жизнь после смерти

Не верьте тем, кто скажет, что умирать страшно.
Не верьте тем, кто скажет, что нет.
Совершенно не страшно умирать когда ты этого не осознаёшь. Когда тебе невдомёк, что в холле бьётся в истерике жена. Ей только что сказали, что её муж вряд ли доживёт до утра, потому что слишком долго добирались к врачу, а тромб - это такое дело…Если повезёт, если доживёт до утра, если успеем поставить ловушку, если, если…
И вот ты лежишь, в носу две трубки, чистый кислород, дышать легко, не то что накануне, когда еле поднялся пять ступеней в подъезде и всю ночь полусидя полуспал…Потом, утром, на скорой приехал в больницу, ноги слабые, голова слегка кружится, но это же ерунда, в сорок лет разве может случиться что-то серьёзное, да и не болит ничего… Вот и доктор сказал, что произошло временное падение давления, надо пойти домой и отдохнуть пару деньков. Таблетки выписал для подъёма давления, да жена не дала выпить сразу, потом, сказала, успеешь…
Только вечером, по указанию участкового врача, тебя доставляют опять на скорой, но уже в больницу, где хорошие кардиологи. Потому что в лёгких шумы и в сердце стуки. И хоть коньяком, хоть деньгами нужно добиться, чтобы приняли на отделение, тогда проведут полное обследование и скажут, от чего давление упало, от чего стуки и что в лёгких. А ты ещё днём позвонил на работу и обещал через пару деньков выйти…
Потом тебя перевозят в другую больницу, потому что до утра ты прекрасно дожил, и коронарография показала, что никакого тромба нет.
И это плюс.
Но присутствует отрыв соединительной ткани митрального клапана.
А это минус, и очень серьёзный.
Это отсюда стуки и четверть объёма лёгких заполнен жидкостью. А уже как следствие и падение давления ниже плинтуса, и кислородное голодание всякого ливера, отказ печени и поджелудочной. И, естественно, пневмония.
А значит, оперировать нельзя.
И вот ты лежишь, в носу две трубки, чистый кислород, дышать легко. Тебе ведь никто ничего ещё не рассказал, только жена, да ещё мама, случайно приехавшая именно теперь, только они в курсе, им врачи доложили.
А тебе ничего не сказали, лежишь весь в проводах да трубках, и аппаратура у кровати такая, что только в фантастических фильмах видел…
Это потом, когда трубки вынули из лёгких и из брюха, когда перевели из операционной в обычную реанимацию, когда родных допустили, тебе постепенно стало ясно, что было и чего не было. И то не до конца. До конца, наверное, никогда всего не узнаешь.
Кроме того, что рассказали.
Рассказали, как на пятый день попыток вытащить из пневмонии и печёночной недостаточности, при массаже спины (дабы не было пролежней) оторвалась вторая хорда клапана и ты уже практически уходил;
Как экстренно готовили к операции, брили грудь тупой бритвой, так как последняя оказалась, как, на твоё счастье, не ушёл домой главный хирург центра им. Алмазова Михаил Леонидович Гордеев, и в час ночи начали операцию…
Как после операции, около пяти часов утра он вышел к матери и жене со словами: «Мы сделали всё, что могли, но надежды мало… Позвоните мне в девять».
И как в девять часов утра, он, не ушедший домой, ответил на незаданный из-за рыданий вопрос: «Всё хорошо, он стремительно выздоравливает».
Потом было много всего.
Осознание того, что чуть было не случилось;
И совместное со всем медперсоналом удивление тому, что это не случилось.
И страх заснуть, потому что уже понял, что не всегда можно проснуться.
И жизнь, разделённая на две половины - до и после.
И полтора десятка таблеток каждый день, одна из которых жизненно необходима для работы стального протеза митрального клапана, и период действия которой составляет пять дней;
А это значит, что пять дней без таблетки и ку-ку, в лучшем случае всё с начала…
И инсулин для компенсации открывшегося на фоне перенесённых заморочек диабета.
Инвалидность, в конце концов.
Но самое главное – понимание, пришедшее позднее, когда прошла эйфория от того, что ты жив.
Понимание того, что граница между жизнью и смертью шириной в хорду митрального клапана, что эта граница практически неощутима, и пересечь её можно совершенно незаметно для себя.
Но не для родных.

Что жить после смерти страшнее, чем умирать.