Директор для сельской школы

Повесть
Последняя редакция повести автором. Предыдущая удалена.
Оглавление в конце повести.

Глава 1
Как Ситников стал директором школы

     Лето 1978 года. Тоска сжала сердце учителя математики Владимира Леонидовича Ситникова, когда он рассматривал два унылых одинаково побеленных двухэтажных здания на площади захолустного райцентра Вишнёвка. Согласно остеклённым вывескам в одном здании находился райком партии, в другом — райисполком. Он вошёл в райисполком, побродил по узким, слабо освещённым коридорам с белыми дверями по обеим сторонам, нашёл с табличкой «Заведующий РОНО» и осторожно постучал. Тишина. Ситников постучался в соседнюю дверь, за которой находились инспекторы. Услыхал утомлённый голос: «Войдите!» Учитель открыл дверь и шагнул в маленький кабинет с низким потолком. В комнатушке теснились три стола, два из них пустовали. За столом у открытого окна сидел человек, на вид лет пятидесяти. Его загорелое лицо выражало крайнюю усталость. Инспектор покрасневшими глазами посмотрел на робкого посетителя и равнодушно спросил:
 — Вам кого?
 — Мне бы заведующего.
 — Он в командировке. Я временно исполняю его обязанности, — инспектор иронически улыбнулся и пояснил: — То есть я на сегодня являюсь ВрИО. Можете обратиться ко мне.
 Ситников присел на стул, достал из внутреннего кармана пиджака документы, передал их инспектору и сказал:
 — Мне нужна работа учителя математики.
 В тишине ВрИО внимательно перелистал и просмотрел документы, положил перед собой и перевёл взгляд в открытое окно, задумался. Минуты через две инспектор пристально уставился покрасневшими глазами в очи посетителя и недружелюбно, недоверчиво спросил:
 — Уважаемый, Владимир Леонидович! Мы с Вами вдвоём во всём здании. Скажите честно: что вас вынудило уволиться из городской школы и искать работу даже в такой глухомани, как наш район?
 — Честно? — повторил учитель — Откровенно: мне надоело скитаться по частным квартирам, мне скоро исполнится сорок лет, а я ещё не имею собственного жилья. Я слышал, что в деревнях в наше время предоставляют дома.
 — О-о-о! Работа, жильё, хороший заработок — мечта каждого здравомыслящего человека. — Инспектор всё ещё не верил Ситникову и доверительно задал вопрос: — Признайтесь, семья тоже переедет с Вами или останется там?
 — Я не развожусь! — воскликнул учитель. — Жена, сын и дочка приедут ко мне сразу, как только я обзаведусь квартирой.
 Инспектор повеселел, потёр ладонь о ладонь и радостно заговорил:
 — Ну, тогда нашему Вишнёвскому району крупно повезло: прибыл высококвалифицированный учитель математики. В отдалённых сёлах катастрофически не хватает специалистов. — ВрИО замолчал и долго думал. Наконец, он обрадовался возникшей у него идеи, резко выбросил худощавую загорелую руку в сторону, непроизвольно показывая указательным пальцем в угол, радостно воскликнул: — Я буду рекомендовать Вас на должность директора восьмилетней школы села Оглоблино. Я убеждён, что начальство со мной согласится. Там не держатся директора, поработав год, уезжают. В селе построили дом для долгожданного учителя. Вы, я вижу, порядочный человек, в вашей трудовой книжке записано много благодарностей. Вы, как директор, ничего плохого этой школе не сделаете по той простой причине, что она находится в таком состоянии, что хуже не бывает. Ха-ха-ха!
 — Надо посмотреть, — угнетённо ответил Владимир Леонидович, невольно глядя в угол, в который показал пальцем инспектор, и про себя с ужасом подумал: «Меня судьба загоняет в угол».
 — Вот и прекрасно! — продолжал радоваться инспектор — Я сейчас позвоню в Оглоблино, может быть, за Вами пришлют машину, и вы сегодня же побываете в этом селе и там примете окончательное решение о работе. — Он несколько раз набирал различные номера на телефоне, с кем-то разговаривал, хлопнул от удачи ладонями, резко встал, весело сообщил: — Ну и везучий Вы человек, Владимир Леонидович. Их парторг Воронов находится в соседнем здании, в райкоме партии. Пойдёмте скорее, может, успею Вас познакомить с ним, тогда попутно на его машине доберётесь до центра села Оглоблино. Парторг заинтересован, чтобы у них были хорошие учителя, и до слёз любит свою школу.
 Минут двадцать Ситников ждал во дворе райкома партии, стоя в зелёной траве газона в тени под яблоней. Появились ВрИО и мужчина в сером костюме. Они подошли к Владимиру Леонидовичу. Инспектор РОНО представил:
 — Знакомьтесь: Воронов Василий Иванович  —  секретарь партийной организации колхоза «Ударник», центральной усадьбой которого является село Оглоблино.
 Учитель и парторг мельком глянули друг на друга. Они оказались примерно одинакового роста. Парторг произвёл на Ситникова приятное впечатление своим крепким телосложением, прямыми чертами рябого загорелого лица, выражавшим доброжелательность и спокойствие. Проницательному парторгу педагог понравился интеллигентной внешностью порядочного человека
 Парторг, подавшись корпусом тела вперёд, широким жестом протянул свою руку, лаская взглядом учителя. Они обменялись рукопожатием, попрощались с инспектором, уселись в машину и поехали. Воронов уверенно вёл автомобиль «Жигули» и басисто рассказывал:
 — Дороги нынче хорошие. Двадцать километров по асфальту до Никитовки и ещё двенадцать просёлком. Мы быстро доедем. А вот раньше насыпных и асфальтированных дорог не было. Бывало, после дождя развезёт — грязь по колено, так мы добирались или пешком по обочине, или — на лошадях; никто не жаловался, считали, что так оно и должно быть.
 По обеим сторонам дороги, за зелёными кюветами, возвышались, словно стены, высокие хвойные и лиственные деревья. Шоссе то поднималось вверх, то долго и извилисто опускалось.
 — Да, — задумчиво продолжал рассказывать Воронов. — Жили мы в грязи, без автомобилей, работали на лошадях и быках от зари  до темна; себя и страну кормили; старики доживали до ста лет. На той неделе бабушку хоронили. Ей было 106 лет. Что касается учительского коллектива, то он в нашей школе хороший. Особое уважение заслужили супруги Белопёровы. Сам Белопёров преподаёт историю, музыку и руководит школьным хором. Он в детстве самостоятельно научился играть на баяне и изучил нотную грамоту. Стихи сочиняет и музыку к ним. Любую песню подберёт после первого прослушивания. Его жена — учительница биологии. Между прочим, Виктор Кондратьевич пять лет был директором школы. У директора много хозяйственных хлопот. Ему надоело, да и любит он музыку, вот и стал рядовым учителем. Это намного спокойнее.
 Так за разговорами они подъехали к большому селу. Парторг объяснил:
 — Въезжаем в Никитовку — центральную усадьбу колхоза «Советский труженик», нашего давнишнего и доброго соперника по социалистическому соревнованию, так как условия работы у нас одинаковые: и земли, и пастбища, и леса. За Никитовкой находится железнодорожная станция. Ежедневно в девять пятнадцать там делает остановку на две минуты рабочий поезд, идущий на Вишнёвку. Иногда на нём удобно добираться до райцентра.
 Никитовка понравилась Ситникову: асфальтированная дорога через всё село, аккуратные дома с палисадниками, магазины с большими витринными окнами, благоустроенная остановка.
 Они выехали из Никитовки и помчались по мягкому просёлку между созревающими хлебами. Проезжали по старому деревянному мосту через глубокий овраг. Владимир Леонидович с опаской глянул вниз на вершины высоких деревьев, полностью скрывающихся в дикой впадине. Его настороженный взгляд заметил Василий Иванович и сказал:
 — Места здесь становятся глухими. Лет десять назад, между Никитовкой и нашим селом Оглоблино вдоль дороги, по которой мы едем, были две большие деревни. Теперь их не стало, и безлюдье на больших просторах. Даже волки завелись. Охотники их истребляют. За каждого убитого серого хищника платят хорошие деньги.
 Дорога монотонно поднималась между смешанным лесом и клеверным полем. И вдруг открылась просторная панорама с зелёной местностью и голубым небом с лёгкими облаками. Дорога резко уходила вниз к деревянному мосту через ручей и далее вилась между домами поселения.
 — Вот и родное село Оглоблино, — задушевно произнёс парторг, остановил машину и предложил: — Выйдем, постоим чуточку, я вам расскажу, что где.
 Они выбрались из автомобиля, стояли и смотрели на великолепный пейзаж. Парторг, влюблено, самозабвенно объяснял:
 — Село Оглоблино, как бы спрятавшись, протянулось полосой по низу полого склона лощины вдоль ручья, которого из-за кустов не видно. Вон то, громоздкое белое каменное здание, — клуб. Двухэтажный дом — школа. В самом дальнем конце села, между деревьями просматривается длинное строение барачного типа — правление колхоза. За селом виднеются шиферные крыши — коровник, с другой стороны — свинарник. А теперь пора в школу. Я из райкома партии позвонил Белопёрову, чтобы он открыл школу, у него — ключ.
 Воронов и Ситников подъехали к мрачному бревенчатому двухэтажному зданию с маленькими окнами и с крышей, покрытой чёрным толем.
 — Это — наша школа, — гордо объявил парторг, увидел на лице педагога разочарование и взволнованно, торопливо заговорил: — Она строилась сразу после окончания войны. Государство изыскало кое-какие средства. Закупленного леса хватило всего на первый этаж. Разобрали старый амбар на брёвна, и их не хватило. Строили всем миром. С каждого двора принесли кто что, и с 1-ого сентября 1945 года школа заработала. Это была незабываемая  радость для той детворы. Мне тогда было семь лет. Учеников приходило много. Сидели по четыре человека за партой. Занимались в две смены. Посещали нашу школу и дети из других деревень. Для них построили интернат. Электричества не было. Всего одна керосиновая лампа на столе учителя тускло светила. И учились ведь, и учились неплохо, большинство затем выбилось в большие люди. Я после этой школы окончил сельскохозяйственный техникум, — парторг помолчал, затем решительно открыл дверцу автомобиля, вылез и поспешил в школу. Ситников едва успевал за ним.
 Учитель математики с любопытством и грустью рассматривал небольшие классные комнаты с маленькими окнами, маленькие чёрные доски на стенах, старые грубые чёрные парты с вырезанными надписями на них. В правом переднем  углу комнат — кирпичная печка. К двухэтажному зданию был пристроен спортзал. Они вошли в него. Парторг с самодовольствием показывал  и рассказывал, что, конечно, это помещение не соответствует размерам современного школьного спортзала, однако, вполне можно проводить уроки физкультуры, подвижные игры с небольшим количеством детей.  В классе во втором этаже Василий Иванович подошёл к первой парте, стал, как бы нежно гладить её крышку и вспоминать:
 — За этой партой когда-то сидел я. Я уже Вам говорил, что за каждой партой сидели по четыре человека. Сейчас я смотрю и с трудом верю этому. Вы, Владимир Леонидович, шокированы видом здания. Такого в городах не увидишь. Через год мы начнём строить типовую школу на 192 ученика. И пройдёт немного времени, нынешнее деревянное сооружение разберут на дрова. Мне очень и очень жаль. Я как бы расстанусь с прекрасным прошлым. Что ж поделаешь, такова жизнь. Ах, да, я забыл предупредить завхоза, чтобы интернат открыли, да, ладно, потом. Рядом с двухэтажным зданием находится маленький домик, который используется как мастерская для уроков труда. — Парторг повеселел и гордо официально произнёс: — Предлагаю посмотреть шикарный дом для приезжего учителя.
Учитель сосчитал: на втором  этаже имеется пять комнат.  На первом  —  четыре. В  каждой  —  по  одной печке; в спортзале  —  две, следовательно, в школе всего 11 печек.
 В центре села в ряд строились из силикатного кирпича пять одноэтажных домов под шиферной крышей. Один из них был уже готов к сдаче. Две женщины средних лет и мальчик лет десяти собирали около дома строительный мусор в вёдра и высыпали в тракторную тележку с открытым бортом. Василий Иванович остановил автомобиль около построенного дома. Парторг и учитель выбрались из машины. Уборщицы мусора и мальчик прекратили работать и вперли глаза в незнакомого человека.
 Воронов и Ситников, сняв у порога туфли, обошли квартиру. Три просторные комнаты и кухня по-городскому покрашены, побелены. От печки отходили трубы водяного отопления; окна высокие, широкие; всё блестело свежей покраской. Парторг молчал и гордо смотрел на городского человека.
 — Великолепно! — сказал Владимир Леонидович
 Они побывали во дворе и осмотрели два сарая, затем вышли на улицу.
 Бойкая, в синем платке женщина, держа в руках ведро и метлу, звонко спросила:
 — Уважаемый педагог, понравился ли вам дом? Согласитесь ли вы жить в нём и работать в нашей школе?
 Ситников молчал. Его душу потряс убогий вид школы. Василий Иванович смотрел в землю.
 Женщина настойчиво повторила вопрос:
 — Так вам понравился или не понравился дом? Это — не дом, а дворец. Я всю жизнь, с десяти лет, проработала в колхозе. Мне такого не видать. Я как была в фуфайке, так и осталась. И почему к нам не едут порядочные учителя? Чем наши дети хуже других?
 Владимир Леонидович посмотрел на парторга, лицо которого не выражало никаких эмоций. Учитель позавидовал самообладанию деревенского человека. Потом Ситников перевёл свой взгляд на женщин и мальчика. У педагога не хватило мужества отказать в просьбе этим людям, и он, чувствуя, что его сердце срывается вниз, сдавленно произнёс:
 — Согласен. Буду работать с вашими детьми.
 Лицо парторга озарилось улыбкой, и он широким жестом протянул руку учителю, потом пригласил к себе домой переночевать.
 — Нет, нет, — отказался педагог. — Вы мне помогите добраться до райцентра. Я в гостинице снимаю номер. Завтра утром я должен сообщить инспектору РОНО о том, что соглашаюсь работать в вашей школе.
 Василий Иванович довёз его до Никитовки, а оттуда автобусом отправил в Вишнёвку.

Глава 2
Первые дни работы

     В начале июля Ситников приступил к работе в качестве директора восьмилетней школы села Оглоблино. За два дня он познакомился со всеми учителями и техничками. Не появлялась завхоз интерната Тамара Петровна Гребешкова. Он послал за ней техничку Анну Васильевну, пятидесятилетнюю, покладистую характером, а сам начал наводить порядок в кладовой с наглядными пособиями. В это время печник с помощником чистили дымоходы печек. Владимир Леонидович сортировал наглядности по предметам и аккуратно раскладывал по полкам. В дверном проёме кладовой появился худенький мальчик и тихо, робко спросил:
 — Здравствуйте! Вы новый директор?
 — Допустим, я. А ты кто такой?
 — Я Коля, сын Тамары Петровны. Мы с мамой прячем сено под крышу. Дня через два она освободится и придёт на работу.
 Ситников возмутился и, сдерживая негодование, объяснил:
 — Скоро нагрянет приёмная комиссия для проверки готовности школы к учебному году. Твоя мама является завхозом интерната, за каждый день получает зарплату, пусть немедленно придёт в интернат и начнёт его ремонт, а то я уволю её с работы за длительный прогул.
 — А чем мы будем целую зиму кормить корову и двух быков? — откровенно удивился мальчик и попытался успокоить директора: — Что касается комиссии, то вы не беспокойтесь: мама попросит дядю Сашу, и он позвонит куда надо, и комиссия приедет попозже или совсем не побывает у нас, а напишет хорошую справку, как в прошлом году, и вас похвалят.
 — Кто такой дядя Саша?
 — Дядя Саша, Александр Степанович Лукинов, — председатель нашего колхоза, —-- гордо пояснил Коля.
 — А-а-а! Понятненько. Всё же скажи своей маме, чтобы она завтра же, срочно приступила к работе. Не выйдет — соберу местком и уволю её по всем правилам, — жёстко отчеканил директор.
 Мальчик пожал худенькими плечами в полосатой рубашке, сморщил недовольно загорелый лоб, повернулся и, подпрыгивая, убежал.
Утром следующего дня Ситников наводил порядок в своём кабинете директора. Вежливо, спросив разрешение, вошла техничка Анна Васильевна с ведром с водой, с тряпками и принялась мыть окно. Владимир Леонидович перебирал бумаги в столе, ненужные выбрасывал в урну. Анна Васильевна подошла к двери, приоткрыла её, высунула голову, посмотрела в обе стороны, резко выпрямилась, торопливо закрыла дверь, приблизилась к столу. Её лицо, движения рук выражали беспокойство, и она тревожно заговорила:
 — Владимир Леонидович! Я техничка, моё дело — тряпка и ведро. Начала работать в школе с 1945 года, когда мне было всего 18 лет. Вы — новый человек, по-видимому, хороший. Послушайтесь моего совета: не связывайтесь с завхозом интерната Гребешковой. Она занимает маленькую должность, но силу имеет большую. У неё, по местным масштабам, — большие связи с начальством разного уровня. Она — фаворитка председателя колхоза. Начинается уборка зерновых культур, её тут же ставят заведующей током и складами. С её помощью много зерна уходит на сторону, не принося колхозу прибыль. Сама она — плохой человек,— техничка в испуге замолчала, так как ей послышался непонятный шум в коридоре. Анна Васильевна подскочила к двери и резко распахнула; за дверью никого не было; в конце коридора проходил учитель истории Белопёров Виктор Кондратьевич. Поборов своё волнение, техничка продолжила наводить чистоту в кабинете.
 До семи вечера в классах белили потолки и стены, а затем мыли полы и окна. Директор на навесной замок запер школу и пришёл в свой новый дом. Ещё пахло краской. Закатное солнце розовыми лучами светило в чистые окна, отбрасывая светлые косоугольные пятна на свежеокрашенном полу. Не приехали жена и дети. Мебель и вещи, отправленные в контейнере по железной дороге, находилась в пути. Владимир Леонидович порезал колбасу и хлеб. Вскипятил чай в кружке. Поужинал. Делать было нечего. Начинался долгий-долгий летний вечер. Ситников решил побродить по селу. Приятно было шагать, не торопясь, по зелёной улице, вдыхая чистый, напоённый запахами трав воздух. Он обошёл школьный двор и территорию интерната, подивился их засорённости, наметил предстоящую работу по наведению порядка. Обойдя сараи интерната, директор по тропинке между картофельными огородами спустился к ручью. За ручьём резко вверх взметнулся косогор. Ручей, шириной в один шаг, медленно протекал в траве. Вода в нём чистая, прозрачная. Просматривалось песчаное дно. Директор пошёл по тропинке вдоль ручья. Перед ним появилась небольшая полянка, окружённая кустарником. Небольшой водный поток здесь был шире и глубже. Четыре мальчика, на вид лет десяти, барахтались в воде, брызгались, смеялись. Возле кустов был пепел от костра, и около него лежали на траве три замызганных матраца с голубыми полосами. Руководитель школы удивился, подошёл к матрацам и увидел на них штампы интерната, не сдержал возмущение,  воскликнул:
 — Как оказались здесь интернатские вещи?!
 Полный мальчик выбрался из воды, подошёл и, дрожа от холода, ехидно сказал:
 — На этих матрацах завхоз Тамара Петровна отдыхала с мужиками, которые приехали в колхоз на уборочные работы. Они её богато угощали, — и ребёнок захихикал.
 — Надо бы матрацы отнести в школу, у меня имеется ключ,— высказал пожелание директор.
 Дети оделись. Один матрац, свернув в рулон, директор водрузил на своё плечо, два других понесли мальчики.
На следующий день Ситников из своего кабинета по телефону сообщил заведующему районным отделом образования Климковой о найденном интернатском имуществе на берегу ручья и предложил, чтобы она распорядилась о проведении инвентаризации имущества, находящегося на подотчёте у завхоза Гребешковой. Его попросили перезвонить минут через двадцать. Через полчаса Владимир Леонидович позвонил по тому же телефону. Ему ответили, что комиссия для инвентаризации имущества интерната приедет завтра к девяти утра, и чтобы Тамара Петровна обязательно присутствовала, о чём он немедленно оповестил её запиской.
 В восемь утра директор школы в своём кабинете выдал «Свидетельство о восьмилетнем образовании» худенькой девочке, одетой в простенькое платье, и показал где надо расписаться в книге регистрации выдачи документов. Она поставила подпись и сказала, что живут бедно, поэтому поступит учиться на повара в профтехучилище; там обеспечивают общежитием, формой, стипендией и кормят бесплатно. Девочка вышла, держа в руке документ.
 В дверь тихо постучали. Ситников крикнул: «Войдите!»
 Дверь медленно отворилась. Вошла женщина на вид лет сорока, чуть выше среднего роста, с косой тёмных волос, уложенных кругами на затылке. На гордой особе была бежевая кофточка из тонкой материи, широко открывающая загорелую шею. Из-под кофточки выглядывал чёрный лифчик с белыми кружевными оборками. Светло-зелёные шорты высоко обнажали прелестные, притягивающие взгляд мужчины ножки в изящных туфельках на высоких каблуках. Особенностью в облике женщины было то, что у неё заметно косил правый глаз. Она с наигранной вежливостью спросила:
 — Разрешите?
 — Пожалуйста, — директор показал рукой на стул у стены, пытаясь понять, кто она?
 Особа, лукаво улыбаясь, сделал два кокетливых шага, присела с грацией пантеры на стул, положила ногу на ногу и самоуверенно заговорила:
 — Я — Тамара Петровна Гребешкова. Вы меня пригласили запиской. Я — вот она, перед вами. Что вам от меня нужно?
 — Как что? — не догадался директор скрыть своё удивление наглостью работницы. — Вы числитесь завхозом интерната и обязаны являться на работу ежедневно и без опоздания к девяти часам и трудиться столько часов, сколько вам ставят в табеле на зарплату.
 — Разве? — вскинула она жирно начернённые брови, и дефект её глаза стал заметнее; она, посматривая на начальника, словно на малолетнего ребёнка, начала излагать свои понятия о жизни: — Строго по графику работают в городах, а в деревнях у каждого жителя имеется личное хозяйство, и работа в государственных учреждениях не должна быть помехой в выполнении домашних дел, поэтому я в школу прихожу тогда, когда у меня в усадьбе всё сделано. Вам мой сыночек Коленька уже сообщил, что мы занимаемся сеном, вот управимся, и я буду, как штык, в интернате. А что это вы захрюкали, словно поросёнок, из-за каких-то жалких матрацев?
 У Ситникова от её грубости покраснело лицо. Он, стараясь быть вежливым, попытался спокойно ответить:
 — Я вечером прогуливался около ручья и на берегу, около кустов нашёл три матраца со штампами интерната, поэтому я пригласил комиссию для инвентаризации имущества, находящегося на Вашем подотчёте. Они сегодня подъедут к девяти. Вы обязаны присутствовать при этом. Идите на своё рабочее место и готовьтесь к проверке.
 Лицо её было покрыто толстым слоем красок, словно маской, и директор судить об её эмоциях не мог. Она наигранно скривила красные губы и, изображая сожаление, сказала:
 — Не обижайтесь на правду — вы мелочный человек, вы — не мужчина. Мы с вами не сработаемся. Запомните, хорошенько запомните: ни при каких обстоятельствах мне плохо не будет, а вот вам….  Подумайте! Мой вам совет: если хотите работать в Оглоблино, то дружите со мной, — она резко встала, твёрдой поступью, стуча каблуками, направилась к двери, остановилась, повернула голову и чётко произнесла: — Председатель Александр Степанович завтра в пять вечера вас ждёт у себя в кабинете, он вчера вернулся из командировки, — и она, словно кошка, выскользнула в коридор.
К десяти часам подъехали на легковом автомобиле два представителя отдела образования. Пригласили бухгалтера сельского Совета. Три человека за полтора часа перебрали и осмотрели всё нехитрое барахло интерната. В результате была вскрыта недостача: матрацев — 12, простынь — 14, подушек — 6, ещё несколько бытовых вещей. Гребешкова никак не могла объяснить исчезновение имущества, необходимого для функционирования интерната. Выражение её лица, её манера поведения были такие, словно три женщины и мужчина-директор были неразумными существами, которые у неё, Тамары Петровны, бесполезно отняли драгоценное время для домашних дел, и она, не стесняясь в выражениях, выражала своё возмущение. Бухгалтер РОНО пыталась её одёрнуть, пристыдить. Однако, Гребешкова посмеялась над комиссией и была твёрдо уверена в своей безнаказанности.

Глава 3
Знакомство с председателем колхоза

 В пять часов пополудни, в жару, Ситников впервые подходил к правлению колхоза «Ударник». Всё для него было ново, всё разглядывал с интересом. Невзрачное синее длинное одноэтажное  здание под потемневшим железом. В середине фасада — широкий вход с лестницей из двух ступенек. Перед крыльцом — забетонированная дорожка. Слева и справа от дорожки — ухоженные газоны с красными, синими и белыми цветами. Слева, в центре газона, — бронзовый бюст Ленина на бетонном постаменте. Справа, перед крыльцом на двух стойках из железных труб — красный щит с тремя прикреплёнными кнопками листками бумаги. В стороне от здания, под берёзами, — лавочки и ещё правее — площадка для стоянки автомобилей.
 Директор зашёл в здание. Внутри оказался коридор во всю длину строения. В торцах коридора — запылённые окна. Было сумрачно. Неприятно пахло сыростью вымытых полов.
 Из приёмной Владимир Леонидович попал в кабинет к председателю. В просторной комнате с панелями из полированного дерева --- три окна с жёлтыми шторами, на потолке — две люстры, возле стен вплотную расставлены полумягкие стулья с красной обивкой. В середине кабинета, ближе к задней стене, восседал председатель за огромным столом. Он, нахмурив брови, светлыми серыми глазами впился в посетителя, видимо, догадался, кто пришёл к нему, энергично встал, поспешил навстречу, протянув обе руки для пожатия, и радостно сказал:
— Здравствуйте! Заходите, пожалуйста!
 Они обменялись рукопожатием. Хозяин кабинета усадил директора на стул, стоящий перед столом, сам присел на своё место и, пристально глядя на бумажку, лежащую перед ним, оживлённо прочитал: «Ситников Владимир Леонидович, образование высшее, женат, двое детей — сын и дочка. Дал согласие на работу директором Оглоблинской восьмилетней школы». Председатель перевёл взгляд на посетителя и спросил:
 — Если я не ошибаюсь, это – вы?
 — Совершенно верно.
 — А я — Александр Степанович Лукинов и являюсь уже четырнадцать счастливых и несчастливых лет руководителем этого сложного сельского хозяйства. Я окончил институт, инженер-механик. — Он замолчал, прищурясь, смотрел на директора, в руке вертел белую авторучку; заметно было, что он в чём-то сомневался. И вдруг взгляд его серых глаз сделался решительным, и председатель спросил: — Владимир Леонидович, скажите: вы до прибытия в наше село когда-нибудь работали в качестве руководителя?
 Ситников нахмурил лоб, не ожидая такого вопроса, и чистосердечно ответил:
 — Никогда в жизни не был начальником. Я люблю мою профессию учителя математики. Так сложились обстоятельства, что мне пришлось стать директором школы.
— Вот-вот. Я сразу догадался, что вы новичок на поприще руководителя по вашим первым поступкам в качестве директора школы. Вы и десяти дней не проработали, а уже сфабриковали материал в суд на человека, с которым вам предстоит работать. Так? Я тоже начинал свою карьеру руководителя, как и вы, — откровенничал Александр Степанович. — Едва я стал председателем правления колхоза, произошло ужасное событие: ночной сторож украл телёнка. Я возмущался, негодовал, метал громы и молнии, вызвал милицию; мужика за кражу арестовали и впоследствии осудили на два года. Не буду дальше распространяться, но таким манером я проработал некоторое время. С точки зрения коммунистической морали я чувствовал себя идеальным человеком, но я всей своей шкурой ощутил, что люди меня считают дрянью, мерзавцем и мне подстраивают,  то и дело, всякие пакости. И с меня, как с гуся вода, слетела вся принципиальность, которой нас обучали в школе и институте. Я понял, что надо хитрить, ловчить, мудрить и плутовать. Я научился держать в железной узде весь коллектив, в том числе алкоголиков, воров и бездельников, и заставлять их работать, приносить пользу хозяйству. Признаюсь честно: не совсем по закону. И что получилось? С точки зрения государственной морали я стал скверной, преступной личностью, хоть без суда сажай меня в тюрьму. Но люди меня стали уважать, ценить, любить и бояться. К примеру, сегодня утром вот тут, — Александр Степанович показал указательным пальцем на пол перед дверью, — стоял на коленях механизатор, такой громадный мужик, что его и колотушкой Богдана Хмельницкого  с ног не сшибёшь, и, чуть не плача, умолял меня: «Степаныч, прости!» А дело вот в чём: он один из лучших механизаторов, однако проворовался. Я сквозь пальцы смотрю на тех, кто чуть-чуть украдёт. И вот он вообразил, что ему всё с рук сойдёт, и попытался утащить  много. Я его со своими людьми, как говорится, поймал на месте преступления. Он испугался: если на него подам в суд, то ему придётся долго видеть небо через тюремную решётку. Он умолял меня простить. Я, конечно, простил. Но как? Он сегодня сдал на склад всё, им похищенное, и согласился отработать неделю бесплатно в пользу колхоза. Я его заверил, что мы не будем придавать гласности факт его воровства. Он и такому исходу дела рад. Ещё бы: у него сын учится в институте и две дочери старшеклассницы. Отсюда мой вам совет: если хотите удержаться на руководящей должности — забудьте о принципиальности. Да-а-а. Жизнь — жестокий экзаменатор, но, в отличие от института, никто нам при принятии важного решения не прочтёт лекцию, как поступить в данном конкретном случае; приходится самому решать, что и как делать; оценка нашим поступкам — благополучие нашей семьи, а, то и безопасность нашей жизни. Такие вот пироги с грибами. Что касается завхоза Гребешковой, то я ни в коем случае не буду вмешиваться в ваши отношения с ней. Я знаю её положительные и отрицательные стороны характера. Есть такое, о чём мужчины не говорят. Теперь, конкретно о нашей совместной работе. Для Вас важнейшая задача на данный момент — ремонт школы,  заготовка дров для школы и для учителей. Всем, что в наших силах, поможем. И не стесняйтесь: требуйте всё, что Вам нужно. С восьми утра я в своём кабинете принимаю работников по неотложным текущим делам, в шесть вечера — планёрка на следующий день. Подходите, всегда Вас приму, выслушаю и постараюсь выполнить все просьбы. На завтра я Вам запланировал машину — Вы поедете на областную базу и привезёте всё необходимое для ремонта и кое-что из мебели, наглядные пособия, в общем, полный кузов. И позвольте узнать: как понравилось жилище, которое Вам предоставили?
 — Прекрасный, просторный, удобный дом. Спасибо!
 — Вот и замечательно, — гордо улыбаясь, Лукинов встал. — Если не возражаете, я Вас подвезу на своей машине.
 Они вышли из кабинета. Лукинов запер дверь, прошёл в бухгалтерию, сделал распоряжение. Затем председатель, лично управляя машиной, довёз директора до его дома.
 На следующий день в пять утра Ситников на грузовой машине, имея соответствующие документы, выехал из села, направляясь на базу, которая располагалась за областным центром. Вернулся в девять вечера и привёз всё необходимое для ремонта, двадцать ученических стульев, десять столов, много наглядных пособий, в том числе, приборы для преподавания и лабораторных работ по физике и реактивы для химии.

Глава 4
Привет Вашим деткам

     Все учителя, технички, ученики 7-ых и 8-ых классов и родители школьников после побелки дружно красили окна, парты, столы.  Были направлены люди на ремонт интерната. Ситников успевал везде проверить, посоветоваться, подсказать в какие цвета лучше красить. Из отдела образования, из Вишнёвки, по телефону сообщили: завтра к десяти утра явиться в бухгалтерию к ним и получить зарплату для учителей.
На следующий день Владимир Леонидович к двум часа дня уже вернулся в школу с ведомостью на зарплату и пачками денег. Впервые в своей жизни ему пришлось быть кассиром. Он в своём кабинете, занимающим часть  коридора второго этажа, разложил на столе деньги по купюрам различного достоинства.  Педагоги по одному входили, здоровались, расписывались в ведомости. Директор отсчитывал нужную сумму денег, те пересчитывали и уходили с зарплатой. За час он всем выдал деньги. Остался его личный заработок 120 рублей. Одна купюра сто рублей, и две — по десять. Он их положил в свой кошелёк. В дверь торопливо постучали. Ситников, швырнув кошелёк на стол, крикнул: «Войдите!» Открыв стремительно дверь, вбежала завхоз интерната Гребешкова, присела рядом со столом и спросила:
 — В какой цвет красить панели стен в интернате?
 Директор удивился её вопросу, так как светло-голубая краска была закуплена в достаточном количестве, и, сдерживая неприязнь, спокойно ответил:
 — По санитарным нормам — в светлые тона, той краской, которую вам завезли.
 В этот момент через открытое окно со  двора донёсся непрерывный, требовательный сигнал автомобиля. Директор подошёл  и высунулся в окно по пояс. У школы стояла большая грузовая машина с полным кузовом сосновых дров. Около автомобиля — молодой шофёр крепкого телосложения. Парень, осознавая, что делает для директора полезное дело, улыбаясь, весело спросил:
 — Где дрова разгрузить: у школы  или около интерната?
 Ситников распорядился:
 — Для школы; в углу двора, у большого сарая, — и повернулся. Ему показалось, что Тамара Петровна резко спрятала руку под стол, но он счёл неприличным подозревать завхоза в воровстве, сел за стол и краем глаза посмотрел на свой открытый кошелёк: купюры по-прежнему выглядывали из карманчиков кошелька. Тамара Петровна встала. Глаза её сияли. Правый косой глаз придавали её облику жуткую пикантность. Она расстегнула на себе халат, обнажив глубоко декольтированную кофточку, снова застегнула и ласково произнесла:
 — Мне теперь ясно: надо красить стены в моём интернате в светлые тона, а то я проработала восемь лет и этого не знала. Я слышала, что к вам приехали жена и дети. Привет Вашим деткам и жене, — Гребешкова повернулась и, наклонив голову вперёд, покачивая бёдрами, вышла.
В школе кипела работа по ремонту. Люди решили трудиться до позднего вечера. Наступила вторая половина дня, а директор уже в восемь утра был  в пути, поэтому устал и проголодался. Ситников предупредил завуча, что вернётся через час, и направился домой. Он медленно, отдыхая, брёл по широкой зелёной деревенской улице с одноэтажными домами с палисадниками. Из одного палисадника его позвала по имени и отчеству пожилая женщина. Он подошёл к ней. Старуха, сидя на лавочке под окном, показала ему рукой на место рядом с собой. Он охотно подсел к ней в тени дома. Она добродушно заговорила:
 — Вы меня, разумеется, не знаете. Но Вы ходите мимо, я Вас заприметила. Затем узнала о Вас то, что знает вся деревня: Вы прекрасный учитель, семейный человек, любите своих детей, работаете в школе, не считаясь со временем. Классные комнаты хорошеют. Я знаю, как зовут Вас, Вашу жену и детей. Меня зовите по-деревенски Валя. Я фронтовичка, имею боевые награды. Сама себя чувствую хорошо, но вот ноги совсем отказывают, просто беда. Я люблю поговорить по душам с хорошими людьми. Извините, что позвала Вас. Вот сижу целый день одна. Я рада каждому человеку. Хочу у Вас спросить:
 — Вам понравились наши учителя?
 — По-моему, добросовестные, старательные. Все, до одного, пришли на общественных началах ремонтировать классы. Через неделю полностью подготовим школу к новому учебному году.
 — Какое Ваше мнение о завхозе интерната Гребешковой?
 — Есть с ней проблема. А вообще-то, она хороший работник. Такая вежливая, доброжелательная. Например, несмотря на наши разногласия, сегодня сказала мне: «Привет Вашим деткам и жене». Приятно было слышать такое.
 — Ха-ха-ха! — рассмеялась старуха; всё её дряблое полное тело тряслось, как студень. — Вы ещё узнаете, что это за змея подколодная. Тамара Петровна вдыхает воздух, а выдыхает подлость. Если кому-то пожелала добра, значит, она или уже сделала ему какую-то каверзу, или готовит её. Завхоз Вам сказала: «Привет Вашим деткам». Будьте бдительны — что-то очень неприятное ожидает Вас. Я вижу, Вы спешите. Идите, идите! Спасибо, что хоть секундочку уделили мне.
 Ситников пришёл к себе домой. Его радостно встретили жена и дети. Они любовались просторными светлыми комнатами. Жена сказала:
 — Если бы такое прекрасное жильё да где-нибудь, хоть в маленьком городишке — цены ему бы не было.
 — Я сегодня получил первую зарплату, правда, не очень большую, но в деревне жить можно — продукты здесь дешёвые, колхоз обещал помочь обзавестись коровой, — произнёс Владимир Леонидович, достал из кармана кошелёк, извлёк из него ассигнации и … в недоумении вытаращил глаза: у него в руках оказались три купюры по десять рублей. Каким-то образом сотня превратилась в десятку! С минуту директор смотрел на три десятки. Жена, видя его расстроенное состояние, спросила:
 — Что-то случилось?
     Он объяснил, что пока через окно разговаривал с шофёром, завхоз украла из его кошелька сто рублей и подсунула десять. Они погоревали; пришли к выводу, что факт воровства  не доказать, решили сделать вид, что ничего плохого не случилось. Ситников с трудом пообедал. Будучи кристально честным человеком, он возмутился не столько потерей денег, сколько мерзким поступком Гребешковой.
На квартиру к директору пришла председатель сельского Совета Ирина Сергеевна Булавина, тридцативосьмилетняя, энергичная в тёмном глухом летнем платье. Её пригласили осмотреть комнаты и новую мебель. Она сказала, что новосёлы имеют хорошую мебель и красивой окраски ковры, и предупредила, что во вторник с 9 утра в Вишнёвке состоится административный суд по делу Гребешковой по поводу утраты имущества, которое числилось у неё на балансе.
На попутных машинах Ситников к назначенному времени прибыл в зал заседания районного суда, в сумрачную комнату с подиумом для судей и длинными лавками для зрителей. Появилась Тамара Петровна с представителями колхоза. Пришла бухгалтер РОНО. Важно прошествовала на своё место судья — женщина лет тридцати, с тёмными волосами, одетая в строгий чёрный костюм. Она, сидя за столом, зачитала заявление директора Оглоблинской школы. Владимир Леонидович впервые попал на суд и, находясь в первом ряду, с любопытством снизу вверх смотрел на судью. После зачтения различных документов, опроса Гребешковой, ревизора отдела образования, бухгалтера сельского Совета, судья резким, казённым тоном спросила у директора школы:
 — Какие Вы предлагаете применить меры к завхозу Вашего интерната? Ваше личное мнение?
 Ситников встал, поправил подвёрнутые рукава белой рубашки, убеждённо ответил:
 — Тамара Петровна обязана возместить ущерб, причинённый государству, — и сел на лавку.
 К великому удивлению Владимира Леонидовича, коротышка-ревизор отдела образования, которая раньше была возмущена безответственным отношением к казённому имуществу Гребешковой, на такой же вопрос, который задала ему судья, глядя из зала вверх в лицо судьи, нежным, певучим голосом ответила:
 — Я полностью доверяю суду и заранее согласна с его решением.
 Представитель колхоза «Ударник», сухощавая рослая женщина в больших сверкающих очках, доложила суду, что руководство колхоза положительно оценивает работу завхоза интерната Гребешковой, ценит за безупречную честность и добропорядочность, а пропажу имущества объясняет поведением проживающих там детей, поэтому хозяйство выделит средства на покупку недостающего имущества. Сказав на едином дыхании эту тираду, она подошла к судейскому столу и положила на него листок бумаги, видимо, ходатайство председателя колхоза. Суд удалился на совещание.
     Все присутствующие в зале разбрелись на группы, оживлённо разговаривали, смеялись. Лишь Ситников один, чужой человек, сидел на скамейке и тоскливо смотрел в маленькое окно, выходящее на северную, теневую сторону, и загороженное зелёной кроной вяза. Наконец секретарь объявила: «Суд идёт!» Все заняли свои места и стояли. Судья зачитала постановление, суть которого сводилась к тому, что ввиду ходатайства руководства колхоза «Ударник», по отношению к Гребешковой никаких мер не применять.
 Владимир Леонидович, оскорблённый и униженный, вышел из двухэтажного здания суда. Было пять часов летнего дня. Жара. Представитель колхоза, сверкая очками, объяснила, что автобус до Никитовки уже ушёл, поэтому предлагает директору школы ехать в Оглоблино на машине вместе с ними. И ему пришлось ехать в одной машине с Тамарой Петровной. Она торжествовала победу над вновь назначенным директором школы, еле-еле сдерживала своё ликование, прерывистым голосом, словно у неё перехватило горло, сказала:
 — Я на Вас не обижаюсь. Вы поступили по отношению ко мне, как городской житель. Когда Вы привыкните к деревенской жизни, то станете уважать меня.
 Ситников навсегда запомнил гадливость, которую испытал, сидя рядом с Гребешковой. Шофёр подвёз его до дома. Директор выбрался из машины. В автомобиле остались водитель, женщина-представитель колхоза и завхоз интерната. Тамара. Петровна. Она, адски сверкая косым глазом, елейно улыбаясь, помахала своему начальнику кончиками пальцев правой руки и торжествующе произнесла: «Привет Вашим деткам и жене».
 В начале августа в кинотеатре «Родина» в Вишнёвке было назначено районное совещание совместно директоров школ, руководителей хозяйств, секретарей партийных организаций и председателей сельских Советов. Утром в этот день парторг Василий Иванович подъехал на своих «Жигулях» к дому Ситниковых. Они уселись в автомобиль и хотели ехать в райцентр, но решили ещё разок проверить школу. Подъехали к ней. Директор открыл ключом дверь. Оба сняли у порога обувь и в носках по свежеокрашенному, сверкающему краской полу обошли все комнаты и коридоры. Лестница раскрашена так, словно на ней постелена ковровая дорожка. Краска везде высохла. Чистота. Окна сверкали глянцевыми белилами. Панели приятного для глаза цвета. Владимир Леонидович постоянно удивлялся: снаружи бревенчатое здание мрачное, а классные комнаты, благодаря стараниям учителей, имели домашний уютный вид — на окнах тюль, на подоконниках — цветы, таблицы аккуратно развешаны на стене. Парторг остался очень довольным ремонтом и в знак благодарности протянул Ситникову руку. Они заперли школу и поехали в Вишнёвку на совещание. В зале кинотеатра «Родина», заполненным до отказа, вёл совещание первый секретарь райкома партии Князев Анатолий Данилович. Но, то моральное потрясение, которое через три часа выпало на долю Ситникова, отодвинуло в его памяти на задний план все остальные события.
 В конце совещания было объявлено, что комиссия по проверке готовности школ к новому учебному году начнёт свою работу с сегодняшнего посещения Оглоблинской школы. И вот солидный автобус, заполненный представителями различных служб, направился в эту школу. Впереди автобуса на «Жигулях» ехали парторг и директор. Управляя машиной, Василий Иванович говорил о том, что Оглоблинская школа никогда раньше не имела такого прекрасного вида, как нынче, и он, парторг, будет настаивать на материальном поощрении вновь назначенного директора. Подъехали к школе. Владимир Леонидович выбрался из автомобиля, поднял голову … и окаменел: замок на двери вместе с петлёй были сорваны, сама дверь, наклонившись, висела на нижней петле; стёкла в окнах были выбиты; возле школы — мусор: окурки, бутылки, битое стекло. Кто-то потрудился и навёл отвратительный беспорядок. Комиссия вошла в здание, и увидела ещё более безобразную картину: стены измазаны, цветочные горшочки валялись разбитые, земля из них высыпалась, цветы растоптаны, парты перевёрнуты и частично сломаны. И повсюду хлам и грязь. Ситников в изнеможении присел на корточки у стены в коридоре. Заведующая РОНО Софья Борисовна Климкова стояла перед ним в летнем сером платье, смеялась, сверкая верхними золотыми зубами. Насмеялась от души и приказала: «А теперь посмотрим интернат». Директор уныло поплёлся за ними. Конечно, там были чистота, порядок, сияние свежей покраски. Заведующая  восхищалась подготовкой интерната к приёму школьников и неустанно попрекала Ситникова в том, что он не умеет работать, а занимается кляузами и на добросовестных работников подаёт в суд, мало того — не любит детей и не достоин директорской должности. Члены комиссии — мужчины и женщины разместились в автобусе и уехали. Директор стоял у крыльца интерната. Вышла на крыльцо завхоз, нарядно одетая, и ещё на ней было лёгкое кисейное жабо. Лицо её пылало. Она была в сильнейшем волнении, словно по лотереи выиграла миллион денег, обхватила своё горло двумя руками и прохрипела:
 — Привет Вашим деткам и жене.
 Ситников ничего ей не ответил, поспешил домой, но не по улице, а по тропинке, за огородами. Оказалось, что семья уже знала о безобразии, которую подстроила завхоз их мужу и отцу. Жена и дети были встревожены этим событием. Они успокаивали его и уговаривали не подавать вида, что расстроен. Хозяйка предложила ему пообедать. Он вежливо отказался и с сыном отправился на велосипедах на прогулку. Они долго ехали по мягкой просёлочной дороге, и вдруг перед ними открылся пруд, образовавшийся в результате перекрытия  высокой плотиной лощины с ручьём. Место понравилось отцу и сыну. Они присели на берег, на зелёную траву и неторопливо разговаривали. Владимир Леонидович постепенно успокоился и пришёл к выводу, что, в принципе, ничего страшного не случилось со школой; он за пару дней наведёт в ней порядок. Однако появляться в школе ему не захотелось, и он три дня занимался домашними делами и проводил время с детьми, что понравилось жене. Наутро четвёртого дня приехал парторг и пригласил директора в школу. Они прибыли туда. Оказалось, школа приведена в полный порядок — во всех классах и коридорах чистота, мебель расставлена правильно, стёкла вставлены там, где накануне были выбиты. Ситников поблагодарил парторга за оказанную помощь, и всё же у директора в душе навсегда остался горький осадок.
 В учительской собрался весь преподавательский состав. Василий Иванович обратился к учителям с просьбой:
 — С ремонтом школы покончено. Я сообщил в районный отдел образования, что здесь образцовый порядок. Пора помочь колхозу в уборке зерновых. Составьте график по четыре человека и с утра приходите в правление на разнарядку. А мне пора в отряд. До свидания, — и он по-деловому ушёл.
 Завуч зачитала распределение уроков по учителям. Педагоги с ней согласились. Не хватало двух учителей: по физкультуре и химии. Назначили четырёх человек для работы завтра в колхозе и разошлись по домам.

