Волчий произвол продолжение, черновик
Нет, я этого не мог никак сделать. Никак не мог. Не те у меня убеждения, чтобы даже выпив более нормы, погружаться в пучины хаоса, применять силу... Ведь никогда подобных инцидентов не было! А с другой стороны, есть и неутешительный вывод- все когда-то случается в первый раз...
Пока я пытался разобраться в себе, дядька жестом остановил откровенный смех толпы и молвил:
- Кирилл, чего-чего, а этого я не мог от тебя ожидать. Они, - ткнул кривым указательным пальцем в сторону жителей деревни. - Милиции ждать не будут. В общем, так: посидишь пару деньков в погребе, а мы за это время решим, что с тобой делать.
Подозрительно дядька заладил как-то. Никакой родственной солидарности. "Мы" да "мы" - это он о себе и своей деревенской шайке. А я, пожалуйте- не родственник даже, а маньяк какой-то, которому в ближайшие дни грозит самосуд... Не вдаваясь в более подробные объяснения, мне помогли подняться на ноги. Гнев толпы будто бы охладел ко мне; никто меня больше не задирал, не пытался ударить. Вели меня по главной улице, обступив полукругом (все же, вероятно, опасались моего побега). Да зря опасались, чего уж скрывать. Замерзший, избитый, оплеванный, обессиленный... Надо думать, в тот момент я представлял собой жалкое зрелище. Я шел, понурив голову. Надо думать, остальные считали что я осознал свою вину, раз так робко и покорно иду. А я уж не знал что и думать. Было ли- не было ли - какая разница! Этих прохиндеям ничего не докажешь, я это знал. Как знал и то, что со мной сюсюкать и цацкаться не будут. В этой странной деревне со средневековыми замашками и суд будет средневековым. Коротким и безжалостным. Не стоит даже надеяться на адвоката и прочие гуманные блага цивилизации.
А заперли меня у дядьки в погребе. Я и не сомневался, что именно у него и запрут. Не знаю, откуда возникло это предчувствие, но оно оправдалось. Все же, чтоб я не помер с голоду, дядька спустился с бутербродами и каким-то мутным компотом.
- Может, самогону? - издевательски подмигнул он.
- Нет уж, благодарю покорно! - окрысился я. Затем все же сбавил тон и осведомился:
- Дядь Миш, а волки в этих лесах бывают? - Да нет, что ты! Отродясь не было! Окромя легенд... Да и те тебе только бабка Марфа расскажет, но она, я скажу тебе "тю-тю",- выразительно покрутил пальцем у виска он. - и слушать ее не советую.
Михаил СТепанович молча стал подниматься в избу. На последней ступеньке вдруг повернулся ко мне.
- Да, кстати... Зря ты так с девушкой... По хорошему бы ты с ней,- глядишь и насиловать бы не пришлось.
Я еще открывал рот, пытаясь ответить, как дядька поднялся и захлопнул крышку люка. Скрежет замка... Маловольтная лампочка потухла... В погребе было довольно тесно, сыро и неудобно. Приходилось то и дело вертеться, чтобы не затекли конечности. Я подобно пушкинскому узнику, который вскормленный неволей орел молодой, предался невеселым размышлениям. "Перво-наперво, как выберусь отсюда, нужно остаться живым. Это приоритетная задача, о ней и думать не стоит. Найти эту шизанутую бабку Марфу, и поговорить с ней. Сдается мне, если кто и сможет понять мою беду- так это только она. Уж какие-то легенды, связанные с волками, она знает. Эту информацию нужно принять к сведению и обязательно проверить. Иначе я сойду с ума. Ну ей-богу, не насиловал я никого!" Я невесело прищурился, вглядываясь в люк погреба. Нет, бежать отсюда вряд ли удастся. Да и я не герой киношных боевиков, который с показухой вышибают головой бетонные плиты, и прогрызают с помощью одного перочинного ножа такие туннели, ведущие на волю, что и метрополитен мог бы ими гордиться. Да и ножа у меня даже нет... Прежде чем запихнуть сюда мое бренное тело, его тщательно обыскали, и в лучших традициях милицейских воинов, забрали ремень и расшнуровали ботинки. Чтобы не повесился, надо полагать.
В наступившей тишине я услышал чей-то жалостливый вой, и меня передернуло. Хотелось бы верить, что это вой собаки. Если бы не одно "но". Ни одной собаки в этой чертовой деревне я до сих пор не встречал. И это тоже интересный вопрос, не вписывающийся в размеренную жизнь обитателей, ведущих сельское хозяйство. Почему? Неужели тут собаки не приживаются? Лихорадка собачья какая? Вряд ли. Остается только нежелание жителей держать собак. Что и выглядит более чем странно. Ведь собака не только друг человека... Точнее сказать- потому и друг, что может защитить своего хозяина и его имущество. Насчет "собачьего" вопроса надо бы не забыть поинтересоваться у той же бабки Марфы. Мне стало казаться, что многие ответы на мои вопросы может дать только она. Не зря ее полоумной дядька назвал- видимо, она знает то, что не принимает общество. Она же - единственная ниточка ко всем этим пугающим и загадочным обстоятельствам, она же - возможное доказательство моего рассудка и опровержение собственного слабоумия.
