно меньше.

Одним  из наиболее часто совершаемых им грехов, как полагал Владимир, был гнев. Он действительно очень часто гневался на других и про себя «награждал» их такими словами, что в последствии самому было стыдно. К тому же в порыве гнева столько тратилось сил и нервов, что приходилось часами себя успокаивать. Сквернословить мог редко и только в небольшой компании, среди давно знакомых ему людей, а вот в состоянии гнева собой не управлял. Конечно, он не выражал это вслух, но человек верующий  не должен допускать такого. Вспомнились гневные случайно выскочившие слова, которые он когда-либо употреблял даже вслух: «Чтоб ты сдох!», «Чтоб ты перевернулся» и другие.   Он при жизни должен бояться не только кары   за уже совершенные им деяния, за сказанные слова, но даже одной лишь мысли, что он мог допустить такое. Что он мог хоть кому-то пожелал зла. Помыслы божьего человека должны быть чисты. Не стоит о верующем человеке судить только с точки зрения , был ли он судим за уголовные преступления или наказывался ли  за административные проступки? Это всего лишь верхняя часть айсберга, который по решению светского мира не соответствует общепринятым нормам и карается законами. Для них ты можешь остаться таким же как все, вполне хорошим человеком, если вдруг твои мерзкие планы кто-то изменил и помешал совершить, или даже если ты совершил самое низменное преступление, но не понес наказание поскольку никто это своевременно не заметил и не сообщил куда следует.  Владимир хотел иметь чистые помыслы. К этому способствовала вся его вера в Бога, где все постулаты поддерживали только благожелательные отношения к ближним. Со временем  он даже стал забывать, что всё начиналось с целью только лишь приучить себя верить в бессмертие своей души. Правда, и это его не совсем устраивало, поскольку  было жалко «себя». Он  еще тогда не научился представлять свою душу без той оболочки, к которому так привык. Ему хотелось иметь бессмертие именно в человеческом облике,  пока сам не понял абсурдность этих желаний.
Владимир знал, что гнев ему удастся сдерживать, лишь научившись управлять  эмоциями в конкретном месте, где он чаще всего бывает несдержанным.   Лучшим              « учебным полигоном»  для этого он считал очередь в магазине на подходе к кассе, когда он  сильно спешил.  Почему-то казалось, что именно там нужно научиться гасить вскипающую волну гнева. Он в последние годы ходил в магазины сам и терпеть не мог женщин, которые стояли перед ним и подходили к кассе не спеша , обязательно беседуя с соседкой, стоящей между ними. Только увидев продавца уже возле кассы и услышав их слова «Расплачиваться будем?» , эти женщины начинали доставать свои деньги. Деньги обязательно находились в портмоне, состоящем из множества отделений. Все эти женщины , как по кем-то специально написанному сценарию,  начинали доставать в первую очередь мелочь, которая всегда находилась во всех кармашках.  Всегда выяснялось, что эти покупатели забывали дома свои очки. Сосчитав мелочь, они перекладывали одну к другой доставаемые купюры, громко интересуясь,  когда у них в магазине следует ожидать поступление какого-либо продукта. Рассчитавшись, они так же не спешили отойти тут же, а находили еще что-нибудь. Это ужасно бесило. Видимо частенько он спешил и терпел такую нерасторопность. Вот при таком раскладе событий, Владимир должен был стоять за этой мадам и наблюдать, проявляя к ней огромную любовь, как своему ближнему. Бр-р-р-р!
Было смешно, но кое-чего он достиг, хотя это требовало огромных усилий и терпения. Слова «от этого бесит» выговаривались неспроста. Видимо, в них вложено большое смысловое выражение. Коль бесит , значит ты пошел на поводу у бесов... Нельзя гневаться. Постепенно он научился разговаривать с людьми, глядя в глаза с довольно теплой улыбкой, но все же несколько раз срывался. Для начала нужно было изжить приевшуюся насквозь давнишнюю привычку. Он ужасно любил поспорить, а теперь приходилось стоять ждать, когда тот выговорится, а его как назло всё время подмывало громко оперируя железными аргументами, доказать всю тупость  этого, мягко говоря, собеседника.