Глава 5
Работа в колхозе
 
Спустя четыре дня выпала очередь и вновь назначенному директору работать в колхозе. Облачившись в поношенный, но ещё целый, серый костюм, Ситников без четверти восемь находился у длинного здания правления колхоза.
 Погода была по-летнему комфортная. Свежо. Пахли цветы на влажных газонах. Лёгкий ветерок шевелил лениво зелёные листья деревьев. Пели птицы. Небо было чистое, высокое. Непрерывно подъезжали колхозники на машинах, тракторах, велосипедах и лошадях. Подходили рабочие.
Владимир Леонидович подсел на лавку к двум незнакомым старикам. Круглолицый, полный пожилой колхозник доброжелательно и с лёгкой иронией начал жаловаться на сидевшего рядом худощавого одногодка:
 — Разозлил меня вчера мой напарник Юра. Он живёт дальше, чем я, и мы договорились, что он по пути на работу зайдёт за мной, Жду его, жду, — нет его. Я уже, грешным делом, испугался: не случилась ли с ним беда? Прибежал к нему. Он в нижней рубашке, не заправленной в брюки, словно привидение, стоит посреди своего замусоренного двора и ругается, на чём свет стоит. Оказалось: он спрятал в доме деньги, и не может их найти. Я ему ещё раньше вдалбливал: «От кого прячешь свою пенсию, жадина? Ты живёшь один. Только в пятницу ходили с тобой на кладбище на могилу твоей жены. Хорошая была женщина, царство ей небесное».
 Старик Юра сидел рядом, блаженно улыбался. На его лице читалось любовь и уважение к другу. А друг продолжал рассказывать:
 — На столе у него стояла бутылка с самогоном. Мы с ним тяпнули по стаканчику и ищем. Опять выпили и ищем. И ещё пили. Наконец, между наволочкой и подушкой мы нашли и его паспорт, и злополучные гроши. Смотрим на будильник — одиннадцать часов, значит, солнце подбирается к зениту. Кто же косит в самое пекло? Наша работа — убирать сорную траву на току. Юра на радости сбегал ещё за одной бутылкой. Мы в тенёчке помаленьку пили и вспоминали нашу прежнюю жизнь. Сегодня с 5 утра мы уже скосили много сорной травы, вот сидим, отдыхаем.
 На своих «Жигулях» подъехал к правлению колхоза парторг Василий Иванович, выбрался из машины, приблизился к Ситникову, поздоровался, присел рядом и принялся возмущаться:
— Интересная у нас сегодня жизнь. Уж больно интересная. Работал на нашей молочно-товарной ферме некий малограмотный мужик и пил беспрестанно. Мы его и ругали, и убеждали, и премии лишали за пьянство и халатное отношение к работе. А он пьёт и пьёт. Выгнали его из колхоза. Он, шельма, в город подался, квартиру там купил, семью перевёз, устроился на стройку трактористом, ни капли в рот не берёт спиртного. Вчера приехал, чистенький, ухоженный, побритый, и свой дом, в котором когда-то жили его предки, продал очень дёшево на дрова. Сегодня спозаранку его крепкую избу четверо мужиков разбирали и укладывали на две большие грузовые машины. У меня сердце кровью обливается, когда разоряется крестьянская усадьба…
 На крыльце правления появилась высокая, полная, круглолицая курносая секретарь и, посматривая на людей, громко объявила:
 — Приглашаются все работники в зал заседания, на утреннюю планёрку.
 Зал заседания представлял собой узкую комнату, уставленную старыми стульями, скамейками. Перед ними — подиум, на котором находился покрытый красной скатертью стол. За столом важно восседали бригадир механизаторов, бодрый мужчина лет пятидесяти, и Гребешкова, завхоз интерната, с сегодняшнего дня временно назначенная заведующей током.
 Когда зал наполнился людьми, и наступила тишина, Тамара Петровна по листку зачитала фамилии и сообщила каждому, кто что будет делать на складах и на площадке. Владимир Леонидович был направлен на механическую погрузку зерна. Бригадир распределил работников на строительные и ремонтные работы. Совещание быстро окончилось, и все разом встали и поспешили на свои рабочие места.
Зерноток — большая территория, обнесённая высоким забором. Там было несколько складов, крытые весы для взвешивания больших грузовых автомобилей, бетонированные площадки для первоначальной выгрузки зерна, высокое сооружение — комплексная зерносушилка. Рядом с открытой площадкой — небольшая автомобильная будка, в которой хранились лопаты, веники, мётлы и имелись лавочки для отдыха рабочих. Выдавала инструмент Тамара Петровна. Она через дверной проём подала Ситникову совковую лопату. Полоска солнечного света от щели между дверью и будкой легла наискось на её лицо, на косой глаз, отчего выражение её лица сделалось чудовищно злобным. Тамара Петровна по-змеиному прошептала: «Ага! Сегодня я начальник и от души покатаюсь на твоём горбу». Директор не обратил внимания на её неблагородные слова, спокойно взял лопату и пошёл к людям, стоявшим на углу бетонной площадки, залитой добрыми солнечными лучами. Завуч, Валентина Михайловна, привыкшая к колхозным работам, распределила людей: одни сметали в кучи мусор, другие выдирали росшую из трещин сорную траву, третьи — грузили мусор на носилки, а четверо относили мусор за крайний амбар.
День был не очень жарким, так как вчера выпали два коротких, но сильных дождя.
 Со следующих суток комбайны работали на полях до позднего вечера. На току потребовались рабочие во вторую смену. Ситников согласился на работу с 5 вечера до 12 ночи. Он с интересом наблюдал летние вечерние сумерки, алые зори. В 10 начинало темнеть. На столбах включали фонари. На площадке становилось светло. За забором — плотная темнота. С трудом пробирался свет от светящихся окон ближайших домов. Издали приближались конусы света, которыми грузовики, привозящие с полей зерно, освещали дорогу.
В ту смену Владимир Леонидович работал с напарником, пятидесятилетним, начинающим седеть, колхозником Николаем Петровичем. Они трудились без лишних слов. Выпадали минуты, отдыхали сидя на куче зерна. Подъезжала порожняя машина, они вставали, включали погрузчик — наклонную транспортёрную ленту, подгребали на неё зерно, которое с неё сыпалось в кузов. Кузов наполнялся полностью, они выключали погрузчик. Когда стемнело, отдыхали, лёжа на спине, и смотрели на звёздное небо. Николай Петрович неторопливо, с достоинством спросил у директора:
 —  Вам понравилось у нас?
 — Конечно. Свежий воздух. Тишина. Самое главное, люди уравновешенные, доброжелательные, не то, что в городе. Жизнь спокойная, без скандалов.
 — Ха-ха-ха! — разразился смехом колхозник. — Это только кажется, что жизнь в деревне протекает спокойно. На самом деле, жизнь бурлит, словно сталь в мартеновской печке. Например, — самый последний скандал. Бывший председатель нашего колхоза Павел Егорович Александров, ушедший давно на пенсию, каким-то образом узнал о крупном хищении зерна. И вот, как будто ради скуки, просидел целый день около весов, сосчитал, сколько машин отправили на элеватор. На следующий день прибыл на элеватор и попросил девушку, сидевшую в будке на проходной, подсчитать по книге регистрации, сколько вчера машин колхоза «Ударник» разгрузились. Она водила ручкой по строчкам страниц журнала, и вскоре назвала цифру. Пенсионер попросил ещё раз более внимательно пересчитать. Результат оказался тем же: из Оглоблино на четыре транспорта выехало больше, чем прибыло на элеватор. Павел Егорович убедился: четыре машины пшеницы, грузоподъёмностью по пять тонн, украдено. Он написал заявление в обком партии об этом воровстве. Спустя две недели его вызвали в партком колхоза, где его ждали парторг и представитель обкома партии. Они  поблагодарили пенсионера за заботу о колхозном имуществе и предложили участвовать в проверке сообщённых им фактов. Все трое побывали на весовой, изучили записи отгрузки зерна на элеватор, переписали необходимые цифры в свои блокноты, уселись в машину парторга и поехали в Вишнёвку, на элеватор. Люди поговаривают об удивлении Александрова, когда в проходной элеватора ему показали совершенно новый журнал регистрации прибывающих автомобилей, и согласно которому число разгрузившихся машин точно совпало с количеством, отправленных из колхоза «Ударник». Вечером того же дня в колхозе организовали срочное открытое партийное собрание, на котором Александрова обвинили в клевете, припомнили, будто он при разрушении церкви взял для своего дома половые доски, и исключили его из партии; причём все коммунисты, присутствующие на том позорном собрании, проголосовали за это. Дело в том, что Александров — честнейший человек, его изба ничем не отличатся от изб рядовых колхозников, он был организатором нашего колхоза, как говорится, с нуля и сделал наше хозяйство самым лучшим в районе. Друзья советовали ему, написать жалобу в ЦК. Он упорно стоит на своём мнении: дело чести коммунистов колхоза, всей партии — отменить решение того собрания, организованного ворами, и восстановить его, Павла Егоровича, в рядах КПСС. Вот такие у нас дела. И ещё скоро узнаете о других скандалах. А вы-то подумали, что в деревнях жизнь спокойная, как вода в болоте. В жизни всегда много противоречий, — подытожил свой рассказ колхозник.
 Подъехал порожний грузовик для погрузки. Ситников с напарником принялись за работу.
Работая в колхозе, директор наблюдал постоянное воровство. Коля, сын Гребешковой, частенько приходил с мешочком на ток, спокойно наполнял его зерном и уносил. И никто этим фактом не возмущался — все боялись. На десятую, последнюю смену, Ситников был свидетелем, более крупного хищения.
 Заканчивалась вторая смена. Время двигалось к двенадцати ночи. Тучи плотно закрыли небо. Темнота, хоть глаз коли. Чувствовалось, что вот-вот может начаться дождь. Рабочие торопливо уходили. К гурту зерна подъехал самосвал с полным кузовом пшеницы, но разгружать не стала. Владимир Леонидович отнёс лопату в кладовую, отдал Гребешковой, устало произнёс:
 — Я, сколько положено, отработал в колхозе. С завтрашнего дня займусь школьными делами.
 Тамара Петровна промолчала. Директор побрёл в полутьме мимо длинных валов зерна к выходу. Сторож находился у ворот. Едва Ситников подошёл к воротам, его на большой скорости обогнал самосвал. Машину на ухабине встряхнуло. Немного зерна просыпалось на землю. Этот грузовик прибыл с поля и обязан был высыпать пшеницу. И вот теперь на большой скорости уезжал.
 Сторож, ещё не очень старый, небритый человек, усмехнувшись, спросил:
 — Видел?
 Директор догадался, о чём его спросили, и ответил:
 — Да! Я заметил: машина с полным кузовом зерна вылетела из ворот.
 Сторож равнодушно предупредил:
 — Видел и помалкивай. Ни кому — ни слова. Иначе твоя голова будет в канаве. И жене не говори. Известно, что знает жена, то знает весь мир.
 Владимир Леонидович недоумённо пожал плечами. Сторож неторопливо достал сигарету, закурил, всем своим видом приглашая к разговору:
 — Я не проболтаюсь, умею держать язык за зубами. Два срока отсидел в тюрьме, и меня поставили охранять зерно. Я отлично понимаю: если сообщить о только что произошедшей краже, то я не сумею доказать этот факт. У них всё до мелочей продумано. Имеется подозрение, что все кражи делаются с разрешения самого председателя колхоза. Бороться с воровством у нас очень сложно. В прошлом году тракторист, по-уличному Клёвый, прибежал к Александру Степановичу и сообщил, что видел, как самосвал уехал с тока с зерном, оформив документ, будто высыпал пшеницу в гурт. Вечером этого же дня тракториста нашли мёртвым рядом с трактором. Приезжали следователи, долго всех опрашивали, но так убийцу и не нашли. Вы, Владимир Леонидович, обернитесь и посмотрите: Вы сегодня самый последний вышли, никого, кроме Тамары Петровны, поблизости нет. Я Вас не пугаю, просто информирую. Мне лично ничего от этих проделок не перепадёт. Ладно. Поболтали немного. До свидания.
 Директор направился домой по тёмным, изредка освещённым, улицам. Повстречались два человека, поздоровались с ним. В темноте он их не распознал.

Глава 6
Августовское совещание

 После работы в колхозе директор полностью погрузился в срочные школьные дела. Готовился к августовскому районному совещанию. Одновременно и к торжественной школьной линейке, посвящённой началу учебного года. Окончательно распределил учебную нагрузку между преподавателями, готовил с завучем соответствующую ведомость для начисления зарплаты учителям бухгалтерией районного отдела образования. За лето отдел образования не смог найти учителей по химии и физкультуре. Завуч Валентина Михайловна предложила:
 — Кому поручить химию, не представляю. На физкультуру рекомендую Гену Попова. Парень демобилизовался.  Физически очень развит. Он умеет играть в волейбол, в футбол, в теннис; хорошо ходит на лыжах, имеет первый разряд по лёгкой атлетике. Не пьёт. Из простой, очень порядочной семьи. Вежливый, скромный. Ещё один мужчина-учитель — благо для школы, в которой коллектив состоит практически из женщин. Гена работает в колхозе, в строительной бригаде. Я уговорю председателя, и он его отпустит к нам.
 — Чудесно, — согласился директор. — Желательно, чтобы этот парень пришёл в ближайшие дни и написал заявление о приёме его на работу в нашу школу в качестве учителя физкультуры.
 Владимир Леонидович изучал несколько дней личные дела учеников и педагогов, школьную документацию. Пришёл Гена Попов, парень крепкого телосложения и приятной внешности. Директор с ним побеседовал, и молодой человек написал заявление о приёме на работу в качестве учителя физкультуры, затем отправился в строительную бригаду плотничать до конца лета.
 В середине третьей декады августа в Доме культуры райцентра Вишнёвка состоялась традиционная конференция педагогов. Зал был оформлен помпезно плакатами и букетами цветов. На сцене находился покрытый красной бархатной скатертью стол для членов президиума. В президиуме восседали заведующая районным отделом образования, первый секретарь райкома партии и председатель райисполкома, лучшие учителя и директора школ, представитель обкома партии. Конференция началась с представления прибывших в район новых работников образования. Вызывали на сцену выпускников пединститутов, вручали им букеты и высказывали добрые пожелания. Вызвали и Ситникова. Он поднялся на сцену, и заведующая РОНО вручила ему букет и пожелала успехов на новом месте работы и здоровья всем членам его семьи.
 Прозвучали доклады заведующей РОНО, директоров школ, учителей, представителя области. Подвёл итоги совещания первый секретарь райкома партии. Силами работников Дома культуры был дан концерт, состоящий из сольных, хоровых песен, танцев, шуточных сцен. Концерт всем понравился, и присутствующие разъехались в хорошем настроении.
 На следующий день в Вишнёвской школе №1 состоялись семинары по предметам. Директоров школ и секретарей партийных организаций хозяйств собрали в зале заседаний райкома партии. В президиуме всего один человек — второй секретарь райкома партии Уксусов Борис Игнатьевич, узколицый, с седыми бровями, с крупным носом, с тёмными волосами, зачёсанными ото лба. Он, чувствуя себя безграничным хозяином, негромко назвал фамилию директора Полянской школы. В середине зала встал сутулый мужчина в очках с толстыми стёклами. Борис Игнатьевич властно потребовал:
 — Доложите результаты минувшего учебного года.
 Стоявший директор оптимистически рассказывал, сколько в его школе учеников по списку, сколько окончили с медалью, что было сделано за лето по ремонту школы и
 для отдыха детей.
 — Ты воду в ступе не толки, — грубо прервал его второй секретарь райкома партии. — Сообщи проценты общей и качественной успеваемости.
 — Общая успеваемость 96,2 %, а на «4» и «5» учатся 28%.
 — Почему низкая общая успеваемость? Почему так мало учеников учится без троек? — громоподобно закричал Уксусов?
 — Таков нынешний подбор учащихся, — философски ответил оробевший директор.
 — Что?! Вы хотите сказать, что результат работы школы зависит от способности её учеников, а педагогическая наука бессильна? — грозно допрашивал Уксусов.
 — Я этого не говорил, — несмело защищался директор и, стараясь не потерять свой авторитет среди находившихся в зале коллег, пытался популярно растолковать суть проблемы образования: — Однако, результат работы школы зависит не только от глубины знания учителем своего предмета и качества проводимого им урока. Он зависит от настроения учеников, от их желания учиться, от морального климата в семье и в микрорайоне, в котором проживает ученик.
 — Так создайте такие условия в их семьях, на селе, чтобы дети учились только отлично, и не было неуспевающих! Нет плохих учеников – есть плохие учителя. Нет плохих учителей — есть плохие руководители школ. Чёрт возьми, сделайте всё, что нужно, но постановление партии и правительства о всеобщем среднем образовании должно быть выполнено, — напирал Уксусов.
 — Отношение к учёбе создаётся не только усилием педагогов учебных заведений, — продолжал обороняться бедный руководитель школы.
 — Ладно. Отставим дискуссию в сторону, — секретарь прервал речь измученного директора школы. — Говорите конкретно: на сколько процентов вы увеличите успеваемость учащихся вашей школы в предстоящем учебном году?
 — На 0,2% — общую успеваемость и на 0,3% — качественную, — заверил руководитель школы, стоя, возвышаясь над сидевшими людьми, поворачивая голову, то в одну, то в другую сторону, поглядывая мутными от раздражения глазами.
 — Хорошо. Запишем. Проконтролируем в августе следующего года, — Уксусов сделал запись в блокноте и поднимал, и ругал ещё нескольких директоров, мужчин и женщин, требуя от них безоговорочного и качественного выполнения закона о всеобщем среднем образовании. Они, стоя, молчали, покорно склонив голову.
 На совещании было рассмотрено более десяти вопросов. Выступали партийные работники, руководитель района, представители райвоенкомата, милиции, профтехучилищ, больницы. Из смысла всех выступающих напрашивался вывод о том, что дела в образовании идут крайне плохо. «От всех вас зависит, — рассуждал Ситников, — чтобы быстро решались хозяйственные вопросы школ. Что же вы ругаете друг друга? Удивительно, чем выше по должности начальник, тем грубее он ругает подчинённых и тем меньше он чувствует свою личную ответственность за решение конкретных вопросов».
 Владимир Леонидович никогда раньше не был в начальниках и не представлял, что так можно публично унижать директоров школ. И, удивительно, руководители школ, цвет местной интеллигенции, безропотно терпели оскорбления от партийных и прочих руководителей.
 Разговоры длились почти пять часов без перерыва. Впереди Ситникова сидела женщина. Она под стулом семенила ногами, создавая шум, и он догадался, что этой особе требуется срочно посетить туалет. Наконец, совещание закончилось, и все присутствующие ринулись в туалеты. После туалета Ситников несколько минут посидел в тени. У него разболелась голова, и гадко было на душе. Ни одного конкретного предложения на совещании он не услышал и считал, что впустую потерял время. Превозмогая усталость, Владимир Леонидович прошёл на автостанцию и успел забраться в последний автобус. Салон оказался до предела переполнен пассажирами. Директору школы пришлось стоять, крепко держаться за стойку, чтобы сдерживать натиск людей и не упасть на сидевшую старуху. По разговорам мужчин и женщин Ситников догадался, что возвращаются в деревню те, кто жил в деревне и работал в райцентре. Они знали друг друга и возвращались по домам. Молодой мужчина спокойно рассказывал о разводе с женой. Сидевшая у прохода женщина в чёрном платке на голове, сдерживая слёзы, громко говорила о жутких мучениях её больной старой матери перед смертью. На остановках пассажиры группами выходили, продолжая беседовать. В Никитовку автобус прибыл, имея в салоне два человека. Ситников вышел и ощутил свежий приятный прохладный воздух. В селе – тишина и безлюдье. Недалеко, за огородами, на лужайке паслись привязанные цепями четыре телёнка. Возле ближайшего дома копошились в земле белые, пёстрые и чёрные куры.
Ни одного попутного транспорта в село Оглоблино пока не появлялось. Директор зашёл в магазин, купил пачку печенья и бутылку минеральной воды, затем подошёл к обширной толстоствольной лозине, встал в её тени и принялся есть, посматривая на дорогу со стороны райцентра. Асфальтированное серое шоссе, залитое солнцем, уходило вдаль между зелёными кюветами и было пустынно. Тоскливо кричали пролетевшие грачи. Весело разговаривая, проехали на велосипедах мальчик и девочка. И опять — звенящая в ушах тишина. Безлюдье. Никто не входил в магазин, не шагал по улице.
 К директору подошла худенькая небольшая старушонка в запылённом белом платке на голове, в чёрной юбке; на ногах без носков — мягкие тапочки. Две сумки, связанные верёвочкой, висели на её плече, третью она держала в руке. Старушонка поставила сумки на траву и заговорила:
 — Здравствуйте, Владимир Леонидович! Не удивляйтесь. Я из Оглоблино. Вы ещё мало с кем знакомы, а Вас вся деревня знает: новый директор школы, грамотный, семейный, не пьющий, старательный работник. Я уже долго жду попутную машину — ни одной. Нечего терять время — двинемся пешком. Если догонит нас какой-то автомобиль, то при наличии места обязательно подхватит. А если не будет такого, то и так дойдём. Погода хорошая, благодатная. А вдвоём, тем более с хорошим человеком, и дальняя дорога не так уж и дальняя.
 Директор закончил кушать и прикинул в уме: «Лучше помаленьку идти, чем томиться в ожидании». Старушонка накинула на плечо две сумки. Ситников взял у неё третью. Попутчица довольно бодро зашагала, доброжелательно посматривая на него. Он решил, что она не такая уж старая по годам, чем кажется на вид.
 — Мне семьдесят второй год, — сказала старушонка.
 «Ого-о-о! — с удивлением подумал Ситников. — В её возрасте прошагать 12 километров — такое здоровье не каждому дано».
 — Мне семьдесят второй год, — повторила бабуля, перебрасывая сумки с одного плеча на другое. — Меня зовут Елена Фатьяновна. Я всю свою жизнь прожила в Оглоблино. Это сейчас народ избаловался: всем машины подавай! Господами стали. А раньше, особенно до войны, когда колхозники работали за трудодни и нам денег не давали, деревенские пешком ходили в Вишнёвку. Соберут полную корзину продуктов: яиц, масла сливочного, творога, сметану — всего понемногу — и айда пёхом. Рано утром, да что там рано, ещё ночью, выйдут с корзиной и через шесть часов окажутся на базаре. Продадут — вот тебе и немного денег. Отдохнут, пообедают в столовой — и назад. К вечеру уже дома и домашние дела все поделают, а утром — на колхозные поля. И никто не жаловался на усталость — все считали, что так и должно быть. Сейчас моя дочь в райцентре живёт с мужем. У них трое детей. Имеют трёхкомнатную квартиру. Вот я им и помогаю: снабжаю продуктами. Мой муж умер три года назад от язвы желудка. Ему сделали операцию — он не выдержал. А я одна управляюсь: и ещё корову, наверное, последний год держу. Тяжело — пальцы рук не слушаются. И ещё у меня шесть овец, три поросёнка, куры, гуси. Зять приезжает и помогает с заготовкой сена. Ну, а Вы-то как к нам, в такую глухомань, попали?
 — Я?… — Машинально переспросил Владимир Леонидович. — Я — по собственному желанию. Дом новый приглянулся, а работа учительская везде одинаковая, что в городе, что в деревне.
 — Ничего, не пугайтесь, — старушонка испытывающим, ласковым взглядом посмотрела из-под запылённого платка в лицо директора. – В деревне жить можно. Если глубоко поразмыслить, то вначале, в далёкие-далёкие времена, везде были деревни и хутора. Города появились позже. Так что все мы — потомки древнего деревенского люда. Горожане считают, что в селе — погибель, а не жизнь. Весь день, мол, в тяжёлой работе. Я неграмотная, и то знаю, что, если физически не работать, то быстрее на тот свет уйдёшь…
 Ситников неторопливо шагал по мягкой, наезженной в траве дороге и невольно присматривался к попутчице. Лицо её  в мелких морщинах, словно покрыто решёткой. Из-под косынки, серой от пыли, на затылке выглядывали седые волосы. А к его удивлению, брови её совершенно чёрные, без седых волос. Так вот почему она вначале показалась ему не очень старой! По-прежнему Елена Фатьяновна бодро шагала, придерживая рукой верёвку, на которой висела её поклажа. Запястье узкое, обтянутое загорелой кожей.
 Директору местность казалась совсем другой, более красивой и интересной, чем через окно легковой машины, быстро несущейся по дороге. Справа, за густым зелёным кустарником, за деревьями просматривались разрушенные дома. Владимир Леонидович спросил:
 — Что там раньше было?
 — Там была деревня. Называлась она в народе Жульевка, а, как бы сказать, по-научному, что ли, Копытово. Почему Жульевка? Её жители безнаказанно тащили всё из колхоза: фураж, сено, солому, зерно, лес. Сами ходили, как бродяги, в грязных одеждах, но трудились по-боевому в своих дворах, держали полно всякой скотины, выращивали и продавали. Они, видимо, накопили много денег, разом выписались, купили в городе квартиры и уехали отсюда. Вот такие дела. Сталин, хоть жестоко, но наказывал за воровство, поэтому колхозы удержал. Старая пословица: если человек сегодня украл иголку, то он завтра утащит корову — справедлива и сегодня. — Попутчица замолчала.
Они продолжали двигаться молча. Ситников с интересом смотрел по сторонам, и всё ему нравилось. Старушка объявила:
— Вот здесь граница между нашим колхозом и соседним «Советский труженик». Значит, мы уже пять с половиной вёрст отшагали. Сейчас спустимся в лощину. Там имеется ключ, в нём очень вкусная и полезная вода. Даже из городов приезжают, чтобы набрать воды в этом источнике, — попутчица свернула на ведущую вниз тропинку, в зелёной бархатной траве.
 Недалеко от ручья из склона пробивался чистый холодный тоненький поток воды и впадал в вырытый колодец. Рядом с ним на колышке была надета вверх дном стеклянная банка. Путники с наслаждением маленькими глоточками напились прохладной воды из банки. Затем присели на лавочку отдыхать.
Солнце нависло над холмистым горизонтом. Жара спадала. Пели птицы. Квакали лягушки. Журчал ручей. Начали донимать комары. Но всё равно, в этой пологой зелёной лощине, украшенной пёстрыми цветами, жителю города было приятно и комфортно.
К вечеру пришли в Оглоблино. Владимир Леонидович за день изнемог так, что еле волочил ноги и на миг пристально всмотрелся в лицо немолодой попутчицы, желая увидеть хоть какие-то следы усталости. Однако её лицо было спокойно, добродушно и не выражало утомлённости тела. Приветливо сияли её маленькие хитроватые глазки. Старушка сказала:
— До свидания! Пойду кормить своё проголодавшееся стадо.

Глава 7
Начало занятий

 После августовского совещания Ситников сосредоточился на подготовке документации к новому учебному году. В полдень два плотника из колхозной мастерской привезли деревянную ограду, чтобы, как полагается по технике безопасности, оградить печки в пристройке, служившей спортивным залом. 
Во второй половине дня директор с заместителем составили сценарий проведения торжественной линейки по случаю 1-ого сентября. Отправили приглашения руководителям колхоза и сельского Совета на этот праздник. На совещании с учителями обсудили план учебно-воспитательной работы на весь год.
1-ого сентября утро было солнечное, погода приятная. Во дворе школы дети построились в линейку по классам. Девочки в тёмных глухих платьях с белыми воротниками и в белых фартуках. Мальчики — в тёмных брюках и белых рубашках. У всех школьников — красные галстуки. Красиво гляделась чёрно-бело-красная передняя шеренга. Около классов стояли классные руководители. Перед строем — стол, покрытый красной скатертью. На столе — букеты и подарки --- портфели от колхоза тем школьникам, которые летом работали в колхозе.
Прозвучали поздравления работников школы, гостей, родителей учеников. Зачитали приказ о зачислении детей в 1-ый класс. С ответным словом выступили учащиеся и спели песню на школьную тему. Председатель колхоза вручил подарки детям и в конвертах — зарплату за выполненную работу.
Пролепетали первоклассники короткие выученные стишки. Восьмиклассники вручили им подарки: альбомы для рисования и наборы цветных карандашей.
Ученик восьмого класса Кирилл Котов посадил на своё левое плечо первоклассницу Таню Ткачёву, державшую в руке звонок с красным бантиком, и понёс её мимо шеренги учеников, а затем — мимо небольшой толпы взрослых зрителей. Таня боязливо звонила. Этот символический звонок означал начало нового учебного года. Однако сами уроки ещё не начались. Классные руководители привели своих подопечных в выделенные для них помещения, каждому ученику указали его место и провели короткую беседу о дисциплине, о правилах хождения по дорогам.
Председатель сельского Совета Булавина зашла в кабинет к директору и попросила, чтобы ей в конце уроков сообщили по телефону, сколько учеников отсутствует. Если таковы окажутся, то сегодня же комиссия посетит семьи для выяснения причин неявки детей в школу, и, пожелав Ситникову удачи, ушла.
К пятому уроку по докладам учителей оказалось, что отсутствуют девять учеников. Эту цифру по телефону передали председателю сельского Совета. Директору школы сообщили: в два часа соберётся комиссия для посещения семей, чьи дети не пришли на занятия.
У одноэтажного здания сельсовета собрались Ситников, председатель сельского Совета Булавина, фельдшер местного медпункта молоденькая, нежная, стройная, в голубом лёгком платье Надежда Тихоновна Мандрова и участковый уполномоченный милиции, капитан Александр Николаевич Поленов с чёрной папкой под мышкой. Подъехала колхозная легковая машина. На заднем сиденье разместились Ситников, посредине — молоденькая фельдшер, а с другой стороны — капитан милиции.  Переднее место пассажира заняла Ирина Сергеевна и сообщила шофёру:
 — К Ореховым!
 — А-а-а! Известное дело: сама уродина и уродов нарожала, — прокомментировал шофёр распоряжение начальницы. — Двоих её недоумков отправили в школу для слабоумных, у неё ещё трое: два мальчика дошкольного возраста и Аня, восьмиклассница, развратная, вся в свою мать.
Машина с комиссией подъехала к потемневшему от времени небольшому дому, окружённому пыльной, высокой сорной травой. Окна старого строения запылённые, грязные. Казалось, что снаружи это, скорее всего, заброшенный сарай, чем жилая изба. Ирина Сергеевна, пояснила, что у Ореховых вход в избу со двора, и уверенно зашагала по узкой тропинке в крапиве вокруг забора. Двор оказался завален гнилыми тряпками, ржавыми вёдрами, целыми и битыми бутылками, порванной детской обувью, сломанными игрушками. И везде теснились высокие лопухи, крапива и ядовитые жёлтые цветы чистотела.
Капитан милиции, пригнувшись, вошёл в тёмные, замусоренные сени, отыскал дверь и вошёл в избу. Члены комиссии последовали его примеру. Антураж в комнате был отвратительный: полумрак, грязь, хлам. Два чумазых мальчика дошкольного возраста сидели на тёмном одеяле, постеленном на полу, и смотрели мультфильм в маленьком чёрно-белом телевизоре. Хозяйка спала, укрывшись ветхим летним одеялом. Капитан брезгливо двумя пальцами прикоснулся к грязной руке женщины и громко произнёс:
 — Галина Григорьевна, вставайте, одевайтесь, мы отвернёмся. Поговорить надо.
— Что вы ко мне пристаёте?! Отвяжитесь! — приподнявшись, пробормотала пьяная женщина, приоткрыв глаза, и уронила лохматую голову на подушку в грязной наволочке.
— Ах! Ты опять напилась! — возмущённо басом воскликнул  участковый. — Сколько раз ты клялась и божилась, что в рот не возьмёшь ни капли спиртного! Последний раз мы тебя штрафовали в июле за твоё увлечение самогоном и предупредили, что если не будешь жить порядочно, то оформим документы в суд на лишение тебя родительских прав. Где Аня?
— А я знаю, где эта сука? Она мне не докладывает, с кем проводит время, — нетрезвая женщина сбросила с себя одеяло и оказалась в замызганном сарафане.
Капитан Поленов грозно предупредил:
— Если Аня завтра не придёт в школу, мы у тебя через суд отнимем детей и отправим в интернат. А форму для девочки, которую тебе дал сельсовет, ты погладила?
 — Чего? Чего? Анне в школу?! Ха-ха-ха! Если в школе имеется родильное отделение, то моя нежная крошка придёт. Если нет — то увольте, ей там делать нечего!
 — Ты чего мелешь, пьяная дрянь! — возбуждённо закричала Ирина Сергеевна.
 — А то, что моя ненаглядная помощница, чтоб её черти слопали, беременна на втором месяце, — самодовольно, ехидно сказала Галина Григорьевна, на её дряблом лице появилось злорадство, и она добавила: — Вот вам, чтобы вы знали.
 Милиционер, не решаясь садиться на грязный стул, стоя, что-то писал, положив листок на чёрную папку. Закончив писать, ещё раз прочитал, что-то исправил и жёстко потребовал:
— Галина Григорьевна! Я записал ваши показания о беременности Анны, вашей дочери. Вы распишитесь и в присутствии свидетелей пообещаете, что не допустите криминального аборта.
— Я ничего не буду подписывать. Я ничего о беременности моей малолетней дочери не говорила, — заупрямилась алкоголичка, легла на подушку и начала укрываться одеялом с головой.
Капитан сдёрнул с неё одеяло и рыкнул:
 — Подписывай! Или — со мной в милицию!
У нетрезвой хозяйки от испуга расширились глаза, но вдруг на её лице появилось слащавое выражение, и женщина нежным, елейным голосом заговорила:
— Александр Николаевич, миленький, что вы на меня так кричите? Люди сказывают, что в школьном саду видели Вас с моей ненаглядной Анечкой. Стало быть, Вы мой, так сказать, зятёк.
 — Ты чего болтаешь?! — возмутился участковый. — Я тебя за клевету при свидетелях…
 — Я? Я? Я? — ничего лишнего. Я говорю только то, что и люди говорят, — оправдывалась Орехова.
 — Твоя Анька валялась под кустами в школьном саду пьяная и полуобнажённая. Щепочиха ко мне пришла и сообщила об этом. Я поехал на мотоцикле. Щепочиха — со мной и помогла твоё дитя посадить в тележку. Я Аньку доставил к тебе домой, — объяснил суть дела Поленов не столько Ореховой, сколько членам комиссии.
 — Вот, вот. Все на деревне и толкуют, что Вы на мотоцикле мою доченьку везли, — хамила хозяйка дома.
 — Прекрати хулиганить! — закричал капитан так грозно, что женщина от испуга протрезвела и вытаращила глаза.
 Милиционер резко приказал: «Подписывай!» и протянул ей ручку. Она безоговорочно расписалась внизу листка.
Затем участковый, укладывая листок в папку, повернулся к фельдшеру и спокойным тоном, по-деловому попросил:
 — Сегодня же выпишите Анне направление на обследование, в общем, вы знаете, что полагается делать в таком случае. И завтра же поедете с девочкой в поликлинику, поставите её на учёт по беременности. О машине я позабочусь.
Булавина по пальцам высчитала, что Аня должна родить в конце марта, или в начале апреля.
 До вечера разъезжала комиссия по селению и побывала в семи избах. Везде — грязь, семейные неурядицы. Оригинальное отношение к учёбе сына оказалось у Макаровых. Мать и отец, уже в годах, — работники молочно-товарной фермы, держали в личном хозяйстве две коровы, четыре бычка, лошадь, две свиноматки с поросятами, восемь овец, много кур и гусей, и, естественно, уход за ними отнимал у всех членов семьи много времени. Справедливость требует отметить, что они хорошо справлялись со своими делами. Младший сын Юра, четырнадцатилетний, являлся основным помощников во всех делах. Сам хозяин Фёдор Фёдорович, крупный, добродушный, спокойный, улыбчивый, вежливо встретил комиссию, пожал руку мужчинам. На вопрос о том, где его младший сын, спокойно пояснил, что Юра собирает толстые сухие ветки в лесу, заготовляет дрова на зиму, потом перевезёт на лошади домой.
 — И когда он явится в школу? — спросила председатель сельского Совета.
 — А кто его знает. Может, дня через три, может, через неделю.
 — Ребёнок обязан учиться — это записано в Конституции, — пояснил директор школы.
Мужик смерил глазами Ситникова, улыбнулся и спросил:
 — Владимир Леонидович, — вы человек грамотный, не молодой и не старый, но жизнь познали. Скажите что лучше: иметь документ об образовании или деньги на покупку квартиры?
 Директор от неожиданного вопроса засмеялся и затруднился на него ответить. Макаров неторопливо начал объяснять простые истины:
 — Вот вы, Владимир Леонидович, стесняетесь сказать правду: истина в том, что лучше вначале заиметь жильё, пусть небольшую, без всяких удобств комнату, но свой угол в городе, а потом решать вопрос об образовании и приобретении рабочей специальности. Вот мой Юра без интегралов и дифференциалов сосчитал, сколько надо продать бычков, свиней, лошадок, овец, молока, масла, чтобы за пять лет накопить денег на покупку однокомнатной квартиры. Мой сын знает, что работает на себя, не ленится, уже имеет в сберкассе приличную сумму, правда, пока на моё имя. Через год окончит нашу школу, потом поработает в колхозе, затем отслужит в армии, после демобилизации вернётся домой, подыщет в городе квартиру, оплатит, переедет в неё и будет по-настоящему учиться. Вот такая обстановка в нашей семье.
 — Фёдор Фёдорович! — грубым басом воскликнул капитан милиции. — Ваш старший сын хорошо учился в школе и в высшем артиллерийском училище. Сейчас служит на офицерской должности, имеет хороший заработок и замечательную квартиру. Разве это плохо? Почему же вы Юру не заставляете учиться и не создаёте для этого необходимые условия?
 — Я своих детей не принуждал ни к чему. Я только советовал. А свой жизненный путь каждый выбрал самостоятельно. Кто хотел — выучился. Придёт время, и Юра будет учиться. Если он не приходит на уроки, вы этого не отмечайте в журнале, ставьте ему троечки, а я вам в знак благодарности — мясо, молоко, мёду.
 Членам комиссии пришлось отчаянно сдерживать своё раздражение и объяснять Фёдору Фёдоровичу, что в нынешнее время — хочешь, не хочешь — каждый обязан иметь средне образование потому, что век наступил атомный. Бородатый Макаров невозмутимо слушал, снисходительно улыбался и делал вид, что соглашается с тем, что ему говорят, но на его добром, небритом круглом лице читалось, что он остаётся при своём мнении.
Комиссия вышла на улицу и облегчённо вздохнула. Предвечернее солнце нацелилось за горизонт. Спадала жара. На лужайке лежали два крупных красной масти быка и лениво, прикрыв глаза, пережёвывали жвачку.
 На противоположной стороне улицы сиял свежей покраской пятистенный дом с прекрасным палисадником.
 Председатель сельского Совета рассказала, что в этом привлекательном доме живут Росляковы: отец, мать, две дочери школьного возраста; сын отлично окончил нашу школу, потом строительное училище и сейчас служит в армии; семья очень порядочная и благородная, девочки — скромницы. И Булавина предложила:
— Зайдём на минуту к Росляковым, и пусть наш новый директор не думает о том, будто в нашем селе одни плохие люди; имеются и замечательные.
 — Согласен с Вами, — ответил Владимир Леонидович и спросил: — Объясните мне, откуда Макаров знает термины из высшей математики?
 — Его старшие дети учились в институтах, готовились к экзаменам у него в доме, конечно, что-то читали вслух и обсуждали... Вот он и нахватался всяких слов, не понимая их значение. Так что, не такие уж тёмные нынешние деревенские жители.
 Несмотря на усталость, комиссия направилась в дом, где проживают честные, добрые и трудолюбивые люди. Высокий капитан милиции с чёрной папкой в руке, представительная Ирина Сергеевна, молоденькая фельдшер в лёгкой летней одежде и директор школы вошли в ухоженный палисадник. Участковый осторожно постучал в окно. Дверь остеклённого тамбура открылась, и в проёме появилась опрятно одетая среднего роста женщина в белом платке. Загорелое умное её лицо выражало неописуемый испуг. Рослякова, прижавшись спиной к дверному косяку, чуть не плача от ужаса, забыв поздороваться, спросила:
— Что натворили мои дети?! Стыд-то, какой: милиционер с председателем и с директором школы на дом пришли!
Участковый, улыбаясь, мягким басом разъяснил:
 — Успокойтесь, пожалуйста, Елизавета Семёновна. Ваши дочери прекрасные. Мы подумали: всё ходим по неблагополучным семьям, а к хорошим людям некогда. Вот мы и зашли к вам, чтобы поблагодарить Вас за замечательное воспитание детей.
Елизавета Семёновна недоверчиво глянула на каждого неожиданного гостя и, видя на их лицах светлые улыбки, успокоилась и пригласила:
 — Господи! Да что я? Совсем перепугалась! Заходите, пожалуйста, заходите! Прошу вас.
Члены комиссии зашли в тамбур, присели на чистые лавочки около стола, покрытого новой блестящей клеёнкой.
 — Может чаю? — предложила хозяйка.
 Гости любезно отказались, сказав, что зашли всего на минуту, так как очень устали. Председатель сельского Совета Булавина торжественно провозгласила:
 — Уважаемая Елизавета Семёновна! Мы официально и от всей души выражаем Вам благодарность за отличное воспитание детей, за их учёбу и желаем всем вам счастья, здоровья и долгих лет жизни.
 Хозяйка покраснела, сцепила пальцы рук в замок и ответила:
 — Спасибо! Только мы к благодарности не привычны. Честно живём, трудимся, никого не задеваем, ничего ворованного в нашем доме нет, даже соломинки. А всякие похвалы, откровенно говоря, нас пугают. Два дня назад я такое пережила, что не приведи Господь. Наш сын Дима  служит в армии. И вдруг почтальон приносит письмо из его воинской части, а на конверте адрес написан не рукой сыночка, а напечатан на машинке. Я сразу вспомнила, как мы в 1942 году получили похоронку на отца; я тогда была ребёнком. И помню, как все плакали. И вот позавчера сидела тут за столом, а письмо, казённое письмо, лежало передо мной. Я смотрела на него и плакала, плакала, плакала. Пришёл мой муж Володя, глянул на меня, потом на письмо — и опустился на лавку. Сидим и смотрим на конверт. Я плачу, а он сжал челюсти. Наконец он взял письмо, медленно распечатал и воскликнул: «Ах, вон оно что!» Я чуть сознание не потеряла. Муж пояснил, что командир благодарит нас за безупречную службу сына, что Диме объявлена благодарность перед строем, и скоро он приедет домой на десять суток в знак поощрения… Мне рассмеяться бы, но я всё плакала и плакала, не могла успокоиться.
 — Вот видите, и мы не отстаём от армейских командиров по части благодарности, — улыбаясь, промолвила Ирина Сергеевна и добавила: — Ещё раз Вам спасибо за воспитание детей. Сообщите, когда Дима будет приезжать, мы пошлём машину в Вишнёвку, чтобы его встретить.  Нас дома ждут дела, мы пойдём. До свидания.
 Комиссия вышла, уселась в машину, и её повезли по домам.
 На следующий день завуч Валентина Михайловна составила окончательный вариант расписания и с сожалением пожаловалась:
 — Я Вам скажу по секрету: мне, завучу, не столько трудно работать с учениками, сколько с учителями. Педагоги — народ грамотный, знают свои права и мои обязанности. Если у учителя малолетний ребёнок, то такому преподавателю надо обязательно освободить субботу. Сейчас рекомендуют каждому учителю, кроме воскресенья, предоставить ещё один свободный день. Кроме того, санэпидемстанция требует, чтобы сложные уроки проводились с утра. Я с великим трудом все рекомендации выполнила. Владимир Леонидович, посмотрите внимательно, если ошибок не найдёте, то я завтра это расписание доведу до сведения всех. Вот мы с Вами и распечатали новый учебный год!
 И начались непрерывные хлопоты. Ситников с утра до позднего вечера находился то в школе, то в правлении колхоза, то в сельском Совете, то в районных организациях в Вишнёвке. Он и не подозревал, что у директора крохотной сельской школы столько много неотложных дел.
В первой декаде сентября в колхоз на уборку картофели приехала группа студентов и, по обыкновению, их разместили в интернате, кормили в его столовой.

