Лекарство из прошлого

От автора:
  Отдавая книгу на суд читателя, считаю нужным сообщить следующее: события, описанные в ней, являются моим вымыслом и никогда не происходили в действительности.
  Эта книга написана в приключенческом жанре и, несмотря на то, что ее героями являются исторические персонажи, и в ней упоминаются реальные исторические факты и даты,  ни в коей мере не претендует на историчность. Прошу относиться к предлагаемой книге, как к приключенческой повести с захватывающим сюжетом (я очень надеюсь, что это именно так) и не более того.
 Заранее приношу свои извинения тем, чьи религиозные чувства были задеты, несмотря на все мои старания.
 
С уважением и приятного чтения,

Татьяна Неснова
   


Лекарство из прошлого

Часть первая

Глава первая
  Жаркий сентябрьский день клонился к вечеру. Солнце медленно погружалось в морскую гладь. Мишка Фишман, рыжий долговязый подросток, ученик восьмого класса одной из многих школ юга Израиля, тоскливо посмотрел в окно и подумал, что было бы здорово сейчас сбегать с друзьями на пляж, с разбегу плюхнуться в теплую ласковую воду и не вылезать до самого вечера. Но ему нужно было готовиться к контрольной по алгебре, решить две страницы примеров. Мишка сидел над ними уже часа два, решал и так и этак, но его решения упорно не желали сходиться с ответом в конце учебника.
   Мальчика не слишком заботили сами результаты контрольной, но ему очень не хотелось бы выслушивать назидания отца в случае неудачи. В последнее время, а точнее, с того дня, когда Мишкиной матери поставили грозный диагноз – рак, и она уже несколько недель находилась в больнице, отца словно подменили. Из веселого и остроумного выдумщика он превратился в придирчивого зануду со своими бесконечными воспитательными беседами, и постоянная тревога прочно засела в глубине его карих глаз. "Ну, зачем он так, – рассуждал Мишка, - можно подумать, мне безразлично, что происходит с мамой, можно подумать, мне легко. Ну, так зачем же еще и усложнять собственную жизнь." Мальчишке стало жаль матери, жаль отца, а больше всего - себя самого, и слезы были готовы уже навернуться на глаза, как вдруг резкий звук вырвал его из невеселых раздумий. Мишка даже не заметил, как в открытое окно влетела огромная ворона. Она сделала круг по всей гостиной, уселась на стол и уставилась на него черным круглым глазом. Ему показалось, что наглая птица подмигнула.
 - Ты как сюда попала? – удивился мальчик.

 - Ка-ак, ка-ак, - насмешливо передразнила ворона, - пррроще пррростого.   Мишка оторопел. Говорящая птица!
  И в этот момент она лениво взмахнула крыльями, снова сделала круг, схватила с туалетного столика мамины золотые часики и села на подоконник. От такой наглости Мишка, парень совсем не робкого десятка, даже растерялся.
 - А ну положи на место! – крикнул он, - а то поймаю!
 - Ка-ак же! Ка-ак же! Попррробуй! - проскрипела ворона,  вылетела в окно и села на ближайший куст бугенвилля.
Мишка опрометью выпрыгнул за ней (благо, семья жила на первом этаже, и он не раз проделывал подобные фокусы, когда ему не хотелось делать домашние задания). Ворона не спеша перелетела на другой куст, Мишка – за ней. Несколько взмахов крыльев, и птица переместилась на спинку садовой скамейки. Мишка – за ней. Ворона подпускала его совсем близко, но не давалась в руки, словно манила, вела за собой к цели, ведомой ей одной. Подросток, подгоняемый удивительной наглостью странной птицы и такой же удивительной ее ловкостью, не заметил, как оказался на окраине города. Он остановился на мгновение, перевел дух и осмотрелся. Мишка стоял на краю крутой насыпи, а внизу уже шумела междугородняя магистраль. Ворона примостилась на ветке чахлого деревца, прикрыла глаза, словно задремала, а  тонкая ветка покачивалась под ней. Ей в такт покачивались часы, и последний луч заходящего солнца играл на витом золоте браслета. Мальчик бесшумно приблизился к дереву. Казалось, одно движение, и бессовестная воровка будет наказана. Мишка подпрыгнул, ворона встрепенулась и полетела. Комок сухой земли рассыпался у него под ногами, и, не имея под собой опоры, подросток покатился кубарем вниз, прямо на дорогу. Он попытался ухватиться за пучок травы, но желтые стебли, выжженные за лето немилосердным израильским солнцем, вырвались из земли с легкостью…
  Боли Мишка не почувствовал. Последнее, что осталось в его памяти, перед тем, как наступила полная темнота и тишина, это отчаянный визг тормозов, перекошенное от ужаса лицо водителя (совсем молодого паренька, немногим старше самого Мишки) и собственная мысль, короткая и жгучая, как выстрел: "Всё!!!"