Сколько я пробыл в заточении? Сложно сказать. Счет времени был потерян в этой кромешной тьме. Может и правда лишь пару деньков, а может статься, что и неделю. Иногда немногословный Михаил Степанович спускался, чтобы принести мне картошку в мундирах, да питье. Разносолами меня не баловал. Каждый час после трапезы на веревке мне спускалось гнутое, ржавое ведро, в которое я справлял надобности. Вот и весь мой тамошний быт. Еда-туалет-сон. Картошка-ведро- забытье. Не очень-то разнообразно, знаете ли. К тому же, в моей "квартирке" всегда было весьма зябко. Умудрился схватить насморк, но и зато спасибо. Запросто и воспаление легких схватить можно было.
К моему великому счастью, "судный день" настал-таки. Дождался в самый последний момент, когда уже было решил, что суд прошел без меня. И что приговорили меня гнить в этом подвале до конца дней моих. Дядька тогда открыл люк и поманил, без лишних предисловий:
- Вылезай. Кончилась твоя райская жизнь!
Во завернул! Да если это гниение заживо было райской жизнью, то что же ждет меня дальше? Я покрылся холодным потом. Сейчас как засудят меня, приговорят к голодной смерти; либо как Гестапо- зубы напильником сточат до самой челюсти, иголки под ногти, публичное сожжения, растянут на дыбе, четвертуют... О, Господи! От таким мыслей мне стало не по себе. Даже вылезать на "свободу" расхотел. А что? Пусть тут темно и сыро, зато тишина, покой, картошечка... "Отставить сопли!- сам себе сказал я. - дожился! Уже чувство собственного достоинства потерял!" Не-е-е. И как это я смог даже на секунду представить, что здесь хорошо! Кряхтя от слабости, я поднялся по лестнице.
Из дома дядьки мы вышли на улицу в сопровождении всего одного пенсионера. Но и его хватало для моего благоразумного следования за дядькой. Вел меня дед, держа двустволку наготове. Ужас какой-то. Прям как пленный немец под конвоем партизана.
- Куда ведете-то?- с напускным безразличием поинтересовался я.
- Знамо куда. К озеру.
- Топить будете? - я фыркнул с ложным ехидством.
- Суд решит, - холодно ответил Михаил Степанович.
Как же я в этот момент ненавидел дядьку! У-у-у, задушил бы собственными руками! Ну не относятся так к родне. Дядька же, словно почувствовав мои мысли, недобро взглянул на меня ледяными глазами.
Озеро находилось километрах в трех от деревни. Старый уже водоем, охваченный тиной и веками постепенно превращающийся в болото. Над ним кружились пестрые чайки (не видел таких ранее, порода, скорее всего, присущая только этому озеру).
На берегу меня уже поджидали. Вся эта треклятая деревня. Ишь ты, как приготовились меня линчевать! Стол поставили на пригорок, на лавках расселись. Суд присяжных, ети их мать! Оглядел всех. Все в сборе. Странное, странное общество. Деревня-призрак... Старых сколько, отживших. А детей вообще нет. Ну ни одного ребенка, пока я смотрел, не увидел. Не только на этом крамольном суде. В этом населенном пункте дети если и были- то как я, безвылазно, по погребам сидели. А отсутствие ребяческого общества, их беззаботного смеха, игр в "догонялки" - неимоверно на психику давит... Такое впечатление, что деревушка вымрет скоро. Рождаемость у них нулевая, что ли? А может, все детки, за неимением школы тут, поехали в городскую? Что ж, и такое вероятно. Да как-то не верится...
А бог с ними, с детьми. Тут о своей шкуре думать надо. Меня поставили перед столом. За стол тут же уселся дядька. Как интересно... Он, значит, судьей моим будет. А я, значит, преступником.
- Встать, суд идет! - неожиданно громко для своей комплекции рявкнул тщедушный старик.
Надо же, они здесь еще и приличия цивилизованные демонстрировать мне собрались. Ну ничего, устрою я им "гуманный суд". В юриспруденции не силен, но кое-что и я знаю.
- Обвиняемый... - это уже дядька соблаговолил слово молвить. Я прикинулся дурацком, оглянулся, будто ища в толпе того, кому адресованы эти слова. Затем возмутился:
- Кто- Я?!
- Ты, ты!
- А как же презумпция невиновности? - Твою вину подтверждать нет необходимости. Потерпевшая дала показания, тебя взяли почти с поличным. Это Марине повезло еще, что она тебя стукнуть изловчилась. Иначе бы убил невинную...