Глава 8
Один урок и восемь минут

     Не было профессионального учителя химии. Вести этот предмет по совместительству уговорили молодого специалиста, колхозного агронома. Председатель хозяйства не возражал.
 4-ого сентября агроном Алексей Терентиевич, двадцатипятилетний, рост метр восемьдесят восемь, масса тела сто пять килограммов, нарядно одетый в коричневый костюм, белую рубашку, красный галстук, стоял в углу сумрачной учительской и излагал свои педагогические идеи:
 — Все работы разные, но в управлении деятельностью коллективов имеется нечто общее, а именно — пооперационный контроль. Я лично контролирую скрупулёзно всё: поехали пахать — я смотрю, как навешан плуг; пашут — проверяю глубину вспашки; боронуют — я тут, как тут. И так далее, вплоть до отсыпки зерна на склад. И на складе проверяю состояние зерна. Моими стараниями в нашем колхозе урожайность зерновых чуть меньше урожайности самого лучшего хозяйства в районе. По принципу управления деятельностью подчинённых буду давать знания в классе мелкими порциями и тут же контролировать, как ученики усвоили то, что я только что сообщил. Только после того, как мне станет ясно, что все до одного поняли материал, я дам новую порцию знаний. Вот так я добьюсь прочных знаний по химии у всех, без исключения, учащихся.
 Учителя сидели на старых стульях возле стен и за столами, смотрели на симпатичного молодого человека, почти касавшегося головой потолка, молчали и иронически улыбались. Завуч Валентина Михайловна, скептически скривив губы, пояснила агроному:
 — Такого практически не бывает, чтобы весь класс хорошо знал какой-то предмет. Я двадцать лет отработала в школе, и только единственный был класс, в котором все ученики хорошо успевали по всем предметам. На практике дело обстоит так: просидит, предположим, мальчик целый год в первом классе, ни читать, ни писать, ни считать не научится; учительница отвезёт его на медико-педагогическую комиссию; там обследуют его специалисты и скажут: предъявленный ребёнок умственно нормальный, учите его, совершенствуйте методику преподавания. Кто прав? Учительница или медико-педагогическая комиссия? На мой взгляд, правы и те и другие. Многовековая практика учебных заведений обнаружила, что существуют дети, способности которых к учёбе лучше, чем у дебилов, но хуже, чем у среднего ученика. Для этой категории школьников необходима отдельная, более упрощённая, программа изучаемого материала. Это — неоспоримый факт. Но Министерство образования не хочет его признавать и добивается от педагогов стопроцентной успеваемости. Закон о всеобщем среднем образовании  не выполним. И учителя, чтобы избежать скандалов с руководством, ставят тройки вместо двоек…
 Прозвенел звонок на урок. Директор привёл агронома в седьмой класс, представил  ученикам, а сам ушёл в свой кабинет. Алексей Терентиевич возвышался над детьми. Учеников было всего семь. Вновь испечённый учитель басисто, напористо дал определение предмету «химия» и, на примере работы агронома, растолковал, для чего нужна химия, и тут же начал по одному поднимать учеников и требовать, чтобы они повторили услышанное от него. К его приятному удивлению, дети поняли то, что он только что рассказывал. Агроном на высоком душевном подъёме провёл урок и сияющий появился на перемене в учительской. Учитель истории Виктор Кондратьевич, поправляя свой галстук, пояснил колхозному специалисту:
 — У Вас в седьмом классе хорошо прошёл урок потому, что несколько шалопаев из него отсутствуют в школе. Нам ещё предстоит отловить их и затолкать за парты. Вот в восьмом классе один Юра Макаров чего стоит: он доведёт Вас до белого каления, хоть Вы молоды и нервы у Вас крепкие. Поговаривают, что Вы, будучи студентом, занимались боксом.
 Прозвенел звонок. Директор представил восьмиклассникам нового учителя химии, а сам поспешил в сельский Совет.
 Алексей Терентиевич морщился от запаха навоза. Дети робко смотрели на него.  Круглолицая, ясноглазая, полная девочка, с двумя косичками, заметив на лице учителя недовольную гримасу, пояснила:
 — Навозом воняет от Макарова. У него родители рано уходят на ферму, он забывает переодеться в школьную форму, в каких сапогах ходил в коровнике и свинарнике, в них и явился в школу.
Агроном хотел выгнать Макарова из класса, однако вспомнил настойчивое наставление завуча: никого не выгонять во время урока из класса, так как и в других классах появятся ученики, желающие, чтобы их удалили с урока.
 Алексей Терентиевич по плану, согласованному с завучем, объявил тему урока: повторение, и, с воодушевлением, начал объяснять на примере профессии агронома, зачем необходима наука химия. Начинающему учителю показалось, что все ученики поняли его объяснение. Но, к его удивлению, половина класса не смогла повторить то, что он только что говорил, словно они и не присутствовали в классе. Агроном ещё раз объяснил, что изучает химия и для чего она нужна, Результат тот же: половину класса не поняли его объяснения. Он ещё раз повторил сказанное и спросил:
 — Что вам не понятно? Какие ко мне у вас вопросы?
 Макаров высоко поднял руку, даже привстал немного. Учитель жестом разрешил ему говорить. Юра спросил:
 — Какой предмет Вы объясняете?
 У Алексея Терентиевича от удивления чуть нижняя челюсть не отпала. Он, сдерживая раздражение, ответил:
 — Я преподаю химию.
 — А-а-а, — миролюбиво вслух рассуждал Юра. — Я смотрю в алгебру и не пойму, что вы плетёте. Теперь мне понятно: надо доставать химию, — он громко хлопнул крышкой парты, достал неприглядную сумку, шумно в ней покопался, достал нужный учебник, спрятал ненужный.
 Агроном поинтересовался:
 — У кого ко мне ещё имеются вопросы?
 Смазливая, с подкрашенными губами девочка изящно подняла руку. Ей разрешили говорить. Она, аккуратно повернув крышку парты, встала и, поглядывая на учителя блестящими глазами, сентиментальным, вкрадчивым голосом спросила:
 — Алексей Терентиевич! Расскажите, пожалуйста, как Вы познакомились со своей женой?
 Новоявленный учитель на миг растерялся. Эта соблазнительная девочка ошарашила его; у него мысли замелькали в голове, словно импульсы в компьютере. Он сообразил, что следует не обратить внимания на вопрос шаловливой ученицы и продолжить урок, поэтому, не реагируя на выкрики детей: «Да! Да! Расскажите, где вы её встретили?», обратился к классу:
 — Сейчас я напишу на доске химические формулы, взятые из учебника «Химия» для седьмого класса. Вы постарайтесь вспомнить, что они означают, — и он, позабыв настойчивое предупреждение завуча о том, что нельзя стоять к классу спиной, повернулся к доске и начал столбиком писать химические символы и формулы; рост у него был высокий, поэтому, чтобы писать внизу доски, ему пришлось широко раздвинуть ноги и очень низко наклониться; получилось, что он непроизвольно нацелил на детей свой зад, обтянутый брюками. Школьники засмеялись. И вдруг агроном почувствовал резкий удар в ягодицу, резко выпрямился, повернулся к классу и грозно выкрикнул: — Кто это сделал?
 В классе — ехидная тишина. Смазливая девочка, наклонившись над партой, украдкой изобразила стрельбу из резинки и показала пальцем на Макарова. Начинающий учитель направился к нему, чтобы растолковать, что стрелять в педагога из резинки нехорошо. Юра, завидев надвигающегося на него громадного человека, испугался и, словно крыса в зубах кошки, заверещал:
 — Нельзя! Нельзя бить учеников!
 Тут молодой учитель, потеряв контроль над своими мыслями и поступками, свирепо заорал:
 — Ах, ты, гадёныш! Ты осознаёшь, что учителя не позволят себе ударить ученика, поэтому делаешь им пакости. Но я не учитель, я терпеть безобразия не намерен, — он схватил Макарова левой рукой за шиворот, приподнял и потащил в коридор.
В классе истошно заорали, затопали ногами. Шум разнёсся по всему ветхому деревянному зданию. Завуч мигом догадалась, что непорядок может быть только на уроке у агронома, и подскочила в тот момент, когда Алексей Терентиевич, поставив Юру к стенке, хотел нанести ему удар по правилам бокса, она встала между ними. Молодой человек опомнился. Валентина Михайловна затащила перепуганного мальчика в учительскую. В дверном проёме появился агроном и, с порога бросив классный журнал на стол, выкрикнул:
 — Учите сами этих балбесов! — и хотел уйти.
 Завуч объявила:
 — Минуточку, — посмотрела на свои ручные часы и, улыбнувшись, ласково произнесла: — Уважаемый, Алексей Терентиевич! Ваш педагогический стаж: один урок и восемь минут. С чем Вас и поздравляю!
Молодой человек смерил взглядом женщину, уже не молодую, но ещё не старую. Её лицо, облик, излучали доброжелательность, которая без следа рассеяла в нём злость. Он рассмеялся, пожелал ей удачи в её нелёгком труде, повернулся и, громко топая, направился к выходу.
Вскоре из районного отдела образования поступило сердитое распоряжение: директору самому обучать детей химии. И он купил учебники по химии и стал изучать и осваивать преподавание нового для себя предмета.

Глава 9
Кросс в Вишнёвке

     Получили два письма на имя директора школы. Одно — из райкома партии: срочно направить на работу в колхоз учеников с 4-ого по 8-ой классы. Ситников тут же издал приказ по этому поводу и отдал завучу для исполнения. В другом конверте: график проведения спортивных соревнований между командами школ района. Ближайшее мероприятие — осенний кросс. Директор пригласил Геннадия Харитоновича Попова и сообщил ему:
 — Колхозное руководство отпускает Вас на работу к нам учителем физкультуры. С сегодняшнего дня вы приступаете к работе в школе. Поздравляю, — директор встал и пожал руку парню. — Вам необходимо подготовить команду из 4-х девочек и 4-х мальчиков для участия в соревнованиях по бегу во второе воскресенье сентября. Сводить их к фельдшеру на медосмотр и получить от неё справку о том, что все участники кросса не имеют по состоянию здоровья противопоказания по этому поводу, затем хоть немного потренировать команду.
Учитель распрощался, пообещав, что всё сделает, как полагается, и ушёл.
 Со следующего дня, воспользовавшись тем, что уроки в средних классах не велись, Владимир Леонидович продолжил работу с документами, созвонился с председателем колхоза о выделении машины, чтобы закончить завоз дров для школы и учителям.
 В пятницу, утром Геннадий Харитонович принёс заверенный фельдшером список детей, пригодных к участию в беге. Директор при нём написал соответствующий приказ. Заверенную копию вручил ему и провёл инструктаж по технике безопасности во время поездки и нахождения в райцентре. Откинувшись спиной на спинку стула, чувствуя доброжелательное отношение к себе со стороны директора, Попов рассказал, что мальчики и девочки, согласившиеся участвовать в районном соревновании, дисциплинированные и ответственные, и он успел их немного потренировать в исполнении старта, финиша и распределении сил во время бега на дистанции.
Директор позвонил председателю колхоза и сообщил, что послезавтра, в воскресенье, нужен к семи утра автобус, чтобы доставить учеников в Вишнёвку, на стадион. В ответ Александр Степанович оживлённо поблагодарил школьников и учителей за то, что они добросовестно убирают картофель на колхозных полях, и заверил, что транспорт подъедет к школе точно к назначенному времени. В субботу, поздно вечером, когда семья Ситникова готовилась ко сну, в окошко торопливо кто-то постучал. Директор вышел на крыльцо. Освещённый тусклым светом из окна, учитель физкультуры извинился за беспокойство и взволнованно объяснил, что у его матери резко повысилось кровяное давление, критическое состояние здоровья, и по требованию фельдшера, маму надо как можно быстрее отвезти в районную больницу; он, Геннадий, вынужден неотлучно находиться при ней, поэтому завтра не имеет возможности ехать с детьми и просит, чтобы вместо него послали другого человека. Физкультурник вернул Владимиру Леонидовичу копию приказа и заявку на участие в соревновании, повернулся и стремительно удалился в темноте.
 Что директору делать в таком случае? К кому из учителей в неурочный час постучаться и попросить завтра, в личный выходной, ехать с учениками в район? Единственный выход для руководителя — самому делать то, что не могут подчинённые, о чём он с досадой поделился с женой. Она раздражённо ответила: «Надо, значит, поезжай!».
 В воскресенье в 7 утра Ситников с фотоаппаратом был у школы. Его встретили Росляковы Надя и Ксюша и две незнакомые ему девочки. Подошли четверо мальчиков, по-деловому поздоровались. Восьмиклассник Кирилл Котов обыденно сказал:
 — Автобуса и других машин не будет, двинулись пешком.
 Владимир Леонидович убеждённо возразил:
 — Будет автобус! Председатель обещал.
 Подросток равнодушно пояснил:
 — Мало ли что обещает председатель. У шофёра автобуса сестра выходит замуж в каком-то селе и, конечно, он ещё вечером на колхозном автобусе, понасажав родственников, умотал к ней. И шофёры других автомобилей заняты в воскресенье личными делами. У нас выход один — пешком до Никитовки; оттуда в девять пятнадцать отправляется рабочий поезд до Вишнёвки. Если время терять не будем, то успеем.
 Директор внимательно посмотрел в глаза девочек и мальчиков. Дети были совершенно спокойны, их не пугал и не расстраивал дальний путь.
 — Но вы, же, устанете! Как вы побежите? — высказал сомнение Ситников.
 — Мы привычные, для нас это не в первый раз, — перебивая друг друга, ответили ученики и добавили: — Мы знаем более короткую дорогу до Никитовки.
 Вновь назначенный директор глядел то на детей, то --- на мрачное потемневшее бревенчатое здание школы и раздумывал. Его не прельщали топать более десяти километров, а потом весь день быть на ногах. И показать свою слабость перед деревенскими детьми не хотелось, и он согласился добираться пешком до Никитовки, надеясь, что кто-нибудь попутно хоть немного подвезёт.
И они пошли. На село падала тень от высокого косогора. Жители выгоняли коров в стадо. В палисадниках цвели запоздалые цветы. Встречные мужчины и женщины здоровались с директором и ребятами, желали им успешно выступить на соревновании.
 Несколько минут поднимались по пыльной дороге к вершине косогора, и, когда оказались вверху, их ослепило солнце. Заблестела роса на травах вдоль дороги.
 Рядом с директором шагали Росляковы Надя и Ксюша.
 Поднимая пыль, на большой скорости обогнала пешеходов синяя легковая машина, наполненная людьми.
 — Это промчался на личной машине со своей семьёй Саша Белопёров, брат Виктора Кондратьевича, учителя истории. Наш учитель живёт скромно, а Саша — самый богатый человек в районе, потому что умеет воровать. За грабёж много лет сидел в тюрьме, вышел на свободу и опять ворует, — рассказала пятиклассница Ксюша.
 — Он сейчас не ворует, — произнесла спокойно Надя, её старшая сестра.
 — Нет, ворует, — утверждала младшая сестрёнка.
 — Не ворует, если бы воровал, то его посадили бы в тюрьму, — настаивала Надя.
 — Ворует! Ворует! Если он в колхозе не работает, то откуда у него и машина, и громадный дом, и все женщины в его семье украшены золотом? Наши родители работают с утра до позднего вечера, а у нас такого богатства нет. А то, что их не сажают в тюрьму, так у них большие связи имеются с нужными начальниками, — убедительные доводы привела Ксюша.
 Надя ничего не ответила и повязала голову белым платком.
Владимир Леонидович сверху вниз посматривал на умные личики девочек.
 Долго торопливо шли и молчали. Солнце поднялось над горизонтом и начало припекать. Мальчики с двумя девочками, шедшие впереди, свернули вправо и скрылись в зелёном кустарнике. Надя пояснила:
 — Сейчас будет небольшой отдых в лощине. Там имеется родник. Попьём водички, минуту постоим, отдохнём и побежим по тропинке в лесу и до самой Никитовки.
 Попили родниковой холодной воды, постояли. Директор фотографировал школьников на фоне чудесной лощины. Отдохнули, и дети торопливо пошли по тропинке густого смешанного леса, наполненного солнечным светом, и неожиданно для директора появились у захолустной железнодорожной станции. Солнце накалило рельсы, шпалы и гравий железнодорожного полотна. Пахло горячей смолой. По обеим сторонам насыпи возвышался лес. Пели птицы. Первозданный покой. Послышался гудок тепловоза, и из-за леса появился локомотив, медленно подъехал и остановился всего на одну минуту; дети торопливо залезли в вагон, директор поспешил за ними. Послышался гудок тепловоза, вагоны тихо тронулись, качнулись и медленно поехали. За окнами поплыли зелёные пейзажи.
 Поезд прибыл в Вишнёвку в десять. Ситников со своими подопечными появился на стадионе в тот момент, когда мальчики восьмых классов становились на старт. Завидев директора Оглоблинской школы, заведующая РОНО, сверкая золотым зубом, закричала:
 — Вот и Оглоблинская школа! Как всегда с опозданием!
 — Руководство колхоза обещало транспорт, чтобы свозить детей на соревнование, но почему-то не выполнило своё обещание; детям пришлось отшагать более десяти километров до железнодорожной станции, понимаете — более десяти километров! И вот мы здесь вовремя, — сдерживая радость, ответил Владимир Леонидович с надеждой, что хоть детей похвалит заведующая за их старание, но она, сверкая золотым зубом, накричала:
 — Что Вы мне голову морочите какими-то километрами! Это Ваши проблемы! Вы директор — и Вы ищете оправдание своему безделью, так как с вечера не позаботились о транспорте!
     Владимир Леонидович стиснул зубы и промолчал. К его удивлению, Котов уже стоял среди других мальчишек на старте, причём, в брюках и ботинках, тогда как другие красовались в спортивных формах.
Судья, мужчина лет сорока, высокий, сухощавый, поднял вверх стартовый пистолет, подал команду; подростки насторожились. Раздался выстрел, и мальчики рывком устремились вперёд. Выявились лидеры, вторым бежал Котов. За ними цепочкой растянулись другие по беговой дорожке. И среди бегунов в спортивных формах выделялся представитель Оглоблинской школы в длинных брюках, в туфлях. Ситников сделал для себя вывод: «Надо срочно приобрести спортивные формы для учащихся; в школе даже этого нет». Обежав полкруга стадиона, передовая группа участников забега устремилась к финишу. Кирилл пытался догнать лидера и поравнялся с ним. На стадионе азартно зашумели. Котов доли секунды проиграл мальчику, разорвавшему ленточку на финише. Это была сенсация для всех, кто присутствовал на стадионе. Ещё бы! В Вишнёвской школе давно работает секция легкой атлетики, руководит которой опытный тренер, и вдруг некто, из глухомани, даже не имея формы и специальной подготовки, только чуть-чуть уступил районному чемпиону!
 Потом были забеги на разные дистанции и для мальчиков и для девочек, и эстафета по четыре человека, а Владимир Леонидович успевал фотографировать своих учеников и на старте, и во время бега, и на финише. Его команда ребят заняла третье место по району, несмотря на то, что с утра торопливо шла два часа. Владимир Леонидович  удивлялся выносливости деревенских детей.
Соревнования закончились в двенадцать часов. Солнце светило жарко. Ситников привёл своих подопечных в столовую, где они пообедали, возбуждённо обсуждая моменты, случавшиеся на беговой дорожке. Затем спокойно пришли на автобусную остановку. В два часа сели в автобус и к трём были в Никитовке. Директор решил дождаться попутной машины, но вскоре дети запросились идти пешком. Он с большой неохотой согласился. И они зашагали по лесной тропинке. В лесу было безветренно и жарко. На зелёных кронах деревьев выделялись пятнами пожелтевшие листья. Чувствовалось приближение осени.
 Вышли на дорогу, ведущую к Оглоблино. Становилось жарко. Дети, молча, шагали. Ситников за день измотался до предела, еле переставлял ноги, однако виду этому не подавал. Часам к шести оказались на вершине склона, с которого открывался вид на село Оглоблино. Директор оглядел своих подопечных. Они утомились. Лица, у них запылённые, глаза блестели серьёзно.  Его очаровала Ксюша Рослякова, пятиклассница. Белая косынка, покрытая пылью, закрывала часть её лица от загара, волосы заботливо спрятаны под косынку. На девочке — запылённый сарафан с короткими рукавами. Ну, настоящая кукла-неваляшка. Вот такой захотелось директору запечатлеть её. Владимир Леонидович приготовил фотоаппарат для съёмки и навел его на Ксюшу. Через видоискатель он увидел: девчоночка рывком сорвала косынку с головы, быстренько поправила причёску, вытерла косынкой пыль с лица и обворожительно улыбнулась. Ситников был потрясён её улыбкой. Эта малышка оказалось переполненной духовной красотой! Он с   для неё отснял несколько кадров: для портрета, по пояс и во весь рост. Потом директор установил всех восьмерых в шеренгу так, что за ними просматривалось село, и сфотографировал.
 Через месяц он сделал много фотографий, раздал участникам районного соревнования, оставил себе, сделал две фотогазеты; одну вывесил в школьном коридоре, а другую — на щите для объявлений около правления колхоза. И школьники, и учителя, и взрослые с интересом рассматривали фотографии, шумно обсуждали.

Глава 10
Первый урок директора

 В понедельник, едва забрезжил рассвет, Ситников, отодвинув шторы, через усеянное дождевыми каплями стёкла окна увидел хмурое небо с низкими тёмными, быстро бегущими тучами. Он разглядел лужи на дороге, мокрые крыши противоположных домов, мокрые деревья в палисадниках. «Следовательно, с сегодняшнего дня надо одеваться по-осеннему и принести в школу сменную обувь», — определил директор.
 В восемь утра Владимир Леонидович из своего школьного кабинета позвонил председателю правления Лукинову и спросил, скоро ли дети закончат уборку картофеля на колхозных полях и вернутся на занятия. Александр Степанович заверил, что сегодня дети работают последний день: на складе заканчивают сортировать картофель, а с завтрашнего дня — в школу; бухгалтер начислит зарплату им, и через неделю, все, кто работал, получат в кассе деньги.
Директор досконально ознакомился с личным делом учительницы начальных классов Антонины Трофимовны Голиковой. Её возраст 53 года, педагогический стаж — тридцать лет. Она заочно окончила математический факультет пединститута, математикой не овладела, не могла вести уроки алгебры и геометрии, поэтому осталась работать в начальных классах. Вообще-то когда-то стоял вопрос об её увольнении с работы. Тогда Антонине Трофимовне было 27 лет, имела благополучную семью: мужа, сына и дочку. В школу назначили нового директора, который преподавал химию, его жена — русский язык и литературу. Поначалу он вёл себя скромно, к работе относился добросовестно. В начале октября, на День учителя, директор выпил прилично. Видимо, пристрастие к алкогольным напиткам было его пороком, и наставник педагогов с тех пор постоянно ходил полупьяный. Голиковой этот руководитель понравился, она с ним выпивала, проводила много времени и чувствовала себя на голову выше своих сотрудниц, нисколько не заботясь о своей репутации. Их взаимоотношение стало известно её мужу, высокому, уравновешенному человеку, преподавшему физкультуру. Супруг не стал устраивать сцен, молча, подал тому директору заявление об увольнении и исподлобья глянул ему в глаза так сурово, что тот побледнел. За два дня Голиков уволился и уехал в неизвестном направлении. С тех пор о нём ничего не известно. А того директора вскоре со скандалом уволили за растрату денежных средств и аморальное поведение. Антонина Трофимовна одна воспитала детей, постоянно испытывала материальные трудности, вынуждена была много времени уделять личному хозяйству, не сумела повысить свою квалификацию, так и осталась полуграмотной. Вот к ней с проверкой на урок математики в четвёртый класс и пришёл Владимир Леонидович. За партами находились шесть мальчиков и восемь девочек. Одета была Голикова как неряшливая домашняя хозяйка. Она по-женски грубым голосом объявила: «Тема сегодняшнего урока: повторение всех четырёх арифметических действий» и из учебника переписала на доску четыре примера со скобками и многозначными числами, а сама присела за учительский стол и начала лихорадочно что-то искать в своей сумке.
Ситников, сидя на стуле около последней пустой маленькой парты, аккуратно списал в свою тетрадь все примеры с доски и решил их. Теперь он знал ответы и начал наблюдать за классом. Учительница вынула из сумки всё. Директор догадался: она искала план урока. Ситников пошёл вдоль парт и смотрел, что ученики успели сделать. Только одна ученица, приятная на вид, решила правильно два примера, в третьем ошиблась и начала решать четвёртый. У неё был красивый почерк. Три девочки и четыре мальчика ничего не делали, даже ни одного примера не переписали в свои тетради. Директор взял у мальчика, не приступившего к решению примеров, тетрадь и прочёл на обложке: Титов Денис. Руководитель школы наклонился и тихо спросил:
 — Дениска, почему не решаешь примеры?
 Мальчик, мелкий, худосочный, опустив глаза, стесняясь, ответил:
 — Я не умею умножать и делить, а прибавляю и отнимаю хорошо.
 — Ну и как ты теперь поступишь?
 — Сейчас напишут на доске действия, я их перепишу в свою тетрадь, — ответил Дениска.
 Владимир Леонидович перелистал его затрёпанную тетрадь: корявые цифры в действиях столбиком написаны неправильно; тетрадь ни разу не проверялась учителем, а полагается --- ежедневно!
 Стопа книг и тетрадей на столе учительницы превратились в некрасивую груду. Голикова покраснела, пот выступил на её лице: она потеряла план, в котором были решены примеры, и теперь не знала ответы. Прошло двадцать минут урока. Директор терпеливо ждал, что будет дальше делать педагог. Наконец, Антонина Трофимовна посмотрела на синий будильник, стоявший на её столе, и спросила, наигранно улыбаясь:
 — Кто решил первый пример, поднимите руку?
 Две девочки и мальчик неуверенно, робко оглядываясь на директора, подняли ручонки.
 — Волкова, пожалуйста, к доске, — пригласила учительница.
 Аккуратная девочка  приблизилась к доске, расставила над первым примером цифры, обозначающие порядок действий, и красивым почерком написала правильно все действия. Антонина Трофимовна её похвалила.
 Голикова вызвала к доске Вову, довольно крупного для своего возраста. Он, подумав, исподлобья глядя на пример, написанный на доске, выполнил, не торопясь, все шесть действий, один раз ошибся и широко открытыми глазами вопросительно посмотрел на нового директора, сидевшего у последней парты. Антонина Трофимовна не знала ответа, стала проверять его вычисления и не заметила ошибку. Педагог спрашивала других учеников. К концу урока Ситников выяснил, что пять детей не знают таблицу умножения, и заскучал: эту коллегу придётся терпеть ещё два года до её ухода на пенсию. Прозвенел звонок на перемену. Учительница сказала, что задаст задание на дом на следующем уроке, и отпустила детей. Малыши робко, поглядывая на директора, вышли из класса. Ему предстояло сделать анализ урока. Но, внешний вид Антонины Трофимовны не соответствовал званию учителя и вызвал у него отвращение: кофточка неопределённого цвета имела несвежий вид, юбка словно мешок, на ногах серые чулки с пузырями на коленках; за сорок пять минут было решено всего четыре примера; активность детей на уроке отсутствовала, коротко: урок очень плохой. Разве мог он сказать правду этой немолодой женщине? И лгать не хотелось. Владимир Леонидович помолчал, объявил свой решение: «Проводите со своими учениками дополнительные занятия, но добейтесь того, чтобы дети знали таблицу умножения и умели её применять при вычислении. Через месяц проверю», — встал и ушёл.
Со вторника третьей недели сентября, наконец-то, начались занятия в школе с полным составом учащихся. Ситников по расписанию первым уроком проводил алгебру в восьмом классе. Чтобы выяснить уровень знаний, попросил учащихся достать листочки, подписать свои фамилия и имена, дал индивидуальные задания на пятнадцать минут. Несколько мальчиков и девочек принялись азартно выполнять задание. Макаров Юра листок с заданием, написанным директором, свернул в трубочку и стал через неё, как через подзорную трубу, рассматривать девочек.
 — Юра, ты же работящий человек, почему здесь бездельничаешь?— строго спросил директор.
 — А за какой класс проверяете? — вопросом на вопрос отозвался Макаров.
Владимир Леонидович снисходительно улыбнулся и дружелюбно пояснил:
 — Я дал очень простенькие примеры за третий и четвёртые классы, надеюсь, что хорошо справитесь.
 — Что было в третьем и четвёртом классах, то сплыло. Разве упомнишь всё за семь лет учёбы? Вы задавайте за седьмой класс, тогда я стану решать, — убежденно ответил подросток.
Директор по истечении двадцати минут собрал листочки, быстро проверил и разложил их на две стопки — с положительными оценками и двойками. Оказалось, что только четверо справились с заданием. Трое, чтобы найти площадь прямоугольника, сложили все четыре его стороны, то есть нашли периметр, и понятия не имели, как вычисляется его площадь. Ситников расстроился: придётся за год ликвидировать серьёзные пробелы в знаниях учеников. Трудная проблема! И он, отстранив свой план урока, принялся объяснять то, что должны знать и уметь учащиеся к восьмому классу. Задал на дом повторить таблицу умножения, правила умножения и деления многозначных чисел, предупредил, что со следующей недели после уроков будет проводить дополнительные занятия; все обязаны их посещать.
 В начальных классах этих ребят учила Голикова.
 В двадцатых числах сентября студенты уехали. Интернат начали срочно готовить к приёму детей.
Умерла в 78 лет мама технички Анны Васильевны. Пришлось её отпустить с работы на три дня. Учителя собрали деньги, чтобы купить венок для покойницы.  На вторые сутки состоялись похороны покойницы. Владимир Леонидович пришёл в дом к техничке. Покойницу отпевал приглашённый батюшка. Люди стояли перед гробом, держа в руках зажжённые свечи. В избе было душно и тесно. Монотонно звучал напевный голос священника. Отпевание закончилось. Люди потушили свечи, и вышли на улицу. Вынесли гроб, поставили перед избой на  две табуретки на зелёную траву. Первыми для прощания подходили родственники усопшей, кланялись, крестились, низко наклонялись и изображали поцелуй,  плакали. Ситников узнал всех родственников Анны Васильевны: старшую сестру, двух сыновей, трёх внуков, трёх племянниц и их детей. У гроба побывали малолетние дети, подростки, люди среднего возраста и старики. Директор подумал: «Всё как полагается в природе: непрерывная смена поколений». Гроб поместили в кузов грузовой машины. Впереди в колонну выстроились провожающие с венками и с иконой, за машиной  —  толпа. Процессия медленно по селу двигалась на кладбище. Владимир Леонидович вернулся в школу, в свой маленький кабинет.

Глава 11
Черти вокруг нас

 После уроков Владимир Леонидович по пути домой зашёл в магазин, купил повседневные продукты и вышел на крыльцо. Конец сентября. Желтизна прибавилась в пейзаже. Зелёные кроны лиственных деревьев покрылись жёлтыми пятнами, словно их неряшливо обрызгали. У магазина стояла телега, запряжённая буланой лошадкой. Лошадка щипала траву. В телеге спал мужик. Проходивший мимо восьмиклассник Толя Квасов подмигнул директору, потрепал за плечо извозчика и крикнул:
— Дедушка Фрол, просыпайся! Поговорить надо!
 — Чего тебе?
 — Меня интересует, правда ли, что существуют черти? Учителя утверждают, что чертей не бывает.
 Дед Фрол сел на телеге. Внешность у него примечательная: лысый, пышные борода и усы начали седеть, большой красно-синий нос, словно приставлен к лицу; ворот рубашки расстёгнут, виднелась покрытая волосами грудь. Он взволнованно захрипел:
 — Ты, Толя, учителей не слушай! Черти повсюду вокруг нас, выглядывают из-за угла, из-за дерева, из-за куста, из-за печки и выбирают момент, чтобы нам сделать зло. Я тоже, как и ты, Толя, по молодости не верил, что они существуют, пока не повстречал их. Давным-давно я похаживал в Никитовку, к Маше, к своей будущей жене. Возвращался рано утром. Чуть рассвело. Туман. Видимость шагов десять, не больше. Иду по стёжке вдоль поля. Вдруг меня кто-то толкает в бок. Гляжу — рядом со мной шагает человек. В чёрном костюме, в белой рубашке, в чёрном галстуке. Вижу — не из наших краёв. Пригляделся: морда шерстью покрыта, из-под густой, взлохмаченной шевелюры торчат маленькие тупые рожки. Гляжу вниз — у него вместо ботинок — широкие копыта. Идёт он по траве, вроде должен траву приминать, а следов не остаётся. Ко мне на ходу боком, боком прижимается и толкает, и смеётся, обнажая жёлтые клыки, а из его рта дурно пахнет. Меня всё стремится в лес, в лес направить. Я сопротивляюсь, иду себе по стёжке, не сворачиваю. Страх меня жуткий охватил. Хотел крикнуть — голос пропал. Он меня всё сильней давит, рожками старается боднуть. А я молодой был, сильный, стал его по морде лупить. Он увёртывается, смеётся и совсем исчез. Получается, я по воздуху бил. Отошёл я немного, а он опять объявился, толкает меня. Я разозлился, стал бить его ногами. Он исчезнет и вновь появится. Навстречу — стадо коров, пастухи с собаками. Чёрт от меня огромными прыжками в лес…. Стадо приблизилось, а пастухи мне незнакомые, и собаки на меня кинулись с лаем; хозяева их еле-еле отогнали от меня. И подумал я, что новых пастухов на работу наняли, а прежних за пьянство выгнали. Прошёл я немного — и глазам своим не верю — дорога расчетверилась. Представляешь: четыре дороги веером в разные стороны. Чудеса и только! Куда идти — не знаю, поплёлся наугад. Не буду я рассказывать, как я петлял, словно заяц, а к обеду пришёл на работу. Колхоз тогда только начинался. Подошёл к бригадиру и рассказываю, как чёрт меня с дороги сбил. Начальничек не верит, кричит, ты, мол, меня за дурака считаешь. Я толкую ему, что говорю истинную правду. Бригадир за плечи развернул меня, толкнул в спину и крикнул: «Иди, похмелись и проспись!»
 Мужик говорил, а сам посматривал на Ситникова, стоявшего на крыльце магазина с хозяйственной сумкой и портфелем, и спросил:
— Вы директор школы?
 — Да.
 — У вас хватит мужества за правду бороться?
 — Предположим, да. Что из этого?
 Бородач встал с телеги. Телега выпрямилась, а он подошёл к крыльцу и говорит:
 —  Через два месяца после окончания войны, в августе 1945-ого года, рано утром я подъехал на лошади к правлению колхоза. Контора была заперта. Солнце, хоть низкое, но светило ярко. Вижу, опускается светящийся, ярче солнца, круглый громадный предмет. Приземлился на пустующей стоянке для автомобилей и лошадей. Появляется нечто непонятное. Вроде шагает на двух ногах, но не человек. Пригляделся я: во лбу один глаз. Подходит это существо к конторе, дёргает за ручку дверь, а она заперта. Повернулось оно и смотрит на меня. А глаз-то его светится голубым огнём. Я окаменел — ни крикнуть, ни шевельнуться не могу. В этот момент появился в бричке председатель колхоза. Объект потух, существо мигом влезло в него, и они поднялись стремительно и исчезли из вида. Понял я, что это был пришелец из космоса. Я утверждаю: инопланетяне высадились впервые на Землю не в Америке, а у нас в России, конкретно, в селе Оглоблино, около правления колхоза. Я это доказываю, но мне пока не верят, но наступит время — правда восторжествует. Мне нужен соратник, который бы боролся вместе со мной за победу этой неоспоримой истины.
Ситникову стало скучно. Он сказал, что ему надо срочно домой, деликатно попрощался и ушёл.
Восьмиклассник Толя, отвернувшись от мужика, смеялся до слёз.

