Московские записки

          Маленький человек.

   Одним жарким летним днем довелось проходить мне небольшим переулочком в районе Таганской площади в бытность известном под названием Гончарная слобода. Внимание мое было привлечено внезапным переполохом, зачинщиком коего явился смешной маленький человек, по всем признакам, явно, инвалид, совершавший действия, напоминавшие наскоки деревенских петухов друг на друга в ходе яростного поединка в борьбе за первенство. Противник его, худосочный, нескладного вида молодой дылда, возрасту которого при самом оптимистическом подсчете я бы не дал лет более семнадцати, кроме какой-то угловатости, нескладности в комплекции и растрепанности длинных волос не имел более ничего примечательного, что можно было бы отметить к вящей красоте изложения. А посему поберегу личное время читателя и перейду к описанию событий, произошедших сразу вслед за этим.
   Так вот, вышеупомянутый юнец всеми силами пытался избавиться от наскоков назойливого, хроменького человечка, недружелюбно высвобождая свою руку от захвата противника, отпихивая того и, в конце концов, стараясь развернуться к нему спиной имея целью ретироваться. Другой же, в свою очередь, держа свой костыль на весу, и, забыв, очевидно, что тот необходим ему в качестве дополнительной опоры для сглаживания неудобства передвижения при поврежденной одной ноге, пытался вновь и вновь зайти своему обидчику спереди, удерживая последнего за руку и пытаясь развернуть к себе лицом. Тот вновь не давался, вновь вырывался, а маленький человечек забегал с другой стороны, и все повторялось сначала с той лишь разницей, что направление отступления первого менялось прямо на противоположное.
   Эти настойчивые попытки неугомонного инвалида, как я понял, предпринимались с тем, чтобы заставить юношу остановиться и таким образом получить возможность взглянуть тому прямо в лицо. Однако, вследствие невысокого роста одного и длинноте другого, глаза инвалида не могли оказаться выше уровня груди своего обидчика, что, должно быть, очень его беспокоило. Именно сей факт заставлял инвалида предпринимать невероятные усилия, совершенно несравнимые с его физическими возможностями. Проявляя такую беспримерную отвагу (ведь длинноногий недоросль мог бы опрокинуть противника просто каким-нибудь ненамеренно неловким движением), маленький человек выкрикивал одну очень громкую и очень хорошо артикулированную фразу: «Я попрошу вас извиниться!»; потом небольшая пауза  и вновь: «Я попрошу вас извиниться!», особенно акцентируя свое требование на слове «ПО-ПРО-ШУ».
   Вот в этот самый момент я поравнялся с ними, но, не имея привычки относиться к подобным сценам как к цирковому представлению, не останавливаясь, проследовал дальше. А из моего ума все еще долго не выходил этот комический и одновременно грустный эпизод: маленький человек, рискуя быть побитым, не позволил, однако, уронить своего человеческого достоинства. И я еще долго держал пальцы за этого полного решимости храбреца, сумевшего выйти с честью из такой драматической ситуации, а сам переживал в памяти случай из своей жизни, когда однажды, проявив малодушие, испугался поддержать своего друга и трусливо ретировался с поля боя, хотя по совести должен был поступить как раз наоборот…


          На почте.

