Авось-ка

               
 

Душа у нее была безмерная. Одни делали из нее свалку для душевного мусора, другие- рвали на части неуёмными размерами
бытовых дрязг…
Но так уж устроила ее жизнь, что она непрерывно втягивалась в
проблемы других  и тянула все это на себе  как двужильная, а потом, ввалясь в пустой, нетопленый дом, под утро, недвижимыми губами, как кукла с подсевшими батарейками, тихо лежа на скрипящем диване, -говорила куда-то глядя в стенку: –авось пронесет,- и шептала утешающие её с детства слова, придуманные ею и ставшие девизом в её детских одиноких  попытках -сделать мир добрее и надежнее:

Человек, протяни мне свои ладони -
Я поделюсь с тобой  теплом ягодным.
Окунись в глубинные воды глаз моих,
И оставь в них душевные боли ран своих.
Я сердечным  светом тебе открою,
Лабиринты жизни в пути.
И ребёнком маленьким
Тебя на облако подброшу
Ты не бойся снов волшебника -
                Лети!
Я на ручках тебя покачаю,
А хочешь- песню спою?
И хоть ноги все сбиты,
Мозоли в сандалях,
Торопись к чудесам -
Я поддержу
Загляни в себя внутрь,
В своего ребенка,-
Чего он хочет, спроси?
И не бойся быть
Белым совсем вороненком,
Я подстрахую –
                Лети!

     Она никогда не могла отделить главное от второстепенного и  увязала во всем этом, как в трясине.
Кличка и та к ней приклеилась совсем дурацкая- «Авоська»,но уж очень она подходила ей по сути и по содержанию.
    Авоська была удивительная фантазерка – рассматривая  на стене жирную кляксу, которая тут же оживала в ее воображении-та,как царственная особа  часами ей рассказывала о величае  былых времен, когда все перед ней трепетали .Не дай бог,она своенравно сорвется с  кончика пера на важнейший документ -могло случиться самое непредвиденное, например война, из-за злонамеренных козней в переговорах .А иной раз, мол, «та грудью ложилась» на документ и, приняв это за провидение, его откладывали, а то и вовсе отменяли, как приговор. И не всегда она (клякса раздухарялась и чернела от возбуждения ) была такой аляписто- громоздкой, чернила – кровь ее, когда было необходимо, могли становиться прозрачно – невидимыми.
Все у этой непутевой фантазерки было в сияющих глазах чудом каким то. Детишкам она рассказывала  всякие небылицы и они таскались за ней  всюду как стайка муравьев  и все просили познакомить их с   Авоськиным казначеем– тараканом, что подбоченясь, дул в усы  трактат о полезности его в Авоськином доме, который знал на перечет все её жалкие «харчевые запасы»  и подбирал со своей армией помощников,  разбросанный нерадивой хозяйкой  повсюду  мусор, в котором она утонула бы, как в зыбучих песках, если бы не он и его команда. А она, неблагодарная, каждый раз «прёт» на него «газовой атакой» дихлофоса, не понимая, какой он ей друг…
 
У Авоськи завелась к тому же необычная подружка на четырех лапках-молоденькая крыска из парадной, по кличке «Сажа»,что наладилась к ней заскакивать «на посиделки» этой зимой .
Всем двором ее гоняли, пытаясь извести, отловить, отравить, в общем- со свету сжить.
-Летат по стенам как саранча, собака,- говорил муж дворничихи Аристархич, -говорил как вещал –с уважением  и лёгким ужасом к неуловимой  шкоднице. Авоська втихоря впускала ее, когда было уж особенно  зябко, а та подавала, оголодавши, жалобно голос у неё под дверью, и делила с ней хозяйка скудный харч. Летом же- крыска пробиралась на балкон по лозе винограда и Авоська замирала, немея от некого раздвоенного чувства красоты и запретного восхищения, когда  та, на фоне звездного полнолуния, сидя на краю перил балкона, изящно  умывала свою мордочку и вся светилась голубым сиянием в серебристых искорках.
По-соседски, синица, напоминавшая желто –зеленый пучок  липовых листьев в апреле, заглядывала с песенкой «Битлз»-лет-ит би ,лет-ит –би, в  надежде поклевать с ладошки Авоськи чего нибудь вкусненького. Все это были друзья, которые снимали скуку и усталость быта. И она знала, что они всегда ей рады и всегда ее ждут.