Глава 12
Воскресный разговор

 Утро последнего воскресенья сентября. Владимир Леонидович проснулся, когда через шторы слабо сочился свет, по привычке посмотрел в окно. Высоко на косогоре, на фоне светлого неба, словно бесформенные грибы темнели три берёзы. Он знал, что там имеется скамейка, и давно мечтал попасть туда, но всё не было времени. Ситников бесшумно собрался, вышел, не разбудив никого в доме, и направился в сторону берёз, спустился к ручью, перебрался по брёвнышку на противоположную сторону и начал, не торопясь, подниматься по склону, иногда оглядываясь назад. Его взору открывался всё более широкий простор, дальние поля, луга и леса.
 Директор подошёл к берёзам, а на лавке уже сидел крупный старик, в чёрном плотном костюме, в осенней чёрной фуражке. Дед опирался широкими ладонями на самодельную трость, стоявшую вертикально, повернулся корпусом тела и хрипловато приветливо сказал:
 — Здравствуйте, Владимир Леонидович! Присаживайтесь!
 Он дружелюбно отозвался и подсел.
 Старик охотно заговорил, подспудно радуясь грамотному слушателю:
 — Вы, наверное, не удивились, что я назвал вас по имени и отчеству, а удивились тому, что я здесь оказался раньше Вас. Когда я был молодым, я тоже карабкался на склон, как и Вы сегодня, но я старый, и потому прихожу сюда дальним, но лёгким путём и вышел из дома рано. Я о Вас всё подробно знаю. Дай Бог, чтобы Вы тут не спились, не занялись воровством и не погрязли в личном подсобном хозяйстве. Директор школы на селе не просто руководитель учителей, но, в первую очередь, организатор интеллектуальной жизни всего местного населения. Я, Павел Егорович Александров, родился в 1902-ом году в деревне соседнего района. До 1920-ого года работал в своём хозяйстве, а затем ушёл добровольцем в Красную Армию. Воевал я хорошо. Меня заметили и приняли в партию большевиков. В 1926-ом году вернулся в родную деревню, работал и участвовал в общественной жизни. В 1930-ом году по решению обкома партии был направлен сюда, чтобы создать колхоз, и проработал до выхода на пенсию. Начинал организовывать с тощих лошадёнок и бурёнок и создал мощное сельскохозяйственное предприятие по выращиванию скота, зерновых и технических культур; построил животноводческие фермы, амбары, гаражи, мастерские по ремонту машин, клуб, амбулаторию и 24 дома для колхозников; имел полный набор техники для полевых работ. Постоянно был депутатом сельского Совета народных депутатов. Имею боевые и трудовые награды. И вот я пенсионер. Хозяйство возглавил Александр Степанович Лукинов. Наш клуб к тому времени простоял лет двадцать пять. Естественно, требовал ремонта. Лукинов нанял бригаду строителей почему-то со стороны, ни одного местного жителя не допустил к этой работе. Отремонтировали клуб великолепно. Я похвалил рабочих, когда они завершили работу. Техничка совершенно случайно сказала, что Александр Степанович заплатил, ну, неважно какую сумму она назвала, вы не имеете понятия о стоимости таких работ, а я всю жизнь вычислял и экономил, так вот он отвалил им в несколько раз больше, чем полагается по расценкам. Всё объясняется просто, но доказывается очень трудно: часть денег они отдали ему, председателю колхоза. Я об этом написал в партийный контроль. Приехали представители из обкома партии. Не буду утомлять вас подробностями. Разбирательство закончилось тем, что меня обвинили в клевете. Я постоянно борюсь с мошенничествами Лукинова. И меня за мои правдивые сигналы исключили из партии коммунистов. Вот, какие заступники у него! Меня удивили люди, мои бывшие соратники, сотрудники. Они на открытом партийном собрании выступали против меня. Если бы я своими ушами не слышал их речи, то не поверил бы, что они способны так предавать меня. Дело вот в чём: все знают, что я в колхозе не украл ни соломинку, ни зёрнышко, ни стакан молока; и если бы меня обвинили в том, что я что-то украл из колхоза, то этому никто бы не поверил, даже прокурор. Что же придумал Лукинов со своей сворой? Они обвинил меня в том, что будто, когда ломали церковь, я стащил из неё доски и перестелил ими пол в своей избе. Глупая ложь! И даже свидетелей нашли. Экую выдумали пакость! Мне советуют написать по этому поводу жалобу прямо в ЦК КПСС. Но я принципиально, не делаю этого. Я считаю, что дело чести КПСС восстановить меня в партии, а Лукинова исключить из своих рядов и отдать под суд за хищение крупных денежных средств. Однако, Лукинов торжествует. Партия обязана изгонять из своих рядов жуликов, иначе быть большой беде! Я помню, как Александр Степанович приехал в наш колхоз в изодранной фуфайке, а его жена — в потрёпанном пальто. Используя положение руководителя хозяйства, а, следовательно, право распоряжаться деньгами, он быстро разбогател. За колхозные деньжонки построили для себя громадный дом из восьми комнат и с мансардой. Живёт как барин. Такого в нашем селе не видели. Я, всю жизнь отдавший созданию этого хозяйства, проживаю в избе, которая не отличается от жилищ рядовых колхозников. Мало того, у некоторых передовых трактористов дома лучше, чем у меня. Это — норма. Вы проходили несколько раз мимо моей усадьбы, и вам в голову не приходило понять, что в таких условиях живёт бывший руководитель хозяйства. Теперь поговорим о Вас. Вы горячо взялись за работу, торчите в школе днями и ночами. Но будьте морально готовы к тому, что через год-два Вас снимут с должности директора. И в этом Вы не будете виноваты. Во-первых, пока в школе работают Белопёровы, они никому не дадут возможность работать руководителем. Во-вторых, через год начнётся строительство школы, и Лукинов со своей шайкой постарается украсть и деньги, и строительные материалы путём приписок, а директор школы по положению является одним из членов приёмной комиссии, подписывает акты приёмки, следовательно, они постараются во главе школы иметь своего человека. Вы на сделки со своей совестью не пойдёте, поэтому Вас уберут.
 — Павел Егорович, Вы, наверное, преувеличиваете беззаконие в селе, — возразил Ситников.
 — Посмотрите на меня — я старик, знаю жизнь и ещё в своём уме. Вот когда Вы со своей семьёй и вещами будете выезжать на машине из села, то около предпоследнего дома, в котором я живу с тридцатых годов, увидите меня. Я Вам чистосердечно пожелаю здоровья, счастья, удачи и найти такое место жительства и работы, в котором все работают честно. Это — сложная проблема в нынешнее время. В-третьих, Вы предъявляете совершенно справедливые требования к завхозу Гребешковой, не привыкшей работать, как положено, поэтому она будет Вам мешать гадкими проделками, и Вы с ней не справитесь — у неё могущественные покровители, она — лакомый кусочек развратной категории руководящих мужчин. Я заболтался. Извините меня. Если не возражаете, помолчим, послушаем, понаблюдаем природу и жизнь села. В природе нет зла и подлости, которыми обладает человечество, она облагораживает людскую душу и очищает её от всякой скверны, успокаивает нервы. Кстати, эти три берёзки я лично посадил в первую весну моей работы здесь.
 Ситников, молча, рассматривал местность и село. На сельских улицах началось движение. Выводили скот из дворов и загоняли в стадо. По улице прошла белая лошадь, запряжённая в телегу. Над домами пролетели четыре вороны. Продавец открыла магазин. Двое мужиков о чём-то спорили с ней. Кружились два коршуна над дальним лугом, высматривая добычу. Далеко-далеко трактор пахал чёрное поле. Из фермы, стоявшей на вершине холма, медленно выходило стадо бело-чёрных коров. Трава на склоне лощины пожелтела. Тёмной полоской выделялся вечнозелёный хвойный лес у кромки горизонта. Директор, запрокинув голову, посмотрел на пожелтевшую крону берёзы, под которой находился. Затем перевёл взгляд на сидевшего рядом старика. Его крупное морщинистое лицо слегка подёргивалось; суровые синие глаза, прикрытые лохматыми седыми бровями, смотрели вдаль. Владимир Леонидович понял, что бывший председатель колхоза вглядывается в сцены прошлых лет, возникающих в его зрительной памяти, и, видимо, ведёт с кем-то диалог. Директор посмотрел на ручные часы — половина девятого, значит, надо возвращаться домой. Он встал, произнёс услышанную в селе фразу: «Дом не велик, спать не велит», с искренней доброжелательностью попрощался с Павлом Егоровичем и направился домой. На душе Ситникова были мир и покой, и тревога. Когда директор подходил к своей усадьбе, то увидел около палисадника чёрный мотоцикл с коляской и свою жену Елену Николаевну, разговаривающую с учителем истории Белопёровым в одежде для рыбалки: в высоких чёрных резиновых сапогах, в поношенном тёмном пиджаке, в старой помятой шляпе. Сын Эдик и пятилетняя дочка Наташа смотрели в алюминиевый бидончик и шумно восхищались. Увидев отца, они радостно воскликнули:
— Папа! Папа! Посмотри, какую рыбу нам принёс дядя Витя! Она ещё живая!
 Владимир Леонидович заглянул в бидончик: в воде шевелились рыбёшки размером с ладонь. Ситников перевёл взор на учителя. Виктор Кондратьевич, приподняв шляпу, почтительно заговорил:
 — Добрый день, Владимир Леонидович! Я заядлый рыбак: на утренней зорьке наловил немного рыбы, проезжал мимо вашего дома и решил поделиться с вами. Не обессудьте. Я знаю, что у вас мало свободного времени — сам был директором школы.
 — Здравствуйте! — выражая на лице приветливость, ответил директор. — Спасибо за рыбу — уха получится отменная.
 Немного поговорили о погоде, Виктор Кондратьевич помчался на мотоцикле домой. Елена Николавна сообщила, что завтрак готов, и пригласила семью к столу. Дочка и сын вдвоём понесли бидончик с рыбой, поглядывая в него. После завтрака  семья Ситникова прогулялась вдоль ручья. Во второй половине дня директор с  Эдиком наводили порядок во дворе, выносили мусор за забор, в сторону огорода. Отец с сыном одновременно заметили: по тропинке вдоль огородов, резко качаясь из стороны в сторону, падая на ровной дороге и вставая, пытался идти невысокий мужичок. Эдик смеялся над его выкрутасами. Минут через десять мужик приковылял к огороду Ситниковых, остановился, согнувшись в пояснице, свесив руки, словно обезьяна, и, пошатываясь, таращил глаза на директора. У незнакомца руки, лицо и одежда были испачканы жидкой грязью, под левым глазом — большой синяк. Наконец, он заплетающимся языком, невнятно произнёс:
 — Вла-а-а-димир Лео-о-нидович, извините меня — я немного выпил…. Всё будет в ажуре….
У Ситникова от удивления поднялись брови — он узнал учителя истории Белопёрова. Между тем, Виктор Кондратьевич пытался повернуться, но упал, кое-как поднялся, опираясь руками о землю, и, мотаясь во все стороны, продолжил свой путь.

Глава 13
Выговор учителю истории

 Утром в понедельник Ситникова по дороге в школу беспокоила мысль о том, как держать себя при встрече с Белопёровым. Директор рассуждал: «В конце концов, каждый имеет право проводить свободное время по своему усмотрению, но учитель — это не просто профессия, это — образ жизни. Его жизнь в дополнении к урокам служит примером для подрастающего поколения». Ругать или не ругать историка за пьянство в свободное время? — директор так и не решил.
Владимир Леонидович вошёл в коридор школы. Техничка Анна Васильевна вполголоса сообщила, что историк в пятницу будет провожать племянника в армию и поэтому уже с воскресенья начал пьянствовать, наверное, несколько дней не появится на работе.
 — И часто с ним случается такое? — встревожился директор.
 — Как вам сказать? Всякое бывало: раза три в год, а то и больше, — ответила она.
Директор поднялся на второй этаж в учительскую. Завуч Валентина Михайловна доложила:
 — Белопёров пару дней изволит отсутствовать, я уже изменила расписание уроков.
 — Вам откуда это известно?
 — Знаю, — промолвила завуч с доброжелательной улыбкой и спросила: — Кстати, завтра надо обязательно подать сведения в РОНО о работе кружков по интересам. Вы лично, чем можете увлечь детей?
 Директор недоумённо пожал плечами.
 Валентина Михайловна подсказала:
 — Вы умеете фотографировать, вот и научите детей этому интересному делу.
 — Но, — хотел объяснить Ситников, что он фотографирует исключительно для своей семьи и не является специалистом-фотографом.
 — Никаких «но», — прервала его по-женски ласково завуч, — достанете пособия по фотографии, сами повысите свою квалификацию, и у некоторой группы детей появится интересное занятие. В нашей школе все учителя ведут кружки.
 Ситников развёл руками, улыбнулся и промолвил:
 — Что ж поделаешь, займусь фотографией серьёзно.
 В учительскую заходили педагоги, здоровались, брали классные журналы, рассаживались на свободные стулья, доставали из своих портфелей планы уроков, учебники и посматривали на часы — ждали звонка на занятие.
Прозвенел звонок на урок.  Ученики и педагоги разошлись по классам. Учительская опустела. В коридорах наступила  тишина.
 Белопёров пришёл на работу через три дня, в четверг. Лицо его от пьянства опухло, нос посинел, глаза покраснели. Он словно стал меньше ростом, плюгавым, незначительным человеком. Историк провёл свои три урока по расписанию, явился в кабинет к директору и потребовал:
 — Предоставьте мне административный отпуск на один день, на завтра, проводить племянника в армию.
 Ситникова поразила наглость прогульщика: вместо того, чтобы просить извинения за неявку на работу, историк отпрашивался ещё на один день. Директор уже приобрёл навык не удивляться, не раздражаться, поэтому хладнокровно спросил:
 — Почему отсутствовали вы на работе три дня?
Историк замялся, лицо его от возмущения сделалось омерзительным, и он откровенно рассказал:
— Понимаете, в воскресенье я зашёл к племяннику поговорить, выпил немного и пошло, и пошло. Вы не пьёте. Вам меня не понять.
 — Пишите объяснение по поводу вашего трёхдневного отсутствия, — резко потребовал директор.
 — Чего?! Чего?! — угрожающе переспросил Белопёров.
 — Что слышали: подробно опишите причину вашего трёхдневного отсутствия на работе в течение трёх дней.
— Я никогда не оправдывался по мелким нарушениям дисциплины и ничего писать не буду.
 Директор помолчал, чтобы сдержать свой гнев, и сказал:
--- Отпустить вас на проводы в армию племянника не имею право, так он не является близким родственником. Завтра приходите в школу, и утром принесите мне объяснительную записку.
 Историк встал, угрожающе пристально взглянул в глаза директору и вышел, хлопнув дверью.
 Этот разговор моментально стал известен всей школе. Завуч спросила:
 — Что Вы собираетесь делать с Белопёровым?
 — Если не представит оправдательные документы, то уволю за длительный прогул и аморальное поведение.
 Валентина Михайловна певучим, мягким голосом предсказала:
 — Уволите, а на следующий день пошлёте за ним техничку и примете его на работу. Такое уже разок случалось. Несмотря на все его недостатки, он всё же преподаёт историю, талантливый баянист-самоучка, сочиняет стихи и музыку к ним, руководит нашей художественной самодеятельностью, так что желательно на первый случай не увольнять его.
 Ситников успел удостовериться в том, что Валентина Михайловна всегда высказывает правильные советы, поэтому ответил:
 — Я подумаю над вашими словами и в понедельник, в заключительной части педсовета объявлю какое-то взыскание Белопёрову.
 В понедельник в одной из классных комнат состоялось первое заседание педагогического совета. Вопросов пришлось решать  много: темы педсоветов, совещаний при директоре и завуче, методическая работа, график контроля работы учителей и так далее и тому подобное. Еле-еле уложились за три с половиной часа. За окнами  стемнело. В заключение директор напомнил коллективу о прогуле, совершённым учителем истории и зачитал приказ, в котором за это объявляется ему выговор.
 Виктор Кондратьевич подскочил к Ситникову, сидевшему за учительским столом, и потребовал выписку с названным приказом.
 — Пожалуйста, — Владимир Леонидович протянул ему листок с приказом и пояснил: — Секретарь педсовета запишет в протоколе, что приказ о наложении на Вас взыскания прочитан в присутствии учителей, Вам на руки дана выписка из книги приказов, а другой листок с приказом завтра будет вывешен на доску объявлений.
 Белопёров изменился в лице и со злостью выкрикнул:
 — Подумаешь, три дня прогулял! Я эти дни с лихвой отработаю! Запомните: этот выговор мне даром Вам не пройдёт!
 Ситников устал за последние дни, обозлился, не сдержался и почти выкрикнул:
 — И Вы запомните — пока я директор, прогулы и пьянство будут сурово наказываться! — встал и уже спокойно объявил: — Если нет ещё вопросов по обсуждаемым сегодня темам или каких-то возражений, то объявляю заседание педагогического совета законченным.
 Учителя разом шумно встали и удалились.
На следующее утро колхозники со смехом пересказывали забавную историю. Подвыпивший тракторист на склоне оставил гусеничный трактор с работающим мотором, но не чётко зафиксировал тормоз. От тряски тормоза выключились, и трактор медленно поехал. В амбаре находились кладовщица и заведующая фермой. Вдруг в амбар въезжает трактор. Женщины  истошно закричали. Они понятия не имели, как остановить гусеничную машину. Трактор проломил стену, выехал на улицу и направился к жилым домам. Кладовщица вспомнила, в ближайшем доме проживает женщина, в молодости работавшая трактористкой. Ей и сообщили о надвигающейся беде. Женщина, не смотря на солидный возраст, сумела на ходу взобраться на трактор и остановить его.

Глава 14
Октябрь

 В первую субботу октября радостно и весло отметили День учителя, для чего уроки сократили на 10 минут. После занятий ученики сделали концерт для педагогов. Отпустив по домам детей, учителя с шутками-прибаутками  разместили на столах в учительской  дешёвое вино и лёгкую закуску, купленные в складчину, расселись вокруг столов. Ситников, как директор, поздравил коллектив с профессиональным праздником, пожелал счастья, здоровья и успехов в работе. Педагоги немного выпили и закусили, разговаривая о минувших событиях. Потом повторили выпивку с закуской и запели свои любимые песни. Владимир Леонидович с удовольствием слушал их задушевное пение.
 На минуту зашёл парторг Воронов, от себя лично и от имени председателя и работников колхоза поблагодарил учителей за их важный для государства и сложный труд; вручил каждому поздравительную открытку.
 На следующий день дети поселились в интернате. Там заработала столовая. Директора пригласили к председателю колхоза. В его кабинете находился интеллигентной внешности молодой человек. Он оказался представителем райкома партии по идеологической работе. Этот товарищ сказал, что руководители образовательных учреждений являются на селе ответственными за политическую учёбу, поэтому Ситникову предстоит написать соответствующий план работы и согласовать его с райкомом партии. Владимиру Леонидовичу пришлось безоговорочно согласиться.
 В первой декаде октября в колхозе удалось завершить все полевые работы. Колхозникам выдали зарплату и организовали банкет в громадном фойе клуба. Столы на время принесли из школы. На четыре человека дали по две бутылки водки, по две бутылки вина и по четыре пол-литровых бутылки пива. Подали в блюдцах сало, колбасу, сыр, хлеб, а в глубоких тарелках — мятую картошку со свининой, приготовленную в интернатской столовой.
Пригласили, по обычаю, на банкет директора школы и удостоили чести восседать за одним столом с председателем колхоза Лукиновым, председателем сельского Совета Булавиной и первым секретарём райкома партии Князевым Анатолием Даниловичем, прибывшему по своему графику в колхоз «Ударник». Когда все места за столами оказались занятыми, Анатолий Данилович встал. Он был выше среднего роста, пропорционального телосложения. Красиво на нём смотрелся шерстяной костюм с чёрной крапинкой. Князев держал в руке гранёный стакан, наполовину наполненный водкой. В фойе наступила тишина, и первый секретарь райкома партии торжественно поблагодарил земледельцев за своевременное, качественное завершение полевых работ, с хорошей урожайностью зерновых, подсолнечника и сахарной свёклы и пожелал, чтобы колхоз «Ударник» в результате подведения итогов года занял первое место в областном социалистическом соревновании, и предложил за это выпить. Он присел. Ситников, Лукинов и Булавина чокнулись с ним стаканами, выпили и начали закусывать. Анатолий Данилович чистосердечно рассказывал:
 — Когда я начал работать в парткабинете, то есть только-только приступил к партийной работе, меня направили в колхоз в качестве представителя райкома партии на весенние работы. Я был молод, только что отметил 23-летие. Это было так. Первый секретарь Черкасов, он нынче в обкоме, собрал в своём кабинете весь райкомовский штат. Мы напряжённо сидели за длинным столом и слушали его. Он по листочку зачитал, куда кому ехать, и спросил: «Вопросы есть?». Я наивно спросил: «Придётся жить в колхозе две недели. Там будут, конечно, кормить. А если предложат выпить спиртное, как быть?» Все присутствующие в кабинете засмеялись. Черкасов иронически скривил губы и ответил: «Конечно, поднесут рюмочку и попросят выпить. Вы вынуждены будете не отказать, а то человек, который угощает, может обидеться. Главное для нас --- знать меру и не уронить своё достоинство».
 Александр Степанович рассмеялся и спокойно проговорил:
 — Вы, Анатолий Данилович, давно работаете в партийной системе, побывали и не раз во многих колхозах и предприятиях, следовательно, немало выпили и поели за казённый счёт.
 Князев на секунду замер с поднесённой ложкой с картошкой к открытому рту, потом отправил в рот картошку, пережевал, проглотил и добродушно ответил:
 — Ну, и смелый ты, Лукинов — сказал правду, которую никто не осмелился бы озвучить.
 — А чего мне бояться, — откликнулся уверенно председатель. — Я единоличный хозяин большого колхоза, а, известно всякому: у кого в руках материальные блага, у того и сила, и власть.
Булавина поспешила вмешаться в разговор:
    —   С выпивкой у нас беда: пьют по поводу и без. Однако, я знаю людей, которые за свою жизнь не выпили ни капли спиртного. Например, Рослякова Лиза  на своей свадьбе умудрилась не выпить даже глоточек вина. Ей наливают в рюмку то водку, то вино, она поставила рядом другую рюмку, наполняла её лимонадом и переставляла с рюмкой со спиртным, да так ловко, что этого никто не заметил. Многие на её свадьбе напились до чёртиков, как это водится у нас на всяких праздниках, а она — трезвая, как стёклышко, — Булавина замолчала.
 Некоторое время никто не хотел говорить. Присутствующие закусывали. Лукинов напомнил: «Пора по второму разу», — и разлил по стаканам водку. Выпили, заговорили. Стало шумно. Потом пили, пока не выпили всё спиртное, и пели песни о колхозной жизни, о молодом агрономе, который выходил на поля. Постепенно разошлись.
 До своей усадьбы Булавина дошла с Ситниковым. Они остановились, чтобы попрощаться. Он вполголоса спросил:
 — Как вы думаете, не отомстит ли Князев председателю Лукинову за то, что тот попрекнул его едой?
 Нина Сергеевна пояснила:
 — Первого секретаря не только угощают там, где он появляется. В багажник его машины положат самые лучшие куски мяса, банки с мёдом и бидончики со сметаной, бутылки самого дорого вина и коньяка. Так нынче заведено.
Директор пошёл своей дорогой. Около дома   ждала его средних лет женщина. Ещё  издали, завидев Ситникова, незнакомка заулыбалась во весь рот. Владимир Леонидович догадался, что она что-то будет просить. Женщина поздоровалась и елейным голосом попросила  написать справку об окончании восьми классов для  племянника.
—  Приходите, завтра утром в школу, откроем книгу записи выданных документов, и я выпишу соответствующий документ, —  отозвался директор.
Женщина замялась и пояснила:
—  Дело в том, что он в нашей школе не учился, а ему нужен такой документ, чтобы поступить в училище.
—  Я тогда не имею право выписывать справку об окончании нашей школы.
—  А Виктор Кондратьевич запросто выписывал справки всем, и кто учился и не учился у нас, и брал недорого.
—  Это же преступление! —  возмутился Ситников.
—  Подумаешь преступление  —  написать бумажку, а я Вам дам телёночка. Ну, пожалуйста, не бойтесь. Все так живут.
—  До свидания! —  отрезал директор и вошёл в свой двор.
Во вторник с утра прибыл учитель математики вечерней школы, привёз программы и проверил документы по вечерней школе за прошлый год.
 В предпоследнюю неделю октября директоров школ четыре раза вызывали в райцентр: на праздничное подведение итогов сельскохозяйственного года в кинотеатре, на другой день — на профсоюзную конференцию, на третий — на конференцию общества «Знания», и, наконец, — на плановое совещание директоров на базе школы №1 райцентра. Ситников четыре дня подряд выезжал из села рано утром и возвращался усталый домой поздно вечером. На пятый день, придя на работу, в шутку попросил завуча:
 — Валентина Михайловна, пожалуйста, организуйте мне экскурсию по школе, а то я забыл, где какой класс находится.
 Завуч посмеялась и высказалась:
 — А вы думали, что будете спокойно работать и иметь время для отдыха, чтобы наслаждаться природой? Ничего подобного. Совещания проводятся систематически, и вас задёргают основательно. Вот поэтому многие учителя не соглашаются стать директорами. Меня много раз настойчиво уговаривали возглавить школу, а я категорически отказалась.
За первую четверть Владимир Леонидович посетил по два-три урока каждого учителя. Большинство уроков одобрил. Директору запомнился урок математики в третьем классе учительницы Пироговой Юлии Фёдоровны. Сама педагог — выше среднего роста, полная, круглолицая, белокурая, улыбчивая, спокойная. На ней — белоснежная вязаная кофточка. Ученики дали ей прозвище Пирожок. На окнах класса — тюлевые занавески. На потолке — четыре люстры. На стенах — светло-голубые панели. На подоконниках — горшочки с цветами. На учительском столе аккуратно лежало самое необходимое для проведения занятия. Создавалась обстановка по-домашнему уютная. Урок начался точно по звонку. Дежурная девочка прошла по классу,  собрала тетради, положила их на стол преподавательницы и раздала проверенные тетради. Юлия Фёдоровна на доске написала два примера по пять действий для двух вариантов, вызвала к доске мальчика и девочку. Они принялись решать. За партами тоже решали на два варианта. Никто ни у кого не списывал. У доски довольно быстро справились с заданием. Учительница вызвала к доске двух мальчиков, и они по своим тетрадям проверили то, что было написано на доске, и красными мелками исправили ошибки. Мальчик и девочка допустили по одной ошибки. Юлия Фёдоровна задала вопрос классу: «Какие поставим оценки тем, кто решил на доске?» Дети дружно подняли над столами на палочках белые картонные кружочки, на которых были написаны цифра «4». Учительница в журнале и в дневниках выставила «четвёрки» и продолжила далее урок. Её воспитанники были приучены к порядку и неторопливо, но довольно быстро выполняли задания, не обращая внимания на присутствующего в классе директора. За урок много решили примеров и задач, много было выставлено хороших оценок. За пять минут до звонка Пирогова сумела подвести итоги урока, задать и обсудить домашнее задание и точно по звонку объявить: «Встать! Урок окончен. Дежурные остаются, а всем выйти из класса».
Что касается начинающего учителя физкультуры Геннадия Харитоновича, то его дети полюбили за то, что он никогда не повышал голос в разговоре с ними, даже замечание шалунам выговаривал спокойно и сам демонстрировал свободно приёмы всех физкультурных упражнений.
 В середине октября начал полностью работать интернат, то есть дети поселились в нём, готовили уроки и питались в его столовой.
В начале ноября, когда  кроны деревьев пожелтели, начали осыпаться жёлтые листья и пожухли травы, в сельском Совете регистрировали четыре свадьбы. Семья Ситникова  с любопытством наблюдала церемонию бракосочетания, проводимую Булавиной. Она была торжественно и нарядно одетая в тёмное платье. Через плечо на ней красовалась красная лента. Голос у Ирины Сергеевны завораживал душу при чтении обязанностей супругов в семейной жизни. Новобрачные расписывались в журнале, надевали друг другу золотые кольца; под одобрительные крики родственников и толпы зрителей целовались.
На следующий день в селе состоялись похороны. Директору сообщили, что старик хоронил вторую жену, которая была моложе его на восемь лет и неожиданно скоропостижно умерла от инсульта. Первая супруга, наоборот, на четыре года старше его, здравствует и проживает в другом конце села вместе с взрослым сыном от этого старика; второй раз замуж не выходила.






тери перед смертью. На остановках пассажиры группами выходили, продолжая беседовать. В Никитовку автобус прибыл, имея в салоне два человека. Ситников вышел и ощутил свежий приятный прохладный воздух. В селе – тишина и безлюдье. Недалеко, за огородами, на лужайке паслись привязанные цепями четыре телёнка. Возле ближайшего дома копошились в земле белые, пёстрые и чёрные куры.
Ни одного попутного транспорта в село Оглоблино пока не появлялось. Директор зашёл в магазин, купил пачку печенья и бутылку минеральной воды, затем подошёл к обширной толстоствольной лозине, встал в её тени и принялся есть, посматривая на дорогу со стороны райцентра. Асфальтированное серое шоссе, залитое солнцем, уходило вдаль между зелёными кюветами и было пустынно. Тоскливо кричали пролетевшие грачи. Весело разговаривая, проехали на велосипедах мальчик и девочка. И опять — звенящая в ушах тишина. Безлюдье. Никто не входил в магазин, не шагал по улице.
 К директору подошла худенькая небольшая старушонка в запылённом белом платке на голове, в чёрной юбке; на ногах без носков — мягкие тапочки. Две сумки, связанные верёвочкой, висели на её плече, третью она держала в руке. Старушонка поставила сумки на траву и заговорила:
 — Здравствуйте, Владимир Леонидович! Не удивляйтесь. Я из Оглоблино. Вы ещё мало с кем знакомы, а Вас вся деревня знает: новый директор школы, грамотный, семейный, не пьющий, старательный работник. Я уже долго жду попутную машину — ни одной. Нечего терять время — двинемся пешком. Если догонит нас какой-то автомобиль, то при наличии места обязательно подхватит. А если не будет такого, то и так дойдём. Погода хорошая, благодатная. А вдвоём, тем более с хорошим человеком, и дальняя дорога не так уж и дальняя.
 Директор закончил кушать и прикинул в уме: «Лучше помаленьку идти, чем томиться в ожидании». Старушонка накинула на плечо две сумки. Ситников взял у неё третью. Попутчица довольно бодро зашагала, доброжелательно посматривая на него. Он решил, что она не такая уж старая по годам, чем кажется на вид.
 — Мне семьдесят второй год, — сказала старушонка.
 «Ого-о-о! — с удивлением подумал Ситников. — В её возрасте прошагать 12 километров — такое здоровье не каждому дано».
 — Мне семьдесят второй год, — повторила бабуля, перебрасывая сумки с одного плеча на другое. — Меня зовут Елена Фатьяновна. Я всю свою жизнь прожила в Оглоблино. Это сейчас народ избаловался: всем машины подавай! Господами стали. А раньше, особенно до войны, когда колхозники работали за трудодни и нам денег не давали, деревенские пешком ходили в Вишнёвку. Соберут полную корзину продуктов: яиц, масла сливочного, творога, сметану — всего понемногу — и айда пёхом. Рано утром, да что там рано, ещё ночью, выйдут с корзиной и через шесть часов окажутся на базаре. Продадут — вот тебе и немного денег. Отдохнут, пообедают в столовой — и назад. К вечеру уже дома и домашние дела все поделают, а утром — на колхозные поля. И никто не жаловался на усталость — все считали, что так и должно быть. Сейчас моя дочь в райцентре живёт с мужем. У них трое детей. Имеют трёхкомнатную квартиру. Вот я им и помогаю: снабжаю продуктами. Мой муж умер три года назад от язвы желудка. Ему сделали операцию — он не выдержал. А я одна управляюсь: и ещё корову, наверное, последний год держу. Тяжело — пальцы рук не слушаются. И ещё у меня шесть овец, три поросёнка, куры, гуси. Зять приезжает и помогает с заготовкой сена. Ну, а Вы-то как к нам, в такую глухомань, попали?
 — Я?… — Машинально переспросил Владимир Леонидович. — Я — по собственному желанию. Дом новый приглянулся, а работа учительская везде одинаковая, что в городе, что в деревне.
 — Ничего, не пугайтесь, — старушонка испытывающим, ласковым взглядом посмотрела из-под запылённого платка в лицо директора. – В деревне жить можно. Если глубоко поразмыслить, то вначале, в далёкие-далёкие времена, везде были деревни и хутора. Города появились позже. Так что все мы — потомки древнего деревенского люда. Горожане считают, что в селе — погибель, а не жизнь. Весь день, мол, в тяжёлой работе. Я неграмотная, и то знаю, что, если физически не работать, то быстрее на тот свет уйдёшь…
 Ситников неторопливо шагал по мягкой, наезженной в траве дороге и невольно присматривался к попутчице. Лицо её  в мелких морщинах, словно покрыто решёткой. Из-под косынки, серой от пыли, на затылке выглядывали седые волосы. А к его удивлению, брови её совершенно чёрные, без седых волос. Так вот почему она вначале показалась ему не очень старой! По-прежнему Елена Фатьяновна бодро шагала, придерживая рукой верёвку, на которой висела её поклажа. Запястье узкое, обтянутое загорелой кожей.
 Директору местность казалась совсем другой, более красивой и интересной, чем через окно легковой машины, быстро несущейся по дороге. Справа, за густым зелёным кустарником, за деревьями просматривались разрушенные дома. Владимир Леонидович спросил:
 — Что там раньше было?
 — Там была деревня. Называлась она в народе Жульевка, а, как бы сказать, по-научному, что ли, Копытово. Почему Жульевка? Её жители безнаказанно тащили всё из колхоза: фураж, сено, солому, зерно, лес. Сами ходили, как бродяги, в грязных одеждах, но трудились по-боевому в своих дворах, держали полно всякой скотины, выращивали и продавали. Они, видимо, накопили много денег, разом выписались, купили в городе квартиры и уехали отсюда. Вот такие дела. Сталин, хоть жестоко, но наказывал за воровство, поэтому колхозы удержал. Старая пословица: если человек сегодня украл иголку, то он завтра утащит корову — справедлива и сегодня. — Попутчица замолчала.
Они продолжали двигаться молча. Ситников с интересом смотрел по сторонам, и всё ему нравилось. Старушка объявила:
— Вот здесь граница между нашим колхозом и соседним «Советский труженик». Значит, мы уже пять с половиной вёрст отшагали. Сейчас спустимся в лощину. Там имеется ключ, в нём очень вкусная и полезная вода. Даже из городов приезжают, чтобы набрать воды в этом источнике, — попутчица свернула на ведущую вниз тропинку, в зелёной бархатной траве.
 Недалеко от ручья из склона пробивался чистый холодный тоненький поток воды и впадал в вырытый колодец. Рядом с ним на колышке была надета вверх дном стеклянная банка. Путники с наслаждением маленькими глоточками напились прохладной воды из банки. Затем присели на лавочку отдыхать.
Солнце нависло над холмистым горизонтом. Жара спадала. Пели птицы. Квакали лягушки. Журчал ручей. Начали донимать комары. Но всё равно, в этой пологой зелёной лощине, украшенной пёстрыми цветами, жителю города было приятно и комфортно.
К вечеру пришли в Оглоблино. Владимир Леонидович за день изнемог так, что еле волочил ноги и на миг пристально всмотрелся в лицо немолодой попутчицы, желая увидеть хоть какие-то следы усталости. Однако её лицо было спокойно, добродушно и не выражало утомлённости тела. Приветливо сияли её маленькие хитроватые глазки. Старушка сказала:
— До свидания! Пойду кормить своё проголодавшееся стадо.