   Войдя внутрь помещения и увидав только одну женщину, стоявшую у почтового окошка, я нисколько не сомневался в том, что быстро закончу свое дело, но… на поверку все оказалось гораздо серьезней.
   Надо заметить, что дама, упомянутая выше, очевидно, уже в течение какого-то времени пыталась решить свой вопрос с работницей почтового отделения. Было также ясно, что дама хотела как можно ближе оказаться к почтовой чиновнице, да так что  из всей ее фигуры в зале находились только ноги, ягодичная часть и спина; все же остальное – плечи, руки, шея и голова – было плотно втянуто в проем окошка. При этом было не совсем понятно, каким образом  дама с далеко не самым стройным телосложением ухитрилась так далеко втиснуть свои стати в столь малое пространство. Она с напряженным вниманием следила за действиями чиновницы, та же, в свою очередь, разделяла свое внимание между пачкой конвертов, кипой марок и счетной машинкой.
   – Значит, конверт по России, два на Украину и один в Германию, – произнесла работница отделения.
   – Два по России, два на Украину и один в Германию, – поправила женщина.
Чиновница начала считать на машинке, вслух озвучивая свои вычисления:
   – Та-а-а-а-к, два – Россия, два – Украина, один – Израиль.
   – Германия, – поправила дама.
   – Ну да, да, Германия, я их так называю, – пустилась в объяснения чиновница и начала отрывать марки, затем наклеивать их в нужном количестве на конверты. При этом она повторяла:
   – Россия – один, Украина – два, Германия – один.
   – Два – Россия! – несколько взволнованно поправила ее дама.
   В течение этого диалога очередь, к тому времени успевшая образоваться, томилась ожиданием. Я, будучи самым заинтересованным наблюдателем (а дело мое, надо сказать, было настолько пустяковым, что я рассчитывал покончить с ним за пару-другую минут), вдруг начал ощущать некоторую потерю внутреннего равновесия и, не выдержав, произнес фразу, точно выражающую мое мнение по поводу компетенции работницы почты в вопросах обслуживания клиентов:
   – Не может разобраться с пятью конвертами!
   На что услышал согласительный ответ со стороны одного достопочтенного господина, к которому, как оказалось, я невольно обратился:
   – Да у них тут у всех мозгов не хватает!
   Я с опаской покосился через стекло на несобранную чиновницу, ибо обмен подобными замечаниями, если бы достиг ушей объекта нашей пикировки, мог бы закончиться, как вы понимаете, довольно плачевно. Но, к счастью, наши слова не были услышаны, чиновница при исполнении счастливо закончила физическую работу по расклейке марок и, чтобы окончательно убедиться в правильности ментальной работы повторила еще раз вслух:
   –  Ну давайте еще раз проверим: два – Россия, два – Украина, один – Германия.
“Наконец-то!” - подумал я, а чиновница между тем закончила расчет стоимости отправления, затем затратила еще несколько минут на наклейку недостающей марки на второй из украинских конвертов, затем, назвав нужную сумму, провозилось еще какое-то время со сдачей, что очень характерно (отсутствие мелкой монеты я имею в виду) для госучреждений и после всего этого позволила себе легким поворотом головы в мою сторону, на языке казенном означающим, что вам разрешается затруднить чиновника своим делом, сказала:
   – Следующий!
   Узнав, что мне требуется всего лишь два конверта по России, она протянула мне ставшие уже такими заветными принадлежности общественной переписки и назвала цену: семь тридцать. Желая как можно быстрее получить вожделенные конверты и более не обременять почтовую даму очевидно затруднительными для нее операциями по продаже знаков и предметов почтовой связи, я выложил означенные семь тридцать без сдачи, взял конверты и, бесконечно счастливый, освободил место следующему соискателю быстрого и удобного государственного обслуживания.
   Отойдя от стойки и немного замешкавшись у столика для заполнения бланков я бросил взгляд на того господина, который стоял за мной и чья очередь теперь подошла. Он что-то говорил в окно. Я продолжил надписывать конверты и вскоре бросил еще один взгляд в сторону окошечка: господин стоял, устремив взор за стекло, подперев голову кулаком руки. Я продолжил свое занятие и, покончив с другим конвертом, снова посмотрел в сторону окошка: господин уныло стоял, опустив голову и глядя куда-то вниз. Когда я совершенно разобрался со своими делами, бросил заклеенные конверты в почтовый ящик и уже совсем было собрался покинуть гостеприимное помещение, последний раз посмотрел туда, где почтовая чиновница проявляла чудеса расторопности. Все так же покорно и терпеливо стояла очередь, количество человек в которой уже заметно прибавилось, утомленный господин все так же уныло стоял, поддерживая почтовую стойку, в бесконечном отчаянии обхватив голову обеими руками.
   В этот миг предо мной предстала последняя немая сцена из Гоголевского “Ревизора”. Я подумал, что невидимый режиссер, пишущий сценарий нашей жизни, приобщил нас к великому действу, достойному пера классика. Настоящее представление разыгрывалось здесь и сейчас, и все мы были его невольными соучастниками.


          Товарищ милиционер.

                Давно всем хорошо известно,
                Что жить на взятки интересно.
                Зачем усиленно трудиться,
                Ведь можно даром поживиться?!
               
                Неизвестный автор.

