Восковое яблоко

Четвертая история из цикла.

«И солнце остановится в небе,
Когда она даст ему знак...»
Б. Гребенщиков, «А некоторые женятся»

Сколько себя помню, папа всегда зачем-то носил с собой восковое яблоко. Совершенно обычное – средней величины «антоновка», с поблекшей желтой кожурой, со временем начавшей почему-то краснеть. Яблоко было мало того, что выцветшим, так еще и щербатым – на боках у него было три или четыре почерневших мелких выбоины. Сколько именно – сказать не могу, хотя и видела его сотни раз, такое впечатление, что их количество и местоположение менялись, и иногда их могло быть три, иногда четыре, в редких случаях – два, а то и пять. Впрочем, это, конечно, всего лишь шалости моей памяти – у меня никогда не получалось запоминать подобные мелочи.
Зато я помню, как однажды я все же спросила отца: «Зачем ты таскаешь с собой это старье? Давно бы выкинул и купил новое... да и нужно ли оно вообще? Неудобно же с ним таскаться!», а он засмеялся и спросил в ответ: «Ну, дорогая, нашему Солнцу миллиарды лет – предлагаешь и его выкинуть, раз оно старое? А то, что неудобно – так это мелочи, зато почетно!». Что именно почетного в дурацком яблоке и что общего у восковой безделушки с солнцем – он так и не сказал. Допытываться я не стала.
А несколько лет спустя отец заболел. Рак желудка.
Химия, операция и еще десятки различных средств результата не дали. Когда отец уже не мог питаться самостоятельно, его определили в платную клинику, где он и должен был провести остававшееся ему время – что-то около двух месяцев.
Папа, заявив, что хочет успеть со всеми попрощаться перед смертью, попросил родных и друзей прийти к нему – поодиночке. Порядок посещений он выбирал сам, и по какой-то причине я оказалась последней. Самой последней, даже после внучатого племянника Максима и двух коллег с работы.
Когда я, старательно делая вид, что меня нисколько не задевает эта ситуация, вошла в палату, отец не смог даже приподняться мне навстречу. Выглядел он плохо: страшно исхудал, провалившиеся глаза обвели темные круги, кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок... но это все еще был мой отец – тот, который делал лучшие во дворе кораблики из дощечек и бумаги, даже в мои тринадцать мог унести меня под мышкой (и регулярно это делал) и удивительно заразительно смеялся. А потому мне не было противно – мне было горько видеть его таким ослабшим, таким... уходящим.
– Ты, наверное, страшно обижена, что я позвал тебя последней, – слабым голосом сказал он, едва заметно улыбаясь – тепло и печально.
– Нет, что ты. Уверена, у тебя были серьезные причины, – совершенно искренне сказала я: моя глупая обида ушла, стоило мне переступить порог.
– Это хорошо – не хотел бы, чтобы ты сомневалась в том, что я люблю тебя... подойди ближе, мне тяжело задирать голову.
Я подошла и осторожно опустилась на край постели, невольно окинула глазами помещение – хоть и чистая-аккуратная, но совершенно безликая одиночная палата... Палата для «смертников».
Я зябко поежилась.
– Девочка моя... – тихо сказал отец, касаясь моей руки. – Я позвал тебя только сейчас потому, что хочу отдать тебе одну вещь, благодаря которой я еще жив. Когда она станет твоей, я умру. А потому я сперва попрощался с остальными, иначе было нельзя...
– А может, ты не будешь тогда ее мне отдавать? – жалобно спросила я.
– Это необходимо. Такие вещи можно передавать только лично, из рук в руки... а если тебя беспокоит, что я без нее умру – так я устал, Полиночка. Устал от болей, от процедур, устал питаться через трубочку. Это тело мне уже не послужит, пора оставить его и обрести новое...
Я сдержала вздох, осторожно сжала его пальцы. Отец верил в реинкарнацию, колесо Сансары и в то, что смерть – совсем не конец и не трагедия для умирающего. Вот для тех, кто остается...
– И... что же это за вещь? – мой голос не дрогнул, но видит небо, это далось мне нелегко.
– Открой ящик тумбочки, там должна быть коробочка... да, эта. Дай ее мне.
Руки у него тряслись, но папа открыл коробочку сам, хотя и пришлось повозиться. Наконец, побледневший от приложенных усилий, он вынул из картонного вместилища... то самое старое восковое яблоко.
– Возьми, – едва слышно сказал он и практически уронил в мою ладонь желтый шарик. Яблоко показалось мне неожиданно теплым, почти горячим. Я подняла на отца непонимающий взгляд:
– И это... это и есть ~та самая~ вещь?
– Не стоит недооценивать то, что выглядит неказисто, – слабо улыбнулся он. – Наше светило тоже немолодо, и пятна есть и на нем. Но мы же его все равно любим?
– И что мне с ним делать? – Я почувствовала, как сдавило горло.
– Носи с собой. Грей в ладонях. Не позволяй ему пылиться где-нибудь в углу, стать ненужным... Да ты сама скоро все поймешь, обещаю. – Голос отца с каждым словом становился все тише, и следующие его слова я едва смогла разобрать: – А теперь нам пора прощаться, Полли. Устал я...
Отчаянно запищал какой-то прибор, в палату – как мне показалось, спустя целую вечность – вбежали несколько человек в халатах медиков, засуетились, сыпля отрывистыми фразами. В коридоре, напротив открытой двери замелькали знакомые лица, будто издалека, слышался голос матери, повторяющей, как заведенная: «Антон, господи, Антоша!»...

А я молча стояла в углу – и одновременно парила в сотнях тысяч километров, в невыразимой дали, и маленькое желтое, начинающее краснеть от старости Солнце горело на моей ладони.
________________
Примечания:
1. Полина – форма имени Аполлинария, означающего «принадлежащая Аполлону».
2. Антон – имя, созвучное имени бога Атона – египетского бога солнца.
3. По спектральной классификации Солнце относится к типу «жёлтый карлик». Как и все звезды, Солнце имеет определенный жизненный цикл,и, согласно существующим представлениям, через 4—5 млрд лет оно превратится в «красный гигант».