Слоник ч. 1

Слоник

1.
Библиотекарша Соня, девушка тридцати лет, спешила каждое утро к троллейбусу по пустынной улице. Дворы, толпящиеся у остановки, только просыпались в начале седьмого, а редкие прохожие, сонные как мухи, шарахались от шелеста осенней листвы и друг от друга, сохраняя в себе последнее томление одял и подушек, оберегая свои остатки снов, пусть  порой и не самых сладких, но исцеляющих от усталости.
Дворничка тётя Фаня, прихрамывая, тащила за кончик ручки свою метлу и сладкозвучным полтавским напевом жаловалась своему сотоварищу – молоденькому рыженькому хлопчику – на тяжкую судьбу дочери. Это можно было определить по фразам «Донечка, моя донечка, поїхала собі нещасна...» Библиотекарша Соня, или Софья Ивановна, или Сонычко, как называли её знакомые за рассеянность и светлые редкие волосы до мочек ушей, поздоровалась с дворничкой, с которой иногда останавливалась поболтать, наслаждаясь её говором, быстрым и колоритным, и молодым тембром голоса. Сонычка спешила, и её редкие волосы трепетали, как одуванчик. Интересная особенность в них была такая: стоило дотронуться до них расчёской, шарфиком, рукою, осенним листком, они поднимались неравномерно наелектролизованные и создавали смешное и трогательное обрамление рожице Сонычки.
 После «Здырасте» последовал небольшой стадиончик, окружённый металлической покорёженною сеткой. Потом слоник. Но слоник – это громко сказано про маленькую металлическую конструкцию – детскую горку. Слишком она была какая-то детская, наверное самая маленькая во всём Киеве. И не смотря на еще присутствие нескольких больших турников и кораблика-лесенки, слоник упорно привлекал к себе внимание. Кроме слоника, размещавшегося на прилегающем к стадиончику детской площадке, когда-то в давние советские времена там было две мощные нержавейные горки для взрослых детей. Горки одним утром загадочно безвозвратно исчезли. Потом слоник, серый и подржавевший, нерушимо стоял, опустив голову и широким хоботом вгрызался в землю, как бы сопротивляясь похищению. Поэтому Сонычка каждое утро после дворнички обращала внимание на ушатую фигурку. Ах, какая она была сегодня красивая, эта фигурка. Но об этом ниже.
Следующей достопримечательностью утренней пробежки к троллейбусной остановке по тротуару мимо дремлющих пустынных дворов был неизменный спортсмен Борис Борисович Рубин. Сонычка застенчиво здоровалась с ним и ускоряла свой бег, потому что ей было стыдно. Ведь много лет приходилось лишь здороваться, но ни разу заговаривать. Оттого ей было стыдно, поэтому после улыбки Бориса Борисовича быстрее были её шаги. Она всегда обещала себе заговорить в другой раз, но не выполняла это обещание. Борису Борисовычу было семьдесят пять лет, но спортивный задор, подпрыгивающая походка и стройная фигура говорили о моложавости тела и юности души.
И вот теперь утром Софья Ивановна спешила, слегка ощущая душевное волнение и утренний запах прелых кленовых листьев сентября. Недавно пропавший Борис Борисович в странной непривычного оттенка синем шерстяном костюме с выцвевшей надписью «Спорт», но в неизменной многолетней осенней шапочке улыбался. Он не отдышавшись от подтягиваний, совершал бег на месте, и даже поднял руку в восторженном приветствии.
2.
Сонычка приходила на работу зараннее, на полтора часа раньше и шуршала по полкам и по своему рабочему столу. Что там происходило, оставим фантазии читателям. Потом появлялись её коллеги из других залов библиотеки. Оригинальными фигурами были две старушки, «мымринсикие ископаемые», как Сонычка любовно их называла, обе в одинаковых очках, одного роста и одного покроя костюмов. В присутсвие этих фигур тут же создавалось «тягостное одиночество», как говорила Сонычка, которое разбавлялось редкими посетителями. Самым одиночным одиночеством были минуты «несодержательной болтовни», когда коллеги стремились вовлечь Сонычку в свои разговоры. Старушки добрые, но вспыльчивые, легко идущие на утончённое злословие, но быстро меняющиеся на жалостливые и заботливые разговоры. Переходы из одного состояния в другое совершались быстро, и уловить их «душ незримые движения» было нереально. Сонычка, погружалась в читательские карточки и каталоги, но чувство тяготы не оставляло её, ибо «жизнь в начале 21 века не располагает к покою души и равновесию мозговых импульсов» - тоже слова Сонычки своим многочисленным, но только телефонным подругам.
Вдохнув тумана и прелести нарождающегося бабьего лета, Сонычка сказала «Тьфу-тьфу-тьфу», вспомнив о том, что у неё особенный день душевной подготовки в преддверии важного вечера в ресторане с одноклассником. Он вздумал вчера прийти к ней в библитеку и, шутя, подарить золотое колечко с малюсеньким изумрудиком, приглашая на личный разговор. Расспросов с её стороны не было, потому что Сонычка была нелюбопытна. Внутри неё то и дело возникали множество собственных версий любого события. Она наслаждалась ними в своём воображении, так что любые реальные варианты могли только бледнеть на фоне придуманных.
     Сегодняшнее утро Сонычки было особенным: начало бабьего лета, появившийся Борис Борисович после полугодового отсутствия и слоник, покрашеный в ярко малиновый окрас с парой-тройкой белых пятилиственных простых цветков на боку. Слоник выделялся на фоне серого с размытыми пятнами позолоты сентябрьского пейзажа, как документ лета.  Он свидетельствовавал о том, что такое-то лето имело место быть, оно реально существует и никуда не пропало. Лето ожидает своей смены, посапывая на широкой тахте, оббитой ситцем песочного цвета с россыпью мелких фиалок и земляники. Эта картина пронеслась в воображении совершенно умиротворённой Сонычки. Она ускорила, как всегда, шаг, спеша на троллейбус. Борис Борисович долго глядел ей вслед. Если бы Сонычка обернулась, она бы увидала, как Борис Борисович провожал её взглядом, вытирая глаза клетчатым* носовым платком.
     Девушка совсем была не в курсе дела. Пожилой мужчина, который совершал по утрам физзарядку и внушал молодёжи чувство уверенности в будущем, был на самом деле необычным персонажем. Если бы девушка узнала, что же на самом деле происходит, она бы упала в обморок. Да, тут же, дорогой читатель, пишу вам совершенную правду.
3.
Полгода назад дворничка собрала всех пенсионеров во дворе, помогая молодой и модной паре отрекламировать перед почтенными стариками совсем недорогой прибор для измерения какого-то здоровья, дигностический аппарат загадочного и сложного свойства. И всего-то за одну треть цены. А участникам войны вообще на 50 гривен дешевле. Собравшиеся бабули и дедули кротко, как дети слушают сказки, молчали и немножечко задавали вопросы. Лишь Борис Борисович, в новом синем спортивном костюме, будучи из категории «Дети войны», махнул рукою и сказал, что ему  это скучно и не интересно. Он развернулся и ушёл твёрдой походкою. Бабули и дедули внезапно почувствовали приступ сомнения, и по рядам пробежал тихий шум. Борис Борисович отправился к турникам, побыл там минут двадцать, и, держась за сердце, как вспоминали соседи, медленно ушёл к себе на четвёртый этаж. Через некоторое время он появился в старом советском шерстяном костюме и тоже медленно направился к мусорнику. В ящик полетела сначала новенькая синяя олимпийка, а потом и штаны. Борис Борисович постоял еще одну минуту и умер.