  Кроме всего этого, Владимир пытался изменить свои привычки по отношении к различным программам телевидения.  Не надо особо много перечитывать религиозной литературы и даже можно вовсе не читать, дабы понять, что дерьма там выше крыши. Нужно быть хотя бы малость культурным человеком, чтобы понять полное бескультурье товарищей из министерства культуры. Повторив этот, случайно оброненный каламбур, он совсем недолго думая выдал ещё одно, как подумал- крылатое- изречение:   «Не Масляков виноват в том, что Галустян стал тем, кем он стал».  Одним словом, он понимал - большие по должности дяди делают вид, что не зря зарабатывают свой кусок хлеба в поисках пошлятины и жестокости в детских мультиках, а  сами совершенно не владеют обстановкой и ни на что повлиять уже не в состоянии. С экранов льётся такие помои, но что дядям делать, когда в современном шоу-бизнесе дерьмо и деньги зависимы прямо пропорционально: больше дерьма – больше денег. А деньги дяди любят.  «Ну шут с ними,- решил Владимир,- воздастся каждому  по делам его, меня же не заставляют, пока что, обязательно включать эти программы». В то же время он сам никак не мог и, кажется, не особо желал, распрощаться  боевиками , а время от времени и легкой эротикой. Свои слабости ( а может грехи) он оправдывал тем, что время его созревания и становления давно прошли, а потому ничего жестокого и пошлого уже перенять не в состоянии. Это не «Дом два», другие программы ТНТ или какие-то там каникулы, где стоял хохот, рождаемый пошлыми движениями и выражениями. Конечно, встречаются и в его фильмах такие места, но он  же понимает и отмечает, что здесь имеет место тупость, жестокость , нереальность событий или восхваление клубнички действиями и словами, граничащими вульгарностью. Так получалось каждый раз, что он только после просмотра этих фильмов соглашался  самим собой об их влияние на подсознание человека. Ясное дело, что он после просмотра этих фильмов в больших количествах убивать и насиловать не побежит. Не пацан, чтобы поддаваться всякого рода демонстрациям, но уж повстречавшись со всем этим в условиях жизни,  точно не будет вздрагивать, как раньше, протестовать, а тем более  кинуться кого-либо выручать, поддавшись к лучшим эмоциям. Он, пожалуй,  автоматически найдет в подсознании ещё худшие варианты и останется невозмутимым. Подумаешь, убили кого-то. Бывают двойные и даже тройные убийства. Вот, например, вчерашний фильм… Его понимание вредности, однако, хватало ненадолго. Иной сюжет захватывал с самого начала и не отпускал до конца фильма.
Интерес к легкой эротике он проявлял редко, может быть один раз в течении полугода, но проявлял. Это он аргументировал, а может, просто оправдывался тем, что относился к эротике все лишь, как одному  из видов искусства. Он, в некоторой степени, действительно мог созерцать красоту женского тела как художник и грубую порнографию не мог терпеть. Смотреть одни и те же бесконечно повторяющиеся телодвижения просто невозможно и надоедало быстро. Это все равно, что читать маркиза де Сада. Там действительно все от лукового,  и вряд ли найдется хоть один  человек, который бы мог прочитать хотя бы одну его книгу до конца.