Глава вторая
 -  Всё - раздался откуда-то сверху усталый немного хриплый голос. "У ангела не может быть такого голоса, – подумал Мишка, - может быть, я еще не умер?" А "ангел" между тем продолжал:
- Хорошо то, что хорошо кончается. Должен вам сказать, парень родился в рубашке: от такого удара по голове вообще череп крошится, как яичная скорлупа, а он сотрясением мозга отделался.
- А как всё остальное, доктор? "Это же папин голос, - обрадовался Мишка, - точно, я живой."
 - Переломы конечностей, это, конечно, серьезно, но организм молодой, всё срастется. Больше всего меня беспокоит его сотрясение мозга. Сейчас ему нужен полный покой, это однозначно, а там будет видно. Мозг пока самый неисследованный орган человека и может преподнести любой сюрприз, всё что угодно от мигреней до провалов в памяти. Это как день и ночь, свет и тень. И что там творится на теневой стороне, нам пока не известно. Нам, Семен, только остается надеяться на лучшее.
 - Да, будем надеяться, - согласился отец.
  Мишка попытался открыть глаза, но жгучая боль пронзила его голову.
 - Доктор,  - вмешался третий, на этот раз женский голос, - кажется, он приходит в себя.
 - Вот и отлично.
  Сказать, что Мишкино пробуждение было болезненным, значит, ничего не сказать. Болело все. Не было ни одного органа, ни одного сантиметра тела, которые не  доставляли бы страданий. Малейшее движение, малейший вздох были настоящими мучениями. В первые несколько дней только спасительные дозы обезболивающего не давали ему сойти с ума от боли. Когда действие укола заканчивалось, она поднимала голову, выпускала когти и, словно железными кольцами, сжимала всё его щуплое тело. Но с каждым днем боль постепенно ослабевала, утихала, как засыпает змея под убаюкивающие звуки дудочки факира.
  И тогда Мишку начинали одолевать мысли. Ему было очень досадно за свой, мягко говоря, необдуманный поступок, было жаль себя, жаль времени, бесполезно проводимого в больнице. Очень досадно было, что мамины часы все-таки пропали, но больше всего он жалел отца. Тот совсем сгорбился и осунулся от свалившихся на него несчастий. Взгляд его погас, возле губ залегли две глубокие складки, а в волосах засеребрилась седая прядь.
  Одноклассники несколько раз навещали его, рассказывали последние новости, пытались развеселить друга. Эти посещения были для Миши некой отдушиной, они на какое-то время отгоняли невеселые мысли. Когда же приходило время прощаться, тоска накатывала с новой силой.
  И всё же самым досадным было то, что никто не воспринимал всерьез Мишкин рассказ о случившемся. Действительно, кто в двадцать первом веке поверит в сказки о говорящей вороне, которая намеренно заманила ребенка под колеса автомобиля. "Я, наверное, и сам не поверил бы, если бы это было не со мной, - рассуждал мальчик, - правда, бред какой-то. Ну и ладно, пусть считают меня фантазером, главное, что не сумасшедшим".
