Тяжёлый сон

         Идти к генеральному на приём, или незачем уж теперь?» - ломал голову с утра над вопросом пенсионер Виктор Дмитриевич Ванюшкин
         
         На завтра его пригласили на собеседование к директору «Полиграфиздата». А накануне звонили и начальник цеха, и начальник отдела кадров, и даже главный инженер типографии. У всех – одно, уповая на огромный опыт Ванюшкина, звали его ещё поработать печатником. Что-то не получалось у них там и со сроками, и с качеством. Поработать просили Виктора Дмитриевича на любых его условиях.
         - Устал я, - уважительно отклонял просьбу Виктор Дмитриевич.
         Ещё бы не устать! Сорок четыре года - в печатном цехе, как один день. Пришёл шестнадцатилетним мальчишкой на практику из профтехучилища, а ушёл пенсионером. К тому же работа работе – рознь. «Сидеть», скажем, в библиотеке на выдаче книг – это одно, а печатать книги – совсем другое. То бледная печать текста, то слишком насыщенная; а то и неправильно сгибаются тетради, стало быть, в книге многие страницы обрежутся… Постоянный шум печатных машин. Постоянные резкие запахи краски, керосина, ацетона…Не работа – бесконечный стресс! К тому же – сдельщина, к тому же – бригада за плечами, и заработок людей зависит от рвения печатника. А начальства, что комаров в лесу. Не дай Бог, отклонится от стандарта качества. Человек десять прибегут - от мастеров ОТК до инженеров из производственного отдела. «Куда смотрел?». «Чем думал?». «Тебе лишь бы деньги урвать!». Но когда у Виктора Дмитриевича возникали проблемы, обращаться было не к кому. К примеру, одним годом выдалась суровая зима. В цехе было так холодно, что краска сильно сгущалась в печатной машине и забивала шрифты. Вместо букв на бумаге возникали тёмные марашки. Ответы начальников на его жалобы следовали, почти, одинаковые: «А я тут не причём?».
        Не любил Виктор Дмитриевич обращаться к начальству. Думалось, что каждый из них «не причём». Особенно по личным вопросам. Поэтому и жил долгие годы с семьёй в однокомнатной «хрущёвке». Поэтому и ни разу не подлечился по бесплатной путёвке в санатории. Да что – путёвка! Ни одного сезона «на картошку» его не отправляли, ни одного отгула он не отгулял, ни одного дня по заявлению «за свой счёт» не взял. «А бригаду на кого оставишь?!». Ну, прицепили состав к локомотиву! До самой пенсии прицепили. Терпеливо молчал Ванюшкин, ударно трудился. Но, когда Виктору Дмитриевичу насчитали более чем  скромную пенсию от зарплаты в миллионы рублей, он пошёл-таки к начальнику расчетного отдела.
        - Почему столь мало насчитали? - с обидой в сердце спросил он.
        - А я тут причём? – Такой ваш коэффициент, – ответил начальник расчетного отдела, хотя сам вряд ли понимал в те переломные годы, что такое коэффициент. – Всё по Закону, а я тут не причём.
       
         - Ну, что идти мне завтра к директору? – перед сном спросил Виктор Дмитриевич жену.
         - А как же не идти?! - всплеснула руками Евгения Николаевна. – Работать ни в коем случае не соглашайся. А посмотреть на просящего директора –  очень даже стоит. Представляешь, не ты просишь, а сам генеральный «Полиграфиздата» тебя просит. Ну, как не идти?!
         А ночью Виктору Дмитриевичу приснился тяжёлый сон. Сон удручающий, ужасный – врагу не пожелаешь. Будто на цилиндре его печатной машины сдвинулась форма, то есть конфигурация, с которой  печатаются страницы издания. Форма настолько сместилась, что в книге многие полосы обрежутся по тексту чуть ли не пополам. «Вот беда-то! Ну, как же я просмотрел?!». Несколько тысяч листов уже были отпечатаны и сфальцованы в тетради. Квартиры не хватит расплатиться с типографией за дорогостоящую бумагу. «Что делать?»
Печатник побежал в переплётный цех.
         - Не сшивайте, пожалуйста, «Горячий снег», - попросил он мастера швейного участка. – Я переделаю бракованные листы… Не весь же заказ перепечатывать…
         - Книга уже сшита, - ответила мастер швейного участка.
         - Вот ужас! Вот ужас! Как, же так?
         - А я тут причём?
         Проснулся Ванюшкин в поту, как от лихорадки. Всё тело его горело в жару. Он резко откинул одеяло с себя. "Как быть теперь?» пульсировал вопрос в голове. Ответа на него не было. И только, когда жена накинула на Виктора одеяло, он понял, что это был сон. «Надо же! – поразился Ванюшкин, три года не работаю, а сны, явью снятся. Прямо, как бои фронтовикам».
         За окном полыхало солнце, и щебетали ласточки. Не жизнь, а сплошное счастье.
         Через час Виктор Дмитриевич уже сидел на мягком диване в приёмной директора. Здесь было уютно и тихо. А еле слышное тиканье настенных часов усиливали умиротворяющую тишину. «Не заснуть бы» - подумал Ванюшкин.
        - Извините, Виктор Дмитриевич, - вновь извинилась секретарша, - через несколько минут директор освободится. Он с выгодным заказчиком беседует.
         - Да ничего, подожду.
         - А всё-таки, почему вы не желаете поработать ещё годика три-четыре у нас в типографии? – вкрадчиво продолжала разговор секретарша.
         - Устал я, понимаете ли…
         - Напрасно, Виктор Дмитриевич. Напрасно! К вам всё начальство ныне расположено. Да и вообще… Я вот, например, уже третий год на пенсии, а всё сижу здесь.
         И вдруг от слова «сижу» Виктора Дмитриевича обдало холодным потом, как в жутком сегодняшнем сне. В полную грудь развернулась его душа, а в голове созрело решение. Он соскочил с мягкого дивана, учтиво поклониться недоумевающей секретарше, и поспешил из приёмной.
         - «Сижу»? - то ли сказал он в запальчивости, толи подумал всего лишь. – Сидеть и я могу. Сидеть до девяноста лет можно.


         Сентябрь 2012 года