Все эти проявления низменных страстей, Владимир собирался изжить в себе с помощью молитв и покаяний. Повстречавшись с батюшкой еще пару раз и поддаваясь к его манере предостерегать, он  перестал истязать себя постоянным самоконтролем. Однако очень глубоко в нем сидело пропитанное молоком матери отношение к марксизму. Здесь ему было тяжело даже охарактеризовать свои мысли. Он не мог и не сказал бы никогда, что пришел в разногласие со своей верой.   Противопоставлять теологию и марксизм и в мыслях не было. И всё же он продолжал бороться самим собой , с болью сознавая наличие, невесть откуда появляющегося , маленького желания оправдать хотя бы какие-то початки ненавистного для теологии учения.  Марксисты – материалисты именно из-за неверия в существование царства небесного. А раз они заблуждаются , - думал Владимир,- то достойны только жалости.  Временное пребывание на земле, в отсутствии небесного царства (если считать с их точки зрения)   может, действительно требовало бы переустройства. Сколько можно из поколения в поколение терпеть скотское отношения одних к другим тогда, как жизнь без того такая короткая и не имеет продолжения.  Они ведь тоже не жалели жизни свои для другого уже поколения, кто придут после них.   Ведь если хорошо подумать, то  сам Господь распят тоже именно теми, кто готов был истязать любого, кто бы мог навредить их существующим порядкам.  Даже сам прокуратор не желал допустить этого распятия, видя творящееся на земле безобразие. Однако же, хамло выгородило  своего,  и именно хам был освобожден от распятия,  вместо сына Божьего.  «Распни его! Распни!». И, наверное , - думал он,- не стоит  из-за того что ты человек верующий,  отрицать наличие различных классов и тот антагонизм, существовавший во все времена. Надо полагать, что Господь наш страдал одинаково для всех  детей своих и ненависть верующих к большевикам нужно объяснять совсем не тем, что белое движение им было более любимо, чем красное. И Гитлер, вынашивая свои планы об истреблении людей,  любил повторять: «С нам Бог».   
Такие отношение к себе красное движение заработало само, отрицая Господа нашего и, как падшие ангелы, считая себя   наивысшим созданием природы. К тому же методы достижения своих целей им выбраны действительно сатанинские. Думая об этом, Владимир вспомнил случай, когда он сам участвовал в убийстве двух собак. Их об этом попросил, казалось бы, уважаемый человек Петр Васильевич. Обратился он , вроде как, тоже по адресу – в отдел милиции. Владимир пошел к коллективному саду  вместе со своим знакомым, инспектором разрешительной системы Данилычем, у которого в этот время случайно оказался. Им разъяснили, что две большие овчарки в давно сколоченном вольере у входа в сад отжили свой век, что их уже не только нельзя использовать по охране коллективных садов, но и невозможно кормить, а тем более выгулять. Они одичали, а возможно и сбесились, и никто подойти к ним близко не может. Собак надо было ликвидировать. Они могли как-нибудь выскочить и покусать людей. Теперь Владимиру никак не хотелось признаваться, что это было убийство. Данилыч, по своей должности фактически владея всем оружием отдела, и взял с собой пистолеты Макарова и Марголина с боеприпасами. Стреляли через широкие щели дощатой боковой стенки вольера. Сколько было истрачено пуль в ходе стрельбы из пистолета Макарова, но обе собаки продолжали истошно лаять до хрипоты, бегать кругами и прыгать. Наверху, сам вольер доходил не до самой крыши. Было оставлено расстояние на всю длину помещения для свободного доступа воздуха. Через это пространство моги пролезть разве что кошки, но собакам никак. Однако им это щель, видимо, казалось  возможным вариантом выбраться из этого ада. Они после каждого ранения прыгали в надежде выскочить оттуда. Наверное, собаки уже поняли, что их убивают, а потому продолжали прыгать и бегать  по кровавому полу, и уже нужно было что-то делать. Нельзя было смотреть на это без жалости. Ещё вчера служившие людям собаки хладнокровно расстреливались, находясь в замкнутом пространстве, не имея возможности вырваться, полностью зависимые от своих убийц. Иногда эта картина   возникала в памяти  Владимира , и он долго не мог опомниться, упоминал это в молитвах, но освободиться так и не смог. Пускай бы шел кто другой тогда с Данилычем. Зачем он-то поперся? 