- Стоп-стоп-стоп... Дайте мне адвоката хотя бы.
Дядька довольно осклабился:
- НУ дык выбирай себе в защитнички... Любого выбирай из здесь присутствующих.
Ох и хитер дядька! Выбирать защиту среди вражески настроенных... Я оглядел это сборище двуногих хищников, которое еще недавно меня пинало, и произнес:
- Я передумал. Отказываюсь от услуг адвоката и буду защищать себя самостоятельно.
- Ну вот и славно. Признаешь свою вину? Добровольное признание вины может сказаться на приговоре.
Ясное дело, может сказаться! Только вот он не сказал, как это "может сказаться"! Что навевало определенные опасения. Доморощенный суд, не успев начаться, уже утомил меня.
- Нет, вину я не признаю.
- А зря... Ты ведь сам должен понимать, Кирилл, что в лесу на тот момент никого не было, кроме тебя и Марины. Стало быть, кроме тебя ее и насиловать некому было. Да ты сам огляди наше мужское население. Не хочу никого обидеть, но никто из наших стариков не обладает ни большой физической силой, ни, кхе-кхе, возможностью сотворить половой акт.
- Кстати, а что Марина делала в лесу в такой поздний час?
- А это ты сам у нее спроси. Вот она пришла.
И в самом деле, к озеру подходила Марина. Нет, ну полная безалаберность! Что за суд такой! Презумпции невиновности тут не ведают,нет юридически грамотных, с соответствущими полномочиями людей, даже "потерпевшая" опаздала... Ух, дай бог только выбраться отсюда- сожгу всю деревню к едрени фене... Марина, шурша платьем, тихо села на скамью. Она выглядела, как побитая собачка- разве что не скулила. Носовой платок то и дело скользит по лицу, промокая влажные, красивые глаза. Губки возмущенно надуты, но в лице нет бледности, присущей пережившим стресс. Щеки горели естественным румянцем, руки не дрожали... По всему видно, что она только разыгрывает из себя потерпевшую, а таковой вовсе не является. Я щедро вложил в свой вопрос порцию яда:
- Марина, что вы делали в лесу в ту злосчастную ночь? Грибочки собирали?
- Я не буду отвечать этому извращенцу!!! Я не хочу! - в истерике взвилась с места Марина.
- Марина! - осадил ее дядька. - ответь пожалуйста! Отвечай не ему, а мне как судье!
Марина покорно села и выдохнула:
- Заблудилась я!
- Ну я ж говорю, пошла за грибами и заблудилась, - заржал я.
- Кирилл, не хами! - это дядька. - Лучше сам расскажи, что ты делал в лесу.
Я не был оригинальным:
- Заблудился я.
- Интересно-интересно... Двое заблудились неожиданно, а когда встретились, любовью занялись... Кстати, чтобы заблудиться в лесу, в него нужно как-то попасть. Вот ты как в лесу оказался, Кирилл?
- Ну мы ж с тобой выпивали, дядь Миш. Мне стало дурно. Я подышать вышел... А тут вдруг пурга... Ну и замела все тропинки...
- А мне вот кажется, что по-другому дело было... Следил ты за Маринкой от самой деревни... А в лесной чаще сделал свое черное дело.
- Да-да, так и было... - захныкала Марина в платок.
Дядька кашлянул, и вынес приговор, который шокировал меня больше, чем ежели бы он меня приговорил расстрелять.
- Вообще-то в таких случаях мы практикуем смертную казнь... Но так как ты мой племянник, мы делаем тебе великое одолжение. Выбор невелик- либо ты женишься на Марине, либо умрешь! Что? - опешил я.
- Если ты против, то жить осталось тебе считанные мгновения... Лично пристрелю как собаку, за то что девушку обесчестил!
Он не шутил. Достал наган, снял предохранитель и навел мне на лицо. И что мне оставалось делать? Я согласился. Женитьба ценою в жизнь... Ну ничего, не смогут они надо мной все время контроль держать. Как женюсь, так и разженюсь. А Маринка-то от такого приговора, как не странно, выглядела самой довольной. Расцвела как майская роза, зарделась... Платочек убрала, несмело так улыбнулась.
Возражающих не нашлось. Понятно было, что суд был фикцией и не более. Все решилось в те дни, когда я в погребе сидел. А это мероприятие проводилось для пущей убедительности. Только вот зачем меня женить понадобилось, вот что не понятно. Чтобы честь девушки была не посрамлена? Ведь и убить могли бы запросто, без суда и следствия. Место глухое, а в моем городе меня вряд ли кто хватится. Ни родни, ни работы у меня там не осталось. Друг есть, но и он не знает моего конкретного пребывания. Сказал лишь, что еду на заработки в деревню близ города Н. А тут этих деревушек- пруд пруди. Захочешь- и то не найдешь. Но гляди ж ты, не убили. Надо думать, моя женитьба как-то выгодна. Но кому она выгодна, кроме самой Марины? Получается, никому. Да и симпатия у меня к ней пропала. Да, красавица писанная. Ноги от коренных зубов и прочие атрибуты модельной внешности. Но сволочь же какая! Оговорить меня, как какого-то Чикатило, хотя сама под животное подстелилась! Ничего... Вот женюсь я на тебе, прелесть моя, я тебе устрою медовый месяц... Ты у меня не то что под волков, под хомячков от безумия ложиться начнешь...
