Пыль

В Ижевске все было как обычно. Так, как должно быть вот уже 30 лет. Бетонная пыль уныло скрипела под тяжелыми армейскими ботинками. Воздух был все тот же, тот тяжелый плотный воздух, обжигающий все внутри, который ассоциировался у многих ижевчан с поверхностью. Небо уже почти не пугало, но отсутствие потолка сильно трепало нервы.  До парка Горького оставалось не так далеко. Катя уже видела, застывшее на веки колесо обозрения. Сейчас его было видно с любого конца города, так как от железобетонного муравейника осталась только все та же скрипучая бетонная крошка и куски арматуры. Ничто не закрывало вид на устоявшее по непонятной причине, монументальное сооружение. Отец говорил Кате, что парк был создан для развлечения, но девушке он не внушал ничего, кроме странного ощущения страха и собственной никчемности перед огромными сооружениями прошлых поколений. Еще никогда она не уходила от родной Южной автостанции так далеко. Но сейчас ее это совершенно не волновало. Она же не должна всю жизнь сидеть под землей? Разумеется, нет. Она просто гуляет, гуляет по родному городу.
***
 Бетонная крошка все больше напоминала картину с кучей черепов, которая висела в коридоре их объекта. В животе было некомфортно и холодно и Кате очень хотелось плакать. Она пыталась убедить себя, что ей нравится это место, но получалось не очень.  Что-то внутри щелкнуло, и Катя невольно вытащила пистолет. С ним ей было гораздо уютнее в этом чужом, враждебном мире, но через пару сотен метров рука девушки жутко устала, и ПМ, подаренный ей отцом на совершеннолетие, пришлось убрать.  Совершеннолетними на их объекте «Южный» считали с  16 лет. В день рождения жителю объекта вручали паспорт и, воспользовавшись им можно было  выйти на поверхность. Только вчера она задула свечи на торте из сухих сливок и сахара – мука на их объекте закончилась еще в прошлом году, приняла поздравления от немногочисленных друзей и пошла в свою комнату, чтобы заснуть совершеннолетней гражданкой «Южного».  Но в сон ее не тянуло, и Катя до трех часов ночи провозилась с новеньким ПМ. Время на их объекте, как и наверно на любом другом, было весьма условно, но едино для всех. И не проспав и трех часов она, полна решимости, вышла с объекта, не предупредив никого. Лишь Вовка, ее друг детства, пытался ее остановить. Но он был на посту и лишь тяжело выдохнув, записал в журнале: «17 июля 2042 года. 05:37 – вскрытие гидрозатвора.»
***
Перед Катей был целый мир. Страшный, чужой, но  отчего-то такой родной. Это её город, город ее родителей. Она коренная ижевчанка и не важно, что Ижевска уже нет, а она родилась и живет под его прахом, всего в нескольких метрах от той поверхности, где так безжалостно пылал огонь ядерного пожара.  Она не знала, куда ей идти, и пошла к единственному, что выделялось на фоне заваленного осколками зданий и человеческих судеб горизонта, а именно колесу обозрения. И вот она уже почти на месте. Она остановилась на вросшем в землю кузове какой-то  машины и смотрела вдаль. Она не думала ни о чем, как ей казалось, но внутри все более массивным слоем оседал налет разочарования. Сколько счастья она надеялась найти в руинах города, а нашла лишь ржавое железо и бетонную пыль, перемешанную с прахом всех тех 650 тысяч, которые даже не подозревали об «объектах». В тот день выжило всего 9000 человек. Рабочие «объектов» и правительство. Вот и все. И каждый выживший решает для себя сам, повезло ему или же наоборот. Она спрыгнула и быстрым шагом отправилась дальше, она верила, что в парке произойдет нечто особенное. Дойдя, она долго качалась на качелях, качалась за всю жизнь, проведенную в четырех стенах, качалась, и понимала, что ее путь стоил этого.  Весь парк выглядел так, будто и не было того момента, когда защитный купол все таки спал, обнажив Ижевск для холодных расчетливых объективов спутников.  Все было покрыто ржавчиной и радиоактивной пылью, но парк существовал. Парк не распался на атомы, не испарился, как весь город вокруг. Он точно сошел с открыток, которые были на «южном». Такой же серый и блеклый, как на тех старых отсыревших кадрах. Она спрыгнула и вошла в здание с вывеской «Тир». Катя расстреляла все мишени из своего пистолета и забрала плюшевого медведя, покрытого едкой полувековой пылью, так как на стене было написано, что она его заслужила. Гуляя по парку Катя не могла понять, кому понадобилось повесить корабль на столбы, но потом решила, что его выбросило на берег пруда, как в пиратских романах, которые читал ей отец, и теперь он висит тут как память. «Грустный парк, я знала, что он не для развлечений, смерть это грустно – я знаю» - сделала для себя заметку Катя. Потом она залезла на один из аттракционов и долго смотрела на большую котловину  на месте Ижевского пруда, обнимая плюшевого медведя, иногда едва слышно потрескивающего, разрывающимися нитками. В центре котловины стояло непонятное сооружение с трубами, уходящими под землю. «И там «объект», а на картинках красиво, вода голубая и железяки не видно» - подумала Катя. Постепенно изображение стало терять резкость, все тело охватила монотонная боль.  Из носа девушки пошла кровь, в голове мутило, во рту был противный вкус металла. Катя совсем не жалела, что не взяла с собой противогаз и дозиметр. Она лишь крепче обняла медведя, свернулась калачиком и умерла. Она так и не увидела свет, который зажегся на объекте «Пруд». Её это уже не могло огорчить. Это был лучший день в ее жизни.
17.04.11