Авоська была циркачкой- умела кататься на одном колесе и жонглировать разными предметами, валенками, бубликами и пачками папирос «Беломорканал».Босоногая детвора в «зелёнке» -ее боготворила, взрослые же сторонились, но не зло, а так- на всякий случай –мало ли что эта циркачка выкинет из кармана или из рукава…слово “эксцентрик “ тогда никто не понимал .И циркачка Авоська с утра неслась на репетиции в окружении вечно ночующих кого ни будь из друзей- утро еще только занималось рассветом враскачку метущих дворников ,как будто виноватых ,с опущенной головой, а Авоська уже выговаривала себе, налету порхая как бабочка, с чашки на хлебец, и также на лету впрыгивая в потертую одежонку, что небось, опять всюду опоздает…


Замуж она вышла так же внезапно, как внезапно в ее жизни происходило всё- как сама она в эту жизнь явилась, обманув всех  вокруг. Детей в семье было много, отец семейства «оставлял желать лучшего» - не просыпал от «запоев» и жили впроголодь. Мать «тянула жилы» на трёх работах, чтобы хоть как –то содержать вечно голодную ораву своих трёх горластых  птенцов. А тут врачи обнаружили у неё быстро прогрессирующую  опухоль. Мать в слезах берегла пузо, проклиная всё, что в нем растёт, и когда   больную стали готовить к операции –эта нахалка Авоська, стала лупить в мир пятками и кулачками. Так и родилась «на авось».
Мать решила-авось выживет, бог даст - прокормим и эту нежданную хитрую выскочку.
Боясь отравиться какой-то «взрослой дрянью»- малышка почти до двух лет пила одно мамкино молочко- ставила табурет, становясь на него, доставала мамину «грудку- посудку», и тянула мамины соки до отрыжки, до сытного «порозовения». Потому и была румяная, как только что из печки свежая булочька- пышненькая,
вся в ямочках, и руки взрослых дядей и теть, так и тянулись к этому пушистому белокурому ангелочку. Она же  стремглав бросалась к маминому подолу– пугливая была  и людей боялась…
      



                Знакомство.
По окончании циркового училища, начались рабочие будни. Она вступила в мир цирковых чудес. Фокусы Авоська  навсегда возвеличила в «ранг магии и волшебства»  и ни за что не хотела понимать всю эту прозаическую кухню, что да как…?
В цирке царила семейная, суматошная атмосфера  добра и улыбок, хотя не обходилось без падения и слез. Но это были царапины коленок, а не души, в приобретении опыта  ремесла и Авоська полюбила этот мир в образе «человеков», до самозабвения.

По окончании циркового представления  у служебного входа  стоял
Долговязый, с красно-рыжей копной на голове, парнишка с «малиновой улыбкой» и с травинкой в ослепительно  белых зубах.
В руках он держал  предательски подтаявшее мороженое. Он непрерывно  суетливо  обтирал всюду капающее  из пакетика и вытекающее, как его терпение,  содержимое  с надписью «крем –брюле»…
Рыжий, как сразу его прозвала Авоська, тут же бурно признался ей в своих чувствах ,сообщив при этом, что учится в «бурсе» на моряка, живет в «коммуналке» с бабушкой, на пресловутой Мясоедовской, и не мыслит жизни без нее и без цирка!
Авоська деликатно подлизывала  растекшееся у неё «коктейлем» на ладошке мороженое, отстраненно вспоминая  в деталях весь номер, в котором она, так лихо слетев с «одноколёски»- зашибла  распухшую и ноющую теперь коленку. Думала, –как же она так просчиталась в секундах, сожалея, что не в силах послать к чёрту все эти «телячьи нежности »рыжего незнакомца, так не вовремя  прилепившегося к ней  «липким мороженым»...Хотелось сесть прямо здесь- где попало и «попричитать» над  этой гнусной, ноющей болью коленкой, которая «гудела от злости»  на бьющуюся об нее  в кульке бутылку кефира,  в ответ которая  вот вот готова была  взорваться, желая остаться  здесь, на асфальте- лишь бы не Авоське на ужин .
Рыжий, как будто чувствуя подвох, был так находчиво - весел и красноречив, что пройдя пару кварталов, - они уже болтали, как будто  вместе прожили всю жизнь. На Соборке они сели на лавочку и, смеясь, «выпотрошили» кулек с кефиром и гороховыми пирожками...