Глава 7
Начало занятий

 После августовского совещания Ситников сосредоточился на подготовке документации к новому учебному году. В полдень два плотника из колхозной мастерской привезли деревянную ограду, чтобы, как полагается по технике безопасности, оградить печки в пристройке, служившей спортивным залом. 
Во второй половине дня директор с заместителем составили сценарий проведения торжественной линейки по случаю 1-ого сентября. Отправили приглашения руководителям колхоза и сельского Совета на этот праздник. На совещании с учителями обсудили план учебно-воспитательной работы на весь год.
1-ого сентября утро было солнечное, погода приятная. Во дворе школы дети построились в линейку по классам. Девочки в тёмных глухих платьях с белыми воротниками и в белых фартуках. Мальчики — в тёмных брюках и белых рубашках. У всех школьников — красные галстуки. Красиво гляделась чёрно-бело-красная передняя шеренга. Около классов стояли классные руководители. Перед строем — стол, покрытый красной скатертью. На столе — букеты и подарки --- портфели от колхоза тем школьникам, которые летом работали в колхозе.
Прозвучали поздравления работников школы, гостей, родителей учеников. Зачитали приказ о зачислении детей в 1-ый класс. С ответным словом выступили учащиеся и спели песню на школьную тему. Председатель колхоза вручил подарки детям и в конвертах — зарплату за выполненную работу.
Пролепетали первоклассники короткие выученные стишки. Восьмиклассники вручили им подарки: альбомы для рисования и наборы цветных карандашей.
Ученик восьмого класса Кирилл Котов посадил на своё левое плечо первоклассницу Таню Ткачёву, державшую в руке звонок с красным бантиком, и понёс её мимо шеренги учеников, а затем — мимо небольшой толпы взрослых зрителей. Таня боязливо звонила. Этот символический звонок означал начало нового учебного года. Однако сами уроки ещё не начались. Классные руководители привели своих подопечных в выделенные для них помещения, каждому ученику указали его место и провели короткую беседу о дисциплине, о правилах хождения по дорогам.
Председатель сельского Совета Булавина зашла в кабинет к директору и попросила, чтобы ей в конце уроков сообщили по телефону, сколько учеников отсутствует. Если таковы окажутся, то сегодня же комиссия посетит семьи для выяснения причин неявки детей в школу, и, пожелав Ситникову удачи, ушла.
К пятому уроку по докладам учителей оказалось, что отсутствуют девять учеников. Эту цифру по телефону передали председателю сельского Совета. Директору школы сообщили: в два часа соберётся комиссия для посещения семей, чьи дети не пришли на занятия.
У одноэтажного здания сельсовета собрались Ситников, председатель сельского Совета Булавина, фельдшер местного медпункта молоденькая, нежная, стройная, в голубом лёгком платье Надежда Тихоновна Мандрова и участковый уполномоченный милиции, капитан Александр Николаевич Поленов с чёрной папкой под мышкой. Подъехала колхозная легковая машина. На заднем сиденье разместились Ситников, посредине — молоденькая фельдшер, а с другой стороны — капитан милиции.  Переднее место пассажира заняла Ирина Сергеевна и сообщила шофёру:
 — К Ореховым!
 — А-а-а! Известное дело: сама уродина и уродов нарожала, — прокомментировал шофёр распоряжение начальницы. — Двоих её недоумков отправили в школу для слабоумных, у неё ещё трое: два мальчика дошкольного возраста и Аня, восьмиклассница, развратная, вся в свою мать.
Машина с комиссией подъехала к потемневшему от времени небольшому дому, окружённому пыльной, высокой сорной травой. Окна старого строения запылённые, грязные. Казалось, что снаружи это, скорее всего, заброшенный сарай, чем жилая изба. Ирина Сергеевна, пояснила, что у Ореховых вход в избу со двора, и уверенно зашагала по узкой тропинке в крапиве вокруг забора. Двор оказался завален гнилыми тряпками, ржавыми вёдрами, целыми и битыми бутылками, порванной детской обувью, сломанными игрушками. И везде теснились высокие лопухи, крапива и ядовитые жёлтые цветы чистотела.
Капитан милиции, пригнувшись, вошёл в тёмные, замусоренные сени, отыскал дверь и вошёл в избу. Члены комиссии последовали его примеру. Антураж в комнате был отвратительный: полумрак, грязь, хлам. Два чумазых мальчика дошкольного возраста сидели на тёмном одеяле, постеленном на полу, и смотрели мультфильм в маленьком чёрно-белом телевизоре. Хозяйка спала, укрывшись ветхим летним одеялом. Капитан брезгливо двумя пальцами прикоснулся к грязной руке женщины и громко произнёс:
 — Галина Григорьевна, вставайте, одевайтесь, мы отвернёмся. Поговорить надо.
— Что вы ко мне пристаёте?! Отвяжитесь! — приподнявшись, пробормотала пьяная женщина, приоткрыв глаза, и уронила лохматую голову на подушку в грязной наволочке.
— Ах! Ты опять напилась! — возмущённо басом воскликнул  участковый. — Сколько раз ты клялась и божилась, что в рот не возьмёшь ни капли спиртного! Последний раз мы тебя штрафовали в июле за твоё увлечение самогоном и предупредили, что если не будешь жить порядочно, то оформим документы в суд на лишение тебя родительских прав. Где Аня?
— А я знаю, где эта сука? Она мне не докладывает, с кем проводит время, — нетрезвая женщина сбросила с себя одеяло и оказалась в замызганном сарафане.
Капитан Поленов грозно предупредил:
— Если Аня завтра не придёт в школу, мы у тебя через суд отнимем детей и отправим в интернат. А форму для девочки, которую тебе дал сельсовет, ты погладила?
 — Чего? Чего? Анне в школу?! Ха-ха-ха! Если в школе имеется родильное отделение, то моя нежная крошка придёт. Если нет — то увольте, ей там делать нечего!
 — Ты чего мелешь, пьяная дрянь! — возбуждённо закричала Ирина Сергеевна.
 — А то, что моя ненаглядная помощница, чтоб её черти слопали, беременна на втором месяце, — самодовольно, ехидно сказала Галина Григорьевна, на её дряблом лице появилось злорадство, и она добавила: — Вот вам, чтобы вы знали.
 Милиционер, не решаясь садиться на грязный стул, стоя, что-то писал, положив листок на чёрную папку. Закончив писать, ещё раз прочитал, что-то исправил и жёстко потребовал:
— Галина Григорьевна! Я записал ваши показания о беременности Анны, вашей дочери. Вы распишитесь и в присутствии свидетелей пообещаете, что не допустите криминального аборта.
— Я ничего не буду подписывать. Я ничего о беременности моей малолетней дочери не говорила, — заупрямилась алкоголичка, легла на подушку и начала укрываться одеялом с головой.
Капитан сдёрнул с неё одеяло и рыкнул:
 — Подписывай! Или — со мной в милицию!
У нетрезвой хозяйки от испуга расширились глаза, но вдруг на её лице появилось слащавое выражение, и женщина нежным, елейным голосом заговорила:
— Александр Николаевич, миленький, что вы на меня так кричите? Люди сказывают, что в школьном саду видели Вас с моей ненаглядной Анечкой. Стало быть, Вы мой, так сказать, зятёк.
 — Ты чего болтаешь?! — возмутился участковый. — Я тебя за клевету при свидетелях…
 — Я? Я? Я? — ничего лишнего. Я говорю только то, что и люди говорят, — оправдывалась Орехова.
 — Твоя Анька валялась под кустами в школьном саду пьяная и полуобнажённая. Щепочиха ко мне пришла и сообщила об этом. Я поехал на мотоцикле. Щепочиха — со мной и помогла твоё дитя посадить в тележку. Я Аньку доставил к тебе домой, — объяснил суть дела Поленов не столько Ореховой, сколько членам комиссии.
 — Вот, вот. Все на деревне и толкуют, что Вы на мотоцикле мою доченьку везли, — хамила хозяйка дома.
 — Прекрати хулиганить! — закричал капитан так грозно, что женщина от испуга протрезвела и вытаращила глаза.
 Милиционер резко приказал: «Подписывай!» и протянул ей ручку. Она безоговорочно расписалась внизу листка.
Затем участковый, укладывая листок в папку, повернулся к фельдшеру и спокойным тоном, по-деловому попросил:
 — Сегодня же выпишите Анне направление на обследование, в общем, вы знаете, что полагается делать в таком случае. И завтра же поедете с девочкой в поликлинику, поставите её на учёт по беременности. О машине я позабочусь.
Булавина по пальцам высчитала, что Аня должна родить в конце марта, или в начале апреля.
 До вечера разъезжала комиссия по селению и побывала в семи избах. Везде — грязь, семейные неурядицы. Оригинальное отношение к учёбе сына оказалось у Макаровых. Мать и отец, уже в годах, — работники молочно-товарной фермы, держали в личном хозяйстве две коровы, четыре бычка, лошадь, две свиноматки с поросятами, восемь овец, много кур и гусей, и, естественно, уход за ними отнимал у всех членов семьи много времени. Справедливость требует отметить, что они хорошо справлялись со своими делами. Младший сын Юра, четырнадцатилетний, являлся основным помощников во всех делах. Сам хозяин Фёдор Фёдорович, крупный, добродушный, спокойный, улыбчивый, вежливо встретил комиссию, пожал руку мужчинам. На вопрос о том, где его младший сын, спокойно пояснил, что Юра собирает толстые сухие ветки в лесу, заготовляет дрова на зиму, потом перевезёт на лошади домой.
 — И когда он явится в школу? — спросила председатель сельского Совета.
 — А кто его знает. Может, дня через три, может, через неделю.
 — Ребёнок обязан учиться — это записано в Конституции, — пояснил директор школы.
Мужик смерил глазами Ситникова, улыбнулся и спросил:
 — Владимир Леонидович, — вы человек грамотный, не молодой и не старый, но жизнь познали. Скажите что лучше: иметь документ об образовании или деньги на покупку квартиры?
 Директор от неожиданного вопроса засмеялся и затруднился на него ответить. Макаров неторопливо начал объяснять простые истины:
 — Вот вы, Владимир Леонидович, стесняетесь сказать правду: истина в том, что лучше вначале заиметь жильё, пусть небольшую, без всяких удобств комнату, но свой угол в городе, а потом решать вопрос об образовании и приобретении рабочей специальности. Вот мой Юра без интегралов и дифференциалов сосчитал, сколько надо продать бычков, свиней, лошадок, овец, молока, масла, чтобы за пять лет накопить денег на покупку однокомнатной квартиры. Мой сын знает, что работает на себя, не ленится, уже имеет в сберкассе приличную сумму, правда, пока на моё имя. Через год окончит нашу школу, потом поработает в колхозе, затем отслужит в армии, после демобилизации вернётся домой, подыщет в городе квартиру, оплатит, переедет в неё и будет по-настоящему учиться. Вот такая обстановка в нашей семье.
 — Фёдор Фёдорович! — грубым басом воскликнул капитан милиции. — Ваш старший сын хорошо учился в школе и в высшем артиллерийском училище. Сейчас служит на офицерской должности, имеет хороший заработок и замечательную квартиру. Разве это плохо? Почему же вы Юру не заставляете учиться и не создаёте для этого необходимые условия?
 — Я своих детей не принуждал ни к чему. Я только советовал. А свой жизненный путь каждый выбрал самостоятельно. Кто хотел — выучился. Придёт время, и Юра будет учиться. Если он не приходит на уроки, вы этого не отмечайте в журнале, ставьте ему троечки, а я вам в знак благодарности — мясо, молоко, мёду.
 Членам комиссии пришлось отчаянно сдерживать своё раздражение и объяснять Фёдору Фёдоровичу, что в нынешнее время — хочешь, не хочешь — каждый обязан иметь средне образование потому, что век наступил атомный. Бородатый Макаров невозмутимо слушал, снисходительно улыбался и делал вид, что соглашается с тем, что ему говорят, но на его добром, небритом круглом лице читалось, что он остаётся при своём мнении.
Комиссия вышла на улицу и облегчённо вздохнула. Предвечернее солнце нацелилось за горизонт. Спадала жара. На лужайке лежали два крупных красной масти быка и лениво, прикрыв глаза, пережёвывали жвачку.
 На противоположной стороне улицы сиял свежей покраской пятистенный дом с прекрасным палисадником.
 Председатель сельского Совета рассказала, что в этом привлекательном доме живут Росляковы: отец, мать, две дочери школьного возраста; сын отлично окончил нашу школу, потом строительное училище и сейчас служит в армии; семья очень порядочная и благородная, девочки — скромницы. И Булавина предложила:
— Зайдём на минуту к Росляковым, и пусть наш новый директор не думает о том, будто в нашем селе одни плохие люди; имеются и замечательные.
 — Согласен с Вами, — ответил Владимир Леонидович и спросил: — Объясните мне, откуда Макаров знает термины из высшей математики?
 — Его старшие дети учились в институтах, готовились к экзаменам у него в доме, конечно, что-то читали вслух и обсуждали... Вот он и нахватался всяких слов, не понимая их значение. Так что, не такие уж тёмные нынешние деревенские жители.
 Несмотря на усталость, комиссия направилась в дом, где проживают честные, добрые и трудолюбивые люди. Высокий капитан милиции с чёрной папкой в руке, представительная Ирина Сергеевна, молоденькая фельдшер в лёгкой летней одежде и директор школы вошли в ухоженный палисадник. Участковый осторожно постучал в окно. Дверь остеклённого тамбура открылась, и в проёме появилась опрятно одетая среднего роста женщина в белом платке. Загорелое умное её лицо выражало неописуемый испуг. Рослякова, прижавшись спиной к дверному косяку, чуть не плача от ужаса, забыв поздороваться, спросила:
— Что натворили мои дети?! Стыд-то, какой: милиционер с председателем и с директором школы на дом пришли!
Участковый, улыбаясь, мягким басом разъяснил:
 — Успокойтесь, пожалуйста, Елизавета Семёновна. Ваши дочери прекрасные. Мы подумали: всё ходим по неблагополучным семьям, а к хорошим людям некогда. Вот мы и зашли к вам, чтобы поблагодарить Вас за замечательное воспитание детей.
Елизавета Семёновна недоверчиво глянула на каждого неожиданного гостя и, видя на их лицах светлые улыбки, успокоилась и пригласила:
 — Господи! Да что я? Совсем перепугалась! Заходите, пожалуйста, заходите! Прошу вас.
Члены комиссии зашли в тамбур, присели на чистые лавочки около стола, покрытого новой блестящей клеёнкой.
 — Может чаю? — предложила хозяйка.
 Гости любезно отказались, сказав, что зашли всего на минуту, так как очень устали. Председатель сельского Совета Булавина торжественно провозгласила:
 — Уважаемая Елизавета Семёновна! Мы официально и от всей души выражаем Вам благодарность за отличное воспитание детей, за их учёбу и желаем всем вам счастья, здоровья и долгих лет жизни.
 Хозяйка покраснела, сцепила пальцы рук в замок и ответила:
 — Спасибо! Только мы к благодарности не привычны. Честно живём, трудимся, никого не задеваем, ничего ворованного в нашем доме нет, даже соломинки. А всякие похвалы, откровенно говоря, нас пугают. Два дня назад я такое пережила, что не приведи Господь. Наш сын Дима  служит в армии. И вдруг почтальон приносит письмо из его воинской части, а на конверте адрес написан не рукой сыночка, а напечатан на машинке. Я сразу вспомнила, как мы в 1942 году получили похоронку на отца; я тогда была ребёнком. И помню, как все плакали. И вот позавчера сидела тут за столом, а письмо, казённое письмо, лежало передо мной. Я смотрела на него и плакала, плакала, плакала. Пришёл мой муж Володя, глянул на меня, потом на письмо — и опустился на лавку. Сидим и смотрим на конверт. Я плачу, а он сжал челюсти. Наконец он взял письмо, медленно распечатал и воскликнул: «Ах, вон оно что!» Я чуть сознание не потеряла. Муж пояснил, что командир благодарит нас за безупречную службу сына, что Диме объявлена благодарность перед строем, и скоро он приедет домой на десять суток в знак поощрения… Мне рассмеяться бы, но я всё плакала и плакала, не могла успокоиться.
 — Вот видите, и мы не отстаём от армейских командиров по части благодарности, — улыбаясь, промолвила Ирина Сергеевна и добавила: — Ещё раз Вам спасибо за воспитание детей. Сообщите, когда Дима будет приезжать, мы пошлём машину в Вишнёвку, чтобы его встретить.  Нас дома ждут дела, мы пойдём. До свидания.
 Комиссия вышла, уселась в машину, и её повезли по домам.
 На следующий день завуч Валентина Михайловна составила окончательный вариант расписания и с сожалением пожаловалась:
 — Я Вам скажу по секрету: мне, завучу, не столько трудно работать с учениками, сколько с учителями. Педагоги — народ грамотный, знают свои права и мои обязанности. Если у учителя малолетний ребёнок, то такому преподавателю надо обязательно освободить субботу. Сейчас рекомендуют каждому учителю, кроме воскресенья, предоставить ещё один свободный день. Кроме того, санэпидемстанция требует, чтобы сложные уроки проводились с утра. Я с великим трудом все рекомендации выполнила. Владимир Леонидович, посмотрите внимательно, если ошибок не найдёте, то я завтра это расписание доведу до сведения всех. Вот мы с Вами и распечатали новый учебный год!
 И начались непрерывные хлопоты. Ситников с утра до позднего вечера находился то в школе, то в правлении колхоза, то в сельском Совете, то в районных организациях в Вишнёвке. Он и не подозревал, что у директора крохотной сельской школы столько много неотложных дел.
В первой декаде сентября в колхоз на уборку картофели приехала группа студентов и, по обыкновению, их разместили в интернате, кормили в его столовой.

Глава 8
Один урок и восемь минут

     Не было профессионального учителя химии. Вести этот предмет по совместительству уговорили молодого специалиста, колхозного агронома. Председатель хозяйства не возражал.
 4-ого сентября агроном Алексей Терентиевич, двадцатипятилетний, рост метр восемьдесят восемь, масса тела сто пять килограммов, нарядно одетый в коричневый костюм, белую рубашку, красный галстук, стоял в углу сумрачной учительской и излагал свои педагогические идеи:
 — Все работы разные, но в управлении деятельностью коллективов имеется нечто общее, а именно — пооперационный контроль. Я лично контролирую скрупулёзно всё: поехали пахать — я смотрю, как навешан плуг; пашут — проверяю глубину вспашки; боронуют — я тут, как тут. И так далее, вплоть до отсыпки зерна на склад. И на складе проверяю состояние зерна. Моими стараниями в нашем колхозе урожайность зерновых чуть меньше урожайности самого лучшего хозяйства в районе. По принципу управления деятельностью подчинённых буду давать знания в классе мелкими порциями и тут же контролировать, как ученики усвоили то, что я только что сообщил. Только после того, как мне станет ясно, что все до одного поняли материал, я дам новую порцию знаний. Вот так я добьюсь прочных знаний по химии у всех, без исключения, учащихся.
 Учителя сидели на старых стульях возле стен и за столами, смотрели на симпатичного молодого человека, почти касавшегося головой потолка, молчали и иронически улыбались. Завуч Валентина Михайловна, скептически скривив губы, пояснила агроному:
 — Такого практически не бывает, чтобы весь класс хорошо знал какой-то предмет. Я двадцать лет отработала в школе, и только единственный был класс, в котором все ученики хорошо успевали по всем предметам. На практике дело обстоит так: просидит, предположим, мальчик целый год в первом классе, ни читать, ни писать, ни считать не научится; учительница отвезёт его на медико-педагогическую комиссию; там обследуют его специалисты и скажут: предъявленный ребёнок умственно нормальный, учите его, совершенствуйте методику преподавания. Кто прав? Учительница или медико-педагогическая комиссия? На мой взгляд, правы и те и другие. Многовековая практика учебных заведений обнаружила, что существуют дети, способности которых к учёбе лучше, чем у дебилов, но хуже, чем у среднего ученика. Для этой категории школьников необходима отдельная, более упрощённая, программа изучаемого материала. Это — неоспоримый факт. Но Министерство образования не хочет его признавать и добивается от педагогов стопроцентной успеваемости. Закон о всеобщем среднем образовании  не выполним. И учителя, чтобы избежать скандалов с руководством, ставят тройки вместо двоек…
 Прозвенел звонок на урок. Директор привёл агронома в седьмой класс, представил  ученикам, а сам ушёл в свой кабинет. Алексей Терентиевич возвышался над детьми. Учеников было всего семь. Вновь испечённый учитель басисто, напористо дал определение предмету «химия» и, на примере работы агронома, растолковал, для чего нужна химия, и тут же начал по одному поднимать учеников и требовать, чтобы они повторили услышанное от него. К его приятному удивлению, дети поняли то, что он только что рассказывал. Агроном на высоком душевном подъёме провёл урок и сияющий появился на перемене в учительской. Учитель истории Виктор Кондратьевич, поправляя свой галстук, пояснил колхозному специалисту:
 — У Вас в седьмом классе хорошо прошёл урок потому, что несколько шалопаев из него отсутствуют в школе. Нам ещё предстоит отловить их и затолкать за парты. Вот в восьмом классе один Юра Макаров чего стоит: он доведёт Вас до белого каления, хоть Вы молоды и нервы у Вас крепкие. Поговаривают, что Вы, будучи студентом, занимались боксом.
 Прозвенел звонок. Директор представил восьмиклассникам нового учителя химии, а сам поспешил в сельский Совет.
 Алексей Терентиевич морщился от запаха навоза. Дети робко смотрели на него.  Круглолицая, ясноглазая, полная девочка, с двумя косичками, заметив на лице учителя недовольную гримасу, пояснила:
 — Навозом воняет от Макарова. У него родители рано уходят на ферму, он забывает переодеться в школьную форму, в каких сапогах ходил в коровнике и свинарнике, в них и явился в школу.
Агроном хотел выгнать Макарова из класса, однако вспомнил настойчивое наставление завуча: никого не выгонять во время урока из класса, так как и в других классах появятся ученики, желающие, чтобы их удалили с урока.
 Алексей Терентиевич по плану, согласованному с завучем, объявил тему урока: повторение, и, с воодушевлением, начал объяснять на примере профессии агронома, зачем необходима наука химия. Начинающему учителю показалось, что все ученики поняли его объяснение. Но, к его удивлению, половина класса не смогла повторить то, что он только что говорил, словно они и не присутствовали в классе. Агроном ещё раз объяснил, что изучает химия и для чего она нужна, Результат тот же: половину класса не поняли его объяснения. Он ещё раз повторил сказанное и спросил:
 — Что вам не понятно? Какие ко мне у вас вопросы?
 Макаров высоко поднял руку, даже привстал немного. Учитель жестом разрешил ему говорить. Юра спросил:
 — Какой предмет Вы объясняете?
 У Алексея Терентиевича от удивления чуть нижняя челюсть не отпала. Он, сдерживая раздражение, ответил:
 — Я преподаю химию.
 — А-а-а, — миролюбиво вслух рассуждал Юра. — Я смотрю в алгебру и не пойму, что вы плетёте. Теперь мне понятно: надо доставать химию, — он громко хлопнул крышкой парты, достал неприглядную сумку, шумно в ней покопался, достал нужный учебник, спрятал ненужный.
 Агроном поинтересовался:
 — У кого ко мне ещё имеются вопросы?
 Смазливая, с подкрашенными губами девочка изящно подняла руку. Ей разрешили говорить. Она, аккуратно повернув крышку парты, встала и, поглядывая на учителя блестящими глазами, сентиментальным, вкрадчивым голосом спросила:
 — Алексей Терентиевич! Расскажите, пожалуйста, как Вы познакомились со своей женой?
 Новоявленный учитель на миг растерялся. Эта соблазнительная девочка ошарашила его; у него мысли замелькали в голове, словно импульсы в компьютере. Он сообразил, что следует не обратить внимания на вопрос шаловливой ученицы и продолжить урок, поэтому, не реагируя на выкрики детей: «Да! Да! Расскажите, где вы её встретили?», обратился к классу:
 — Сейчас я напишу на доске химические формулы, взятые из учебника «Химия» для седьмого класса. Вы постарайтесь вспомнить, что они означают, — и он, позабыв настойчивое предупреждение завуча о том, что нельзя стоять к классу спиной, повернулся к доске и начал столбиком писать химические символы и формулы; рост у него был высокий, поэтому, чтобы писать внизу доски, ему пришлось широко раздвинуть ноги и очень низко наклониться; получилось, что он непроизвольно нацелил на детей свой зад, обтянутый брюками. Школьники засмеялись. И вдруг агроном почувствовал резкий удар в ягодицу, резко выпрямился, повернулся к классу и грозно выкрикнул: — Кто это сделал?
 В классе — ехидная тишина. Смазливая девочка, наклонившись над партой, украдкой изобразила стрельбу из резинки и показала пальцем на Макарова. Начинающий учитель направился к нему, чтобы растолковать, что стрелять в педагога из резинки нехорошо. Юра, завидев надвигающегося на него громадного человека, испугался и, словно крыса в зубах кошки, заверещал:
 — Нельзя! Нельзя бить учеников!
 Тут молодой учитель, потеряв контроль над своими мыслями и поступками, свирепо заорал:
 — Ах, ты, гадёныш! Ты осознаёшь, что учителя не позволят себе ударить ученика, поэтому делаешь им пакости. Но я не учитель, я терпеть безобразия не намерен, — он схватил Макарова левой рукой за шиворот, приподнял и потащил в коридор.
В классе истошно заорали, затопали ногами. Шум разнёсся по всему ветхому деревянному зданию. Завуч мигом догадалась, что непорядок может быть только на уроке у агронома, и подскочила в тот момент, когда Алексей Терентиевич, поставив Юру к стенке, хотел нанести ему удар по правилам бокса, она встала между ними. Молодой человек опомнился. Валентина Михайловна затащила перепуганного мальчика в учительскую. В дверном проёме появился агроном и, с порога бросив классный журнал на стол, выкрикнул:
 — Учите сами этих балбесов! — и хотел уйти.
 Завуч объявила:
 — Минуточку, — посмотрела на свои ручные часы и, улыбнувшись, ласково произнесла: — Уважаемый, Алексей Терентиевич! Ваш педагогический стаж: один урок и восемь минут. С чем Вас и поздравляю!
Молодой человек смерил взглядом женщину, уже не молодую, но ещё не старую. Её лицо, облик, излучали доброжелательность, которая без следа рассеяла в нём злость. Он рассмеялся, пожелал ей удачи в её нелёгком труде, повернулся и, громко топая, направился к выходу.
Вскоре из районного отдела образования поступило сердитое распоряжение: директору самому обучать детей химии. И он купил учебники по химии и стал изучать и осваивать преподавание нового для себя предмета.

Глава 9
Кросс в Вишнёвке

     Получили два письма на имя директора школы. Одно — из райкома партии: срочно направить на работу в колхоз учеников с 4-ого по 8-ой классы. Ситников тут же издал приказ по этому поводу и отдал завучу для исполнения. В другом конверте: график проведения спортивных соревнований между командами школ района. Ближайшее мероприятие — осенний кросс. Директор пригласил Геннадия Харитоновича Попова и сообщил ему:
 — Колхозное руководство отпускает Вас на работу к нам учителем физкультуры. С сегодняшнего дня вы приступаете к работе в школе. Поздравляю, — директор встал и пожал руку парню. — Вам необходимо подготовить команду из 4-х девочек и 4-х мальчиков для участия в соревнованиях по бегу во второе воскресенье сентября. Сводить их к фельдшеру на медосмотр и получить от неё справку о том, что все участники кросса не имеют по состоянию здоровья противопоказания по этому поводу, затем хоть немного потренировать команду.
Учитель распрощался, пообещав, что всё сделает, как полагается, и ушёл.
 Со следующего дня, воспользовавшись тем, что уроки в средних классах не велись, Владимир Леонидович продолжил работу с документами, созвонился с председателем колхоза о выделении машины, чтобы закончить завоз дров для школы и учителям.
 В пятницу, утром Геннадий Харитонович принёс заверенный фельдшером список детей, пригодных к участию в беге. Директор при нём написал соответствующий приказ. Заверенную копию вручил ему и провёл инструктаж по технике безопасности во время поездки и нахождения в райцентре. Откинувшись спиной на спинку стула, чувствуя доброжелательное отношение к себе со стороны директора, Попов рассказал, что мальчики и девочки, согласившиеся участвовать в районном соревновании, дисциплинированные и ответственные, и он успел их немного потренировать в исполнении старта, финиша и распределении сил во время бега на дистанции.
Директор позвонил председателю колхоза и сообщил, что послезавтра, в воскресенье, нужен к семи утра автобус, чтобы доставить учеников в Вишнёвку, на стадион. В ответ Александр Степанович оживлённо поблагодарил школьников и учителей за то, что они добросовестно убирают картофель на колхозных полях, и заверил, что транспорт подъедет к школе точно к назначенному времени. В субботу, поздно вечером, когда семья Ситникова готовилась ко сну, в окошко торопливо кто-то постучал. Директор вышел на крыльцо. Освещённый тусклым светом из окна, учитель физкультуры извинился за беспокойство и взволнованно объяснил, что у его матери резко повысилось кровяное давление, критическое состояние здоровья, и по требованию фельдшера, маму надо как можно быстрее отвезти в районную больницу; он, Геннадий, вынужден неотлучно находиться при ней, поэтому завтра не имеет возможности ехать с детьми и просит, чтобы вместо него послали другого человека. Физкультурник вернул Владимиру Леонидовичу копию приказа и заявку на участие в соревновании, повернулся и стремительно удалился в темноте.
 Что директору делать в таком случае? К кому из учителей в неурочный час постучаться и попросить завтра, в личный выходной, ехать с учениками в район? Единственный выход для руководителя — самому делать то, что не могут подчинённые, о чём он с досадой поделился с женой. Она раздражённо ответила: «Надо, значит, поезжай!».
 В воскресенье в 7 утра Ситников с фотоаппаратом был у школы. Его встретили Росляковы Надя и Ксюша и две незнакомые ему девочки. Подошли четверо мальчиков, по-деловому поздоровались. Восьмиклассник Кирилл Котов обыденно сказал:
 — Автобуса и других машин не будет, двинулись пешком.
 Владимир Леонидович убеждённо возразил:
 — Будет автобус! Председатель обещал.
 Подросток равнодушно пояснил:
 — Мало ли что обещает председатель. У шофёра автобуса сестра выходит замуж в каком-то селе и, конечно, он ещё вечером на колхозном автобусе, понасажав родственников, умотал к ней. И шофёры других автомобилей заняты в воскресенье личными делами. У нас выход один — пешком до Никитовки; оттуда в девять пятнадцать отправляется рабочий поезд до Вишнёвки. Если время терять не будем, то успеем.
 Директор внимательно посмотрел в глаза девочек и мальчиков. Дети были совершенно спокойны, их не пугал и не расстраивал дальний путь.
 — Но вы, же, устанете! Как вы побежите? — высказал сомнение Ситников.
 — Мы привычные, для нас это не в первый раз, — перебивая друг друга, ответили ученики и добавили: — Мы знаем более короткую дорогу до Никитовки.
 Вновь назначенный директор глядел то на детей, то --- на мрачное потемневшее бревенчатое здание школы и раздумывал. Его не прельщали топать более десяти километров, а потом весь день быть на ногах. И показать свою слабость перед деревенскими детьми не хотелось, и он согласился добираться пешком до Никитовки, надеясь, что кто-нибудь попутно хоть немного подвезёт.
И они пошли. На село падала тень от высокого косогора. Жители выгоняли коров в стадо. В палисадниках цвели запоздалые цветы. Встречные мужчины и женщины здоровались с директором и ребятами, желали им успешно выступить на соревновании.
 Несколько минут поднимались по пыльной дороге к вершине косогора, и, когда оказались вверху, их ослепило солнце. Заблестела роса на травах вдоль дороги.
 Рядом с директором шагали Росляковы Надя и Ксюша.
 Поднимая пыль, на большой скорости обогнала пешеходов синяя легковая машина, наполненная людьми.
 — Это промчался на личной машине со своей семьёй Саша Белопёров, брат Виктора Кондратьевича, учителя истории. Наш учитель живёт скромно, а Саша — самый богатый человек в районе, потому что умеет воровать. За грабёж много лет сидел в тюрьме, вышел на свободу и опять ворует, — рассказала пятиклассница Ксюша.
 — Он сейчас не ворует, — произнесла спокойно Надя, её старшая сестра.
 — Нет, ворует, — утверждала младшая сестрёнка.
 — Не ворует, если бы воровал, то его посадили бы в тюрьму, — настаивала Надя.
 — Ворует! Ворует! Если он в колхозе не работает, то откуда у него и машина, и громадный дом, и все женщины в его семье украшены золотом? Наши родители работают с утра до позднего вечера, а у нас такого богатства нет. А то, что их не сажают в тюрьму, так у них большие связи имеются с нужными начальниками, — убедительные доводы привела Ксюша.
 Надя ничего не ответила и повязала голову белым платком.
Владимир Леонидович сверху вниз посматривал на умные личики девочек.
 Долго торопливо шли и молчали. Солнце поднялось над горизонтом и начало припекать. Мальчики с двумя девочками, шедшие впереди, свернули вправо и скрылись в зелёном кустарнике. Надя пояснила:
 — Сейчас будет небольшой отдых в лощине. Там имеется родник. Попьём водички, минуту постоим, отдохнём и побежим по тропинке в лесу и до самой Никитовки.
 Попили родниковой холодной воды, постояли. Директор фотографировал школьников на фоне чудесной лощины. Отдохнули, и дети торопливо пошли по тропинке густого смешанного леса, наполненного солнечным светом, и неожиданно для директора появились у захолустной железнодорожной станции. Солнце накалило рельсы, шпалы и гравий железнодорожного полотна. Пахло горячей смолой. По обеим сторонам насыпи возвышался лес. Пели птицы. Первозданный покой. Послышался гудок тепловоза, и из-за леса появился локомотив, медленно подъехал и остановился всего на одну минуту; дети торопливо залезли в вагон, директор поспешил за ними. Послышался гудок тепловоза, вагоны тихо тронулись, качнулись и медленно поехали. За окнами поплыли зелёные пейзажи.
 Поезд прибыл в Вишнёвку в десять. Ситников со своими подопечными появился на стадионе в тот момент, когда мальчики восьмых классов становились на старт. Завидев директора Оглоблинской школы, заведующая РОНО, сверкая золотым зубом, закричала:
 — Вот и Оглоблинская школа! Как всегда с опозданием!
 — Руководство колхоза обещало транспорт, чтобы свозить детей на соревнование, но почему-то не выполнило своё обещание; детям пришлось отшагать более десяти километров до железнодорожной станции, понимаете — более десяти километров! И вот мы здесь вовремя, — сдерживая радость, ответил Владимир Леонидович с надеждой, что хоть детей похвалит заведующая за их старание, но она, сверкая золотым зубом, накричала:
 — Что Вы мне голову морочите какими-то километрами! Это Ваши проблемы! Вы директор — и Вы ищете оправдание своему безделью, так как с вечера не позаботились о транспорте!
     Владимир Леонидович стиснул зубы и промолчал. К его удивлению, Котов уже стоял среди других мальчишек на старте, причём, в брюках и ботинках, тогда как другие красовались в спортивных формах.
Судья, мужчина лет сорока, высокий, сухощавый, поднял вверх стартовый пистолет, подал команду; подростки насторожились. Раздался выстрел, и мальчики рывком устремились вперёд. Выявились лидеры, вторым бежал Котов. За ними цепочкой растянулись другие по беговой дорожке. И среди бегунов в спортивных формах выделялся представитель Оглоблинской школы в длинных брюках, в туфлях. Ситников сделал для себя вывод: «Надо срочно приобрести спортивные формы для учащихся; в школе даже этого нет». Обежав полкруга стадиона, передовая группа участников забега устремилась к финишу. Кирилл пытался догнать лидера и поравнялся с ним. На стадионе азартно зашумели. Котов доли секунды проиграл мальчику, разорвавшему ленточку на финише. Это была сенсация для всех, кто присутствовал на стадионе. Ещё бы! В Вишнёвской школе давно работает секция легкой атлетики, руководит которой опытный тренер, и вдруг некто, из глухомани, даже не имея формы и специальной подготовки, только чуть-чуть уступил районному чемпиону!
 Потом были забеги на разные дистанции и для мальчиков и для девочек, и эстафета по четыре человека, а Владимир Леонидович успевал фотографировать своих учеников и на старте, и во время бега, и на финише. Его команда ребят заняла третье место по району, несмотря на то, что с утра торопливо шла два часа. Владимир Леонидович  удивлялся выносливости деревенских детей.
Соревнования закончились в двенадцать часов. Солнце светило жарко. Ситников привёл своих подопечных в столовую, где они пообедали, возбуждённо обсуждая моменты, случавшиеся на беговой дорожке. Затем спокойно пришли на автобусную остановку. В два часа сели в автобус и к трём были в Никитовке. Директор решил дождаться попутной машины, но вскоре дети запросились идти пешком. Он с большой неохотой согласился. И они зашагали по лесной тропинке. В лесу было безветренно и жарко. На зелёных кронах деревьев выделялись пятнами пожелтевшие листья. Чувствовалось приближение осени.
 Вышли на дорогу, ведущую к Оглоблино. Становилось жарко. Дети, молча, шагали. Ситников за день измотался до предела, еле переставлял ноги, однако виду этому не подавал. Часам к шести оказались на вершине склона, с которого открывался вид на село Оглоблино. Директор оглядел своих подопечных. Они утомились. Лица, у них запылённые, глаза блестели серьёзно.  Его очаровала Ксюша Рослякова, пятиклассница. Белая косынка, покрытая пылью, закрывала часть её лица от загара, волосы заботливо спрятаны под косынку. На девочке — запылённый сарафан с короткими рукавами. Ну, настоящая кукла-неваляшка. Вот такой захотелось директору запечатлеть её. Владимир Леонидович приготовил фотоаппарат для съёмки и навел его на Ксюшу. Через видоискатель он увидел: девчоночка рывком сорвала косынку с головы, быстренько поправила причёску, вытерла косынкой пыль с лица и обворожительно улыбнулась. Ситников был потрясён её улыбкой. Эта малышка оказалось переполненной духовной красотой! Он с   для неё отснял несколько кадров: для портрета, по пояс и во весь рост. Потом директор установил всех восьмерых в шеренгу так, что за ними просматривалось село, и сфотографировал.
 Через месяц он сделал много фотографий, раздал участникам районного соревнования, оставил себе, сделал две фотогазеты; одну вывесил в школьном коридоре, а другую — на щите для объявлений около правления колхоза. И школьники, и учителя, и взрослые с интересом рассматривали фотографии, шумно обсуждали.

Глава 10
Первый урок директора

 В понедельник, едва забрезжил рассвет, Ситников, отодвинув шторы, через усеянное дождевыми каплями стёкла окна увидел хмурое небо с низкими тёмными, быстро бегущими тучами. Он разглядел лужи на дороге, мокрые крыши противоположных домов, мокрые деревья в палисадниках. «Следовательно, с сегодняшнего дня надо одеваться по-осеннему и принести в школу сменную обувь», — определил директор.
 В восемь утра Владимир Леонидович из своего школьного кабинета позвонил председателю правления Лукинову и спросил, скоро ли дети закончат уборку картофеля на колхозных полях и вернутся на занятия. Александр Степанович заверил, что сегодня дети работают последний день: на складе заканчивают сортировать картофель, а с завтрашнего дня — в школу; бухгалтер начислит зарплату им, и через неделю, все, кто работал, получат в кассе деньги.
Директор досконально ознакомился с личным делом учительницы начальных классов Антонины Трофимовны Голиковой. Её возраст 53 года, педагогический стаж — тридцать лет. Она заочно окончила математический факультет пединститута, математикой не овладела, не могла вести уроки алгебры и геометрии, поэтому осталась работать в начальных классах. Вообще-то когда-то стоял вопрос об её увольнении с работы. Тогда Антонине Трофимовне было 27 лет, имела благополучную семью: мужа, сына и дочку. В школу назначили нового директора, который преподавал химию, его жена — русский язык и литературу. Поначалу он вёл себя скромно, к работе относился добросовестно. В начале октября, на День учителя, директор выпил прилично. Видимо, пристрастие к алкогольным напиткам было его пороком, и наставник педагогов с тех пор постоянно ходил полупьяный. Голиковой этот руководитель понравился, она с ним выпивала, проводила много времени и чувствовала себя на голову выше своих сотрудниц, нисколько не заботясь о своей репутации. Их взаимоотношение стало известно её мужу, высокому, уравновешенному человеку, преподавшему физкультуру. Супруг не стал устраивать сцен, молча, подал тому директору заявление об увольнении и исподлобья глянул ему в глаза так сурово, что тот побледнел. За два дня Голиков уволился и уехал в неизвестном направлении. С тех пор о нём ничего не известно. А того директора вскоре со скандалом уволили за растрату денежных средств и аморальное поведение. Антонина Трофимовна одна воспитала детей, постоянно испытывала материальные трудности, вынуждена была много времени уделять личному хозяйству, не сумела повысить свою квалификацию, так и осталась полуграмотной. Вот к ней с проверкой на урок математики в четвёртый класс и пришёл Владимир Леонидович. За партами находились шесть мальчиков и восемь девочек. Одета была Голикова как неряшливая домашняя хозяйка. Она по-женски грубым голосом объявила: «Тема сегодняшнего урока: повторение всех четырёх арифметических действий» и из учебника переписала на доску четыре примера со скобками и многозначными числами, а сама присела за учительский стол и начала лихорадочно что-то искать в своей сумке.
Ситников, сидя на стуле около последней пустой маленькой парты, аккуратно списал в свою тетрадь все примеры с доски и решил их. Теперь он знал ответы и начал наблюдать за классом. Учительница вынула из сумки всё. Директор догадался: она искала план урока. Ситников пошёл вдоль парт и смотрел, что ученики успели сделать. Только одна ученица, приятная на вид, решила правильно два примера, в третьем ошиблась и начала решать четвёртый. У неё был красивый почерк. Три девочки и четыре мальчика ничего не делали, даже ни одного примера не переписали в свои тетради. Директор взял у мальчика, не приступившего к решению примеров, тетрадь и прочёл на обложке: Титов Денис. Руководитель школы наклонился и тихо спросил:
 — Дениска, почему не решаешь примеры?
 Мальчик, мелкий, худосочный, опустив глаза, стесняясь, ответил:
 — Я не умею умножать и делить, а прибавляю и отнимаю хорошо.
 — Ну и как ты теперь поступишь?
 — Сейчас напишут на доске действия, я их перепишу в свою тетрадь, — ответил Дениска.
 Владимир Леонидович перелистал его затрёпанную тетрадь: корявые цифры в действиях столбиком написаны неправильно; тетрадь ни разу не проверялась учителем, а полагается --- ежедневно!
 Стопа книг и тетрадей на столе учительницы превратились в некрасивую груду. Голикова покраснела, пот выступил на её лице: она потеряла план, в котором были решены примеры, и теперь не знала ответы. Прошло двадцать минут урока. Директор терпеливо ждал, что будет дальше делать педагог. Наконец, Антонина Трофимовна посмотрела на синий будильник, стоявший на её столе, и спросила, наигранно улыбаясь:
 — Кто решил первый пример, поднимите руку?
 Две девочки и мальчик неуверенно, робко оглядываясь на директора, подняли ручонки.
 — Волкова, пожалуйста, к доске, — пригласила учительница.
 Аккуратная девочка  приблизилась к доске, расставила над первым примером цифры, обозначающие порядок действий, и красивым почерком написала правильно все действия. Антонина Трофимовна её похвалила.
 Голикова вызвала к доске Вову, довольно крупного для своего возраста. Он, подумав, исподлобья глядя на пример, написанный на доске, выполнил, не торопясь, все шесть действий, один раз ошибся и широко открытыми глазами вопросительно посмотрел на нового директора, сидевшего у последней парты. Антонина Трофимовна не знала ответа, стала проверять его вычисления и не заметила ошибку. Педагог спрашивала других учеников. К концу урока Ситников выяснил, что пять детей не знают таблицу умножения, и заскучал: эту коллегу придётся терпеть ещё два года до её ухода на пенсию. Прозвенел звонок на перемену. Учительница сказала, что задаст задание на дом на следующем уроке, и отпустила детей. Малыши робко, поглядывая на директора, вышли из класса. Ему предстояло сделать анализ урока. Но, внешний вид Антонины Трофимовны не соответствовал званию учителя и вызвал у него отвращение: кофточка неопределённого цвета имела несвежий вид, юбка словно мешок, на ногах серые чулки с пузырями на коленках; за сорок пять минут было решено всего четыре примера; активность детей на уроке отсутствовала, коротко: урок очень плохой. Разве мог он сказать правду этой немолодой женщине? И лгать не хотелось. Владимир Леонидович помолчал, объявил свой решение: «Проводите со своими учениками дополнительные занятия, но добейтесь того, чтобы дети знали таблицу умножения и умели её применять при вычислении. Через месяц проверю», — встал и ушёл.
Со вторника третьей недели сентября, наконец-то, начались занятия в школе с полным составом учащихся. Ситников по расписанию первым уроком проводил алгебру в восьмом классе. Чтобы выяснить уровень знаний, попросил учащихся достать листочки, подписать свои фамилия и имена, дал индивидуальные задания на пятнадцать минут. Несколько мальчиков и девочек принялись азартно выполнять задание. Макаров Юра листок с заданием, написанным директором, свернул в трубочку и стал через неё, как через подзорную трубу, рассматривать девочек.
 — Юра, ты же работящий человек, почему здесь бездельничаешь?— строго спросил директор.
 — А за какой класс проверяете? — вопросом на вопрос отозвался Макаров.
Владимир Леонидович снисходительно улыбнулся и дружелюбно пояснил:
 — Я дал очень простенькие примеры за третий и четвёртые классы, надеюсь, что хорошо справитесь.
 — Что было в третьем и четвёртом классах, то сплыло. Разве упомнишь всё за семь лет учёбы? Вы задавайте за седьмой класс, тогда я стану решать, — убежденно ответил подросток.
Директор по истечении двадцати минут собрал листочки, быстро проверил и разложил их на две стопки — с положительными оценками и двойками. Оказалось, что только четверо справились с заданием. Трое, чтобы найти площадь прямоугольника, сложили все четыре его стороны, то есть нашли периметр, и понятия не имели, как вычисляется его площадь. Ситников расстроился: придётся за год ликвидировать серьёзные пробелы в знаниях учеников. Трудная проблема! И он, отстранив свой план урока, принялся объяснять то, что должны знать и уметь учащиеся к восьмому классу. Задал на дом повторить таблицу умножения, правила умножения и деления многозначных чисел, предупредил, что со следующей недели после уроков будет проводить дополнительные занятия; все обязаны их посещать.
 В начальных классах этих ребят учила Голикова.
 В двадцатых числах сентября студенты уехали. Интернат начали срочно готовить к приёму детей.
Умерла в 78 лет мама технички Анны Васильевны. Пришлось её отпустить с работы на три дня. Учителя собрали деньги, чтобы купить венок для покойницы.  На вторые сутки состоялись похороны покойницы. Владимир Леонидович пришёл в дом к техничке. Покойницу отпевал приглашённый батюшка. Люди стояли перед гробом, держа в руках зажжённые свечи. В избе было душно и тесно. Монотонно звучал напевный голос священника. Отпевание закончилось. Люди потушили свечи, и вышли на улицу. Вынесли гроб, поставили перед избой на  две табуретки на зелёную траву. Первыми для прощания подходили родственники усопшей, кланялись, крестились, низко наклонялись и изображали поцелуй,  плакали. Ситников узнал всех родственников Анны Васильевны: старшую сестру, двух сыновей, трёх внуков, трёх племянниц и их детей. У гроба побывали малолетние дети, подростки, люди среднего возраста и старики. Директор подумал: «Всё как полагается в природе: непрерывная смена поколений». Гроб поместили в кузов грузовой машины. Впереди в колонну выстроились провожающие с венками и с иконой, за машиной  —  толпа. Процессия медленно по селу двигалась на кладбище. Владимир Леонидович вернулся в школу, в свой маленький кабинет.

Глава 11
Черти вокруг нас

 После уроков Владимир Леонидович по пути домой зашёл в магазин, купил повседневные продукты и вышел на крыльцо. Конец сентября. Желтизна прибавилась в пейзаже. Зелёные кроны лиственных деревьев покрылись жёлтыми пятнами, словно их неряшливо обрызгали. У магазина стояла телега, запряжённая буланой лошадкой. Лошадка щипала траву. В телеге спал мужик. Проходивший мимо восьмиклассник Толя Квасов подмигнул директору, потрепал за плечо извозчика и крикнул:
— Дедушка Фрол, просыпайся! Поговорить надо!
 — Чего тебе?
 — Меня интересует, правда ли, что существуют черти? Учителя утверждают, что чертей не бывает.
 Дед Фрол сел на телеге. Внешность у него примечательная: лысый, пышные борода и усы начали седеть, большой красно-синий нос, словно приставлен к лицу; ворот рубашки расстёгнут, виднелась покрытая волосами грудь. Он взволнованно захрипел:
 — Ты, Толя, учителей не слушай! Черти повсюду вокруг нас, выглядывают из-за угла, из-за дерева, из-за куста, из-за печки и выбирают момент, чтобы нам сделать зло. Я тоже, как и ты, Толя, по молодости не верил, что они существуют, пока не повстречал их. Давным-давно я похаживал в Никитовку, к Маше, к своей будущей жене. Возвращался рано утром. Чуть рассвело. Туман. Видимость шагов десять, не больше. Иду по стёжке вдоль поля. Вдруг меня кто-то толкает в бок. Гляжу — рядом со мной шагает человек. В чёрном костюме, в белой рубашке, в чёрном галстуке. Вижу — не из наших краёв. Пригляделся: морда шерстью покрыта, из-под густой, взлохмаченной шевелюры торчат маленькие тупые рожки. Гляжу вниз — у него вместо ботинок — широкие копыта. Идёт он по траве, вроде должен траву приминать, а следов не остаётся. Ко мне на ходу боком, боком прижимается и толкает, и смеётся, обнажая жёлтые клыки, а из его рта дурно пахнет. Меня всё стремится в лес, в лес направить. Я сопротивляюсь, иду себе по стёжке, не сворачиваю. Страх меня жуткий охватил. Хотел крикнуть — голос пропал. Он меня всё сильней давит, рожками старается боднуть. А я молодой был, сильный, стал его по морде лупить. Он увёртывается, смеётся и совсем исчез. Получается, я по воздуху бил. Отошёл я немного, а он опять объявился, толкает меня. Я разозлился, стал бить его ногами. Он исчезнет и вновь появится. Навстречу — стадо коров, пастухи с собаками. Чёрт от меня огромными прыжками в лес…. Стадо приблизилось, а пастухи мне незнакомые, и собаки на меня кинулись с лаем; хозяева их еле-еле отогнали от меня. И подумал я, что новых пастухов на работу наняли, а прежних за пьянство выгнали. Прошёл я немного — и глазам своим не верю — дорога расчетверилась. Представляешь: четыре дороги веером в разные стороны. Чудеса и только! Куда идти — не знаю, поплёлся наугад. Не буду я рассказывать, как я петлял, словно заяц, а к обеду пришёл на работу. Колхоз тогда только начинался. Подошёл к бригадиру и рассказываю, как чёрт меня с дороги сбил. Начальничек не верит, кричит, ты, мол, меня за дурака считаешь. Я толкую ему, что говорю истинную правду. Бригадир за плечи развернул меня, толкнул в спину и крикнул: «Иди, похмелись и проспись!»
 Мужик говорил, а сам посматривал на Ситникова, стоявшего на крыльце магазина с хозяйственной сумкой и портфелем, и спросил:
— Вы директор школы?
 — Да.
 — У вас хватит мужества за правду бороться?
 — Предположим, да. Что из этого?
 Бородач встал с телеги. Телега выпрямилась, а он подошёл к крыльцу и говорит:
 —  Через два месяца после окончания войны, в августе 1945-ого года, рано утром я подъехал на лошади к правлению колхоза. Контора была заперта. Солнце, хоть низкое, но светило ярко. Вижу, опускается светящийся, ярче солнца, круглый громадный предмет. Приземлился на пустующей стоянке для автомобилей и лошадей. Появляется нечто непонятное. Вроде шагает на двух ногах, но не человек. Пригляделся я: во лбу один глаз. Подходит это существо к конторе, дёргает за ручку дверь, а она заперта. Повернулось оно и смотрит на меня. А глаз-то его светится голубым огнём. Я окаменел — ни крикнуть, ни шевельнуться не могу. В этот момент появился в бричке председатель колхоза. Объект потух, существо мигом влезло в него, и они поднялись стремительно и исчезли из вида. Понял я, что это был пришелец из космоса. Я утверждаю: инопланетяне высадились впервые на Землю не в Америке, а у нас в России, конкретно, в селе Оглоблино, около правления колхоза. Я это доказываю, но мне пока не верят, но наступит время — правда восторжествует. Мне нужен соратник, который бы боролся вместе со мной за победу этой неоспоримой истины.
Ситникову стало скучно. Он сказал, что ему надо срочно домой, деликатно попрощался и ушёл.
Восьмиклассник Толя, отвернувшись от мужика, смеялся до слёз.

