Скачок

Скачок

И на челе его высоком не отразилось ничего…
М.Лермонтов

Вчерашний день был отвратителен. То есть не то, чтобы отвратителен в целом или в частности, а отвратителен систематически. Холодильник бурчал, а запах кофе вызывал у Генчика новый приступ воспоминаний. Вчера проступало с пугающей выпуклостью: хмурое утро, ещё более хмурый полдень, встреча с друзьями в парке, кафе «Вялый лесоруб», пьяная потасовка, долгие выяснения отношений… И не так вчера было отвратительно, как утро за ним, а значит и завтрашнее утро, то есть Гена страдал системно.

- Я в магазин, - на кухню заглянула Анечка. - Приду, приготовлю тебе что-нибудь, - улыбка вышла беспокойной. Видимо, он и дома дал «дрозда»…
- Угу… Во сколько я вчера?
- Сегодня. В пять, - она взглянула так заботливо, что ему захотелось спрятаться под стол. - Что декламировал, помнишь? 

Избыток информации поднял его со стула и повёл закрывать дверь, и там, на пороге, он окончательно рассмотреть, как расстроена жена.
    
Чуть ли не выпроводив её, Генчик заперся, затем размашисто зевнул и вынул из холодильника банку. «Что я мучаюсь?» – подумал, вскрывая. Пиво было с дымком, но ожидаемого облегчения не наступило. Тогда он решил его выпить…

 «За пропащего меня держит… бред какой…» Включил свой «Radiohead», глотнул ещё светлого. Просмотрел сетевые новости, остановился на рекламе. Одна - «О моментальном и неотвратимом похудении путём собеседования» восхитила наглым наивом. А Гене, и вправду, мечталось что-то неизбитое.

Мобильный обозначил себя «Love story», мелодией приторной и ещё недавно отражавшей основную суть отношений с абонентом.

- Да?
- Алё… – в голосе жены таились грусть и недоверие. – Тебе сок взять?
- Ну, Ань… Ну какой сок?         
- Апельсиновый. Или манго?
- Не надо.
- Ген… ты только… не пей там… - в голосе что-то дёрнулось. 
– Ладно, возьми апельсиновый. Угу… - задвинув мобильный и надбавив ещё громкости, Гена потянулся к самому прекрасному на этот момент – к ячменному пойлу.

«А хорошо бы выплеснуть дрянь в унитаз, расправить плечи и вдохнуть полными мехами… (тут Том Йорк взял некую ноту, от которой Генины мысли приобрели плавность и размах) И перенестись в другое измерение. Чтобы всё вокруг сияло, а воздух благоухал жимолостью… или ещё какой-нибудь приятной дрянью… И чтобы руки мои обвивали пушистые лианы, а от всех четырёх водопадов шла стабильная свежесть, а ещё… чтобы львы доверчиво тёрлись носом о мои штиблеты и мечтали примоститься где-то рядом. И тогда Анюта не глядела бы невпопад, а её звонки равнялись бы хорошему настроению.

Нет, ну есть же какие-то практики, я не знаю… самовнушения, что ли… Когда внутренне человек мобилизует все свои средства и бросает их куда-то в даль, во что-то лучшее, в новую эпоху. Ведь как было бы неплохо произвести эволюционный скачок лет эдак, скажем, на семьсот. Как это не помешало бы сейчас…» 

Поколебавшись, он вылил содержимое банки в раковину, после чего тщательно смыл водой. Замер, вслушиваясь в себя. Часы на стене жили своей жизнью. Пять секунд. Десять. «Полбанки вылил…» Двадцать. «Хэды» - что-то не то…» Покопавшись в фонотеке, с ходу отмёл всё имеющееся на сегодня: «Не то, не то!»

Музыку включил наобум, из интернета. Органная месса Баха пришлась как нельзя кстати. А когда роскошное контральто подтвердило общее намеренье вознестись ещё выше, Гена выключил звук. 