  Мишка начал выздоравливать удивительно быстро. Уже через три недели он передвигался самостоятельно. И даже головные боли не слишком досаждали ему. Но иногда случались странные моменты, когда мальчику казалось, что это с ним уже однажды происходило, когда-то очень-очень давно. Как будто после травмы в его мозгу начали всплывать обрывки информации и опыта, накопленные  многими прошедшими поколениями… Чаще всего такие ситуации происходили на закате солнца, когда наступали короткие тропические сумерки.
  Однажды Миша вышел подышать воздухом в больничный парк. Это место находилось на холме, и оттуда открывалась чудесная панорама, весь город был виден как на ладони. Солнце уже почти опустилось в ласковое теплое море, длинные голубоватые тени от магнолий и кипарисов легли на дорожки парка. Мишка удобно устроился на скамейке и смотрел вдаль. У берега моря виднелся район вилл, последний луч солнца освещал  ярко-оранжевые черепичные крыши. Мальчик на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл снова, то аккуратные пирамидки крыш вдруг вытянулись и превратились в остроконечные шпили средневекового города. Мишка перевел взгляд на дорожку под ногами. Ровные квадратики плиток вдруг расплылись, и ему почудилось, что перед ним каменная мостовая старинной узкой улочки. На соседней скамье оживленно беседовала семья товарища по несчастью, его ровесника Альфонсо, которая приехала в Израиль три года назад из Аргентины. Мишка вдруг поймал себя на мысли, что он понял весь их разговор, хоть они и говорили по-испански. Ему вдруг показалось, что этот язык не чужой ему, что он и сам когда-то прекрасно владел им, только было это очень давно, и за многие годы, а может быть, и столетия он его просто позабыл. Мальчик закрыл глаза и встряхнул головой. Видение исчезло. Наступил вечер, на темно-синем небе появились первые звезды. На лбу у Мишки выступили крупные капли пота. "Что это было?" – спросил он сам себя, но ответа не нашел. До своей кровати ребенок добрался на "автопилоте" и проспал  почти сутки.
   К началу февраля Мишка Фишман уже вернулся в школу. Нужно ли объяснять, что он сильно отстал от одноклассников в учебе и попал в разряд слабых учеников. Теперь ему приходилось наверстывать упущеное с удвоенной скоростью. Для таких детей были организованы дополнительные занятия во второй половине дня.
  Шел урок истории. Мишка сидел у окна и краем уха слушал рассказ о путешествиях Христофора Колумба. Мальчик устал за целый день, у него начиналась головная боль. Целый день шел дождь, и только под конец, ближе к закату из-за свинцовой тучи выглянуло скудное зимнее солнце. На столе лежал раскрытый учебник с портретом великого мореплавателя. Суровое лицо, густые черные брови над проницательными глазами, орлиный, с горбинкой нос. Робкий солнечный луч скользнул по странице учебника. Мишке вдруг показалось, что портрет улыбнулся и подмигнул ему, как старинному знакомому. Тут раздался недовольный голос учительницы:
  - Михаэль, ну для кого я все это рассказываю?! Фишман, ты где сейчас находишься? Может быть, в Испании конца XV века? – съязвила она. И вдруг испуганно вскрикнула:
 - Михаэль, что с тобой?! Михаэль! Ми…