- Значит, решено! - сказал дядька. Поживете тут месяцок, а потом в город жениться поедем,- я недоумевающе взглянул на дядьку.
- в смысле, вы жениться поедете, - поправился он.
Да уж, очень радостные перспективы мне сулит жизнь. И давно бы сбежал от треклятых в город, но не знаю я этот лес... А волки его знают наверняка... И потянулись тоскливые дни. Все же, чтоб время не терять попусту, стал я хату дяде поправлять. И ждал мгновения, когда же можно к бабке Марфе наведаться, да выпытать у нее все, что знает она о волках. Хотелось сделать это без свидетелей, но удобного случая пока так и не попадалось. Все время под надзором неусыпного ока Михаила Степановича. Я же со своей стороны усыплял его бдительность байками о покладистости Марины. Мол, какая хозяйка расчудесная: и постирает, и приберет, и готовит недурственно!... В этом я не врал. Девушка и впрямь проявляла сноровку в хозяйственных делах. Это вам не городская пользовательница цивилизационных благ, со стиральной машинкой, пылесосом и прочей "умной" бытовой техникой. Нет, тут все белыми рученьками... В этом я ее даже зауважал. Но только в этом. Противна она мне была, как могла быть противна сказочному Ивану Царевна-лягушка в своем жабьем обличьи. Да только Марина гораздо хуже лягушки будет. Та хоть человека полюбила... А эта со зверьем спаривалась. М-да... За какие такие грехи меня бог наказал?
Жили мы у Марининой мамы, Анны Львовны. Я глупо фыркнул себе под нос, когда услышал ее имя-отчество. Мама - Львовна... Значит ли это, что дедушкой у Марины был лев? Представил эту картину животной династии и чуть истерически не заплакал от смеха. Отчество Марины меня несколько разочаровала- Константиновна. Но зато фамилия вызвала дикий, неудержимый хохот- Баранова. Так и подмывало спросить: что ж ты, овечка, волчью шкуру-то на себя надела?
Анна Львовна, кстати, неплохой женщиной оказалась. Даже простила меня за изнасилование. Мама Марины - эта та женщина, что кричала: "Держите меня семеро!", а ее трое держало. А нет, вспомнил. Она кричала: "Убью!" Сейчас же к своему будущему зятю она относилась почти с материнской лаской. Мне стало по-человечески жаль эту женщину. И только ради нее я укрепился во мнении, что про волка я никому не стану рассказывать. Ну, разве что, исключением будет бабка Марфа. Пусть лучше думает, что я подонок. Чем поймет, что воспитала ЧУДОВИЩЕ.
Оставшись с Мариной наедине, я пытался ее расспросить. Ради чего она, тварь такая, любилась с волком и зачем так гнусно меня подставила. Но она только нежно провела ладошкой по моей щеке и елейно запела: "Милый, что ты такое говоришь? Да ты и сам как волк был- набросился на меня зверем... Ммм... Мне дороги эти мгновения... А ты не утруждай себя этими галлюцинациями. Со всяким по пьяни может случиться. Просто ты очень хотел меня, я же видела это при первой встрече. Вот и осуществил свои мечты, представив, что ты зверь. Но я более не виню тебя за это". Надо же, умная какая! Но по прекрасным синим глазам вижу: врет. Я женскую ложь только и умею по глазам читать. По-другому их не поймаешь: ни дрожи в голосе, ни предательской ошибки в жестах.
Между нами с Мариной ничего не было, не смотря на выделенную нам отдельную комнату. Не смотря на то, что Марина всегда стелила вместе. И даже не раз порывалась ко мне в объятья, приставала с желанием поцеловать. Я всегда был неприступен как скала и холоден, как айсберг. Не так давно я и мечтать не мог о близости с ней, и отдал бы не один год жизни, чтобы она была моей. Я тоже сейчас готов отдать не один год жизни. Но лишь бы со мной ее рядом не было.
Как-то раз Марина даже хотела споить меня и - страшное дело - взять силой. Но у нее ничего не вышло. Ее идею с романтическим ужином я принял, графин с водкой выпил... Она мне подала второй графин, а сама подалась на кухню за "горячим". В это время я, не будь дурак, перелил часть содержимого графина себе во флягу. Это чтоб продукт зря не пропадал. А остатки вылил в окошко. Затем наполнил графин обычной водой, и, как ни в чем не бывало, стал ждать Марину.