   Проходя тысячу раз по одному и тому же месту, вдруг ловишь себя на мысли, что ноги невольно сами несут тебя  по нужному пути, а твое сознание освобождается от необходимости работать в качестве проводника. В таком положении вещей даже есть определенная прелесть: всегда можно использовать свой мозг для целей весьма практических, например, поразмышлять о чем-то полезном или приятном, совершенно не беспокоясь о  направлении своего движения.
   Нечто подобное случилось со мной и на этот раз, когда жарким июньским днем по возвращении своем домой я шел по платформе Курского вокзала с намерением сесть в свою электричку. Сознание мое в этот момент не то чтобы совсем отсутствовало, но находилось в таком неуловимо-летучем состоянии безмятежности, когда ты, не отягченный никакими житейскими заботами, спокойно взираешь на окружающие тебя картины, и взгляд твой, спокойно перемещаясь из одной стороны в другую, готов зацепиться за малейшее нарушение привычного течения вещей и заметить такое, что при другом положении увидеть решительно невозможно.
  Впереди меня шла интересная парочка – милиционер и какой-то товарищ, – не привлекавшая, однако, нисколько моего внимания до тех пор, пока… Впрочем, позволь, мой друг, прежде чем продолжить свое повествование, сделать несколько набросков внешности моих героев, с тем чтобы составить ясное понятие о том, какого рода персонажи стали предметом моего интереса.
   Страж порядка, не высокого роста, плотно сбитый, был одет в фирменный милицейский китель, довольно помятый и небрежный, такого же состояния фирменные брюки, а массивный затылок его скрывала очень досаждавшая в такую жару широкая милицейская фуражка. В правой руке он нес, весело играя, бутылку пива, а левой рукой нежно и даже как-то по-отечески поддерживал идущего рядом с ним человека. Спутник его ничем особым не выделялся: роста был не выше милицейского, был облачен в матерчатую куртку, обыкновенные серые брюки, а на непокрытой голове – его несколько поседевшие короткие волосы были уложены в аккуратную прическу. В левой руке он нес большой парусиновый дипломат.
   Несмотря на некоторую сухость описания, я ищу снисходительного понимания у читателя, так как наблюдать своих героев я мог только со спины и, соответственно, не видел их лиц и не смог бы даже при всем желании добавить каких-либо штрихов их внешности к вящей красоте изложения. Однако, я надеюсь, что описание событий произошедших в дальнейшем не заставит читателя заскучать, и даже более того – вызовет у него саркастическую улыбку.
Со стороны могло бы показаться, что по платформе идут два приятеля, ничем не выделяющиеся из общей массы людной и шумной толпы пассажиров, продавцов пирожков и редких милиционеров. Однако, как было замечено ранее, сознание мое было не обременено, а взгляд – не отягчен и потому с легкостью выхватил такое недоразумение, как бутылочка пива в руке у милиционера. К тому же так получилось, что мы шли в одном направлении – я буквально с опозданием на два десятка шагов, – и поведение моих героев, происходившее у меня на глазах, показалось мне чуточку необычным. Двое продолжали неторопливо идти по платформе. Товарищ что-то говорил милиционеру, тот слушал, согласительно кивал головой, иногда что-то отвечал в свою очередь. Как я уже сказал, милиционер легко придерживал товарища за руку чуть выше кисти, но пониже локтя, и у меня складывалось такое ощущение будто один из них – задержанный.
   Я продолжал свое наблюдение, сначала праздно, затем со всевозрастающим любопытством, и мои труды не пропали даром. В конце концов, мне удалось установить, что подозрения в необычности данной ситуации оказались небеспочвенными. Милиционер иногда ослаблял хват своей левой руки, и в этот момент она начинала мягкое и плавное движение по руке товарища – вверх, вниз. В какой-то момент рука милиционера опустилась настолько низко, что их ладони встретились и слились в дружеском объятии. При этом оба продолжали неспешно продвигаться вперед и, как мне казалось, что-то добродушно обсуждали. Неожиданно милиционер отпустил руку товарища, и та, не чувствуя более захвата сотрудника правопорядка, раскрепостилась, развернулась и незаметно опустилось в глубину кармана брюк своего владельца. В это время длань милиционера широко растворилась, и первая рука, нащупав что-то в  кармане,  достала это самое и аккуратно вложила в ладонь милиционера. Ладонь затворилась, зажав переданное между пальцев, и затем вложение быстро перекочевало в карман милицейских брюк.
   Лицо мое растворилось в широкой улыбке. Я уже почти догадывался какого рода сделка только что была совершена. Далее двое остановились, милиционер не глядя в лицо товарищу, передал тому бутылочку с пивом, развернулся и пошел восвояси. Товарищ также не задерживаясь, развернулся и направился в сторону вагона электрички из которой, судя по всему, некоторое время назад был выдворен милиционером. 
   Российская действительность такова, что наши стражи правопорядка служат только тогда, когда что-то материально-осязаемое попадает  в их карманы. Правительство, заинтересованное в исполнении милиционерами своих обязанностей, время от времени выдает пакеты законов, которые, по их мнению, должны стимулировать интерес сотрудников правоохранительных органов к несению своей службы. В данном случае, очевидно, такой закон (или как минимум – поправка к закону) был принят. Привокзальные милиционеры явно были промотивированы стоять на страже законности и правопорядка, – что я готов засвидетельствовать и порукою тому предъявляю сею историю. Законность была соблюдена: любитель пива был выдворен из электрички, честь мундира не была посрамлена – милиционер с честью выполнил свой долг; были ли пострадавшие в этой истории судить не берусь, но одно могу сказать точно: порок исполнил свою безобразную тризну на кургане почивших нравственности и добродетели.


2009