Часть вторая

Глава третья
 - Мигель!
  Тишина.
 - Мигель!
  Нет ответа.
  Мигель Торес, тринадцатилетний подросток, сын врача из Толедо, Шимона Тореса брел вдоль  кривой пустынной улицы Палоса. Ему хотелось поиграть со своими старыми приятелями, но все они или остались в Толедо, или покинули Испанию, разъехались кто куда. В этом городе у него почти не было друзей. Вот уже несколько месяцев свирепствовала Святая Инквизиция, преследуя евреев, и семья врача перебралась в захолустный Палос в надежде переждать смутное время в тихом месте. Но их надеждам не суждено было сбыться, и до начала августа 1492 года им надлежало либо принять крещение, либо покинуть страну. Может быть, они и сделали бы это раньше, не дожидаясь последнего срока, но Мигель тяжело заболел, и родители не решились пуститься в дальний путь, полный трудностей и лишений, с больным ребенком на руках.
  Мигель медленно приближался к своему дому. Это была его первая прогулка после долгой болезни. Жестокая лихорадка свалила его в постель почти на два месяца. После отец ему рассказывал, что Мигель все время бредил и при этом говорил на двух языках. Один из них он узнал: это был иврит, язык Торы (странно, - подумал дон Шимон,- Мигель не так уж прилежно изучал Книгу). Другой же был совсем незнакомый, не похожий ни на один из известных ему языков. " Чего только не случается, когда человек мечется в горячке," – решил врач…
  - Мигель!.. Не понимаю, куда запропастился этот мальчишка, - с тревогой сказала донья Мирьям, мать Мигеля.
  - Это казнь египетская, а не ребенок, - согласился отец, - так мы и до ночи не тронемся в путь.
  Вернувшись домой, Мигель получил добрую порцию упреков:
   - Где тебя носило, негодник! – обрушилась на него донья Мирьям. – Надо торопиться, не то засидимся здесь и попадем в лапы «святой» инквизиции.
  - Да, святая она, конечно! – отозвался дон Шимон, - в ней святости не больше, чем ума в голове дохлой рыбы.
  - Осторожнее, Шимон, здесь даже стены имеют уши, - заметила мать, -  садитесь лучше к столу. Нужно подкрепиться как следует перед долгой дорогой. Кто знает, когда придется поесть в следующий раз, - голос ее дрогнул.
  На столе стояли запеченная рыба, хлеб, сыр, овощи, фрукты. Ели молча, каждый думал о своем…
  Не успели они проглотить последний кусок, как в дверь постучали. Дон Шимон сразу постарел лет на двадцать. Донья Мирьям тихо охнула.
  - Ты все помнишь Мирьям? – тихо спросил отец.
  - Да, Шимон.
 Мальчик в недоумении смотрел то на отца, то на мать, пытаясь понять, о чем  они говорят. Дон Шимон снял с пальца золотой фамильный перстень и протянул его сыну:
  - Вот, Мигель, возьми это и спрячь под одеждой понадежнее. Используешь его, когда тебе будет труднее всего.
  - Отец, это же Ваше кольцо, зачем Вы даете его мне?
  - Излишнее любопытство, сын мой, еще никого не доводило до добра, - строго ответил отец, - делай, как я сказал.
  В дверь постучали настойчивее.
 - Теперь можно открывать.
  Мать медленно подошла к двери и отодвинула засов. На пороге стояли два монаха-доминиканца*. Один – средних лет, высокий тощий, с желтым иссушенным лицом. Бесцветные глаза лихорадочно блестели, в них играли злые огоньки. Второй был полной противоположностью первого: пожилой, маленький, круглый как мяч, он стоял, опираясь о косяк двери. Тройной подбородок лежал на груди. Дыхание его было тяжелым и хриплым. Маленькие свиные глазки не выражали ни мысли, ни чувства. "У одного больная печень, у другого одышка, скоро его задушит собственный жир, - моментально сработала профессиональная мысль врача,  - ну что ж, надеюсь, будет не трудно…"
  Между тем тощий монах вытащил из-за пояса грамоту и, презрительно скривив тонкие губы, зачитал:
  - Именем Святой Католической Церкви, Шимон, Мирьям и Мигель Торес, вы все трое обвиняетесь в упорной ереси, и нам надлежит препроводить вас в городскую тюрьму для дознания. Все ваше имущество считается конфискованным в пользу Католических королей. Немедленно следуйте за нами.