- Дорогой, еще выпьешь?
- С удовольствием! Кстати, ты меня у-уважаешь? - с заплетающимся языком поинтересовался я.
В этот вечер я поглумился на славу. Крякал, опрокидывая в себя рюмки с водой, кривлялся, хрюкал и пускал сопли пузырями. Надеялся, что отстанет. Но нет, стерва не отставала. Когда настало время спать, я повернулся на бок и захрапел, как лошадь. Через пять минут я почувствовал, как ее шаловливые ручки стягивают с меня штаны и плавки (с этой курвой я всегда одетым спал). Я резко повернулся к ней, и схватил за горло: - Еще раз ты до меня дотронешься, волчья подстилка, я буду новым Отелло! Поняла меня? - зло прошипел я. По торопливым кивкам увидел, что поняла. этих пор охота за моим телом прекратилась. Это меня весьма и весьма устраивало. Но спустя всего две недели нашего совместного проживания Марина мне заявила: "Дорогой, мне кажется, я беременна!". В это время я стоял на крыльце, курил, держа в руке обжигающий стакан черного чая. Меня сложно назвать слабонервным, но рука дрогнула, расплескав кипяток. Горячие капли обожгли руки, пальцы разжались, и стакан с траурным звоном превратился в калейдоскоп из осколков и бурых капелек.
- Твою мать! - выругался я и зашел в дом, хлопнув дверью. Если женщина говорит, что она беременна- она беременна на восемьдесят процентов. Нет, беременна она на все сто, но предположения ее равны примерно на восемьдесят процентов. Кому, как не женщине знать, что происходит в ее организме?
Но если она беременна, выводы не утешительны. Глупо спрашивать- от кого... Одно лишь очевидно: не от волка. Ибо это нарушает все каноны биологических норм. Либо Марина тайком ездила в город и там "залетела", либо... Беременна от меня. Способных на отцовство кандидатур в деревне не наблюдалось. Хм, но если она беременна от меня... Получается, что у меня у самого крыша съехала? И не было никакого волка- был лишь перепивший и потерявший разум самец человеческой породы? Нет. Нет... Нееет! Последнее слово я, видимо, кричал вслух, так как прибежала Анна Львовна:
- Что такое, Кирилл?
- Все хорошо... Извините...
И в самом деле, психика расшатана... Если роняю стаканы, кричу вслух, то, может статься, и изнасиловал в лесу кого-нибудь ненароком, да и забыл про это. Настало время проведать бабку Марфу... Для того, чтобы не сойти с ума... Да если уже и потерял разум- тем более. Будем мы с ней два сапога пара- два душевнобольных человека, которым периодически мерещатся волки. На этом и решил: любой ценой в ближайшее время выпытать у нее все секреты.
В этот раз фортуна была ко мне благосклонна, и случай вскоре представился. Анна Львовна и Марина уехали в город на рынок. Меня по наказу дядьки брать не стали: "Шоб не сбёг никуда".
В тот же день я открывал годами некрашенную калитку полоумной бабки. Поднялся на крыльцо, три раза стукнул в дверь замерзающими костяшками пальцев. Дверь открылась, и бабка Марфа взвизгнула:
- Ааа, это ты, ирод окаянный? - видимо, словосочетание "ирод окаянный" старушка считала самым модным, и употребляла его к месту и без онного. - Что, на девушек уже не стоит? На бабушку позарился, геронтофил озабоченный?! Уйди прочь немедля, а то закричу!
"Геронтофил озабоченный"... Откуда она таких слов мудренных-то набралась? Я взял себя в руки и, как на духу, выпалил всю правду:
- бабушка-я-не-насильник-но-я-видел-как-марину-оприходовал-волк! - вот так, скороговоркой, единым длинным словом я и сказал это.
Краем глаза заметил, как у старушки брови выгнулись коромыслом, а на сморщенном лице отразилась мучительная работа ума. Так мы и замерли. Я, в надежде, что поверит. Она- пытаясь поверить, и не торопясь с выводами. На заднем дворе голосисто выводил "кукареку" петух. Он, наверное, и вывел нас из совместного анабиоза. Бабка еще раз недоверчиво взглянула на меня, затем ее лицо расслабилось, и даже морщинки потеряли глубину каньонов.
- Ну проходи, кабы не врешь, Кирилл...
Надо же! Ведь знает, как меня зовут! А то все- ирод окаянный... Бабка освободила проход, и я, разувшись, ступил в ветхую избу. Марфа Егорьевна (так она мне представилась), шаркая по скрипящим половицам, поставила на печку закопченный самовар. Вынула из шкатулки трубку, забила махоркой и закурила, ожидая, пока вода закипит.
- Ну рассказывай, как все было, хлопец...
- Началось все с того, как я вышел на прогулку в лес и заблудился...