Сначала Авоська подумала, что это лучше чем ничего. Потом она вспомнила, что любовь –это нежное растение, что любовь всегда младше нас и мы, того не замечая- можем обращаться с ней грубо. Где-то, когда-то она это  читала, или видела во сне .Вспомнила и испугалась …
Но когда он обнял ее, дав слегка пригубить лимонада из пенящейся бутылки, и они  закружились с ним в танце « лимонадного» поцелуя- Авоська дрогнула всем сердцем ,дырявя глазами бескозырку,  сдвинутую на бочёк, на  серые  лукавые глаза, на всё ту же удивительно «Малиновую улыбку». В миг представив, что любовь -это «вечное завтра» -захотелось  безрассудно махнуть на всё рукой  и принадлежать «завтрашнему ему»  все-г-д-а-аааааааа!!!



                Остров   на  Турунчуге.

В свадебное путешествие отпуска не дали, так что пришлось довольствоваться лишь тремя днями, и они решили махнуть на речку Турунчуг. На небольшой уютный островок их забросил местный рыбак, обещая заглянуть через пару дней .
Они плескались под хлынувшим на них  «золотым дождем» солнца, в волнах тепла, наивной чистоты всей  природы- пока не оказались в палатке,  полностью в друг  друге..
Ива зелёным водопадом- каскадно склоняла ветви  к их ногам,   Пение непуганых птиц !Скользя  по воде, до них доносился вечерний, пьянящий запах «зелёного шума» листвы , цвета акаций, вперемешку с костром .Здесь царицей была «воля» и она укрыла их под своим крылом с радостью  матери, так долго ждавшей своих детей .
В лёгком хмелю от «бесзапретной близости», напоённые истомой объятий, выпив красного вина с шоколадом, завёрнутым в лепестки колокольчика, в поцелуях любви - они узнали , что ТОЛЬКО  ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК  МОЖЕТ ДОПОЛНИТЬ ТЕБЯ.
И ЧТО ПОКА ЛЮДИ МОГУТ МЕНЯТЬСЯ МОЖЕТ МЕНЯТЬСЯ
ВЕСЬ МИР!!!
Смеркалось. Рыжик прихрамывающей походкой добрел до палатки, и с виноватой улыбкой  полез доставать «аптечку». От воды  по зелёной ковровой траве за ним потянулся красный «змеиный» след.
В воде он напоролся  то ли   на штырь, кем то брошенный, то ли  на проволоку -сам не понял -нырнул под воду, а когда  стал выплывать -вроде как что-то больно щипнуло ногу .Авоська переполошилась, но он сам достал из «аптечки» йод, бинты, вату и сказал, что дело пустяковое- бывало и похуже. Чья-то глупость и все…
Ночью он тревожно спал. И почему-то  во сне к нему пришло из бабушкиного детства видение:

Когда ей- бабушке Рыжика было три года ,а выходит- был это 1925год, звали ее Танюша. Все события разворачивались на кладбище, у их фамильного склепа. Большевикам тогда срочно понадобился цинк
и они пошли громить, тобишь – «экспроприировать»  буржуйские цинковые захоронения. Гроб вскрыли. Там лежал, как будто только что положенный спать- Таничкин предок, в «виде куклы –дяди» с накрашенным лицом. Когда гроб с «куклой» перевернули, то из него «хламом» посыпались кости, а сверху - лёг белый порошок там, где были белые одежды и чёрный- где был костюм
Кукла превратилась в « костяной кошмар ».
Танюша часто заморгала глазами, тоже как кукла, и из под нее тонкой струйкой полился теплый чай. Узрев, что она описалась, будучи «совсем взрослой» - она хотела поскорее отойти от позорной лужицы, но от резкого движения - потеряла равновесие и плюхнулась прямо в неё. Тогда, из гроба выпала последняя косточка и Танюшка, сидя уже в холодной луже, топая  ногами  от отчаяния  и страха - громко заревела. Дальнейшую процедуру решили проводить без детей и слабонервных родственников. Но Танюше и этого хватило, чтобы запомнить навсегда, как  её предка вытряхивали из последнего земного пристанища. Вот обо всём  этом, когда   она стала «по- детски» старенькой - Танюша и рассказала своему внуку, что валялся теперь на острове, в бреду, и увидел эту картину глазами маленького ребёнка из 1925года.