Тогда им удалось добить собак выстрелами в ухо из Марголинского. Теперь, по истечении немалого времени, когда речь заходила о расстреле членов царской семьи, он приходил в ярость. Большой грех убивать собак, а здесь людей таким же способом… А потом еще писать свои воспоминания, как добивал из собственного маузера… Такого прощать нельзя! Владимир знал, что такую мученическую смерть принимали в те времена многие. Возможно, что и более мучительные бывали казни, но убивать детей от имени (не  «во имя») народа только за то, что их отец был царем… Этого понять, а тем более оправдать невозможно! Перебить лучших людей, натравив сыновей на отцов, чтобы через семьдесят с небольшим лет вдруг взять и объявить : « Извините, товарищи, так получилось. Ошиблись мы»?!  Поистине терпелив всепрощающий Господь наш!
Кроме того, понимал Владимир, что верующий в Господа народ ничего плохого против большевиков не совершал. Карать их  и десятилетиями  преследовать Церковь за убеждения никогда и никого  не сможет заставить полюбить такую власть. На что только надеялись? Белое движение, впрочем, Владимир тоже не собирался считать  заступником верующего народа. Иная была у них цель, и бились они, тоже  не выбирая средств, и не грозили в случае победы пальцем, попавшим в плен бойцам красной армии. Лютая ненависть застилала глаза и кромсал человек острой саблей себе подобного на кусочки, потому как он привык жрать и сладко спать за счет других, а его вдруг решили  лишить такого удовольствия.  Прости нас , Господь, неразумных сынов твоих.



Как-то на работе, в день несостоявшегося из-за непогоды субботника, к нему подошла Алевтина:
- Привет. Ну что, Володя, скажешь? Не жалеешь, что покрестился?- Она улыбалась непонятной вымученной улыбкой, словно приготавливаясь начинать извиняться,- Может сердишься за то, что посоветовала тебе. Все замечают, что ты изменился и стал каким-то другим. Может, ты болен? Не постишься  случаем?
 - Да, нет. Не получается у меня поститься. Не могу, понимаешь, без мяса. У меня уже было как-то… Одним словом было время, когда я отказывался от мяса… Ну, я тебе потом расскажу. И вообще надо бы поговорить.
 -  А кто нам мешает?  Давай приходи сегодня, я такой холодец сварганила, всю ночь не спала. Целую голову поросячью покупала. С чесночком , да с перчиком. Семус!

  Холодец у Алевтины действительно удался. Едва коснувшись по поверхности кусочка с ядрёной горчичкой и заедая с черным хлебом с перышками зеленого лука, Владимир долго не мог приступить к разговорам. Только слушал, кивая и соглашаясь с её монологами и мычал,  с набитым до отказа ртом. Могут ведь, женщины! Сам он тоже брал иногда в магазине, но тот холодец был совсем иного качества. Правда , он  не в таком виде его употреблял.  Владимир, обычно резал его небольшими кусочками и бросал в быстрорастворимый суп, прозванный в народе «Бичпакет» и «Бомжовка».  Тогда суп имел не только аромат куриного супа, но и мясной привкус. Порой даже была нужна зубочистка. Во как!
- Знаешь, ты зря сегодня спросила – не сержусь ли я.  Зря.  Я благодарен тебе за то, что подтолкнула креститься. Я бы сам никогда не решился, - начал Владимир.- Я раньше даже заходить в церковь стеснялся. Правда-правда. Я не смог бы сам, а тут как-то решился. Я и вправду совсем другим стал. Сам чувствую. Представляешь? Я раньше даже думал иначе.