И я все рассказал. Не гнушаясь подробностями, мыслями, чувствами... Оперируя правдивыми красками, желаниями, убеждениями... К концу рассказа Марфа Егорьевна была бледна, как мел... Дрожащей рукой налила нам чай, и шумно пила кипяток большими глотками. Надо же- я бы так не смог поглощать кипящее варево... Хотя, мне кажется, в лесу на миг всего увиденного я мог бы вылакать весь самовар, без заварки и сахара.
- А теперь послушай меня, внучок... - вдруг мягко заявила бабка.
- Скажу тебе, ты попал в ситуацию, которой бы и Христос на кресте не позавидовал бы, да пусть простит он меня за это богохульство... Теперь настала моя очередь рассказать тебе ... А уж поверить мне, или как все- считать помешанной - считать тебе. Так вот... Знавала я твоего дядьку... Тринадцать лет назад он добился должности администратора этой деревни. Милый, обаятельный человек с чувством долга, ответственности, с отличными руководящими способностями... Кроме того- он был очень предприимчивый человек... Сказывал он, что видел волка в этих лесах. Окромя того, дядька твой был знатным охотником. Не долго думая, взял ружьишко, двух собак, и на охоту пошел.
Я прихлебывал чай, внимательно слушая и не перебивая.
- Надо сказать, раньше деревня ничем не отличалась от прочих. И собак было здесь, чуть ли не больше их хозяев. Ты ведь заметил отсутствие этих животных?
Я осторожно кивнул.
- ... В этот день и я собралась по ягоды... Так вот, зашла я глубже в лес, чем предполагала... Что я увидела? Распластавшийся труп твоего дядьки... Страшно было смотреть... Труп был выпотрошен... Конечности отгрызаны и валялись неподалеку... А рядом лежали собаки с перегрызанными глотками... Рыгала я минут тридцать, прости за выражение... Поспешила в деревню... Знаешь, кого я увидела у своего дома? Дядьку твоего... Живого и невредимого... Он стоял возле моей калитки и вопрошал:
- Ну что, баб Марф? Как нынче урожай черники? Я тогда чудом в обморок не грохнулась... Глазам своим не поверила... Рухнула дома на кровать и двое суток не поднималась... Сердце, что ли, шалило... Очень мне не по себе было... Сама уже решила, что с ума сошла... Потом вышла на улицу, и подняла на ноги всю деревню... Но посмеялись только... Дядька так ржал громче всех... Ну погодите, проклятые, подумала я... И пошла в лес, где видела труп Михаила Степановича и тушки собак. Не побрезгую, думаю, решусь и принесу им голову нашего председателя... Пришла на место... И тут меня постигло разочарование... Ни трупов, ни свидетельства зверского убийства. Даже крови не обнаружила- дерн был снят подчистую... Суди сам, выжившая я из себя дура или нет... Да только с того дня собаки начали пропадать... Не просто пропадать- исчезать десятками... Стоит конура. Цепь цела, ошейник не разорван. А собаки нет... Испарилась будто. Но остальные выжившие собаки ночью не замолкали, рвались с цепи на место очередного исчезновения своих сородичей, захлебывались лаем. Причем возникало это явление не часто, но регулярно. Раз в месяц, в полнолуние. И в одну из таких ночей собак не осталось. Ни одной. Я старая, но выводы делать могу. Так вот что я тебе скажу, милок, - бабка наклонилась ко мне ближе и зашептала. - Оборотень все это...
Я подавился чаем и зашелся в кашле.
- Оборотень и есть! И не дядька тебя в деревню позвал, да приют дал... Волк это личину принял его... На то он и оборотень, что любым человеком прикинуться может... Вот и живет он в образе Михаила Степановича уже много лет... И, получается, именно ему отдалась Марина в лесу... Да не бледней ты так... Просто подумай над тем, что я тебе сказала... - Простите, бабушка, пойду я пожалуй... - встал я на негнущиеся ноги. - Много обмозговать надо...
От навалившейся информации меня шатнуло и я кое-как вписался в дверной проем.
- Что, Кириллка, ошарашен? - садистки подмигнула бабка. - А ты представь, как мне было, когда все увидела и поняла!
Пройдя еще три шага на ватных ногах, я развернулся и спросил:
- А в какой момент вы это поняли?
- Дык присекла я, внучок, как ирод этот окаянный в лес каждую полную луну ходит... А возвращается под утро... Господи, прости меня грешную... - вдруг посерела лицом бабка и стала медленно пятиться вглубь дома. Ее взгляд липким испугом был приклеян к чему-то позади меня. Я дерганным, нервным движением повернул голову. На пороге стоял Михаил Степанович, либо оборотень в его ипостаси, уж не знаю, кому верить. Не поддавалось объяснению, как он так бесшумно зашел.