Рыжик всю ночь метался в бреду и кричал. Температура зашкалила за сорок, Авоська обтирала его пылающие сухие губы  и бормотание её звучало  щенячьим тявканьем :«ав …ав-ой …ав –ось …ав –ой –ёй-еёй!?»…
Утром, когда Рыжик урывками приходил в сознание, он виновато озирался и тут же хватал, судорожно сжимая, как сухой лист, руку жены.
К обеду она металась по острову  с криками о помощи. Она впервые в жизни стала напряженно вспоминать всё, что знала о молитвах ;тупо кивая кому-то невидимому  головой, она что-то бормотала, то в знак согласия, то резко всё отрицая, заламывая руки к небу, декламируя как в греческой трагедии, пытаясь с ним договориться…
Облака голодными, хищными птицами парили над островом. Остров весь покрылся зловещей серостью, как будто краски радости беспощадно кто-то смыл с лица земли за эту ночь. Деревья, как женщины в горе - рвали с себя «ветви волос» .Река, словно ручей слёз- уносила быстрым потоком  зелёные пряди, пытаясь с ними унести беду.
Авоську подмяла усталость и горе, обессилив- она уже просто выла.

      
                Больница.


Лодочник внезапно появился к обеду. До больницы добрались часа за два. Рыжик почти не приходил в себя. Нога стала чернеть .
-Газовая гангрена, господи, где его угораздило то, а?-прошелестел губами врач, вмиг покрывшись холодным потом.
-Срочно  в операционную!–крикнул он засипшим голосом через плечо .

-Пацан! Как ты ,…держись …нога– хрен с ней, с ногой то …
- Судьба– гавно!!!…
- Но, главное– жизнь, слышь, пацанчик?
- Ну посмотри на меня  !!!
- Жить надо, слышишь?
- Молодой совсем !!!
- Эх ты, мама не горюй!!!- Сказал, - дёрнув  плечом врач, понесшись  в операционную и срывая на ходу,  со злостью  рубашку, оставляя за собой дорожку растерзанных пуговиц.
- Под капельницей Рыжик как будто уснул, но вдруг поднял средний палец к верху и с нечаянной улыбкой озаренного мудростью старика, сказал:
- Фак!- Мне показали это сверху...
- Жену дайте, черти!
- Он смотрел  в ее глаза, как сквозь стакан смородинного сока .
- Родная моя,- черт, имя забыл(пот как лёд стекал по телу ).
- «Я в окно твое стучал, каплями дождя…
- Ветром ласковым шептал- нежные слова …
- Это тебе -, как там дальше ?- Не вспомню никак …
- В общем, - ты знаешь…

Операционная сестра рванула каталку на себя, видя как Рыжик покрывается синими пятнами. Она понеслась по коридору, подгоняя себя и анестезиолога, бегущего следом за ней ,русским чутким матом. Рыжик, говорком кашлянул:
-Сестричка- «не пали фишку» …
-Да не парьтесь вы, ребятки!
-Целую крепко ваша репка …
-Все,…****ец…
                ???

Авоська стояла у окна, как «соляной столп».Только что  на её глазах  огромный смерч  разворотил всю ее жизнь.Какая –то страшная, неведомая  сила, как сквозь сон, прорвалась  в реальность, и всё перевернув- убила их любовь, отняв единственное  что у неё было, на этой стылой чёртовой земле .
Та последняя ночь стояла в памяти; ниспадающим ивовым водопадом  зелени, ласковой пустотой, где постукивал по крыше палатки  летний дождь, принесённый к берегу  непорочным дыханием ветра. И слова, что шептала ему в «серебристых ресницах» звездной ночи её неловкие стихи:

-Я помню  твои бесстыжие глаза
И огненно– рябиновые кудри .
Как нежно шаловливая рука-
Ласкала мои маленькие груди …

До операционной его так и не довезли. Он умер с застывшей на лице ярким пятном «малиновой улыбкой». Им было по двадцать.

                Понедельник.


Ну что мой хороший, как всегда,- до понедельника, а значит -до завтра?
-Я тебя- как себя …как всех нас …
-Конечно, ты знаешь …
-Кто бы сомневался? …

Уходя, она бережно погладила выбитые на надгробии  слова:
         
                «Время безжалостно .
                Жизнь- мгновение.
                Что нам осталось то?
                Что нам отмеряно?»

По тропинке за Авоськой след в след  топала прихрамывая  старая ворона. Она громко каркала,  кашляющим звуком простывшей старухи, не поспевая за верной  подружкой, Только Авоська, понимая её язык,- тихонько, по-свойски с ней  переругивалась …
10.05.05.г. А.Одинокова.