- Да. Ладно тебе, Заладил тут… Ты лучше скажи, что тебя так тревожит, что захотелось поговорить? Что-нибудь случилось?  Напросился на разговор, напугал меня своим видом, а тут набросился и жрёшь без остановки. Поженю, вот, на поварихе какой-нибудь…
Посмеявшись немного, Владимир, решил изложить обстоятельство, которое открылось ему совсем недавно и теперь сильно беспокоило.  Он и раньше не говорил ей открыто, что хочет обратиться в религию из-за боязни смерти, хотя полагал, что она без того об этом догадывается. Ему нравился образ жизни, который вел в настоящее время, словно принимал её такую сложную с различными неудобствами и горестями через какой-то фильтр, доводя до спокойного для себя состояния.  Он говорил, что теперь воспринимает всё как первые советские телевизоры через стабилизатор, который увеличивает напряжение, когда его мало и отсекает лишнее - когда начинаются опасные скачки.  Однако в последнее время всё больше и больше стал склоняться к мысли, что душа его хотя и бессмертная, но вещь эфемерная. Она,  вылетев  уже из состарившегося, дай Бог, его тела, не будет помнить всё, чем он так дорожил в человеческом облике, думая и оценивая посредством мозгов. Он не верил другим  концепциям, говорящим о переселении душ к различным животным, но видимо это тоже сыграло свою роль. В последствии Владимир стал думать, что,  оставляя гнить мозг, коим он думал и  сердце, которое болело от  реакции  к болям  нервных окончаний его любимого тела, душа уже не  будет управляемо им самим. Это будет не он. Ей не нужна  память ни о сладостях жизни на Земле, ни о твоем красивом образе с таким почти кокетливо вздернутым носом.   Человек живёт воспоминаниями о прошлом и это прошлое не нужно тому, что уйдет, оставив тебя. Было невыносимо больно сознавать, что, пройдя через столько испытаний  снова обнаружить себя с теми детскими ощущениями :  будет Земля, будет солнышко, будут люди, а тебя совсем нигде не будет. Есть мир людей, где живет он и мир для душ. Тебе там никто места не приготовил. Там не живут физические тела. Там вообще не живут, а обитают концепции. Ужас! Вот бы где пригодились монастырские старцы. 
Объяснит всё это, было сложно. Почти невозможно. Алевтина тоже врубалась долго, пока не поняла, что он хотел ей сказать, а потом громко рассмеялась. Владимир и не надеялся, что она заменит ему монастырских старцев, но даже от одного смеха ему стало легче. «Неужто она убедит мня в другом, - думал Владимир. – Ведь и вправду не должно чтобы так несправедливо всё было устроено».
- Да-а-а.  Нет, Володя, тебе не повариха нужна. Ты и без того так спокойно жил со своим стабилизатором, что мозги жиром заплыли. Пойми ты, обжора , душа – это твой внутренний мир. Чувства не могут жить ни в голове, ни в сердце, ни … Ладно помолчу. Голова помогла подумать и отключилась, сердце переволновалось и успокоилась, но они никогда тебя ни к чему не побуждали и не воспринимали. Сердце не может радоваться или огорчаться, хотя и реагирует на это до боли, оно болит от сердечной недостачи или другой болезни, а не от обиды по конкретному случаю. Это только говорится так.   Голова не заставляет тебя поступать каким-то образом, хотя может анализировать и вычислять. Пойми,  амбразуры телами закрывали не по команде головы или сердца. Человек так устроен, что голова скорее всего посоветовала бы поберечься. Сердце вообще занят тем, лишь бы кислород по крови бегал… Геройство, допустим ,  или  наитие. Понимаешь, о чём я? Нет? Ладно, как я поняла, люди с заплывшими мозгами нуждаются в других формах объяснений. Теперь послушай такую вещь.