- А-а-а... Вот ты где, Кирилл. А я тебя уже обыскался. Подсобить по-хозяйству надо. Поможешь? - я сглотнул слюну и молча кивнул.
- Ну вот и славно. Я предупреждал тебя насчет полоумной Марфы. Я сделаю все возможное, чтобы это общение стало последним для вас... - при этом он так уколол взглядом притаившуюся старушку, что даже мне стало зябко, а по коже побежали мурашки.
В эту ночь стояла луна. Ясная, полная, притягивающая взгляд... По моим подсчетам, через три дня я и Марина должны были ехать в Загс города Н.
А на следующее утро по деревне пронеслась печальная весть: бабки Марфы не стало боле в мире живых. Местный лекарь констатировал просторечно и понятно: разрыв сердца. Однако у меня на этот счет возникли большие сомнения... Хоронили бабушку Марфу в закрытом, наглухо заколоченном гробу. Поэтому никто не смог проститься последним лобызанием с усопшей. Дядька стоял у могилки и смотрел, как та наполняется землей под скрежет лопат рабочих.
- Жаль бабку Марфу... - прослезился он. - и тебя будет жаль, племяш, если что не так.
Я не стал уточнять значение фразы "если что не так", намек был более чем прозрачен. Мне стало по-настоящему страшно. Я поверил, что это не человек, а жестокий и циничный убийца. И убийством старушки он только подтвердил ее гипотезу... Глупо. Хотя если целью было не только убрать нежелательного свидетеля, но и запугать меня, он более чем достиг своего результата. Нет, это чудовище никак не могло быть моим дядькой, которого я помнил. Настоящий дядя Миша был хоть суров, но справедлив. И за показной строгостью всегда можно было узнать теплый огонек доброты. А сейчас я стоял рядом с монстром. Я все же не до конца верил в возможность перевоплощения человека в волка, либо волка в человека. Метафору "бабушкины сказки" в этом случае можно было рассмотреть буквально. Но не дядька передо мной был, хоть убейте! Осязал я это ясно.
После похорон и всех мероприятий, связанных с погребением, я отправился "домой". Там меня ожидали несчастная Анна Львовна (даже не подозревающая о том, что она несчастна) и похотливая сучка Марина (которая умела скрывала этот недостаток).
- Милый, ты помнишь, что мы завтра двинемся в город, жениться?
- Так уж и жениться? Мы даже заявление не подавали!
- Это ничего, Михаил Степанович уже обо всем договорился.
Я зло прищурился и еле удержался от того, чтобы не плюнуть ей под ноги. Город Н. встретил нас пасмурным хмурым утром. До этого меня конвоировала целая бригада пенсионеров в лесу, чтобы не затерялся или же не сгинул в болоте на радостях от предстоящей женитьбы. Мое будущее мне представлялось таким мрачным и черным пятном, что захотелось самому превратиться в волка, сесть на задние лапы и тоскливо, на высокой ноте завыть. Завыть от горя, безнадежности и вкравшейся в душу меланхолии.
Но нет же, не бывать этому! Мы идем в город, в цивилизованные места. И плевать мне на эту охрану, с которой песок сыплется! Подойти к ближайшему милиционеру и посмотреть, с какой охотой они будут демонстрировать свое огнестрельное оружие. И это еще при условии, что таковое у них имеется. Михаил Степанович, кажется, читал мои мысли, потому как сказал:
- Кирилл, предупреждаю заранее: стоит тебе лишь только подойти к представителям власти- так ты с ними и останешься. Свидетелей много, быстро оформим изнасилование Марины. Я думаю, не нужно объяснять, что делают в тюрьме с подобными тебе...
Мне пришлось мысленно согласиться с его доводами, опуская мысль, что опускают подобных мне, простите за каламбур. Я не такой. Не убийца я, не насильник, не уголовный элемент! Все мои грехи перед законом- это протирание штанов в вытрезвителе. Да и то нерегулярно. Но старый хрен, прикидывающимся Михаилом Степановичем хорошо все рассчитал, надо отдать должное его сообразительности. У них есть козырь- сговор против меня как преамбула доказательства моей вины. Что есть у меня? Сказочка про серого волчка? Да по тебе, Кирюшенька, палата номер шесть плачет. Рассказать про бабку Марфу и угрозы дядьки? Так же дохлый номер. В деревне был врач, который про убийство ни сном ни духом. Правда , как-то у них все юридически неправильно... Самосуды... Милиции и органов власти нет, кроме, разумеется, дядьки, который взял на себя нелегкую роль местного царька. Если выберусь живым из этого капкана, надо бы "стукнуть" куда надо, пусть порядок наведут. Пусть даже город Н., районный центр. Это их епархия, если не ошибаюсь. Итак, мы вошли в город. Я был оглушен живой и реактивной городской жизнью. Отвык я. Нечему удивляться - жизнь с извращенкой и престарелыми алкоголиками быстро угнетает психику. А тут - праздник жизни, люди всех полов, возрастов и наций, и... дети! О да, эти славные малыши делали городскую картину яркой, радостной, живой! Их улыбки на пухлых личиках грели сердце. Особенно я проникся симпатией к подростку, который, озорничая, подобрал с земли толстую ветку и пародировал дядьку. Пацан сгорбился, сделал несколько нетвердых семенящих шагов. Заметив на себе взгляды нашей процессии, парень громко испортил воздух, изо всех сил сутулясь. Видимо, таким образом он хотел выразить почтение стареющему мужику затрапезного вида, коим был Михаил Степанович. Дружки подростка уже валялись на земле от хохота. Дядька же позеленел и зло шевелил губами. Я решил тоже скаверзничать:
- Ребят, ну какие же вы все-таки бессовестные! - покачал я головой с фальшивой укоризной. - Это же больной человек, мы его в больницу ведем. Если не перестанете издеваться, он же от обиды прямо здесь обосрется!