Глава 12
Воскресный разговор

 Утро последнего воскресенья сентября. Владимир Леонидович проснулся, когда через шторы слабо сочился свет, по привычке посмотрел в окно. Высоко на косогоре, на фоне светлого неба, словно бесформенные грибы темнели три берёзы. Он знал, что там имеется скамейка, и давно мечтал попасть туда, но всё не было времени. Ситников бесшумно собрался, вышел, не разбудив никого в доме, и направился в сторону берёз, спустился к ручью, перебрался по брёвнышку на противоположную сторону и начал, не торопясь, подниматься по склону, иногда оглядываясь назад. Его взору открывался всё более широкий простор, дальние поля, луга и леса.
 Директор подошёл к берёзам, а на лавке уже сидел крупный старик, в чёрном плотном костюме, в осенней чёрной фуражке. Дед опирался широкими ладонями на самодельную трость, стоявшую вертикально, повернулся корпусом тела и хрипловато приветливо сказал:
 — Здравствуйте, Владимир Леонидович! Присаживайтесь!
 Он дружелюбно отозвался и подсел.
 Старик охотно заговорил, подспудно радуясь грамотному слушателю:
 — Вы, наверное, не удивились, что я назвал вас по имени и отчеству, а удивились тому, что я здесь оказался раньше Вас. Когда я был молодым, я тоже карабкался на склон, как и Вы сегодня, но я старый, и потому прихожу сюда дальним, но лёгким путём и вышел из дома рано. Я о Вас всё подробно знаю. Дай Бог, чтобы Вы тут не спились, не занялись воровством и не погрязли в личном подсобном хозяйстве. Директор школы на селе не просто руководитель учителей, но, в первую очередь, организатор интеллектуальной жизни всего местного населения. Я, Павел Егорович Александров, родился в 1902-ом году в деревне соседнего района. До 1920-ого года работал в своём хозяйстве, а затем ушёл добровольцем в Красную Армию. Воевал я хорошо. Меня заметили и приняли в партию большевиков. В 1926-ом году вернулся в родную деревню, работал и участвовал в общественной жизни. В 1930-ом году по решению обкома партии был направлен сюда, чтобы создать колхоз, и проработал до выхода на пенсию. Начинал организовывать с тощих лошадёнок и бурёнок и создал мощное сельскохозяйственное предприятие по выращиванию скота, зерновых и технических культур; построил животноводческие фермы, амбары, гаражи, мастерские по ремонту машин, клуб, амбулаторию и 24 дома для колхозников; имел полный набор техники для полевых работ. Постоянно был депутатом сельского Совета народных депутатов. Имею боевые и трудовые награды. И вот я пенсионер. Хозяйство возглавил Александр Степанович Лукинов. Наш клуб к тому времени простоял лет двадцать пять. Естественно, требовал ремонта. Лукинов нанял бригаду строителей почему-то со стороны, ни одного местного жителя не допустил к этой работе. Отремонтировали клуб великолепно. Я похвалил рабочих, когда они завершили работу. Техничка совершенно случайно сказала, что Александр Степанович заплатил, ну, неважно какую сумму она назвала, вы не имеете понятия о стоимости таких работ, а я всю жизнь вычислял и экономил, так вот он отвалил им в несколько раз больше, чем полагается по расценкам. Всё объясняется просто, но доказывается очень трудно: часть денег они отдали ему, председателю колхоза. Я об этом написал в партийный контроль. Приехали представители из обкома партии. Не буду утомлять вас подробностями. Разбирательство закончилось тем, что меня обвинили в клевете. Я постоянно борюсь с мошенничествами Лукинова. И меня за мои правдивые сигналы исключили из партии коммунистов. Вот, какие заступники у него! Меня удивили люди, мои бывшие соратники, сотрудники. Они на открытом партийном собрании выступали против меня. Если бы я своими ушами не слышал их речи, то не поверил бы, что они способны так предавать меня. Дело вот в чём: все знают, что я в колхозе не украл ни соломинку, ни зёрнышко, ни стакан молока; и если бы меня обвинили в том, что я что-то украл из колхоза, то этому никто бы не поверил, даже прокурор. Что же придумал Лукинов со своей сворой? Они обвинил меня в том, что будто, когда ломали церковь, я стащил из неё доски и перестелил ими пол в своей избе. Глупая ложь! И даже свидетелей нашли. Экую выдумали пакость! Мне советуют написать по этому поводу жалобу прямо в ЦК КПСС. Но я принципиально, не делаю этого. Я считаю, что дело чести КПСС восстановить меня в партии, а Лукинова исключить из своих рядов и отдать под суд за хищение крупных денежных средств. Однако, Лукинов торжествует. Партия обязана изгонять из своих рядов жуликов, иначе быть большой беде! Я помню, как Александр Степанович приехал в наш колхоз в изодранной фуфайке, а его жена — в потрёпанном пальто. Используя положение руководителя хозяйства, а, следовательно, право распоряжаться деньгами, он быстро разбогател. За колхозные деньжонки построили для себя громадный дом из восьми комнат и с мансардой. Живёт как барин. Такого в нашем селе не видели. Я, всю жизнь отдавший созданию этого хозяйства, проживаю в избе, которая не отличается от жилищ рядовых колхозников. Мало того, у некоторых передовых трактористов дома лучше, чем у меня. Это — норма. Вы проходили несколько раз мимо моей усадьбы, и вам в голову не приходило понять, что в таких условиях живёт бывший руководитель хозяйства. Теперь поговорим о Вас. Вы горячо взялись за работу, торчите в школе днями и ночами. Но будьте морально готовы к тому, что через год-два Вас снимут с должности директора. И в этом Вы не будете виноваты. Во-первых, пока в школе работают Белопёровы, они никому не дадут возможность работать руководителем. Во-вторых, через год начнётся строительство школы, и Лукинов со своей шайкой постарается украсть и деньги, и строительные материалы путём приписок, а директор школы по положению является одним из членов приёмной комиссии, подписывает акты приёмки, следовательно, они постараются во главе школы иметь своего человека. Вы на сделки со своей совестью не пойдёте, поэтому Вас уберут.
 — Павел Егорович, Вы, наверное, преувеличиваете беззаконие в селе, — возразил Ситников.
 — Посмотрите на меня — я старик, знаю жизнь и ещё в своём уме. Вот когда Вы со своей семьёй и вещами будете выезжать на машине из села, то около предпоследнего дома, в котором я живу с тридцатых годов, увидите меня. Я Вам чистосердечно пожелаю здоровья, счастья, удачи и найти такое место жительства и работы, в котором все работают честно. Это — сложная проблема в нынешнее время. В-третьих, Вы предъявляете совершенно справедливые требования к завхозу Гребешковой, не привыкшей работать, как положено, поэтому она будет Вам мешать гадкими проделками, и Вы с ней не справитесь — у неё могущественные покровители, она — лакомый кусочек развратной категории руководящих мужчин. Я заболтался. Извините меня. Если не возражаете, помолчим, послушаем, понаблюдаем природу и жизнь села. В природе нет зла и подлости, которыми обладает человечество, она облагораживает людскую душу и очищает её от всякой скверны, успокаивает нервы. Кстати, эти три берёзки я лично посадил в первую весну моей работы здесь.
 Ситников, молча, рассматривал местность и село. На сельских улицах началось движение. Выводили скот из дворов и загоняли в стадо. По улице прошла белая лошадь, запряжённая в телегу. Над домами пролетели четыре вороны. Продавец открыла магазин. Двое мужиков о чём-то спорили с ней. Кружились два коршуна над дальним лугом, высматривая добычу. Далеко-далеко трактор пахал чёрное поле. Из фермы, стоявшей на вершине холма, медленно выходило стадо бело-чёрных коров. Трава на склоне лощины пожелтела. Тёмной полоской выделялся вечнозелёный хвойный лес у кромки горизонта. Директор, запрокинув голову, посмотрел на пожелтевшую крону берёзы, под которой находился. Затем перевёл взгляд на сидевшего рядом старика. Его крупное морщинистое лицо слегка подёргивалось; суровые синие глаза, прикрытые лохматыми седыми бровями, смотрели вдаль. Владимир Леонидович понял, что бывший председатель колхоза вглядывается в сцены прошлых лет, возникающих в его зрительной памяти, и, видимо, ведёт с кем-то диалог. Директор посмотрел на ручные часы — половина девятого, значит, надо возвращаться домой. Он встал, произнёс услышанную в селе фразу: «Дом не велик, спать не велит», с искренней доброжелательностью попрощался с Павлом Егоровичем и направился домой. На душе Ситникова были мир и покой, и тревога. Когда директор подходил к своей усадьбе, то увидел около палисадника чёрный мотоцикл с коляской и свою жену Елену Николаевну, разговаривающую с учителем истории Белопёровым в одежде для рыбалки: в высоких чёрных резиновых сапогах, в поношенном тёмном пиджаке, в старой помятой шляпе. Сын Эдик и пятилетняя дочка Наташа смотрели в алюминиевый бидончик и шумно восхищались. Увидев отца, они радостно воскликнули:
— Папа! Папа! Посмотри, какую рыбу нам принёс дядя Витя! Она ещё живая!
 Владимир Леонидович заглянул в бидончик: в воде шевелились рыбёшки размером с ладонь. Ситников перевёл взор на учителя. Виктор Кондратьевич, приподняв шляпу, почтительно заговорил:
 — Добрый день, Владимир Леонидович! Я заядлый рыбак: на утренней зорьке наловил немного рыбы, проезжал мимо вашего дома и решил поделиться с вами. Не обессудьте. Я знаю, что у вас мало свободного времени — сам был директором школы.
 — Здравствуйте! — выражая на лице приветливость, ответил директор. — Спасибо за рыбу — уха получится отменная.
 Немного поговорили о погоде, Виктор Кондратьевич помчался на мотоцикле домой. Елена Николавна сообщила, что завтрак готов, и пригласила семью к столу. Дочка и сын вдвоём понесли бидончик с рыбой, поглядывая в него. После завтрака  семья Ситникова прогулялась вдоль ручья. Во второй половине дня директор с  Эдиком наводили порядок во дворе, выносили мусор за забор, в сторону огорода. Отец с сыном одновременно заметили: по тропинке вдоль огородов, резко качаясь из стороны в сторону, падая на ровной дороге и вставая, пытался идти невысокий мужичок. Эдик смеялся над его выкрутасами. Минут через десять мужик приковылял к огороду Ситниковых, остановился, согнувшись в пояснице, свесив руки, словно обезьяна, и, пошатываясь, таращил глаза на директора. У незнакомца руки, лицо и одежда были испачканы жидкой грязью, под левым глазом — большой синяк. Наконец, он заплетающимся языком, невнятно произнёс:
 — Вла-а-а-димир Лео-о-нидович, извините меня — я немного выпил…. Всё будет в ажуре….
У Ситникова от удивления поднялись брови — он узнал учителя истории Белопёрова. Между тем, Виктор Кондратьевич пытался повернуться, но упал, кое-как поднялся, опираясь руками о землю, и, мотаясь во все стороны, продолжил свой путь.

Глава 13
Выговор учителю истории

 Утром в понедельник Ситникова по дороге в школу беспокоила мысль о том, как держать себя при встрече с Белопёровым. Директор рассуждал: «В конце концов, каждый имеет право проводить свободное время по своему усмотрению, но учитель — это не просто профессия, это — образ жизни. Его жизнь в дополнении к урокам служит примером для подрастающего поколения». Ругать или не ругать историка за пьянство в свободное время? — директор так и не решил.
Владимир Леонидович вошёл в коридор школы. Техничка Анна Васильевна вполголоса сообщила, что историк в пятницу будет провожать племянника в армию и поэтому уже с воскресенья начал пьянствовать, наверное, несколько дней не появится на работе.
 — И часто с ним случается такое? — встревожился директор.
 — Как вам сказать? Всякое бывало: раза три в год, а то и больше, — ответила она.
Директор поднялся на второй этаж в учительскую. Завуч Валентина Михайловна доложила:
 — Белопёров пару дней изволит отсутствовать, я уже изменила расписание уроков.
 — Вам откуда это известно?
 — Знаю, — промолвила завуч с доброжелательной улыбкой и спросила: — Кстати, завтра надо обязательно подать сведения в РОНО о работе кружков по интересам. Вы лично, чем можете увлечь детей?
 Директор недоумённо пожал плечами.
 Валентина Михайловна подсказала:
 — Вы умеете фотографировать, вот и научите детей этому интересному делу.
 — Но, — хотел объяснить Ситников, что он фотографирует исключительно для своей семьи и не является специалистом-фотографом.
 — Никаких «но», — прервала его по-женски ласково завуч, — достанете пособия по фотографии, сами повысите свою квалификацию, и у некоторой группы детей появится интересное занятие. В нашей школе все учителя ведут кружки.
 Ситников развёл руками, улыбнулся и промолвил:
 — Что ж поделаешь, займусь фотографией серьёзно.
 В учительскую заходили педагоги, здоровались, брали классные журналы, рассаживались на свободные стулья, доставали из своих портфелей планы уроков, учебники и посматривали на часы — ждали звонка на занятие.
Прозвенел звонок на урок.  Ученики и педагоги разошлись по классам. Учительская опустела. В коридорах наступила  тишина.
 Белопёров пришёл на работу через три дня, в четверг. Лицо его от пьянства опухло, нос посинел, глаза покраснели. Он словно стал меньше ростом, плюгавым, незначительным человеком. Историк провёл свои три урока по расписанию, явился в кабинет к директору и потребовал:
 — Предоставьте мне административный отпуск на один день, на завтра, проводить племянника в армию.
 Ситникова поразила наглость прогульщика: вместо того, чтобы просить извинения за неявку на работу, историк отпрашивался ещё на один день. Директор уже приобрёл навык не удивляться, не раздражаться, поэтому хладнокровно спросил:
 — Почему отсутствовали вы на работе три дня?
Историк замялся, лицо его от возмущения сделалось омерзительным, и он откровенно рассказал:
— Понимаете, в воскресенье я зашёл к племяннику поговорить, выпил немного и пошло, и пошло. Вы не пьёте. Вам меня не понять.
 — Пишите объяснение по поводу вашего трёхдневного отсутствия, — резко потребовал директор.
 — Чего?! Чего?! — угрожающе переспросил Белопёров.
 — Что слышали: подробно опишите причину вашего трёхдневного отсутствия на работе в течение трёх дней.
— Я никогда не оправдывался по мелким нарушениям дисциплины и ничего писать не буду.
 Директор помолчал, чтобы сдержать свой гнев, и сказал:
--- Отпустить вас на проводы в армию племянника не имею право, так он не является близким родственником. Завтра приходите в школу, и утром принесите мне объяснительную записку.
 Историк встал, угрожающе пристально взглянул в глаза директору и вышел, хлопнув дверью.
 Этот разговор моментально стал известен всей школе. Завуч спросила:
 — Что Вы собираетесь делать с Белопёровым?
 — Если не представит оправдательные документы, то уволю за длительный прогул и аморальное поведение.
 Валентина Михайловна певучим, мягким голосом предсказала:
 — Уволите, а на следующий день пошлёте за ним техничку и примете его на работу. Такое уже разок случалось. Несмотря на все его недостатки, он всё же преподаёт историю, талантливый баянист-самоучка, сочиняет стихи и музыку к ним, руководит нашей художественной самодеятельностью, так что желательно на первый случай не увольнять его.
 Ситников успел удостовериться в том, что Валентина Михайловна всегда высказывает правильные советы, поэтому ответил:
 — Я подумаю над вашими словами и в понедельник, в заключительной части педсовета объявлю какое-то взыскание Белопёрову.
 В понедельник в одной из классных комнат состоялось первое заседание педагогического совета. Вопросов пришлось решать  много: темы педсоветов, совещаний при директоре и завуче, методическая работа, график контроля работы учителей и так далее и тому подобное. Еле-еле уложились за три с половиной часа. За окнами  стемнело. В заключение директор напомнил коллективу о прогуле, совершённым учителем истории и зачитал приказ, в котором за это объявляется ему выговор.
 Виктор Кондратьевич подскочил к Ситникову, сидевшему за учительским столом, и потребовал выписку с названным приказом.
 — Пожалуйста, — Владимир Леонидович протянул ему листок с приказом и пояснил: — Секретарь педсовета запишет в протоколе, что приказ о наложении на Вас взыскания прочитан в присутствии учителей, Вам на руки дана выписка из книги приказов, а другой листок с приказом завтра будет вывешен на доску объявлений.
 Белопёров изменился в лице и со злостью выкрикнул:
 — Подумаешь, три дня прогулял! Я эти дни с лихвой отработаю! Запомните: этот выговор мне даром Вам не пройдёт!
 Ситников устал за последние дни, обозлился, не сдержался и почти выкрикнул:
 — И Вы запомните — пока я директор, прогулы и пьянство будут сурово наказываться! — встал и уже спокойно объявил: — Если нет ещё вопросов по обсуждаемым сегодня темам или каких-то возражений, то объявляю заседание педагогического совета законченным.
 Учителя разом шумно встали и удалились.
На следующее утро колхозники со смехом пересказывали забавную историю. Подвыпивший тракторист на склоне оставил гусеничный трактор с работающим мотором, но не чётко зафиксировал тормоз. От тряски тормоза выключились, и трактор медленно поехал. В амбаре находились кладовщица и заведующая фермой. Вдруг в амбар въезжает трактор. Женщины  истошно закричали. Они понятия не имели, как остановить гусеничную машину. Трактор проломил стену, выехал на улицу и направился к жилым домам. Кладовщица вспомнила, в ближайшем доме проживает женщина, в молодости работавшая трактористкой. Ей и сообщили о надвигающейся беде. Женщина, не смотря на солидный возраст, сумела на ходу взобраться на трактор и остановить его.

Глава 14
Октябрь

 В первую субботу октября радостно и весло отметили День учителя, для чего уроки сократили на 10 минут. После занятий ученики сделали концерт для педагогов. Отпустив по домам детей, учителя с шутками-прибаутками  разместили на столах в учительской  дешёвое вино и лёгкую закуску, купленные в складчину, расселись вокруг столов. Ситников, как директор, поздравил коллектив с профессиональным праздником, пожелал счастья, здоровья и успехов в работе. Педагоги немного выпили и закусили, разговаривая о минувших событиях. Потом повторили выпивку с закуской и запели свои любимые песни. Владимир Леонидович с удовольствием слушал их задушевное пение.
 На минуту зашёл парторг Воронов, от себя лично и от имени председателя и работников колхоза поблагодарил учителей за их важный для государства и сложный труд; вручил каждому поздравительную открытку.
 На следующий день дети поселились в интернате. Там заработала столовая. Директора пригласили к председателю колхоза. В его кабинете находился интеллигентной внешности молодой человек. Он оказался представителем райкома партии по идеологической работе. Этот товарищ сказал, что руководители образовательных учреждений являются на селе ответственными за политическую учёбу, поэтому Ситникову предстоит написать соответствующий план работы и согласовать его с райкомом партии. Владимиру Леонидовичу пришлось безоговорочно согласиться.
 В первой декаде октября в колхозе удалось завершить все полевые работы. Колхозникам выдали зарплату и организовали банкет в громадном фойе клуба. Столы на время принесли из школы. На четыре человека дали по две бутылки водки, по две бутылки вина и по четыре пол-литровых бутылки пива. Подали в блюдцах сало, колбасу, сыр, хлеб, а в глубоких тарелках — мятую картошку со свининой, приготовленную в интернатской столовой.
Пригласили, по обычаю, на банкет директора школы и удостоили чести восседать за одним столом с председателем колхоза Лукиновым, председателем сельского Совета Булавиной и первым секретарём райкома партии Князевым Анатолием Даниловичем, прибывшему по своему графику в колхоз «Ударник». Когда все места за столами оказались занятыми, Анатолий Данилович встал. Он был выше среднего роста, пропорционального телосложения. Красиво на нём смотрелся шерстяной костюм с чёрной крапинкой. Князев держал в руке гранёный стакан, наполовину наполненный водкой. В фойе наступила тишина, и первый секретарь райкома партии торжественно поблагодарил земледельцев за своевременное, качественное завершение полевых работ, с хорошей урожайностью зерновых, подсолнечника и сахарной свёклы и пожелал, чтобы колхоз «Ударник» в результате подведения итогов года занял первое место в областном социалистическом соревновании, и предложил за это выпить. Он присел. Ситников, Лукинов и Булавина чокнулись с ним стаканами, выпили и начали закусывать. Анатолий Данилович чистосердечно рассказывал:
 — Когда я начал работать в парткабинете, то есть только-только приступил к партийной работе, меня направили в колхоз в качестве представителя райкома партии на весенние работы. Я был молод, только что отметил 23-летие. Это было так. Первый секретарь Черкасов, он нынче в обкоме, собрал в своём кабинете весь райкомовский штат. Мы напряжённо сидели за длинным столом и слушали его. Он по листочку зачитал, куда кому ехать, и спросил: «Вопросы есть?». Я наивно спросил: «Придётся жить в колхозе две недели. Там будут, конечно, кормить. А если предложат выпить спиртное, как быть?» Все присутствующие в кабинете засмеялись. Черкасов иронически скривил губы и ответил: «Конечно, поднесут рюмочку и попросят выпить. Вы вынуждены будете не отказать, а то человек, который угощает, может обидеться. Главное для нас --- знать меру и не уронить своё достоинство».
 Александр Степанович рассмеялся и спокойно проговорил:
 — Вы, Анатолий Данилович, давно работаете в партийной системе, побывали и не раз во многих колхозах и предприятиях, следовательно, немало выпили и поели за казённый счёт.
 Князев на секунду замер с поднесённой ложкой с картошкой к открытому рту, потом отправил в рот картошку, пережевал, проглотил и добродушно ответил:
 — Ну, и смелый ты, Лукинов — сказал правду, которую никто не осмелился бы озвучить.
 — А чего мне бояться, — откликнулся уверенно председатель. — Я единоличный хозяин большого колхоза, а, известно всякому: у кого в руках материальные блага, у того и сила, и власть.
Булавина поспешила вмешаться в разговор:
    —   С выпивкой у нас беда: пьют по поводу и без. Однако, я знаю людей, которые за свою жизнь не выпили ни капли спиртного. Например, Рослякова Лиза  на своей свадьбе умудрилась не выпить даже глоточек вина. Ей наливают в рюмку то водку, то вино, она поставила рядом другую рюмку, наполняла её лимонадом и переставляла с рюмкой со спиртным, да так ловко, что этого никто не заметил. Многие на её свадьбе напились до чёртиков, как это водится у нас на всяких праздниках, а она — трезвая, как стёклышко, — Булавина замолчала.
 Некоторое время никто не хотел говорить. Присутствующие закусывали. Лукинов напомнил: «Пора по второму разу», — и разлил по стаканам водку. Выпили, заговорили. Стало шумно. Потом пили, пока не выпили всё спиртное, и пели песни о колхозной жизни, о молодом агрономе, который выходил на поля. Постепенно разошлись.
 До своей усадьбы Булавина дошла с Ситниковым. Они остановились, чтобы попрощаться. Он вполголоса спросил:
 — Как вы думаете, не отомстит ли Князев председателю Лукинову за то, что тот попрекнул его едой?
 Нина Сергеевна пояснила:
 — Первого секретаря не только угощают там, где он появляется. В багажник его машины положат самые лучшие куски мяса, банки с мёдом и бидончики со сметаной, бутылки самого дорого вина и коньяка. Так нынче заведено.
Директор пошёл своей дорогой. Около дома   ждала его средних лет женщина. Ещё  издали, завидев Ситникова, незнакомка заулыбалась во весь рот. Владимир Леонидович догадался, что она что-то будет просить. Женщина поздоровалась и елейным голосом попросила  написать справку об окончании восьми классов для  племянника.
—  Приходите, завтра утром в школу, откроем книгу записи выданных документов, и я выпишу соответствующий документ, —  отозвался директор.
Женщина замялась и пояснила:
—  Дело в том, что он в нашей школе не учился, а ему нужен такой документ, чтобы поступить в училище.
—  Я тогда не имею право выписывать справку об окончании нашей школы.
—  А Виктор Кондратьевич запросто выписывал справки всем, и кто учился и не учился у нас, и брал недорого.
—  Это же преступление! —  возмутился Ситников.
—  Подумаешь преступление  —  написать бумажку, а я Вам дам телёночка. Ну, пожалуйста, не бойтесь. Все так живут.
—  До свидания! —  отрезал директор и вошёл в свой двор.
Во вторник с утра прибыл учитель математики вечерней школы, привёз программы и проверил документы по вечерней школе за прошлый год.
 В предпоследнюю неделю октября директоров школ четыре раза вызывали в райцентр: на праздничное подведение итогов сельскохозяйственного года в кинотеатре, на другой день — на профсоюзную конференцию, на третий — на конференцию общества «Знания», и, наконец, — на плановое совещание директоров на базе школы №1 райцентра. Ситников четыре дня подряд выезжал из села рано утром и возвращался усталый домой поздно вечером. На пятый день, придя на работу, в шутку попросил завуча:
 — Валентина Михайловна, пожалуйста, организуйте мне экскурсию по школе, а то я забыл, где какой класс находится.
 Завуч посмеялась и высказалась:
 — А вы думали, что будете спокойно работать и иметь время для отдыха, чтобы наслаждаться природой? Ничего подобного. Совещания проводятся систематически, и вас задёргают основательно. Вот поэтому многие учителя не соглашаются стать директорами. Меня много раз настойчиво уговаривали возглавить школу, а я категорически отказалась.
За первую четверть Владимир Леонидович посетил по два-три урока каждого учителя. Большинство уроков одобрил. Директору запомнился урок математики в третьем классе учительницы Пироговой Юлии Фёдоровны. Сама педагог — выше среднего роста, полная, круглолицая, белокурая, улыбчивая, спокойная. На ней — белоснежная вязаная кофточка. Ученики дали ей прозвище Пирожок. На окнах класса — тюлевые занавески. На потолке — четыре люстры. На стенах — светло-голубые панели. На подоконниках — горшочки с цветами. На учительском столе аккуратно лежало самое необходимое для проведения занятия. Создавалась обстановка по-домашнему уютная. Урок начался точно по звонку. Дежурная девочка прошла по классу,  собрала тетради, положила их на стол преподавательницы и раздала проверенные тетради. Юлия Фёдоровна на доске написала два примера по пять действий для двух вариантов, вызвала к доске мальчика и девочку. Они принялись решать. За партами тоже решали на два варианта. Никто ни у кого не списывал. У доски довольно быстро справились с заданием. Учительница вызвала к доске двух мальчиков, и они по своим тетрадям проверили то, что было написано на доске, и красными мелками исправили ошибки. Мальчик и девочка допустили по одной ошибки. Юлия Фёдоровна задала вопрос классу: «Какие поставим оценки тем, кто решил на доске?» Дети дружно подняли над столами на палочках белые картонные кружочки, на которых были написаны цифра «4». Учительница в журнале и в дневниках выставила «четвёрки» и продолжила далее урок. Её воспитанники были приучены к порядку и неторопливо, но довольно быстро выполняли задания, не обращая внимания на присутствующего в классе директора. За урок много решили примеров и задач, много было выставлено хороших оценок. За пять минут до звонка Пирогова сумела подвести итоги урока, задать и обсудить домашнее задание и точно по звонку объявить: «Встать! Урок окончен. Дежурные остаются, а всем выйти из класса».
Что касается начинающего учителя физкультуры Геннадия Харитоновича, то его дети полюбили за то, что он никогда не повышал голос в разговоре с ними, даже замечание шалунам выговаривал спокойно и сам демонстрировал свободно приёмы всех физкультурных упражнений.
 В середине октября начал полностью работать интернат, то есть дети поселились в нём, готовили уроки и питались в его столовой.
В начале ноября, когда  кроны деревьев пожелтели, начали осыпаться жёлтые листья и пожухли травы, в сельском Совете регистрировали четыре свадьбы. Семья Ситникова  с любопытством наблюдала церемонию бракосочетания, проводимую Булавиной. Она была торжественно и нарядно одетая в тёмное платье. Через плечо на ней красовалась красная лента. Голос у Ирины Сергеевны завораживал душу при чтении обязанностей супругов в семейной жизни. Новобрачные расписывались в журнале, надевали друг другу золотые кольца; под одобрительные крики родственников и толпы зрителей целовались.
На следующий день в селе состоялись похороны. Директору сообщили, что старик хоронил вторую жену, которая была моложе его на восемь лет и неожиданно скоропостижно умерла от инсульта. Первая супруга, наоборот, на четыре года старше его, здравствует и проживает в другом конце села вместе с взрослым сыном от этого старика; второй раз замуж не выходила.


Глава 15
Тетрадь ученицы 7-ого класса

 Окончилась первая учебная четверть. Начались осенние каникулы. Гулко и безлюдно в деревянном здании школы. Ситников всегда в моменты завершения четверти или учебного года испытывал грусть: вот и ещё один отрезок времени, частица жизни, стремительно уходит в прошлое. Но он — директор и отвечает за безопасность детей и сохранность имущества, следовательно, надо тщательно обследовать двухэтажные печки: нет ли щели в их штукатурке, через которые может выскочить искра и привести к пожару, кроме того, просмотреть мебель, окна, двери, чтобы за неделю всё отремонтировать. Владимир Леонидович с блокнотом и карандашом тоскливо обходил комнату за комнатой, всё тщательно и придирчиво просматривал и все неполадки записывал. Руководитель школы оказался в комнате, которая числилась за 7-ым классом, и осмотрел печку, окна, записал в блокноте: подогнать форточку. Проверяя парты, обнаружил толстую тетрадь с яркой обложкой, на которой большими буквами значилось: Поленова Олеся. «Дочка капитана милиции», —  вспомнил директор. Ситников знал, что девчонки имеют «заветные» тетради, в которые записывают глубокие мысли, любимые песни, вклеивают открытки с красивыми артистами и вырезки из журналов с портретами знаменитых людей. Вот такую тетрадь, забытую ученицей, он держал в руках. В его зрительной памяти появилась худенькая, молчаливая, узколицая, небольшого роста ученица с настороженными тёмными глазами. Директор озадачился: «Что для этого тринадцатилетнего ребёнка самое важное?» и открыл первую страницу. На ней в окружении нарисованных красным фломастером цветов ровным почерком были написаны четверостишия:

 Если ты любишь,
 А парень смеётся,
 Плюнь ему в рожу,
 Пускай захлебнётся.

 Ситников засмеялся и читал дальше:

 Запомни, юноша, мой друг,
 Запомни раз и навсегда:
 Обиду девушка простит,
 Но подлость — никогда

 Не верь цветам — они завянут,
 Не верь мечтам — они уйдут,
 Не верь судьбе — она обманет,
 Не верь мальчишкам — они лгут.

 Говорят, любовь приносит счастье,
 А, по-моему, — совсем не так:
 Почему, любя, девчонки плачут,
 А мальчишки, полюбив, грустят?

 Ситников засмеялся и перевернул лист. На следующей странице сверху наполовину по высоте листа чёрным карандашом был чётко изображён дождь в осеннем парке; за косыми полосами дождя — пустая мокрая скамейка на аллее, и под рисунком грустный стих:

 Был дождь, ты обещал прийти,
 Но, видно, дождь встал на твоём пути.
 Вот почему я так люблю дожди,
 В дождь могут только верные прийти.

 Директор подметил: сказано наивно, но вполне точно. В его воображении всплыло серьёзное личико с тонкими сжатыми губами девочки-ребёнка Олеси. Он стал читать на другой странице:

 Жизнь — хороший учитель, но очень дорого она берёт за свои уроки.

 Человек — кузнец своего счастья, но судьба подправляет его поковку — жизнь самым нежелательным образом.

 Разделённое горе — полгоря, разделённое счастье — это счастье вдвойне.

 Деньги — такая вещь: не получаешь — их нет; получишь мешок — их тоже нет.

 На следующих страницах были такие стихи:

 Если хочешь, мой друг,
 Без печали прожить,
 Постарайся всю жизнь
 Никого не любить.

 Если в жизни идти осторожно
 И считать все шаги на пути
 Ошибиться тогда не возможно,
 Но и счастья тогда не найти.

 Если жизнь тебя обманет,
 Не печалься, не сердись.
 Повернись лицом к печали
 И тихонько улыбнись.

 Умей смеяться, когда грустно,
 Умей грустить, когда смешно.
 Умей казаться равнодушным,
 Когда в душе совсем не то.

 Любовь — это бурное море.
 Любовь — это зной, ураган.
 Любовь — это счастье и горе.
 Любовь — это вечный обман.

 «Ого! Последние четверостишия, пожалуй, девчонки взяли из произведения профессионального поэта!» — решил директор. В это мгновение дверь класса резко отворилась, и завуч торопливо, громко сообщила: «Владимир Леонидович! Вас — к телефону!». Он, улыбаясь, закрыл тетрадку, бережно положил её в парту и поспешил в свой кабинет, к телефону, на ходу невольно вспоминая только что прочитанные записи ученицы 7-ого класса.

 P.S. Я, автор данной повести, стихи не сочиняю и не читаю. Приведённые выше стихи взяты из тетрадей учениц. Авторов стихов можно поздравить с успехом. По крайней мере, они были популярны у девчонок. Публикацию в своей повести считаю рекламой для авторов стихов.

Глава 16
Итоги первой четверти

 К 4-ому ноября завуч составила отчёт общей успеваемости школы. 5-ого состоялся педсовет по итогам первой четверти. Пока учителя собирались в просторной комнате на первом этаже, Юлия Фёдоровна, классный руководитель 3-его класса, улыбаясь, рассказала:
—  Я провела интересный эксперимент. На перемене, когда все дети вышли в коридор, я около парты бросила небольшую денежку. Прозвенел звонок на урок. Я подняла монету и спросила: чья эта денежка? Почти все малыши порылись в своих ранцах и сказали, что это не их.  Лишь Таня закричала, что это её деньги.
 По требованию директора ни один педагог не завысил отметки за четверть и обязан был объективно оценивать знания учеников, руководствуясь соответствующими министерскими рекомендациями. Получилось: из 112 учеников 24 имели «двойки». Завуч, передавая ему отчёт, тревожно предупредила:
— За такую низкую итоговую успеваемость, 79%, с Вас, уважаемый Владимир Леонидович, голову снимут.
 Он пожал плечами и ответил:
 — Что ж поделаешь — такова реальность. Будем усиленно работать, чтобы за вторую четверть количество неуспевающих учеников резко уменьшилось.
 — Ха-ха-ха! — взорвалась смехом Валентина Михайловна. — Вы, миленький, не перестаёте меня удивлять! Вы верите в правдивые, честные отчёты. Вас никто не поймёт. И отчёт с таким количеством неуспевающих у вас ни один заведующий РОНО не примет.
 — И что же, по-вашему, я обязан ставить тройки по алгебре тем ученикам, которые даже таблицу умножения не знают?
 — И им будете ставить тройки, — заверила завуч.
Педсовет проходил необычайно бурно.
К этому времени стала заметна беременность Ани Ореховой. Директор предложил отчислить её в декретный отпуск, что вызвало весёлый смех педагогов.
--- Вы что, Владимир Леонидович, с ума сошли?! Ха-ха-ха! В советской школе все девочки скромницы. Ха-ха-ха! Ни одна школьница не родила, а Вы её  —  в отпуск по беременности!
Насмеявшись вдоволь, завуч объяснила, как поступают в подобных случаях. Берётся политическая или географическая карта Советского Союза. По карте выбирается город. И пишется справка, что такая-то ученица уехала в этот город.
Директор спросил:
—  Допустим, я такую справку напишу. Но через некоторое время потребуется подтверждение другой школы, что такая-то ученица прибыла  к  ним. Как быть?
—  Очень даже просто: вы пишите справку, что такая-то ученица зачислена в такую-то школу, прижимаете слегка печать и чуть-чуть её поворачиваете, чтобы оттиск был размытым, и нельзя было прочитать, какой школе принадлежит печать.
—  А разве такую «липу» примут в РОНО?
—  Принимают с удовольствием и сами  стряпают подобные документы, —  завуч успокоила его.
—  6-ого ноября Ситников находился в приёмной заведующей РОНО Климковой и ждал своей очереди на приём к ней. На соседнем стуле сидела крупная миловидная женщина, одетая в тёмный костюм строго покроя, и держала бледными пальцами бумаги. Дама певучим голосом спросила:
 — Вы, как я догадываюсь, Ситников, — директор Оглоблинской школы?
 — Совершенно верно, — ответил тот.
 — А я — Аристова, директор районной вечерней школы. Сижу с отчётом и дрожу: на конец прошлого года было два неуспевающих, а на сегодня — один. Ни разу, шалопай, не был в школе. Поэтому и не получается стопроцентная успеваемость. А у вас?
 — У меня не успевают 24 ученика.
 — Что-о-о? — Аристова от испуга чуть не упала со стула и громким горячим шёпотом быстро заговорила: — Немедленно бегите отсюда! Любыми путями добирайтесь до Оглоблино и переделывайте отчёт — не более трёх двоечников!
 На лице Ситникова появилось недоумённое выражение. Дверь кабинета заведующей резко отворилась, появился сутулый немолодой мужчина, решительно широкими шагами пересёк приёмную и выскочил в коридор. Лицо его пылало жаром....
 Директор вечерней школы недолго была у заведующей. Вышла из её кабинета с покрасневшим лицом, но в хорошем расположении духа.
 Владимир Леонидович вступил в кабинет заведующей и поздоровался. Она, сказав «Здравствуй», показала рукой, куда положить отчёт. Директор положил свои документы на стол, перед ней, а сам присел на стул для посетителей. На начальнице было светлое, глухое платье с вышитыми на груди под цвет золота цветами, которое, однако, придавала ей кокетливость. Она просмотрела его бумаги, спокойно протянула ему и по-деловому сказала:
 — Возьмите свою позорную галиматью и срочно переделайте, не более трёх-четырёх неуспевающих. Приедете ко мне 9-ого.
 — Послушайте, — пытался объяснить Ситников.
 — Ситников! — крикнула Софья Борисовна. — Мы с вами на каком языке разговариваем?! На русском! Значит, вы поняли, что я вам сказала. Идите без лишней болтовни и выполняйте, что вам приказала начальник.
 — Однако…— сделал ещё одну попытку заговорить директор.
 — Ах, Вы ещё пытаетесь оправдаться! — злобно гаркнула на него Климкова, изорвала его отчёт на мелкие кусочки и вышвырнула в урну, затем жёстко, властно объявила: — Ситников! Сегодня вы у меня не были! Как начинающему директору я прощаю вам нерасторопность. Вы свободны! — и она указала ему рукой на дверь.
 Униженный Владимир Леонидович встал, забыл, в какую сторону открывается дверь, дёргал её в разные стороны, вывалился в приёмную. Сердце у него учащённо билось от негодования. Он не запомнил, как вышел из здания райисполкома, доехал до Никитовки и оказался там, в центре села.
 Было прохладно. Осенний день стремительно переходил в вечер. Улица присыпана жёлтыми листьями. Мирно бродили куры и у палисадников привязаны бычки. Тишина. Свежий воздух благоприятно подействовали на директора, и он, гадливо сплюнув, расстегнув осеннее пальто, широким шагами затопал по мягкой просёлочной дороге. Слева ядовито зеленела озимая пшеница, справа, словно застывшая волнистая чёрная поверхность, широко раскинулось вспаханное поле. Минут через двадцать Владимир Леонидович услыхал гул догонявшей его машины. Грузовик подъехал, остановился. Дверца кабины отворилась, и женский голос предложил: «Здравствуйте, Владимир Леонидович! Залазьте, пожалуйста!»
 Ситников поднялся на подножку, женщина потеснилась, и он поместился на сиденье, захлопнув дверцу. Шофёр тронул машину с места и уверенно повёл по грунтовой дороге. Женщина заговорила:
 — Мы супруги Насоновы, Олег и Ольга. Наш сын Ромка учится в 7-ом классе, хорошо отзывается о вас. Вы прекрасно знаете математику и того же требуете от учеников, справедливо ставите оценки. Он рассказывал, что вы заставили педагогов выставить объективные оценки за четверть, получилось много двоек.
Водитель прервал её монолог своим хрипловатым, мягким голосом:
 — И за это, как я предполагаю, у Вас большие неприятности. Мы видели, Ваше красное лицо, когда Вы вышли из райисполкома. Вы от негодования и огорчения ничего не видели вокруг себя и не заметили нас. Вы правильную линию взяли в своей работе в качестве директора школы, но Вам этого не позволят. ЦК партии и правительство взяло курс на всеобщее образование, и давят на учителей. Вот учителя и дают высокий процент успеваемости. Спрашивается, какое общество со временем получится из нынешних детей, если они с малолетства привыкли ко лжи? Учитель обязан честно и справедливо оценивать знания своих воспитанников, быть требовательным к себе, вести образ жизни такой, чтобы быть примером для подражания молодёжи.
 — Вот ты чего захотел! — прервала его речь жена. — А где взять таких педагогов? Разве из школы выгонят Белопёрова за пьянство? Вот Вы, Владимир Леонидович, за прогулы объявили ему выговор. Это небывалый случай в нашей школе! Обычно его не ругают за продолжительные запои. Он пропускает свои уроки, а потом записывает в журнале, будто бы они были на самом деле, и понаставит хороших оценок. И получается, по мнению заведующей РОНО, что он лучший учитель в районе, и ему постоянно объявляют благодарности и дают премии. И всё это --- на глазах детей!
 — Да, пьянство — это зло, — рассуждал Олег. — Я и жена категорически против этого. Знаете, что мы придумали? Решили с ней даже Новый год встретить, не употребив ни капли спиртного. Ровно в двенадцать выпили по стакану сока, а потом несколько дней смеялись. И почему? А потому что мы даже бутылки с шампанским и с вином не открыли, а Новый год-то всё равно начался! Ха-ха-ха! Вот была потеха! — Супруги посмотрели друг другу в глаза любящим, нежным, понимающим взглядом и разразились смехом. Долго смеялись, постепенно успокоились. В кабине было тепло, уютно и слышалось приглушённое гудение мотора. Машину встряхивало на грунтовой дороге. Сгущались сумерки.
Водитель включил фары. Спустились с косогора, переехали мост и оказались на улице села Оглоблино. В окнах зажглись огни. Завуч переходила дорогу с двумя вёдрами с водой. Директор попросил притормозить, и когда машина остановилась, поблагодарив супругов, за то, что они его подвезли, вылез из кабины. Грузовик уехал. Валентина Михайловна поставила вёдра на землю, поздоровалась с руководителем школы и оповестила:
 — Мне по телефону сообщила возмущённая Климкова, что наш отчёт она забраковала. Я уже сделала так, как она требует, и в журналах «двойки» исправила на «тройки». Так что, уважаемый Владимир Леонидович, не расстраивайтесь, выкиньте всё плохое из головы, отдыхайте и празднуйте. Завтра  —  7-ое ноября. Желаю вам счастья и успехов.
 Эта женщина излучала тепло, радушие, спокойствие. У Ситникова стало легко на сердце. Он пожелал ей всего самого хорошего и поспешил к своей семье.