- Дело было давно. Жила я тогда, молодая да интересная,  в Свердловске в общежитии камвольного комбината по улице Агрономической. Однажды в праздник крещения мы решили с девчонками погадать. Теперь не скажу, кто из них посоветовала, но мы разговаривали с духами различных великих людей посредством тарелки с нарисованной стрелкой, которая от легкого прикосновения кончиков наших пальцев стала вертеться внутри нарисованного с буквами круга. Она вертелась сама, поскольку прикосновения были такими легкими и двигать мы могли разве что пушинку. К тому же при приложении силы мы бы  могли только вытолкнуть её из круга, поскольку тоже сидели вокруг стола напротив друг друга.  Тарелка тихо крутилась,  ненадолго приостанавливаясь стрелкой на различных буквах после заданного духу вопроса.  Кто-то из нас громко спрашивала, посовещавшись с остальными, а дух отвечал. Мы вслух повторяли буквы, где останавливалась стрелка , и выходило предложение, совсем не лишенное смысла. Например, дух Пушкина на вопрос , какое стихотворение ему самому дороже остальных, отвечал - «Орион». Никто даже подсознательно, клянусь тебе, не мог влиять на «писанину»  духов. Бывали такие длинные предложения, тарелка начинала крутиться быстрее, а мы, думая что ничего на этот раз не получилась, успевали только буквы писать вслед за стрелкой,  ни о чем не думая, а после обнаруживали, что вышло вполне грамотно составленное предложение. Вот так-то, дорогой Вовчик  Ты говоришь, что душа лишь субстанция, которое уже – не ты? Что она не может сохранить память о твоем прошлом? А вот дух Пушкина свои стихи помнил. Усёк?  Пойми, Володя, ты – это то, чего ты сам боишься. Это существо твоё. Оно жило в тебе, а потом стало жить в другом мире. То есть это тело, со временем одряхло и стала непригодной для жилья, потому ты её и покидаешь. Твое тело было ареалом  души, а теперь у неё (то есть у тебя)  другая среда обитания. Все равно, что квартиру поменял,- заулыбалась Алевтина. - Теперь-то хоть понял?
Никакой возможности сомневаться она не давала и обрубала все попытки Владимира утвердиться в этом ещё сильнее посредством дополнительных вопросов:
- Ты, что?  Мне не веришь?!  Вот чего никак не ожидала!
- Да с чего ты взяла-то, верю я тебе. Верю.
И Владимир действительно верил, и стало ему несказанно легко сознавать это.  Он так  заулыбался, что  Алевтина не выдержала и снова расхохоталась.
- Конечно, верю я, но никогда больше не клянись. Не по-божески это. Ответишь ещё  на один вопрос, и я буду удовлетворен полностью.
-  Остался ли ещё холодец?
- Ну перестань издеваться. Скажи почему вера моя запрещает мне заниматься спиритизмом?
- Ладно. Клятвы никакие я больше никому давать не буду. Поверят – хорошо, а не поверят- значит сами брехуны, и потому не привыкли верить другим.  Речь, Володя, не об этом. Вижу, не совсем правильно ты относишься  к  богопочетанию. Такое слово, надеюсь, встречал? Так вот, ты  Володенька, именно тот, о котором говорят «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб себе расшибёт». Ты, почему себя доводишь?  Господь никогда не хотел, чтобы вот таким дурацким образом себя доводили до ручки. Он хочет твоей радости, Он даже объявил, что уныние – это грех. Вот и получается, что ты грешишь, а не в Бога веруешь.  Тебе, что? Нечем заниматься? Кстати, баба у тебя есть? Не слышу?
Такого напора Владимир от неё не ожидал.
- Если нет, то – обращайся. Говори, не стесняйся. Я тебе плохую не посоветую.  И вот ещё, что. Выбери себе хобби. Хоть какую , но чтобы она у тебя была. А то, понимаешь ли, выбрал себе позицию – ни огород не садит, ни хобби  не имеет, а лежит себе и рассуждает: «А не дурак ли я?».  Да - дурак! Это уже я тебе говорю.   Насчет подружки уже через неделю я поинтересуюсь. И не улыбайся, понял?  Ты меня знаешь. А вот насчет спиритизма… Надо полагать, что это действительно грешно. Уж больно современный человек рвётся к познаниям всего, что вокруг него делается. Очень часто, чтобы постичь чего-то совершенно незначительного, он готов расплачиваться жизнью своей. И расплачивается. И может в один - не прекрасный- момент дойти до такой степени сатанизма и открыть грань между этих миров. Тогда он уничтожит не только себя , но и весь этот мир, который принято назвать материальным. Есть вещи, которых нельзя знать. Это опасно. Параллельный мир, как принято называть мир духов, он, совсем  рядом. Он с нами. Мне кажется, кое-кто из верующих с ними общаются иногда, но это должно происходить и происходит очень редко и с особого разрешения. Надо полагать даже не все члены священного Синода владеют этим. А возможно, среди слуг господних это избранные по каким-то особым показателям. Ну, ладно! Сам понимаешь, это я всё отсебятину погнала. Может оно и не совсем так, но я с ними говорила , этими духами, и представь себе – они сердились. Некоторые духи могли и сматериться, чтобы их не тревожили.