Улица потонула в гомерическом хохоте, прохожие стали удивленно оборачиваться. Не понимая в чем дело, но видя прекрасное настроение у ребятни, заулыбались.
На дядьку же было страшно смотреть. Он затрясся в гневе, размахнулся клюкой и хотел меня ударить. И ударил бы. Но тут из подворотни выскочила собака.
Словно бешенство вселилось в это четвероногое. Собака, разбрасывая хлопья пены изо рта, кинулась на наш небольшой отряд.
Дядька подпрыгнул от неожиданности. В глазах его мелькнули противоречивые чувства. В них увидел я и страх, и ярость, и отчаяние. На лай собаки, как на призыв доблестного полководца, откликнулся многогоголосый брех псиного племени. Лай приближался. Нас брали в кольцо. Я был рад их "гостеприимству", оно дало мне шанс задуматься о побеге. Но только шанс - радость моя быстро угасла, когда Михаил Степанович схватил меня за шиворот и быстро потащил к какому-то зданию. Очень досадно, что я плохо знаком с достопримечательностями города Н. Иначе бы я знал, что сие невзрачное двухэтажное строение и есть воплощение местного Дворца Бракосочетаний. Я не успел пустить скупую слезинку, как дядька затащил меня в подъезд,и, как только Марина с пенсионерами втиснулись за нами, торопливо захлопнул дверь. А за ними буйствовали собаки, старомодная деревянная дверь подверглась нешуточному нападению. Она скрипела и громыхала под тяжестью четвероногих друзей человека. Пребывая в состоянии легкой апатии, я не задумывался о причинах их поведения. Хотя следовало. Ну не может бешенство овладеть сразу всеми собаками. С ума сходят только по одиночке - это применимо не только к людям, как выяснилось.
Поднявшись на второй этаж по скрипучим ступеням, мы оказались в просторной залле. Она не блистала излишествами, но все же навевала определенную торжественность. За длинным столом сидела убеленная сединами женщина и взирала укоризненным взглядом поверх узких секретарших очков.
- Вы кто такие? Приема сегодня нет!
Я за спиной скрестил пальцы. Неужели домой отправят? Здорово! Обрадовался... Рано... Дядька извиняюще поклонился, подошел к столу, что то прошептал ей на ухо и протянул пухлый конверт. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять его содержание. Женщина, заглянув в конверт, порозовела лицом. Сдается мне, скорее от радости, чем от смущения. Однако номенклатурный бюрократизм, а не муки совести, грыз ее тщеславие. Дама возмутилась, тряся губой от жадности:
- Что ЭТО?!
- Это? Это письмо, - не растерялся дядька. - В нем сказано, что девочка беременна и ей нужно срочно жениться.
- Аххх ... - томно вздохнула женщина, словно находясь на пике любовного наслаждения. Поправив очки и прическу, заговорила совсем другим, грудным и теплым голосом:
- Я вижу, вы очень обаятельный мужчина, раз отхватили такую молодую невесту...
Мне показалось, или Михаил Степанович топнул в раздражении по полу? Он гневно закричал, понимая, что рыбка клюнула на конвертик и теперь с нее можно вить веревки:
- При чем тут я?! Вот этот сорванец!
Женщина пробормотала что-то вроде: "да мне как-то пофигу уже, кого расписывать!"- и любовно взглянула на конверт.
Процедура бракосочетания, к моей тоске, прошла на славу. Передали паспорта, подписали нужные бумаги. Когда предложили скрепить брак поцелуем, я прикинулся инвалидом с синдромом дауна. К тому же, не простым, а глухонемым. Но это уже и не важно было моим новоиспеченным родственничкам. Черное дело было сделано.
На обратном пути собак нам- уж не знаю, к счастью или нет - не попадалось. Видимо, устали ждать. Либо, подумав, решили отказаться от сомнительного качества в основном престарелого и жесткого мяса.
Свидетельство о публикации №212100101500