  - Ну что же, идемте, - произнес отец с удивительным спокойствием.
  Процессия вышла из дома и двинулась по пустынной улице. Впереди – тощий, за ним отец, Мигель и мать. Замыкал шествие толстяк. Он едва поспевал за ними, то и дело спотыкался, путаясь в складках сутаны, и тяжело дышал. До тюрьмы было недалеко, но улицы Палоса были такими кривыми и извилистыми, что дорога заняла бы не менее получаса. Кроме того, все улицы разветвлялись, растекались множеством переулков и тупиков, и заблудиться в этом лабиринте не представляло большого труда.
  Проходя мимо одного из таких ответвлений, донья Мирьям вдруг оступилась, вскрикнула, покачнулась и упала на булыжную мостовую, загородив собой всю улицу. Толстый монах с размаху налетел на нее, перекатился кубарем и растянулся ничком на теплых камнях. Мать схватила его за край сутаны, не давая ему подняться на ноги. Тощий, услышав шум и замешательство сзади, остановился, хотел обернуться, но в этот момент дон Шимон поравнялся с ним. Резким движением одной руки втолкнул сына в узкий переулок, другой схватил монаха за горло и прижал к стене, навалившись на него всем телом.
  - Беги, Мигель, беги что есть силы! – крикнул отец, - постарайся добраться до порта и попасть на корабль!
  - А как же Вы, отец, а мама?! – растерялся подросток.
  - Беги, я приказываю! – прорычал дон Шимон, - Назовись кем хочешь, только помни, кто ты есть.
  Между тем, железные пальцы костоправа продолжали сжимать горло несчастного монаха. Сколько лодыжек и локтей вправили в свое время эти руки! А сколько гнилых зубов они вырвали… Пожалуй, не было в Палосе ни одного человека, равного по силе дону Шимону. Лицо тощего побагровело, глаза выпучились, губы жадно глотали воздух…
  - Прощай, сынок! – крикнула донья Мирьям, - Элогим йишмор алейха (Бог сохранит тебя), - добавила она на иврите.
  Тем временем толстяку удалось все-таки встать на ноги, несмотря на все старания женщины.
 - Стража! – истошно завопил он.
   Мигель бросился бежать. Он летел, сломя голову, не разбирая дороги. "Элогим йишмор алейха" – стучало у него в висках.  Только сейчас до него дошел тайный смысл недавнего разговора родителей. Значит, они знали, что это может произойти, и продумали заранее, как спасти своего сына, жертвуя собой. Глухие рыдания вырвались из груди мальчика, слезы застилали глаза. Между тем, ноги его бежали сами собой. Переулки извивались как змеи, делали круги, и он вместе с ними. Детское сердце бешено колотилось, грозя в любую минуту выскочить из груди. Мигель был в отчаянии, ему казалось, что этот каменный лабиринт не выпустит его никогда, что в какой-то момент последние силы покинут его, и он погибнет среди холодных грязных стен. Он свернул наугад в ближайший переулок, и вдруг город расступился. Взору открылась маленькая гавань.
  На воде покачивались три корабля. На один из них, самый большой, как раз грузили провиант. "Санта Мария", -  успел прочесть на борту Мигель. На телеге стоял здоровенный рыжий детина и однообразным отработанным движением укладывал мешки на спины матросов, подходивших к нему цепочкой. Те, в свою очередь, несли их на корабль, сгружали в указанном месте и возвращались за новой ношей. Мигель присоединился к этой живой цепи, и в свою очередь получил от флегматичного здоровяка огромный мешок с мукой. У мальчика едва не подкосились ноги. "Только бы не упасть, - подумал он, - только бы добраться до корабля."
  - Этот последний в трюм, - прозвучала команда, - остальные в камбуз.
На ступени трапа Мигель покачнулся, но удержал равновесие. Следуя за идущими впереди матросами, он добрел до трюма, сбросил мешок со спины. И тут последние силы покинули его. Сказалось все: недавняя болезнь, душевное потрясение, физическая усталость. Он улегся между мешками, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

Эта книга готовится к изданию, поэтому полную версию удивительных приключений Мишки-Мигеля можно получить у автора по электронной почте tanya661@walla.com. Цена 10$