- Ну, это ты уже загнула, – не  хотелось Владимиру думать, что она всё же обманула его, - А как вы с ними попрощались в тот день?
-  Тебе могу сказать. Мы не прощались, а разбежались с воем кто куда, и  кажется даже тарелочку выронили и разбили. Маринка, придурошная наша, как сейчас помню, возьми да спроси у какого-то духа «А чем докажешь, что ты есть?».  А тот написал  нам в ответ с помощью стрелки «Хочешь, ноги покажу?». Мы так тряслись после этого, кажется, почти не спали в эту ночь, и легли по двое, чтобы не так страшно было.
Верить в то, что такое действительно могло быть, не хотелось, но Алевтину знал давно. Зачем ей обманывать? Она, может, детей бы  разыграла,  да и то навряд ли.   Не такая она, к тому же тоже верующая и, в отличие от него, Храм посещает регулярно.
- Ладно, дочь моя, уговорила,  поем ещё малость твоего холодца.  Нельзя ослушаться такого зануду. А пока я буду  ковырять в носу и чавкать,  пожалуйста, скажи, в чём главная причина моего такого поведения? Ты вот живешь спокойно мирской жизнью своей,  тоже не монахиня, а не бегаешь  надоедать другим своими вопросами. Одним словом, буду, краток – в чём моя тупость? Конечно, холодец бесспорно вкусный, но не буду же  все время бегать к тебе, надоедать.
Этот вопрос его действительно волновал изрядно. Сколько же можно? Он считал себя уже верующим человеком, а успокоиться, как другие никак не получалось.  Он уже побаиваться стал своих постоянных дёрганий, а вдруг завтра снова какие «непонятки»?
- Никакого секрета, Володя, нет. И никакой ты не тупой. Ты – туповатый (и не надо меня благодарить). А почему? Да, потому что ты человек такой, увлекающийся.  Например, если ты займешься собирательством, допустим марок или значков каких, то ты не просто количеством будешь интересоваться, но и всей предысторией каждого из них. Но к религии так  относиться нельзя. Это не игра, не объект для изучения и ведения поисков. Тут, Володя,  всё предельно ясно. Были тут до тебя кое-какие искатели типа Горького,  Луначарского. Все пытались создать «истинно гуманную веру». Тут не надо умничать, а просто выполнять заповеди. И всё, Володя! Всё!  Ничего больше! А то от тебя прёт, чем-то ужасно совковым.
- Ну, ты это… Не шибко-то заговаривайся. Из-за двух кусочков холодца, готова человека оскорбить? Можно сказать служителя культа.
 - Во-о-от. Сам открылся. Не было  такого выражения до Совдепии - «Служители культа». Культ личности был, служителей культа не было.  А вот ты, Володя, сделал из веры в Бога  свой культ. Ты её превозносишь не с целью служения и почитания, а с целью изучения, как тему кандидатской. Ты не можешь считать себя верующим. Попробуй начинать всё сначала. Расскажи все это батюшки и причастись. Это я уже вполне серьёзно. По сути, ты ещё не верующий. Тебе, просто кажется так.
И вправду, - думал Володя, по пути домой,- решил обратиться к Богу, что бы найти лекарство от страха пред смертью. Учинил его культ, как единственно возможного избавителя от этого позорного чувства.  Разве ОН нуждается в культе, Сам, являясь всем, что есть вокруг нас. И вообще, что за дурость в моей голове последнее время? Надо действительно начинать снова. И насчет бабы пора подумать. Может, я и смерти-то боюсь, потому что так неустроен, одинок и не чувствую, как твердят, чувства локтя, не говоря уже о  прикосновениях несколько другого порядка. Какую только ахинею не передумал за всё это время. Ужас.
А в Бога я – верую! Зря она так.