Глава 17
Праздник в честь Октябрьской революции

 Утром 7-ого ноября у Владимира Леонидовича было праздничное настроение. Его семья позавтракала и смотрела по телевизору парад в честь Октябрьской революции. В час пришли в клуб. Ситниковы заняли места сбоку у окон в средних рядах. Новому директору школы представилась возможность посмотреть на селян. Он видел тех, кто находился впереди, и, повернувшись, —  всех остальных. К его удивлению, народу пришло столько, что все места оказались заняты. Были и молодые, и старые, и дети. Мужчины тщательно побриты, в парадных одеждах. Женщины демонстрировали свои наряды.
Вела концерт учительница третьего класса Пирогова Юлия Фёдоровна, одетая в длинное, до пола, голубое платье с бисерными узорами на груди и на обшлагах рукавов. Причёска у неё пышная, а губы ярко накрашены. Своей внешностью она радовала глаза зрителей. И вот Юлия объявила, что ученики третьего класса, мальчики и девочки, исполнят песню «По долинам и по взгорьям». На сцену робко гуськом вышли малыши и построились в шеренгу. Виктор Кондратьевич с баяном встал за ними, сосредоточил их внимание, проиграл вступление, и милые детские голоса наполнили зал. Впереди Ситникова сидел тёмно-рыжий в тёмном старом пальто вертлявый мужичок, на вид лет пятидесяти. Он повернулся к Владимиру Леонидовичу и, обнажая жёлтые остатки зубов, словоохотливо поведал:
 — Слышите, как классно играет наш Витёк. Он рос в бедной семье. Детей было много. В 12 лет раздобыл старенькую гармошку, самоуком быстренько научился на ней играть. Однажды Витька с гармошкой позвали на свадьбу. Он аккомпанировал при пении и играл «Барыню», и вальсы, и фокстроты. Одним словом — прекрасно справился. Люди остались довольны его игрой, и ему дали много денег. Мальчишка принёс свой первый заработок  матери. С тех пор ни одна свадьба на селе без него не проводилась. Парнишка накопил достаточно средств и купил хороший баян с регистрами, — и, гордо замолчав, мужичок повернулся лицом к сцене.
 Дети, закончив петь, направились к выходу со сцены. Зрители энергично, бурно, аплодировали.
 Следующим выступали женщины-учителя. Они были одеты в белые блузки и тёмные юбки, но в различной обуви: кто в модельных туфлях, кто в сапожках, кто в домашних тапочках.
 Сидевший впереди Ситникова тёмно-рыжий мужичок опять повернулся к нему и торопливо заговорил:
 — Справа крайняя, самая старая в учительском коллективе, Антонина Трофимовна, — секретарь партийной организации школы. Всего у вас три коммуниста: она, завуч и учитель труда. На директоров школы постоянно кто-то писал анонимные жалобы. Однажды в школу прибыл третий секретарь райкома партии, а она перед этим вывесила объявление, что состоится открытое партийное собрание. Секретарь увидел объявление и воскликнул: «Вот почерк, которым написаны все анонимки!» Так мы узнали, что  Голикова, — кляузница. Вообще, Антонина Трофимовна — неприятный человек.
Жена и дети, сидевшие рядом с Владимиром Леонидовичем, сдерживали негодование: мужичок своей болтовнёй мешал слушать концерт. Ситников понял это и спросил его:
 — Как тебя зовут?
 — Василий Васильевич, или по-деревенски Вась-Вася.
 Директор сдержанно попросил:
 — Вась-Вася, пожалуйста, не мешай нам, отвернись и помолчи.
 — Всё-всё, — ответил тёмно-рыжий. — Я буду молчать. И всё же я люблю беседовать с умными людьми.
 — Хорошо, — Согласился Владимир Леонидович. — Поговорим в другой раз. А сейчас — всё внимание на сцену.
 Учителя под аккомпанемент баяна красиво исполнили несколько патриотических песен и под дружелюбные аплодисменты ушли со сцены. Пирогова объявила:
 — Анатолий Оглоблин, наш сельский поэт, прочтёт для вас стихи, которые он написал специально для нынешнего праздника.
На сцену вышел небритый низкорослый мужчина на вид лет пятидесяти, сказал, что его первое стихотворение называется «Октябрь — начало светлой жизни человечества» и, ритмично размахивая рукой, принялся бубнить рифмованное произведение. Потом он ещё осчастливил слушателей чтением других своих, как он полагал, гениальных стишков. Они Ситникову не понравились: набор шаблонных газетных словечек. Сидевший впереди директора школы тёмно-рыжий мужичок не сдержал своего восхищения, ещё раз обернулся и заговорил:
— О-о-о! Наш Толян — гениальный поэт! Он прославит своим творчеством не только нашу деревню, но и всю страну. Правда, пока специалисты не очень его признают и критиковали в областной газете. Но ничего. Со временем всем он понравится, и его будут ценить. Дело в том, что Оглоблин пишет поэму Твардовского «Василий Тёркин».
 — Это как же он пишет поэму Твардовского?! — удивлённо воскликнул Владимир Леонидович.
 — Очень просто, — пояснил мужичок. — Я у него колол дрова. Он мне поставил бутылку. И пока Толян ходил на кухню за стаканами, я посмотрел на его столе развёрнутую книгу. Там как раз и была эта замечательная поэма.
 — Прекратите разговоры, — потребовали ближайшие слушатели концерта.
 — Всё-всё! Я молчу! — пообещал тёмно-рыжий болтун, встал и начал пробираться к выходу.
 В общем, концерт семье Ситникова понравился, и они в хорошем настроении вернулись домой.
 По случаю 61-ой годовщины Великого Октября в три часа начинался банкет в спортивном зале школы, организованный на средства колхоза. За полчаса до его начала Владимир Леонидович прибыл в свой крошечный директорский кабинет и ждал гостей. В спортзале расставили столы и покрыли клеёнкой. В интернатской столовой приготовленную разнообразную горячую закуску  принесли в школу. К намеченному времени пришли председатель колхоза и парторг с жёнами, председатель сельского Совета с мужем, участковый уполномоченный милиции, фельдшер и начали дружно собираться колхозники и учителя. Верхнюю одежду снимали в классах, женщины надевали модные туфли. В три Ситников пригласил всех в спортивный зал. Люди быстро расселись за составленными буквой «П» длинными столами, на которых теснились бутылки с алкоголем и тарелки с закуской. Парторг поднялся, держа в руке стопку, наполненную водкой. На нём был тот же парадный серый костюм, в котором  Ситников его впервые увидел.  Василий Иванович достойно возвышался над головами сидевших людей. Чувствовалось, что он привык к публичным выступлениям. Наступила тишина. Воронов убеждённо, доходчиво, неторопливо рассказал о всемирном значении Октябрьской революции, пожелал всем присутствующим здоровья, счастья, успехов в работе и семейного благополучия и предложи за это выпить. Послышались характерные звуки, когда стеклянные стопки и стаканы взаимно ударяются. Разом выпили и приступили к закуске. На короткое время наступила тишина, лишь изредка позвякивали вилки о тарелки. Второй тост произнёс Лукинов. Выпили по другому разу, с разговорами закусывали. Третий тост попросили сказать директора школы. Ситников растерялся от неожиданности, но сообразил, что здесь не место для политической лекции, поэтому в двух словах поздравил людей с праздником и пожелал всего самого хорошего. Выпили в третий раз. Заговорили, зашумели. Историк Виктор Кондратьевич встал с баяном около сидевших учительниц. Они быстро договорились, сообщили ему, какую песню запоют, и он начал играть. Педагоги запели слаженно, им стали подпевать все остальные. Следующую песню «Из-за острова на стрежень» заказал председатель Александр Степанович. Подошёл к нему с баяном Белопёров и проиграл вступление. Лукинов запел довольно красивым басом. Зал дружно подпевал ему. Затем включили магнитофон. Жизнерадостная Пирогова весело закричала: «Танцы! Танцы! Чур, дамы приглашают кавалеров!» И начались танцы. Председатель колхоза и парторг вышли в коридор курить. Ситников последовал за ними. Василий Иванович принялся развивать свою идею, почему государство обязано обеспечивать жильём учителей, врачей, инженеров, военных:
 — Чтобы работать учителем, короче, по специальности, требующей высшего образования, следует окончить школу и ещё целых пять лет учиться в институте, а за пять лет, если не лениться, запросто можно заработать деньги на постройку дома. А студент тратит свои лучшие, молодые годы жизни на приобретение знаний. Это должно понимать и поощрять общество. Вот почему молодым специалистом надо предоставлять жильё, иначе кто пойдёт в институты?
 Председатель колхоза возразил:
 — В капиталистических странах по-другому: студент платит за свою учёбу и приобретает для себя квартиру, автомобиль за деньги, которыми его снабжают родители или он сам зарабатывает. Там слабеньких людей нет. Там люди научились добывать деньги, ценить время, упорно трудиться, поэтому у них и производство более эффективное, и наука развивается быстрее, и лауреатов Нобелевской премии больше, чем в социалистических странах.
 Парторг энергично запротестовал:
 — В США институт изучения общественного мнения представил правительству доклад на 600 страниц, в котором сообщает прогноз: ожидаются массовые выступления рабочих и служащих, или, как у них называют, беспорядки, в результате безработицы, экономического кризиса,  дороговизны жизни, спада производства. Полиции предлагается дать чрезвычайные права — наладить слежку за любыми лицами, арестовывать людей без санкции прокурора и содержать под стражей сколь угодно под следствием. У нас, в СССР, человек — кузнец своего счастья. Учёба бесплатная, успевающие студенты получают стипендию, а отличники — повышенную.
 — И у нас полно трудностей, — парировал Лукинов. — На последнем совещании в райисполкоме нам сообщили, что проблема с нехваткой мяса так и не решается, в районе надо завести дополнительно ещё 2000 голов крупного рогатого скота и 22,5 тысячи свиней. Обратятся ко всем сельским учителям и директорам школ, чтобы они содержали коров в личном хозяйстве. Так что, Владимир Леонидович, Вам придётся купить коровёнку, а с кормами на первых порах  мы, то есть колхоз, поможем.
 В этот момент спорщиков пригласили в зал, выпить «по последней». Компания начальников прервала свой диспут, проследовала на свои места за столом, наполнила  стопки водкой. Выпили, закусили, начали расходиться по домам. К шести вечера остались Лукинов, парторг, директор школы, несколько женщин. Прекрасная половина должна была убрать всё со столов и вымести пол. Появилась завхоз интерната Тамара Петровна, сняла с себя осеннее пальто и оказалась в цыганском наряде: в длинном тёмном платье с крупными алыми цветами. Она заняла место за столом между председателем и парторгом. Ей услужливо налили полную стопку водки и потребовали выпить «штрафную». Она без всякого стеснения разом выпила водку, быстро закусила кусочком селёдки, сама заполнила стопку водкой, подняла над головой и с укоризной проговорила: «Что ж, получается — женщина пьёт, а мужики отлынивают. А ну-ка, наливайте себе быстро полные стаканы!» Оставшиеся мужчины наполнили свои стопки водкой, чокнулись с ней и выпили. Владимир Леонидович сделал вид, что выпил, однако ловко вылил водку в стакан с лимонадом. Гребешкова в третий раз наполнила стопку водкой, подняла её высоко и, привлекая к себе внимание, выкрикнула: «Я пью за здоровье Александра Степановича. Под его руководством выращивается зерно, а люди говорят: «Будет хлеб, будет и песня». За это и выпьем. Ура-А-А!» Наступило весёлое, удалое, хмельное веселье. Белопёров заиграл на баяне «Цыганочку с выходом», Тамара Петровна с председателем колхоза начала плясать. Широкое платье на ней расходилось колоколом, Лукинов умело ногами выделывал «кренделя» и взмахивал руками. Гребешкова трясла плечами, вращала тазом, вертелась вокруг председателя. Зрелище было интересное. Потом они танцевали танго. Он крутил её и так, и сяк, целовал ей лицо и шею. Закончив танец, Тамара Петровна, посмотрела на свои ручные часы и капризно проворковала: «Ой! Уже поздно. Мне пора домой!» Александр Степанович, пьяно покачиваясь, галантно сказал: «Мадам! Я вас провожу!» Они надели осеннее пальто и направились к выходу. Директор увидел: колхозный бухгалтер, согнувшись под тяжестью, потащила им вслед полную сумку, в которой угадывались бутылки и свёртки с закуской.
 Ситников подсел к парторгу. Воронов был неподвижен. Бывший горожанин ещё раз удивился самообладанию деревенского человека: Василий Иванович  много выпил и не потерял самообладания; лицо его ни сколько не покраснело, лишь белки глаз стали немного розовыми. И вдруг парторг резко упал со стула, ударившись головой об пол. Раздался такой звук, словно бревно грохнулось. Владимир Леонидович испугался и хотел бежать к телефону, чтобы вызвать фельдшера. Ему объяснили, что парторг всегда так: пьёт, пьёт, потом разом отключается; с ним ничего плохого не случается; завтра с утра он будет на работе, свежий, как огурчик.
 Женщины принялись убирать всё со столов, мыть посуду. Директор обошёл все классы, все закоулки здания и тщательно осмотрел, не валяется ли где не потушенный окурок. Наконец в спортзале навели порядок, столы разнесли по своим местам, по классам. Все ушли, а техничка, которой с пяти утра топить печи, заперла наружные двери и ключи взяла с собой.

Глава 18
 Кололи дрова

 8-ого ноября к девяти утра во двор к Ситникову явились нанятые колоть дрова два человека с топорами и колуном: Олег Колчаков, чернявый мужчина лет тридцати, и сорокалетний шатен Никита-Шаман, высокий, широкоплечий и сутулый. Директор ещё раз их предупредил, что подносить спиртное не намерен, а если они проголодаются, то их покормит, а расчёт будет после окончания работы. Мужики ухмыльнулись: «Знаем мы Ваши порядки, просить выпивку не собираемся, хотя стопочку пропустить перед началом работы — не грех, но раз — нет, значит, и не надо. Если через часок пригласите перекусить, мы с удовольствием». На чём и пришли к взаимному согласию. Мужики принялись колоть дрова, а хозяева заниматься своими нескончаемыми делами.
В десять Владимир Леонидович пригласил мужиков на кухню завтракать. Жена приготовила мятую картошку с котлетами, заварила свежий чай, нарезала кусками хлеб. Олег, увидев выставленную на столе еду, воскликнул:
 — Вот спасибо вам и вашей жене — мы хоть раз в жизни по-человечески поедим, а то суют нам паршивый самогон и остатки кусков сала и солёные огурцы, уже начинающие гнить.
 — Присаживайтесь и кушайте, — пригласил Ситников.
 Мужики присели за стол и начали с удовольствием есть. Колчаков говорил:
 — Я пью очень редко, и в качестве заработка никогда не беру самогон. Пусть мне заплатит хозяин немножко, но живыми денежками. Я на них покупаю то, что требуется для семьи. Например, сегодня Вы мне заплатите, и я куплю килограмм сахару, конфеты и три селёдки. У меня трое детей и жена, и они сделали такой заказ.
 — А я считаю, что деньги — это зло. Люблю, когда со мной расплачиваются самогоном, — высказался Никита-Шаман.
 — И не очень умно поступаешь, — перебил его друг. — Чтобы выгнать литр самогону, требуется 1 килограмм сахару, а этот литр стоит столько, сколько 2 килограмма сахару, следовательно, самогонщик имеет прибыль сто процентов, вот поэтому многие и стараются расплачиваться самогоном, то есть ищут дураков. Ты, Никита, лучше расскажи про мамонта.
 — Вряд ли имеет смысл здесь рассказывать, боюсь, что мне не поверит грамотный человек.
 — А ты всё же расскажи, поверит или не поверит — это другой вопрос, — настаивал Олег.
 Никита положил в свою тарелку ещё пару котлет, неторопливо ел и охотно с достоинством рассказывал:
 — Служил я, значит, в армии за Полярным кругом, где-то неподалёку от Диксона. Известно каждому, что там — вечная мерзлота. Однажды потребовалось вырыть яму, я уж сейчас и не помню для чего. Заложили взрывчатку, произвели взрыв, образовалась большая воронка, а на дне, смотрим, лежит целый мамонт. Представляете — целый упитанный мамонт! В батальоне нас, деревенских, было несколько человек, и мы быстро сняли с него шкуру, потом громадную тушу положили на спину, вспороли брюхо и вынули все из неё. Оказалось, у мамонта, хоть он и жил много веков тому назад, такие же внутренности, как и у нынешних быков, то есть — сердце, печень, лёгкие, кишки и тому подобное. Пока мы разрезали на части  громадную тушу, ребята разожгли костры. Торопливо в котлы покидали жирные куски мамонта, сварили и скушали за милую душу. А кости покидали в яму. Майор, когда узнал, что мы съели древнейшее животное, очень ругался. Он стал допытываться, где  кости мамонта, но тут разыгралась метель, всё занесло снегом, и мы их так и не нашли. А я мясо мамонта так и не попробовал, пока его разделывал, так устал, что даже есть не мог.
Владимир Леонидович в недоумении смотрел на Никиту-Шамана, огромного мужика, с крупной головой, с пудовыми кулаками, и не мог сообразить, то ли тот серьёзно рассказывал, то ли шутил. Но как бы там, ни было, его рассказ весьма оригинален.
 Олег вспомнил:
 — Владимир Леонидович. А Вы молодец, что привезли в школу амперметры и всякие приборы. А я впервые в своей жизни увидел вольтметр, знаете где? В армии — вот где. До вашего прибытия в школе не было ни одного прибора по электричеству.
 Никита-Шаман вступил в разговор:
 — По телевидению недавно передавали репортаж о прибытии в Советский Союз президентов академий наук социалистических стран. Оказывается, большое значение приобрела автоматизация научных исследований. На  исследования, на которые раньше уходили годы, в наше время требуется всего-навсего месяцы. Американцы разрабатывают системы для уничтожения космических спутников. Так что обучение в школах в наше время играет очень важную роль в подготовке гражданских и военных специалистов. А в дальнейшем ещё будет иметь ещё большее значение. — Богатырь помолчал и, катая пальцем крошку хлеба по столу, начал изливать свою тоску: — Вы живёте с жёнами, с детьми. Я завидую вам. Я с первой своей супругой прожил девять лет. Никогда не ругал её. Ударить — Боже упаси, пальцем не тронул. Выпью иногда и завалюсь спать. А она забрала дочку и уехала к своей маме. Я написал ей письмо, в котором сообщил, что освобождаю квартиру, пусть возвращается в наше жилище. Она вернулась, а я перебрался в другой город и там заработал квартиру, и в другой раз женился. У нас родился сын. И вторая жена меня выгнала. Теперь я здесь. Мой отец ругает меня и не прощает, и даже не разговаривает со мной за то, что моих детей воспитывают другие люди. Вот родители и я  живём на разных улицах, в одном селе и не общаемся. В августе дочка пригласила меня на свою свадьбу. Мой отец услышал, что его внучка, выходит замуж, пришёл ко мне. Мои братья и сёстры дали много денег, подарков, и мы с отцом были несколько дней на её свадьбе и подружились с ней. Наташа оказалась очень хорошим и интересным человеком. Вот такие вот мои не очень весёлые дела.
 Мужики наелись, напились горячего чаю, ещё немножко посидели, наговорили много по-житейски серьёзного и пошли колоть дрова.
 Во второй половине дня работники попросили напоить их чаем. Хозяева выполнили их просьбу. Никита-Шаман, помешивая сахар чайной ложечкой в стакане, спросил:
 — Владимир Леонидович, ответьте мне на такой вопрос. Мои родители работали в колхозе за трудодни, то есть «за палочки», получали мизерную зарплату, своим трудом создали богатство колхоза. Это — во-первых. А во-вторых, все колхозы задолжали нынче государству фантастическую сумму — 12 миллиардов рублей, и в такой ситуации нынешнее руководство хозяйства позволяет себе систематически тратить громадные колхозные средства на коллективные попойки, что Вы и наблюдали вчера. И Вы считаете, что это — нормально?
 — Я здесь человек совершенно новый и в тонкостях жизни села ещё не разобрался, поэтому рассуждать на предложенную вами тему не имею право, — ответил Ситников.
 — Тогда мне с Вами говорить больше не о чём, — ответил Никита-Шаман и замолчал.
 Чтобы разрядить неприятную обстановку, Колчаков попросил своего друга:
 — Никита, расскажи-ка про медвежонка.
 Тот с видимым удовольствием спокойно заговорил:
 — Служил я, значит, на Севере, за Полярным кругом. А там, когда смотришь из окна самолёта с большой высоты, то видишь много-много луж. То были не лужи, а озёра, и в них много вкусной рыбы, такой, какой у нас не видели. Раз в увольнение пошли мы вместе с другом на озеро, чтобы наловить рыбы, сварить уху и полакомиться. Подходим к озеру, и я чувствую, что обувь за что-то зацепилась. Глянул: бурый медвежонок, маленький такой, со мной играет: обхватил передними лапками мою ногу и мелками зубками слегка кусает. Я наклонился и глажу его. А Сашка, парень из Ярославля, ну тот, с которым я пришёл, закричал: «Никишка! Бежим! Медведь!» Поднял я голову и вижу: медведица стремительно ко мне приближается. Я аккуратненько развёл лапки медвежонка, слегка оттолкнул шалуна; подбежали мы с другом к лодке, запрыгнули в неё и оттолкнулись. И вовремя. Медведица уже своего детёныша облизывала. Белые медведи там не обитают, они подальше, намного севернее.
 Работники напились вдоволь чаю и ушли во двор. К вечеру они свою работу закончили. Ситников с ними рассчитался; два друга, пожелав ему всего доброго, довольные, ушли.

Глава 19
 Вторая четверть

 9 ноября директор Оглоблинской школы сдал отчёт об успеваемости за первую четверть заведующей методическим кабинетом, поскольку заведующая отделом образования отбыла в командировку на четыре дня.
 С 11-ого ноября началась самая короткая и насыщенная различными мероприятиями вторая учебная четверть. Буквально с первых дней проводились учёба и тренировки по линии гражданской обороны. В школе имелось достаточное количество противогазов всех размеров для детей и взрослых. Детям показывали, как подбирается по размеру противогаз и как его правильно надевать в чрезвычайной обстановке. Знакомили с сообщениями по радио: «Говорит штаб гражданской обороны! Говорит штаб гражданской обороны! Граждане! Воздушная тревога! В районе радиационная опасность. Укройтесь в укрытиях. Ждите дальнейших сообщений». Те учителя, которые пережили войну, с тревогой смотрели на нежные детские личики и думали, чтобы такое ужасное мероприятие не стало реальной необходимостью, а было всего лишь учением в результате сложной международной обстановки. Пару раз по обговорённому сигналу детей организованно, но быстро учителя выводили из здания и прятали в овраге.
 Между тем Виктор Кондратьевич и Тамара Петровна систематически угрожали Ситникову расправой за его выговоры и требования соблюдать трудовую дисциплину.
Вторая техничка Мария Федотовна Маслова, отсидевшая в тюрьме большой срок за убийство мужа, высланная из большого города за аморальное поведение, каждый божий день пьянствовала и не  истопила печку.  В школе было холодно. Теперь Владимиру Леонидовичу предстояло в пять утра приходить в школу и контролировать топку печей. Уволился из школы истопник, молодой парень, просто не захотел работать. Он жил на иждивении своей матери. Маслова не выходила на работу. В село приехали из Вишнёвки сорокалетние супруги Захаровы: Вадим и Наташа. Муж устроился в школу топить печи и исполнял свои обязанности хорошо. В классах стало тепло, уютно.
 Приехали сотрудники санэпидемстанции. Полдня смотрели классные комнаты, все помещения интерната, столовую. Попробовали обед. Впервые проверяющие дали положительную оценку о санитарном состоянии  школы и интерната. При прежних директорах такого не случалось. По столовой записали мелочь:  промаркировать разделочные доски, ножи, приобрести хлорку. Но хлорка в то время была дефицитом.
 Через неделю Захарова Наташа на пару дней уехала в Вишнёвку, к матери и сыну. Ситников первым пришёл в школу — холодно и грязно. Оказалось, Мария Федотовна купила бутылку водки и распивала её с Захаровым. Потом они доставали ещё и ещё спиртное, распивали в доме Масловой и стали сожительствовать. Приехала Захарова Наташа и устроила скандал своему мужу по этому поводу, при этом Мария Федотовна нагло заявила, что Вадим — теперь её муж, и она никому его не отдаст. Директор вынужден был обоих: и Маслову, и Захарова уволить.
 Настала ситуация, когда топить печки в школе для следующего  дня, было некому. Владимир Леонидович с вечера принес по две охапки дров к одиннадцати печкам. Виктор Кондратьевич смеялся и угрожал: «Опасная эта работа — директор сельской школы: могут посадить надолго в тюрьму. Зря Вы стараетесь — Вам всё равно здесь не жить, не работать». Влажные карие глаза историка злобно сверкали.
 В половине пятого утра Ситников шёл по деревне к школе. Жуткая тёмная ночь поздней осени. Не было луны. Тёмное небо густо усыпано звёздами. Ни одно окно не светилось в избах. Директор по тёмному силуэту узнал здание школы, подошёл к нему и ключом открыл дверь. В коридоре — кромешная темнота. Он нащупал выключатель и включил освещение. Начал с нижнего крайнего класса растапливать печки. В одной комнате, растопив печку, директор почувствовал запах дыма и решил, что так и должно быть. Наконец во всех печках запылало пламя. Владимир Леонидович невольно вспомнил сверкающие лютой злобой глаза Белопёрова и встревожился. Решил тщательно осмотреть все помещения. Начал с комнат второго этажа и спустился на первый этаж. В том классе, в котором почувствовал запах дыма, он обнаружил, что в нагревательной поверхности печи, обращённой к стенке, кто-то понимающий проковырял щель между кирпичами дымохода, засунул в эту трещину свёрнутый в трубочку тетрадный листок так, что он одним концом находился в дымоходе, а другим свисал. Около печки, под выглядывающей из щели бумагой, была куча легко загорающегося мусора. Ещё немного времени — и загоревшаяся в дымоходе бумага упала бы на кучу хлама, и начался бы пожар. Ситников пришёл к выводу: нет предела человеческой подлости! Истопив печки к половине восьмого, директор явился домой, побрился, умылся, переоделся, позавтракал и явился в школу в хорошем настроении. Не подавая виду, что он раскрыл чей-то подлый замысел, директор, заранее прочитав параграфы, которые мог объяснять историк, и присутствовал на его уроке. Виктор Кондратьевич пытался построить урок по проблемно-поисковому методу, задавал часто вопросы, то есть пытался приучать детей мыслить. Однако такие уроки хороши, если учащиеся интеллектуально развиты и обладают достаточным запасом слов. Сельские ребята не имеют таких положительных качеств, их нужно учить строить предложения с новыми словами, запоминать целые фразы. Таким образом, не все рекомендации, полученные в институте усовершенствования учителей пригодны в любой школе. Кроме того, качество подачи материала было непростительно низким. После окончания урока директор ничего не сказал Белопёрову, только пристально посмотрел в его глаза и ушёл в свой кабинет.
 В коридоре его ждала расстроенная Наташа Захарова. В свои сорок лет она выглядела старухой. Женщина поведала, что в Вишнёвке у них имеется благоустроенная квартира. Муж, Вадим, постоянно пил и сказал, что если они уедут в другое место, где не будет  собутыльников, то он перестанет пьянствовать и освободится от алкогольной зависимости, поэтому они приехали в Оглоблино. Пьяница Маслова угостила его водкой, и у супруга начался запой. Когда у Вадима закончился запой, он вернулся к ней, умолял простить его, обещал в рот не брать спиртного. В Вишнёвку они пока не могут вернуться. Наташе необходимо поработать истопником вместо мужа. Они с супругом поживут здесь до окончания отопительного сезона, возможно, удастся вылечить его от алкоголизма. Директор охотно согласился.
 Начались школьные олимпиады по предметам. Готовились провести фестиваль к годовщине образования СССР. Предстояло отобрать лучшие номера для районного фестиваля. Возили учеников в райком комсомола для принятия в комсомол. В классах с энтузиазмом репетировали стихи, песни, танцы и небольшие представления по народным сказкам к новогодней ёлке. Бухгалтер сельского Совета с представителем РОНО провели инвентаризацию имущества школы и интерната. Вот и вторая учебная четверть промелькнула, как один миг. Выставили оценки по всем предметам.  За окнами — морозное утро 28 декабря. Завуч Валентина Михайловна с классными журналами пришла в кабинет директора.  Ситников спросил у неё:
 — Ёлку привезли?
 — Нет ещё и, наверное, не привезут, — ответила завуч.
 — Почему?
 — Вам мстят за Гребешкову и Белопёрова. К председателю Лукинову не придерёшься — он дал деньги на покупку подарков школьникам, приказал бригадиру доставить ёлку в школу. Бригадир дал задание трактористу съездить в лес за ней. Тот  немного отъехал от места стоянки и остановился — заявил, что трактор сломался. И к трактористу не предъявишь претензий: он хотел выполнить поручение председателя, но не смог. Я знаю, что трактористы и шофера, если не захотят ехать,  сделают что-нибудь со своей техникой, чтобы та оказалась сломанной. Никто  открыто не пойдёт против Вас, будут вредить исподтишка. Я уверена, что Софья Борисовна ждёт от кого-то из нашего села важного сообщения: новогодняя ёлка в школе не состоялась! Тогда заведующая с наслаждением садиста будет вас долго и неприлично ругать на всех совещаниях, пока не снимет с руководящей должности.
 Директор не на шутку расстроился: завтра к десяти утра придут на ёлку дети с родителями, а лесной красавицы нет. Скандал! Он посмотрел на свои ручные часы: ровно одиннадцать, следовательно, в правлении колхоза никого нет. Придётся завтра с утра приложить максимум стараний, чтобы добыть любым путём ёлку!
 Валентина Михайловна спросила:
 — Не обидитесь, если я Вам дам совет?
 — Конечно, нет. Вы всегда говорите правильно и дельно.
 — Владимир Леонидович, нас никто не подслушивает. Вот что я Вам скажу. Процент успеваемости учащихся школ находится под контролем райкома партии. В начале января состоится совещание директоров школ в зрительном зале кинотеатра «Родина», в райцентре. Если секретарь райкома партии  заставит  Вас встать, и при всех будет ругать за низкую успеваемость школы, не спорьте с ним, не оговаривайтесь, а покорно склоните голову и промолчите. Что поделаешь, партия давно взяла курс на выполнение несбыточной мечты — построение коммунизма. А теперь — ещё хлеще: поставила перед народом ещё одну нереальную в текущий момент задачу — всеобщее среднее образование. Дело в том, что страна не готова к переходу к среднему всеобучу: предстоит построить  много школ, оснастить современным оборудованием, подготовить в достаточном количестве высококвалифицированные кадры, самое главное, — сформировать у всех слоёв населения желание учиться. Какая острейшая проблема сегодня в системе образования? Следует приложить колоссальные усилия всем: педагогическим коллективам, детским комнатам милиции, партийным и профсоюзным комитетам, органам власти на местах, чтобы население освоило программу начальных классов. Не секрет, значительная часть учеников очень плохо читают, не владеют простейшими вычислительными навыками. На педагогические коллективы морально давят, чтобы они показывали хорошие результаты, что привело к массовому выставлению учителями «липовых» оценок, чего раньше в системе образования не было. Сами не желая, коммунисты создали в стране беспрецедентное условие, при котором граждане, не имеющие школьных и вузовских знаний, получают дипломы о высшем образовании. Это ни к чему хорошему не приведёт. Господи, добиться бы того, чтобы все научились читать, писать и считать согласно министерской программе начальных классов — это было бы грандиозным достижением! Тогда страна сразу стала бы грамотной!
 Директор посмотрел на неё, вздохнул и ответил:
 — Валентина Михайловна, Вы, как всегда, правы. Подумаю над вашими словами. Давайте готовиться к педсовету — у нас всего полтора часа.
 За окнами мороз. Печки немого протоплены. В классе прохладно, но терпимо. В два начался педсовет по обсуждению успеваемости за первое полугодие. Начали — с младших классов. Спорили почти по каждому ученику. За окнами стемнело, когда дошли до восьмого класса. А директора ни на минуту не покидала забота — где достать ёлку? Классный руководитель восьмого класса доложила, что у Юры Макарова намечается всего одна двойка, по математике. Ситников заявил, что не поставит Юре тройку за то, что тот мало бывал на уроках. В этот момент в дверь тихо постучали. Директор сердито крикнул: «Войдите!». Белая дверь несмело отворилась, и на пороге появился Юра Макаров. Он весь был в снегу. От него пахло хвоей. В руке мальчик держал шапку.
 — Чего тебе?! — сердито крикнул Владимир Леонидович.
 Юра робко пролепетал:
 — Мы с папой привезли ёлку. Скажите техничкам, чтобы они открыли дверь спортзала.
 Владимир Леонидович был так потрясён, что ему пришлось сдерживать слёзы. От физической и душевной усталости не мог вымолвить ни слова. Наконец овладел своими чувствами, в тишине подошёл к Макарову и по-мужски протянул ему руку. Подросток вложил свою шершавую руку в его ладонь. Директор от всей души слегка пожал  рабочую ладошку мальчика. Учителя поднялись, радостно зашумели и устремились в коридор, чтобы занести в помещение ёлку, установить и украсить её.
 29-ого с десяти утра провели ёлку для начальных классов, а с двух — для средних. Учителя постарались, и дети от души повеселились. Виктор Кондратьевич аккомпанировал на баяне. Пели песни, танцевали и, взявшись за руки, ходили вокруг ёлки. Были шуточные аттракционы. Школьники получали подарки. Директор фотографировал. По окончании мероприятий Ситников в знак благодарности протянул Белопёрову руку. Тот удивился, секунду помедлил, всё же ответил рукопожатием и сказал:
 — А я-то думал, что Вы умеете только ругать.
 — Виктор Кондратьевич, я не понимаю Вас. Вы тоже были директором, неужели Вы не налагали взыскания на прогульщиков и алкоголиков?
 — Да, были случаи, когда учитель приходил на уроки пьяный. Ну, и что тут такого? Я отправлял его домой и говорил: «Иди, голубчик, похмелись и отоспись, завтра придёшь». И никогда не учинял разносов, тем более, не писал в приказах выговоры.
 Владимир Леонидович недоумённо скривил губы и промолвил:
 — Дружба дружбой, а служба службой. Не надо деловые отношения накладывать на личные. Я желаю Вам здоровья, счастья и семейного благополучия.
 — И я Вам того же желаю, — ответил историк. И они спокойно разошлись.
 В шесть вечера Ситников пришёл в сельский Совет, чтобы провести по плану последнее политическое занятие с коммунистами колхоза. Явился только парторг. Занятие не состоялось.  На выходные дни у директора осталась единственная забота — сохранность школьного здания.
Так в школе закончилась вторая четверть. 1978-ой год уходил в прошлое. В поселениях Оглоблинского сельского Совета в минувшем году родился 21 ребёнок и 128 человек умерли. Зарегистрировано 16 браков. 18 семей распались.

Глава 20
 Январь и февраль

 2-ого января директор нанял печников, и они в его присутствии почистили дымоходы, подладили дверцы топок и тщательно оштукатурили поверхности печек. Технички все каникулы занимались капитальной уборкой помещений школы и интерната. 3-его января Ситников проводил занятие фотокружка на природе. Директор объяснял на конкретных примерах как правильно выбрать направление фотографирования с учётом положения солнца и светотеней. Девять мальчиков и девочек фотографировали одинокую запорошенную снегом ёлку,  речку подо льдом, зимние пейзажи. 
На следующий день в зрительном зале Вишнёвского кинотеатра состоялось совещание директоров школ, о котором Владимир Леонидович не хочет вспоминать. Чувство, будто его облили грязью, с трудом преодолел.
5-ого января  Владимир Леонидович собрал учителей, чтобы выбрать учеников, которых не стыдно послать на районные олимпиады по предметам. Долго спорили и пришли к единому мнению: знания детей в текущем учебном году очень слабые, и чтобы не позориться, не следует никого посылать в райцентр на соревнования по глубине знаний.
 В свободный день директор отправился посмотреть деревню Садовку, познакомиться с людьми. Дорога, прочищенная в глубоком снегу,  поднималась по крутому косогору. Его догнала председательская машина и остановилась. Лукинов открыл дверцу и предложил поехать с ним. Он охотно согласился. Александр Степанович возмущался:
— Совсем люди обнаглели: всё отмечают Новый год, пьют, не просыхают. Два дня некоторые коровы там, на ферме, не доены. Уволить бы всех алкоголиков, да неким их заменить. Поругать требуется безответственных работников, как-то достучаться до их совести. Они деревенские жители и знают, что не доить корову и не кормить скот — значит погубить. Зла не хватает. А в Косогоровке мы вынуждены были два года назад закрыть ферму, а всех животных перевести в Оглоблинскую. Да, некоторым людям нужен кнут, иначе в богатой стране умрём с голоду. Садовка пока держится, в ней имеются неплохой магазин, почта, фельдшерский пункт, и мы содержим начальную школу, а в средние классы дети ходят в Оглоблино и в плохую погоду живут в интернате. Теперь поговорим о Вашей семье. У Вас заработок очень маленький, колхоз помогает Вам продуктами. И всё же, Владимир Леонидович, Вам придется завести коровку. Не пугайтесь. Я знаю, вы люди городские и со скотиной дело не имели. Доярки для вас выберут ласковую бурёнку. И Вы, и Ваша жена, и дети полюбят её. Будете иметь каждый день примерно 10 литров молока, и растить бычка. Через год забьёте его, будет в вашей кладовой висеть говяжья туша килограммов на сто двадцать — сто пятьдесят, вы откормитесь. А, может, ещё заведёте поросят, овец, кур, гусей. Тогда вообще забудете о нужде. Короче, завтра вам завезут сено, солому. Придет плотник и сделает в сараях кормушки для рогатой скотины. Мы Вам с рассрочкой на восемь месяцев продаём корову и приведём в Ваш двор.  Между прочим, если не секрет, Вы, собственно, к кому в Садовке запланировали заглянуть?
— Да, я так, прогуляться, посмотреть, что за деревня. А, возможно, к кому-нибудь и зайду.
 — Тогда мы уже и приехали; если желаете, то можете начинать знакомство с этого конца деревни.
 Лукинов остановил машину. Директор вылез. Автомобиль уехал. Ситников глянул вдоль улицы, у него захватило дух от очаровательной картины. Ему, горожанину, на миг показалось, что перед ним декорация к театральной сцене для показа зимней сказки. Широкая в снегу улица  с припорошенными снегом громадными деревьями. Толстым слоем снега накрыты крыши аккуратных, раскрашенных яркими красками одноэтажных домов. В палисадниках, в глубоком снегу — резные колодцы. Посреди улицы, на расчищенной площадке дети без коньков, самодельными клюшками играли в хоккей.
Руководитель школы неторопливо побрёл по улице, старясь запомнить всё увиденное, и пожалел, что не прихватил с собой фотоаппарат. Мальчишки, узнав директора, перестали играть, шумно поздоровались и уставились на него. На крыльце дома появилась пожилая женщина и спросила:
 — Вы кого-то ищете?
 — Я — директор школы, проработал полгода, хочу посмотреть, как вы тут живёте.
 — Владимир Леонидович, милости просим, заходите, пожалуйста, и посмотрите.
 Он с минуту поколебался и вошёл. В избе чисто, светло, тепло, домотканые половики, дощатая мебель, на окнах — простенькие занавески. В Красном углу — иконы. Полкомнаты занимала русская печка. Гость заинтересованно смотрел на неё. Пожилая хозяйка словоохотливо объяснила: здесь умещаются в печке четыре ведра и два чугуна; это — подтопок с плитой, это — духовки, здесь — лежанка. Старушка предложила директору выпить стаканчик чаю. Он снял и повесил на вешалку пальто и шапку, присел на указанное место за столом. Ему подали в чашке горячий чай, поставили перед ним алюминиевые миски с вареньем и с мёдом, тарелку с пирожками. Всё было приятно глазу, аппетитно пахло. Владимир Леонидович неторопливо ел, наслаждаясь вкусом. Старушка сидела напротив него и с огорчением рассказывала:
— Не стало порядка в хозяйстве. Дочка и зять не пьют, ухаживают за крупным рогатым скотом на ферме. Остальные работники бражничают и на работе не появляются. И механик, который включает доильный аппарат, куда-то исчез. А надо всех животных напоить, накормить и ещё подоить вручную 76 коров, которые недавно отелились. Дочка с пяти утра там трудится — доит, вся измучилась, а зять на тракторе корма подвозит и в кормушки раскладывает. Особое внимание к себе требуют телята. Если люди срочно не выйдут на работу, то начнётся массовый падёж скота. Вот до чего дожили с колхозами! А весной побывала на нашей ферме корреспондентка районной газеты. Стадо паслось на пастбище, доярки находились дома, поэтому на ферме было всего два мужика — навоз вывозили на лошадях. Корреспондентка — красивая молодая женщина задавала им вопросы, пыталась от них услышать хоть одно интересное слово, а они, наглецы, молчали, молчали, а потом попросили: дай на бутылку самогона. Стыд и срам! Мой старший внук,  Миша, учится в 7-ом классе, о вас хорошо отзывается. Младший — в нашей школе, в третьем классе. Я с ним всегда выполняю домашние задания, он никогда не придёт на занятия с не- выученными уроками. А, Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь.
 — Спасибо. Я дома плотно позавтракал. С удовольствием попробовал Ваши пирожки. Приятно было с вами познакомиться. Миша  — скромный, тихий мальчик и хорошо учится. Я прогуляюсь по селу — погода хорошая, мороз не очень сильный, лицо не мёрзнет. — Он встал, надел пальто, шапку, поблагодарил женщину за радушный приём, пожелал ей и её родне счастья, здоровья и вышел.
Позже Ситников побывал в Косогоровке. Впечатление ужасное — разруха, словно после бомбёжки. В заброшенном здании школы выбиты окна, двери; исчезло железо с крыши, обнажив гнилые стропила.
9-ого января директору Оглоблинской школы заведующая РОНО объявила выговор за то, что он по своей лени не прислал ни одного школьника на предметные олимпиады. Взыскания были за это наложены и на директоров других школ.
 В тот день Ситников  у себя в доме, плотно занавесив окно, проявил фотоплёнки, отснятые на новогодних ёлках и во время работы фотокружка, а вечером отпечатал карточки.    Утром сын помог ему сделать стенную газету из фотографий.
 11–го первый день занятий третьей четверти, и директор утром вывесил на доске объявлений, укреплённую на стене в коридоре, фотогазету. Дети и педагоги с интересом рассматривали фотографии, узнавали себя, шумно выражали свои приятные эмоции.
Не явился на работу учитель истории и музыки Белопёров. Завуч торопливо переделала расписание уроков. После третьего урока построили учеников на линейку в коридоре второго этажа, чтобы объявить результаты их успеваемости и поведения за первое полугодие. Владимир Леонидович попросил Юру Макарова выйти из строя и встать лицом к детям. Директор молчал. Мальчишки и девчонки несколько секунд смотрели на Макарова и разом расхохотались: Юра выглядел комично: волосы взъерошены, лицо, шея и руки грязные, сапоги в навозе, брюки и пиджак в саже и с дырками. Он не обиделся и тоже стал смеяться со всеми, так как имел добрый характер. Завуч сказала ему:
 — Макаров, сегодня после уроков вместе с классным руководителем пойдёшь к участковому милиционеру и, как в прошлый раз, дашь ему расписку, что будешь чистым приходить в школу. Встань в строй.
 Валентина Михайловна зачитала списки учеников, которые окончили вторую четверть без троек. К сожалению, отличников не оказалось. Вручили похвальные грамоты тем, кто активно принимал участие в спорте и художественной самодеятельности. Поимённо назвали двоечников и выразили надежду, что они будут учиться хорошо. В заключение директор поблагодарил Юру Макарова за привоз в школу ёлки и вручил ему похвальную грамоту. Все чистосердечно аплодировали мальчику, забыв все его недостатки в поведении.
 Виктор Кондратьевич появился на работе через два дня и сразу зашёл в кабинет к директору.
 — Что предлагаете мне с Вами сделать? — спросил Ситников.
 — Да ничего не нужно делать. Я в журналах запишу пропущенные уроки, а материал постепенно наверстаю, — советовал прогульщик.
 — Ещё раз Вам напомню: дружба дружбой, а служба службой. В прошлый раз я Вам за такие же «подвиги» объявил выговор, но в отдел образования не сообщил. Теперь объявлю очередной выговор и доложу заведующей РОНО. А ещё раз совершите прогул — уволю и снова приму на работу. Мало того, опубликую эти факты в районной газете, — предупредил директор.
 — Воля ваша, — хладнокровно отвечал историк, — Мне все Ваши взыскания до лампочки. Я как работал, так и буду работать. Я случайно узнал, что Вы собираетесь завести корову — зря стараетесь, Вам всё равно придётся уезжать отсюда. — Мутные глаза учителя победоносно блестели, и его красно-синее лицо было омерзительно.
 Директор с помощью завуча после уроков пригласил всех в учительскую, объявил благодарность и вручил почётные грамоты пяти педагогам за их добросовестную работу и активное участие в художественной самодеятельности и в проведении новогодней ёлки. Известно, что с начала нового календарного года начинается новая нумерация приказов. Директор зачитал приказ №7 по школе, в котором Белопёров награждается почётной грамотой за организацию художественной самодеятельности. Историк и музыкант подошёл к столу под аплодисменты коллег, принял грамоту и на рукопожатие руководителя школы ответил рукопожатием, затем вернулся на своё место. Немного помолчав, Владимир Леонидович сказал:
 — Виктор Кондратьевич, не обижайтесь — что заслужили, то и получаете. Читаю приказ №8, в котором Вам за прогулы объявляется строгий выговор,— и приказ был прочитан.
 На этот раз Белопёров спокойно отнёсся к выговору.
 Через пару дней во двор к директору привезли сено, солому и к вечеру привели на верёвке небольшую рыжую корову. Жена Елена Николаевна с ужасом смотрела на рогатое, лохматое животное.
 — Вы дайте Зорьке кусочек хлеба, — посоветовал мужик, который привёл корову.
 Эдик вынес из дома большой кусок хлеба. Мама робко протянула Зорьке хлеб. Та, вытянув шею, понюхала, осторожно взяла в рот и быстренько его скушала.
 — А теперь вы погладьте её, не бойтесь, — сказал колхозник.
 Елена Николаевна робко дотронулась рукой до её спины, потом провела по морде и нежно погладила по чёрному тёплому носу. Коровушка вытянула длинный красный влажный язык и лизнула хозяйку в руку. Эдик и Наташа засмеялись.
— Вот вы и познакомились с Зорькой! — обрадовался мужик. — Эта корова вас полюбила. Не бойтесь — за верёвку заводите её в сарай.
 Ситников потянул верёвку, Зорька, повинуясь, спокойно вошла в сарай, подняв голову, обнюхала его все углы у потолка, развернулась и встала, как вкопанная.
 — Всё! Корова вас признала как хозяев, будет вам послушна. В марте она отелится. Как кормить и поить её в интересном положении, узнаете у соседей. Сейчас дайте гостье душистое сено. Я могу спокойно удалиться, — сообщил мужик и ушёл
 Владимир Леонидович, его жена и дети разглядывали корову, а потом каждый трогал её за нос, а она старалась каждого лизнуть, вытянув длинный красный язык, отчего члены директорской семьи приходили в восторг. И они, разузнав у соседки как за ней ухаживать, начали содержать бурёнку.
Грянули крещенские морозы, и разразилась эпидемия гриппа. Много детей и педагогов болели. Учительница второго класса уехала в областной институт на курсы повышения квалификации. Были дни, когда директор и ещё две учительницы, то есть втроём, проводили уроки одновременно на двух этажах в восьми классах, через пять минут, переходя по коридору из комнаты в комнату.
Поползли слухи о том, что в Вишнёвской районной школе ученики выпускного класса живут активной половой жизнью; там практически за одним столом находятся муж и жена.
Техничка сообщила: дрова воруют. Было восемь длинных поленниц. В третьем ряду поверх сложенных дров злоумышленники положили дряхлые доски, прикрыли дровами, а из-под досок похитили поленья, и образовался пустой промежуток, длинной метра четыре и высотой почти с человеческий рост, следовательно, украдено примерно три кубических метра топлива. Это обнаружилось, когда израсходовали переднюю и часть следующей поленницы. Возможно, такое проделали и с другими рядами дров.
В конце января директор с утра уехал в Вишнёвку, в райком партии на семинар лекторов по международному положению. Возвращался последним автобусом. Стемнело. И до Оглоблино, 12 километров топал пешком между занесёнными снегом полями и лесами, по пустынной просёлочной дороге. Не повстречалась ни одна машина. Семь вечера, темно, мороз и к тому же сильный встречный ветер продувал насквозь. Слева и справа смутно темнели запорошенные снегом деревья, кустарники и ещё чёрт знает что. Горожанину было неприятно. Кожаные перчатки не спасали руки от холода, хотя он нёс всего-навсего портфель. Замерзали лицо и коленки. Владимир Леонидович шагал и думал: «Если дойду до дома, то буду долго-долго жить». В половине девятого вечера он ввалился домой и, сбросив пальто на пол, прижался к тёплой печке.
 Постепенно все в школе переболели гриппом, и учебный процесс вошёл в нормальный ритм. В восьмом классе организовали собрание, посвящённое встрече с тружениками колхоза. Перед детьми выступили агроном, заведующая фермой, почётный механизатор, главный инженер. Они говорили о престижности и необходимости работы в сельском хозяйстве. В ответном слове ученики пообещали, что летом будут помогать колхозникам; двое заверили, что из села не уедут, и будут работать в колхозе. Удивил всех Юра Макаров. Он поднял руку. Учительница разрешила ему говорить, Мальчик, на сей раз опрятно одетый, чистый, вышел к доске. Классный руководитель с тревогой ожидала от него неприятной выходки. Юра переступал с ноги на ногу, посматривал то на потолок, то на механизатора и заговорил:
 — Я того, получаю двойки. Но теперь буду учиться хорошо и поступлю в сельскохозяйственный техникум на специальность электрика.
 — Молодец, — похвалил его пожилой механизатор.
 Все были приятно удивлены, а девчонкам Юра показался весьма симпатичным.
 23 февраля, отметив День Советской армии и военно-морского флота, Виктор Кондратьевич неделю пьянствовал, отсиживался дома. Наконец с опухшим лицом пришёл в школу. Ситников советовался с Валентиной Михайловной, какое на него наложить взыскание, и предложил уволить с работы за систематические прогулы и аморальный образ жизни. Завуч, в который раз, напомнила, что для увольнения необходимо согласие местного комитета. Его состав на такое не согласится, потому что приезжий директор рано или поздно уедет, а он, Белопёров, здесь останется и, не смотря на свои недостатки, будет справляться со своей работой. Например: где взять баяниста? Владимир Леонидович ощутил одиночество, понял, что ему придётся самому принимать решение. Он долго размышлял и пришёл к выводу: надо держать начатую линию по борьбе с нарушителями трудовой дисциплины, поэтому, созвав педагогов, зачитал при них приказ №10, в котором Белопёрову объявляется строгий выговор с предупреждением об увольнении. Копии всех трёх приказов о наложении взыскания учителю истории и музыки были отосланы в районный отдел образования. Директор неделю сочинял в районную газету статью, в которой напомнил простую истину: алкоголизм, не привычка, а болезнь, губительная для нации; сообщал, что в колхозе большинство работников систематически употребляют алкоголь; даже местный учитель Белопёров В. К. частенько прогуливает по причине длительного запоя. И отослал это послание заказным письмом в редакцию районной газеты. Через неделю, вечером, когда Владимир Леонидович поужинал, зазвонил телефон. Руководитель школы отозвался. На другом конце линии связи мужчина заговорил:
 — Вы директор Оглоблинской школы, Ситников?
 — Да.
 — Вы понимаете, что если ваша статья появится в газете, то практически сожжёте мосты между Вами, с одной стороны, и педагогическим коллективом, районным руководством образования, с другой стороны?
 — Конечно. Но кто-то должен начать борьбу с пьянством.
 — Вы настаиваете, чтобы вашу острую и злободневную статью я опубликовал?
 — Разумеется. Если бы не алкоголики, то жизнь в глубинке была бы намного лучше.
 — Тогда Ваше послание я немного стилистически подработаю и в следующем номере опубликую. И мне придётся за это отражать удары. Ничего, выдержим. Всего Вам доброго! Мужайтесь!
 В телефонной трубке послышались гудки отбоя связи.
И статья Ситникова появилась в газете. Общественный покой в районе возмутился, словно поверхность гнилого болота от упавшего в него обломка скалы.
 Во второй половине дня Владимиру Леонидовичу позвонила заведующая РОНО Климкова и злобно спросила:
 — Сколько Вам заплатили за вашу статью в газете?
 — Не знаю.
 — Следующий раз, когда задумаете что-то опубликовать в газете, узнавайте, сколько Вам дадут денег и позвоните мне, я вам заплачу вдвойне, — и разговор прервался.
 Поздним зимним вечером семья Ситниковых готовилась ко сну. Пятилетняя Наташа укладывала куклу на игрушечную кроватку. Вдруг раздался резкий хлопок, звон разбитого стекла, штора взбугрилась, и половинка красного кирпича упала на пол рядом с девочкой. Повеяло морозным воздухом. Девочка пронзительно заплакала. Родители и брат прибежали в её комнату. Мать взяла дочку на руки, прижала к себе, нежно целовала и утешала. Владимир Леонидович отодвинул штору, обнаружил разбитые насквозь стёкла и придумывал, как заделать пробоину. Эдик с удивлением и возмущением рассматривал половинку кирпича. Разбитое окно со стороны квартиры наглухо забили одеялом, а со стороны улицы — фанерой.
 Дети легли спать, а родители ещё долго обсуждали сложившуюся ситуацию.
 С утра в школе разговаривали о том, что новому директору разбили  окно.
 Последовавшие неприятности потеряли для Ситникова остроту и не задевали его душевное состояние. Он теперь спокойно относился ко всяким неожиданностям и однажды спросил у Валентины Михайловны:
 — Ну, и когда меня снимут с должности директора?
 Завуч, как всегда по-женски милым голосом, ответила:
 — Не обольщайтесь — Вас неким заменить. Вам дадут время подготовить школу к следующему учебному году. Вы — хороший работник. Из нашего коллектива мечтают занять кресло директора — учительница начальных классов Голикова, имеющая большой стаж педагогической работы, а опыта в проведении уроков так и не нажившая, и Белопёров, который, если посмотреть на его лицо в профиль, — умный, а в фас — деградированная личность. Их директорами даже в нашей самой последней в районе школе не утвердят. Так что работайте, не обращайте ни на что внимания, и не вздумайте что-то принимать близко к сердцу, — и она вроде не улыбнулась, а нежностью своего голоса, своим доброжелательным обликом, наполнила сердце приезжего человека мягким теплом. 
Владимир Леонидович продолжал усердно выполнять все обязанности директора и учителя, чувствуя себя как во вражеском тылу.
 Семье Ситникова стало ясно, что их мужа и папу снимут с должности директора — это не беда; главное — начнут ли строить новое современное школьное здание?


Глава 21
Ситников продолжает занимать должность

 Дни, заполненные хлопотам, заботами, подавлением в себе чувств негодования и обиды, у директора замелькали, словно кадры в мультфильме. В марте у него состоялся памятный разговор с завучем. Она с разочарованием сообщила:
 — Мне стало известно, что средства на строительство школы в нашем селе не запланированы — очень скверная примета. Здание нашей школы построено без подобающего проекта, без учёта санитарных норм для детских образовательных учреждений, кроме того, наполовину из старых брёвен, и ныне обветшало. Оно опасно для эксплуатации. Государство в лице местных руководителей обязано сказать спасибо всем учителям, которые хоть год проработали в наших жутких условиях, а не устраивать мстительную возню вокруг добросовестного человека, взвалившего на себя всю тяжесть ответственности за самое дорогое — за жизнь детей. Я предполагаю, что среднюю школу вообще у нас строить не собираются. Наверное, что-то соорудят для начальных классов, а учеников средних и старших возрастов направят для учёбы в Никитовку, где расширят интернат, чтобы их принять. Если такое случится, то у нас большинство учителей останутся без работы. Для меня — кошмар. Тогда придётся искать работу в другом селе или городе. Что поделаешь — люди из сельской местности перебираются в города. В Оглоблино остаётся очень мало народа, следовательно, не для кого и школу-то строить. Такова печальная реальность.
Ситников ответил:
— Я полностью согласен с Вами.
Он обсудил эту новость в семейном кругу.  Решили, что теперь уже, без всякого сомнения, придётся им переезжать к другому месту работы. Поэтому  летом не строить у себя баню и мыться в бане у соседей. Естеcтвенно, помогая им дровами и натаскивать воду.
В конце марта в хозяйстве Ситникова отелилась корова. Через неделю после её отёла можно было употреблять в пищу молоко. Эдик и Наташа впервые попробовали душистое парное полезное для здоровья  молоко.
 Чтобы иметь  деньги на переезд куда-то, Владимир Леонидович срочно купил у местных жителей  пять маленьких поросят с целью подрастить их и продать.
 Несмотря на занятость, директор два раза в неделю проводил в выпускном классе дополнительные занятия по математике, чтобы подготовить учеников к экзаменам.
В конце третьей четверти  район изыскал денежные средства на экскурсию в Москву на три дня. От каждой школы отобрали по два-три ученика с хорошей успеваемостью и примерным поведением. Из Оглоблино взяли двоих. Руководителями и ответственными за жизнь детей приказом по отделу образования назначили Ситникова В. Л. и учительницу физкультуры Вишнёвской школы. Это путешествие Владимиру Леонидовичу понравилось: проживали в одной из школ на окраине Москвы. Утром подъезжал экскурсионный автобус, группа с учителями рассаживалась в нём. Автобус разъезжал по столице, экскурсовод интересно рассказывала. Побывали и на Красной площади, и в Кремле, и в рабочем кабинете В. И. Ленина, и в мавзолее Ленина, и на Ленинских горах,  и полдня провели в зоопарке. Кормили детей хорошо в специальных столовых. Директор своим фотоаппаратом отснял более сотни кадров. Усталые и полные яркими прекрасными впечатлениями экскурсанты вернулись домой.
Вернувшись из столицы, Ситников болезненно воспринимал убогость своей школы.
В начале апреля  завуч, загадочно улыбаясь, пригласила директора в учительскую. Когда он вошёл, учителя хором радостно закричали:
— Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!
— С чем это меня поздравляете? — удивился руководитель школы.
— Положишь на стол десять рублей — скажем, — улыбалась завуч.
На столе лежали бумажные деньги. Ситников добавил десять рублей. Завуч провозгласила:
— Уважаемый Владимир Леонидович. Поздравляем Вас --- Вы теперь директор-дедушка!
— Как это так — я директор-дедушка? Мои дети ещё маленькие.
— А разве учащиеся школы — не ваши дети?! Конечно — Ваши. Ученица Аня Орехова родила мальчика, следовательно, Вы — директор-дедушка. Мы собрали нужную сумму денег для покупки новорожденному пакет. Вам придётся ехать в Вишнёвку, в роддом и привезти её. В доме Ореховых некоторые жительницы сделали косметический ремонт: побелили потолок, покрасили окна, дверь полы, всё хорошенько промыли. Кто-то принёс детскую кроватку, пелёнки, игрушки. Короче, приготовили всё необходимое на первое время для грудничка.
— О-о-о! — возмущался директор. — В таком случае многие школьницы захотят рожать.
Завуч возразила:
— Большинство девочек понимает всю ответственность, которая на них  обрушится с появлением ребёночка. Мы, учительницы, постоянно беседуем с ученицами на эту тему. Убеждаем, остерегаться внебрачных связей. Ну, а если забеременеют, то уговариваем, не губить своё здоровье,  ни в коем случае не делать подпольных абортов — рожать и с любовью воспитывать своего малыша. Я, лично, беседовала с Аней на названную тему. Отговорила её от аборта, и сказала, что если она   оставит свою кровинушку на попечение государства, то я первая брошу в неё, то есть в Аню, камень. Девочка пообещала  любить своего ребёнка и никому его не отдавать.
Ситников подумал и ответил:
— Что поделаешь, придётся помочь Ане. Только я один не поеду в роддом, а то люди могут подумать плохо обо мне.
Согласилась провожать директора в поездке за Аней учительница начальных классов Пирогова Юлия Фёдоровна.
В солнечный весенний день председатель колхоза выделил автобус. Директор и учительница поехали в Вишнёвку встречать из роддома Аню с младенцем. Круглолицая, пышущая здоровьем, жизнерадостная Юлия Фёдоровна, улыбаясь, держа в руке яркий букет, прокомментировала свою неожиданную миссию:
— Я люблю младенцев, и для меня отрадно подержать грудничка на руках.
Водитель автобуса, заметив в руках учительницы дорогой букет, возмутился:
— Малолетняя шлюха рожает, и вы ей хотите преподнести цветы!
Пирогова, как всегда улыбаясь, спокойно ответила:
— Причём здесь Аня? Родился ребёнок. Он не виноват в том, кто его мать. И мы ему окажем все почести, как гражданину нашего государства.
До Никитовки автобус сопровождал колёсный трактор, так как в низинах ещё не высохли лужи, и там машины застревали. Два раза автобус с помощью троса трактор выдёргивал из  глубокой грязи. Наконец выбрались на асфальт и спустя полчаса благополучно подъехали к районной больнице, в котором на втором этаже находился роддом. Учительница передала медсестре детский пакет для Ани. Вскоре она появилась, одетая в лёгкое демисезонное сиреневое пальто. Юная мама держала на руках ребёнка, завёрнутого в новые пелёнки и одеяло. Юлия Фёдоровна взяла у неё крохотку и преподнесла её букет. Они все уселись в автобус и примерно через полтора часа прибыли к Ореховым. Во дворе и доме Ореховых были порядок и чистота. Когда посторонние ушли, Аня начала обихаживать и кормить грудью своего мальчика.
В общем, учебный год завершался. Директор не контролировал выставление оценок, так как начальство не позволит, чтобы они соответствовали фактическим знаниям обучающихся. Оценки выставлялись из соображения процента успеваемости. Что он и доверил завучу.
В начале июня провели выпускные экзамены. Конечно, плохих оценок не выставляли, поэтому все успешно окончили школу. Директор выписал всем бывшим восьмиклассникам «Свидетельство о восьмилетнем образовании»
 Хорошо организовали торжественную линейку, посвящённую окончанию учебного года с вручением выпускникам документа об окончании восьми классов. Мероприятие навсегда осталось в памяти выпускников, их родителей, педагогов и всего села. Были все нарядно одеты, море цветов, добрые пожелания, музыка и небольшое застолье в спортивном зале.
С 15-ого июня впервые за время существования школы, в Оглоблино на базе интерната 24 дня работал пионерский лагерь для тридцати детей. Ситников организовал его исключительно по своему желанию, выбив средства из финансового отдела района.
Неожиданно приехала врач санэпидемстанции, женщина лет пятидесяти, долго бродила по зданию школы и по территории возле неё. Бессознательно она злобно вполголоса прошипела: «Всё равно я вас оштрафую». Между свежими поленницами дров подросла сорная трава. Зловредная особа показала пальцем на неё, словно замерла и беззвучно, весьма довольная, смеялась. Насмеявшись вдосталь, врач выписала распоряжение на штраф Ситникову «за содержание школьного двора в безобразном состоянии».
Оля и Саша сидели в разных концах класса, никто не видел их вместе. И вот они, после окончания  восьми классов, взявшись за руки, пешком отправились в Никитовку за двенадцать километров сдавать документы в ту школу для продолжения учёбы в 9-ом классе.  Между ними зародилось глубокое чувство.
Жуткое событие потрясло всех жителей района. Толя Квасов на мотоцикле ездил в Никитовоскую среднюю школу сдавать документы. Задержался у друзей. Возвращался в сумерках, ехал быстро. До  этого времени  гусеничным трактором тащили волоком девять больших брёвен  для строительства дома. Одно бревно отцепилось и перегородило дорогу. Толя поздно заметил его, не успел затормозить. Мотоцикл перевернулся через бревно. Подросток ударился головой о землю и погиб. Вызвали наряд милиции. Следователи  выясняли подробно все обстоятельства гибели школьника и увезли труп  на судебно-медицинскую экспертизу. На следующий день труп мальчика привезли в дом родителей. Стояли жаркие дни, поэтому поспешили с похоронами. Возле дома Квасовых собралась толпа народу. Ситников через толпу вошёл в дом. Гроб с телом подростка стоял на лавке под иконами. Возле гроба сидела, одетая во всё чёрное,  мама погибшего и неотрывно смотрела в его лицо. Рядом стояли с чёрными платками на голове женщины, родственницы Толи. Все плакали. В комнате полумрак, горели свечи. Тесно от вплотную стоявших мальчишек, девчонок, мужчин и женщин. Все скорбели и не могли сдержать слёзы. Директору на миг показалось, что горе сочится со стен, с потолка. Он не в силах был сдержать свои жуткие эмоции и вышел на улицу, прошёл за дом в сад. Был солнечный день.  Под яблонями и грушами — приятная тень. В зелёной траве бегали муравьи и козявки. Пели птицы. Владимир Леонидович подумал, что в природе нет горя, а горе существует только в человеческом обществе.
Гроб с телом Толи Квасова на руках несли на кладбище. Впереди --- штук двадцать венков, за ним — длинная толпа народу. Среди них были дети, и взрослые люди из других сёл, деревень, маленьких и больших соседних городов.
В пятницу Владимир Леонидович получил в колхозе грузовую машину в своё распоряжение, съездил в областную базу, обслуживающую учебные заведения, привёз двадцать красивых полумягких стульев, два канцелярских стола, шторы и гардины для окон, волейбольные и футбольные мячи, волейбольные сетки, теннис, шахматы, шашки и множество наглядных пособий для уроков. 
Преподаватель физкультуры организовал неподалёку от школы волейбольную площадку, и с тех пор молодёжь, несмотря на усталость, после рабочего дня,  вечерами азартно играла в волейбол «на вылет» до наступления полной темноты, пока можно было различить мячик.
Начало июля. Большинство учителей в отпуске. Оставшиеся на работе педагоги и технички продолжали ремонт. Парты вынесены в коридор. В классных комнатах вручную побелены потолки, стены и печки, покрашены окна и полы. Технички белили спортзал. Гребешкова заканчивала ремонт интерната.
Владимир Леонидович один ходил по загроможденному партами коридору второго этажа, заглядывал в каждый класс, внимательно рассматривал качество побелки. На лестнице послышались осторожные тяжёлые шаги.  В дверях коридора появился высокий человек в красивой парадной форме десантника.  Он дружелюбно приблизился, поздоровался и заговорил:
— Вы, как я догадываюсь, — директор школы. Я — Андрей, демобилизовался, вчера вечером приехал и решил  сегодня заглянуть в родную школу. За время службы приходилось много ездить. Видел я современные школьные здания. По сравнению с ними наша школы, просто беда. Однако, она дорога моему сердцу. Я вспоминаю с нежностью годы здешней учёбы. Не так долго я служил, но познал тоску по родине. Оказывается, душа человека, словно корнями, прирастает к тому месту, где человек родился. Мне не терпится первому встречному рассказать историю, которая со мной приключилась.
Ситников, вглядываясь в лицо солдата, удивился.  Этот сильный,  высокий, почти касающийся головой потолка, человек, сентиментальный, словно поэт.
Андрей, душевно расслабившись, переступая с ноги на ногу, рассказывал:
— Возвращался наш полк с учения по железной дороге. Была продолжительная остановка на глухом полустанке, где-то в степи. Вижу: селение состоит всего из одной улицы. Весна. Цветут сады. Пешеходная дорожка отделена от проезжей немощённой части улицы рядом высоких тополей. Ну, точь-в-точь, как наша зелёная улица. И захотелось мне пройтись по ней немножко. Узнал я у командира, что простоим не мене получаса, и отправился медленно на прогулку. Возле одного дома стояла старенькая-старенькая женщина и, сделав ладонью козырёк над глазами, всматривалась в наш воинский эшелон. Когда я проходил  мимо неё, она жалобно спросила:
— Сынок, ты с какого фронта?
Стоявший рядом дед ласково одёрнул её:
—  Ты что, милая жёнушка, совсем заболела: война закончилась нашей победой 33 года тому назад, а ты до сих пор каждого проезжего солдата спрашиваешь, с какого он фронта.
— Я знаю, что война давно закончилась, но я своими глазами вижу: солдаты до сих пор возвращаются с фронтов. Я прошу тебя, боец, если это не секрет, скажи мне, будь любезен, с какого ты фронта?
Дед с бабкой поблёкшими глазами  с такой надеждой смотрели на меня, что у меня сердце ёкнуло. Я стал вспоминать, что изучал в школе о Великой Отечественной войне. Кое-что вспомнил и говорю:
— Я с Белорусского фронта.
Бабушка заволновалась, лицо её засияло от радости. Она в большом волнении спросила:
— Мы от нашего сына Митеньки последнее письмо получили с Белорусского фронта. Может быть, ты видел его?
Я смотрел на стариков: бабушка маленькая, седая, светлая; дед, хоть и сутулый, но смотрится богатырём. Вот я и соображаю: если их  сын пошёл в отца, то, наверное, такой же крупный. Я спрашиваю:
— Ваш сын — высокий плечистый блондин?
— Да! Да! Таким был наш Митя, — подтвердили старики.
Я прищурился, вспоминая города республики, в которой никогда не бывал. Название столицы Белоруссии я, конечно, знал и говорю:
— Наш полк от Минска двинулся на запад. Воинская часть, в которой служил ваш сын, направилась на север, в Прибалтику. А что вам сообщили о сыне?
— Нам отписали, что Митя там пропал без вести, — ответила старушка, морщась от душевной боли.
— Без вести? — переспросил я. Если бы Вы видели, как смотрели на меня эти старые супруги, у Вас бы глаза наполнились слезами! Тогда я, возьми, да скажи: — Ждите! Вернётся ваш сын.
Высокий человек с белой окладистой бородой, опираясь на трость, отделился от дерева и со слезами на глазах, выкрикивая: «Мама! Папа!», поспешил к старикам. Они обняли друг друга, в объятиях слились воедино, радовались, целовались, плакали. Я глянул на ручные часы: мне пора возвращаться на поезд. Их сын сообразил, что я с воинского эшелона, подскочил ко мне, дружески похлопал меня по спине, обратился ко мне:
— Солдат! Спасибо тебе! Ты — вещун, святой человек. Ты подготовил родителей к встрече со мной. Говори, чего тебе надо — дадим!
Я ответил:
— Ничего мне не надо, я прогуливался по улице, которая, как две капли воды, похожа на мою родную деревенскую улицу.
Старуха, сказав: «Я с утра в печке, в чугунке картох наварила, сейчас вынесу», поспешила в избу. Она мигом вышла и протянула мне корзиночку с продуктами. Я пытался отказаться, но они попросили меня взять их подарок. Я вернулся в вагон. Хотя нас кормили хорошо, ребята с удовольствием покушали запечённую картошку в русской печи, солёные грибочки и огурчики, сметану и домашний хлеб. Честно признаться: была ещё и бутылка крепкого самогона. Да, забыл сказать. Старуха ругала деда: «Старый, бестолковый! Что я говорила? Война давно закончилась, а солдаты до сих пор возвращаются с фронта. Не зря я тридцать три года встречала воинские  поезда и всматривалась: нет ли там моего Мити. Вот и сбылась моя мечта: дождалась я сыночка!». Солдат замолчал, извинился, что отнял у директора время на болтовню. Ситников искренне возразил:
— Извинения излишни. Андрей, такие рассказы украшают нашу жизнь, вселяют веру в  исполнение наших надежд, в бесконечную любовь к нашим родным.
К середине июля косметический ремонт всех объектов школы был полностью завершён. Завуч Валентина Михайловна в учительской повесила шторы. Педагоги-мужчины занесли новые столы, полумягкие кресла, заменили на потолке чёрные электрические патроны на аккуратные люстры. Учительская приняла цивилизованный вид. И в классных комнатах заменили частично старую мебель на новую. Парторг посетил школу и похвалил весь коллектив, и учителей, и техничек за качественную подготовку учебного заведения к новому учебному году. 
В первой декаде августа нагрянула комиссия во главе с заведующей РОНО проверять готовность школы к учебному году. Ситников не сомневался в том, что комиссия в этом составе не заметит положительных перемен, а будет дотошно выискивать мелкие недостатки и непомерно раздувать их. Софья Борисовна Климкова — впереди, а за ней — несколько мужчин и женщин — обошли, молча, все комнаты в школе и интернате, заглянули во все шкафы и кладовые, не проронили ни одного слова, молча, собрались во дворе школы. Заведующая спросила:
 — Что в этом, закрытом на амбарный замок, сарае?
 — Всякий хлам, который можно использовать для растопки печек, — пояснил директор.
 — Немедленно открыть и вынуть содержимое,— приказала Климкова.
 Техничка Анна Васильевна ключом открыла дверь и начала выбрасывать из сарая сломанные стулья, столы, табуретки. Заведующая РОНО засмеялась, сверкая золотым зубом, и с удовольствием ругалась:
 — Вот она — нерадивость директора! Вместо того чтобы бережно относиться к государственному имуществу, что уважаемый Владимир Леонидович требует от других, он пошёл по самому лёгкому пути — старые вещи выбросил и заменил новыми. Вот что значит городской учитель! Разве можно такому человеку доверить школу! Гнать надо метлой! Я прошу бухгалтеров подробно описать каждую сломанную вещь! Всё — разговор окончен! Пора принимать решительные меры! — после этих слов глаза заведующей засияли праведным огнём, и она отправилась в сельский Совет поделиться своим возмущением и последний раз злобно глянула на Ситникова, он лишь криво усмехнулся, что привело Климкову в ярость, лицо её исказилось и стало неприятным.
Владимиру Леонидовичу было интересно узнать, как снимают директоров с их должности. Он в спину ей рассмеялся — да пошла она, Софья Борисовна, к чертям вместе с директорской должностью!

Глава 22
Ситникова освобождают от должности
 
Спустя три дня Климкова организовала в школе открытый внеплановый, не совсем законный педсовет по результатам работы минувшего учебного года. Были приглашены председатель сельского Совета Булавина, парторг колхозной партийной организации Воронов и председатель колхоза Лукинов, который не присутствовал, так как отъехал в областной центр по неотложным делам. Владимир Леонидович расположился в углу за столом. Стол боком примыкал к подоконнику. С другой стороны стола сидел парторг, спиной к окну. Директор видел профиль его лица. Заведующая РОНО стояла в другом углу за столом и жёстко читала разгромную справку о плохой постановке учебно-воспитательной работы в Оглоблинской восьмилетней школе и неудовлетворительной подготовке к предстоящему учебному году. Учителя восседали, словно зрители, на новых полумягких стульях вдоль стен. Белопёров пытался сдерживать свою радость по поводу происходящего события. Директор вглядывался в лицо парторга и удивлялся его умению не выражать эмоции. И всё же, директор надеялся, что партийный руководитель, знавший досконально его, Ситникова, работу в качестве руководителя школы, скажет хоть одно слово в его защиту. Закончив свой доклад, Климкова грубо, невежливо спросила:
 — Ситников! Что ты скажешь в своё оправдание?
 Владимир Леонидович спокойно ответил:
 — Лично, Вам, мне нечего говорить. Я надеюсь, что Вы мне, как полагается, дадите справку, в которой укажете решение собрания, и заверенную печатью, в соответствии с вашим докладом.
 У Климковой лицо дёрнулась, словно от электрического тока. В учительской наступила тишина. Никто ничего не произнёс. Промолчали парторг и Булавина. Все разом шумно встали и поспешили уйти. Ни справку, ни заключения по результатам внеочередного педсовета Ситников так и не получил. Его пригласил  в РОНО к одиннадцати часам. В кабинете заведующей все места за длинным столом с двух сторон были заняты мужчинами и женщинами, которых Владимир Леонидович не знал. Его попросили присесть на стул возле стены. Он видел спины  членов непонятной комиссии. Заведующая, сверкая золотым зубом, стоя, размахивая руками, требовала, чтобы все высказались по поводу неудовлетворительной работы директора Оглоблинской школы. Все молчали. Тогда Климкова обратилась к Ситникову:
— Владимир Леонидович, чтобы не терять время зря, может, вы  сами напишите заявление о вашем освобождении от должности директора по собственному желанию?
 — С удовольствием, хоть сейчас.
 — Садитесь на моё место и пишите, — обрадовалась Климкова.
 — Я напишу, но вы по моему заявлению немедленно издадите приказ и выписку мне дадите на руки.
 Он присел на её место и быстро написал заявление. Присутствующие за столом неловко смотрели вниз или в сторону. Софья Борисовна его заявление подписала и отнесла секретарю, а его вежливо и дружелюбно попросила «немножко» подождать в приёмной. Владимир Леонидович, сидя напротив секретаря, наблюдал, как молодая секретарь аккуратно заполняла книгу приказов, затем на печатной машинке отпечатала копию приказа и отнесла всё на подпись заведующей. Через минуту вышла сама Софья Борисовна, держа копию приказа в руках и его «Трудовую книжку». Ситников из вежливости встал. Климкова протянула ему документы и высказалась:
— Вы уволены с должности директора и оставлены рядовым учителем в той же школе. Вы, конечно, неплохо поработали, но ещё больше причинили вреда. Белопёров — один из лучших учителей в районе. А Вы публично его облили грязью, уронили его авторитет. Тем самым поставили и меня в неловкое положение. Вы затеяли суд с Гребешковой. Вы рассказали в своей заметке о пьянстве в колхозе, и невольно задели воспитательную работу парторга и председателей. У нас поголовное пьянство — все это знают, но никто об этом не пишет и не говорит на официальном уровне, а Вы нашлись такой умник, принципиальный человек, что возмущаетесь пьянством. Короче, людей надо уважать, несмотря на их недостатки, и по отношению к Гребешковой и Белопёрову надо было поступить как-то по-другому, но только не так, как Вы. В Вашем присутствии погиб ученик, чего раньше не случалось. Гибель Толи Квасова — результат отсутствия воспитательной работы в школе. В общем, Вы не умеете работать с людьми. Советую Вам,  впредь не  соглашаться на руководящую должность. Запомните:   писать критические статьи в газетах, значит навредить самому себе,  — и заведующая злорадно улыбнулась, резко повернулась и ушла в свой кабинет.
 Климкова на следующий день приехала в Оглоблино, долго уговаривала и всё же уговорила завуча временно поработать исполняющей обязанности директора и принять все дела у Ситникова. За полтора часа он сдал все школьные документы и имущество. Владимир Леонидович облегчённо вздохнул. Теперь он займётся любимыми делами — преподавать математику и в свободное время — фотографией.
 Ситников  подыскал место учителя математики в большой общеобразовательной школе в соседнем районе. В конце августе он расплатился с колхозом за корову и продал её вместе с телёнком. Удачно распродал подросших поросят, заимел достаточно средств на переезд, нанял грузовую машину, погрузил вещи и готов был к отъезду. Подошли попрощаться завуч Валентина Михайловна, учительница начальных классов Пирогова Юлия Фёдоровна, учитель физкультуры Геннадий Харитонович,  давнишний председатель колхоза старик Павел Егорович Александров и несколько колхозников. Завуч с искренним сожалением любезно сказала:
 — Жаль, что Вы нас покидаете — с Вами легко работалось. Парторгу и председателю колхоза нисколько не  жаль приезжего директора: одного директора уберут, другого привезут. Лукинов и Воронов считают, что это — забота райисполкома. Ну, Бог с ними. А Вы не сожалейте, что уезжаете: здесь среднюю школу не собираются строить и восьмилетнюю аннулируют. Так что всё равно пришлось бы Вам перебираться к месту новой работы. Я беру на себя смелость от имени всех жителей поблагодарить Вас за то, что Вы у нас поработали. Спасибо Вам, счастья, здоровья Вам и Вашей семье, всего Вам самого хорошего.
 Павел Егорович протянул свою широкую ладонь, задержал руку Ситникова и старчески, хрипло произнёс:
 — Я, как коммунист старой закалки, уважаю Вас, хотя Вы и не являетесь членом партии, за то, что Вы пытались честно работать — это не каждому свойственно. Не бойтесь ничего! Честность — самая лучшая защита от негодяев. Вы всё удивлялись, почему такое странное школьное здание. В тридцатых годах школа размещалась в здании церковно-приходской школе и ещё в трёх домах на разных улицах. Учеников было много. Были параллельные классы. Учителя, проведя уроки в одном здании, сломя голову, бежали в другое, на другую улицу, чтобы провести пару занятий по своему предмету. А затем — в третье. И, причём, в любую погоду: в мороз, в грязь, в дождь. Поэтому наше слепленное из подручного материала здание для школы в своё время было воспринято как нечто прекрасное. Сейчас другая пора, благоприятная  политическая и экономическая обстановка в стране, широкие возможности для мирного строительства. Следует вдумчиво, честно, без политической болтовни оценить ситуацию, принять конкретное решение и его выполнить. Ну, желаю Вам долго работать на радость и пользу детям. Здоровья и успехов Вам и Вашей семье. Да, предпоследний старенький домик с правой стороны — мой, хоть мельком взгляните на него. До свидания! — и старик разжал свою руку.
 Все шумно простились с бывшим директором и с его семейством. Жена и дети залезли в кабину грузовика, он — в кузов,  присел на скамейку возле кабины. Когда машина, выехав из села, поднялась на вершину склона, Ситников постучал по кабине. Автомобиль остановился. Водитель понял душевное состояние отъезжавшего человека, вышел из кабины и посмотрел на него. Учитель математики встал и, прищурив глаза, долго смотрел вниз на село, полосой протянувшееся по низине, рядом с ручьём, который угадывался по кустарникам. Бывший директор узнавал каждое здание, видел, что провожавшие его люди продолжали стоять там, где они расстались с ним. Сердце педагога переполнилось грустью, и он, к своему удивлению, вспоминал только хорошее, вспоминал ребятишек, с которыми по этой дороге пешком добирался на осенний кросс, вспоминал по-доброму всех, мысленно пожелал жителям села благополучия, вздохнул устало, присел на скамейку и сделал рукой знак водителю. Тот ловко залез в кабину, хлопнул дверцей, отжал тормоза, поддал газу, и машина поехала.

 Оглавление

Глава 1. Как Ситников стал директором школы.        Стр. 1
Глава  2. Первые дни работы.      Стр. 8
Глава 3. Знакомство с председателем колхоза.     Стр. 14
Глава 4. Привет Вашим деткам.           Стр. 17-18
Глава 5. Работа в колхозе.                Стр. 26
Глава 6 Августовское совещание.        Стр. 32
Глава 7. Начало занятий.                Стр.40
Глава 8.Один урок и восемь минут.      Стр. 49
Глава 9 Кросс в Вишнёвке.                Стр. 54
Глава 10. Первый урок директора.          Стр. 60- 61
Глава 11. Черти вокруг нас.                Стр. 66
Глава 12. Воскресный разговор.               Стр. 68
Глава 13. Выговор учителю истории.      Стр. 73-74
Глава 14. Октябрь.                Стр. 78
Глава 16. Итоги первой четверти.             Стр. 87
Глава 17. Праздник в честь Октябрьской революции.   Стр. 93
Глава 18. Кололи дрова.                Стр. 100
Глава 19. Вторая четверть.                Стр.  104
Глава 20. Январь и февраль.                Стр. 111-112
Глава 21.Ситников продолжает занимать должность.  Стр. 123
Глава 22. Ситникова освобождают от должности. Стр. 133