Присев, с удовольствием отметил, как его немного потянуло на научные открытия и рационализаторские предложения. Спустя ещё минуту захотелось творить симфонии, наводить межгалактические мосты и реформировать образование:

«Написать бы поэму как древнегреческий мыслитель, как Парменид свою «О природе», где первым, первым! догадаться о шарообразности Земли! Или Пифагор опередил его? А заодно и меня? Ведь как это важно – кто первым заприметил под ногами шар! Как это уважительно по отношению к человеку. Хотя идея, наверно, витала в космосе…

А дальше – ещё тоньше. Филолай объявил вращение планеты вокруг «очага Вселенной», а Аристарх вычислил расстояния от Земли до Луны и Солнца, и объявил гелиоцентризм. Но в культ логично возвели Птоломея с его неповоротливым «Альмагестом» и геоцентризмом. И два тысячелетия мир вращался вокруг Земли, а научные открытия - вокруг умнейших голов, не попадая в них. Так привет же тебе, о прозорливый коллективный ум!

А потом случился Коперник, с его способностью из «Альмагеста», этого астрономического талмуда, вылепить великую теорию гелиоцентризма и написать чудесную поэму «О вращениях небесных сфер», в которой было замечательно всё, кроме неподвижности Солнца и звёзд в великом пространстве. И за этот прорыв Коперник удостоился титула «дурака» от Мартина Лютера и звания гения от остального человечества.

А потом был сожженный Джордано и защелканный Галилей. Жаль, но, скорей всего, новое правдивое слово о мироздании, уже сказанное кем-то, так же скромно почило в тишине научных кабинетов. «Истина -  дочь времени, а не авторитета», как справедливо заметил Френсис Бэкон перед тем, как его посадили.

И был ещё Ньютон, а за ним - Эйнштейн. А ведь подобные им рождались и раньше, тут уж можно не сомневаться… Но, видимо, не складывалось. Или их труды, известные современникам, не сохранялись для потомков, или их теорий не поняли современники, а за ними потомки, либо им не дали написать, или они сами не пожелали воевать истину…»

 Замок клацнул. Распахнувшаяся дверь заявила Анечку. Нагруженная пакетами она выглядела ещё изящнее и на порядок незащищённее. В неё так и хотелось бросить камень. 

- Лифт сломался. Занесёшь? - не  дожидаясь ответа и оставив пакеты в холодном коридоре, начала разуваться, но ощутив монументальность мужа, замерла. – Ген…      

Он молчал. Он последовательно молчал. Нет, как объяснить, что ты только что стремительно эволюционировал и вышел на новый виток развития? Как?!

- Ты что?.. – почуяв неладное, Аня приблизилась. – Уже...

«…эволюционировал?» - доспросил за неё Гена, но лишь про себя. «Ни-ни во одном глазу» - подумалось в ответ. Нет, ну а чем ты обоснуешь ей свой разрыв с цивилизацией?

– Ты не заболел? – коснулась его лба рукой. – Надо померить, – оценив, наконец, перемены с любимым, сама занесла покупки. - Голова не болит? – поискала в стенке градусник. – Или случилось что? - готовилась услышать худшее, не отдавая себе отчёт, насколько всё может быть плохо. - Так… Я, кажется, поняла… - нервно, словно, наконец, охватив масштаб катастрофы, махнула рукой и прошла в коридор. – Теперь ясно. Я так и знала! А я ему градусник ищу…

Снова вернулась и почти вплотную подошла к нему. Её лицо раскраснелось, а причёска, словно наэлектролизованная, смотрелась живописной гривой.

- Ты мне что - раньше не мог сказать?! Только сейчас решился?! - в лице её что-то дёрнулось, она явно была готова расплакаться. – И кто это?!

«Не объясняй, Геннадий. Действуй». Всё так же сидя, он силой притянул её к себе и с размаху поцеловал в живот. Она, чуть вздрогнув от неожиданности, обхватила его голову руками. Они оба замерли так, секунды вслушиваясь в гулкий кровоток друг друга: «Итак… – слышалось им. – Итак! Итак!!!» Подхватив на руки, он почти бегом понёс добычу в спальню.

И вот в этом месте предлагаю читателю приятно стушеваться и проверить свой «и-мейл» или же освежить в памяти тираду так удачно эволюционировавшего Геннадия, а к нашим героям вернуться чуть погодя… Спасибо. 

Ну вот! Вы только взгляните! Они лежат в постели классически, на спине, обнявшись и уставившись в общую точку за потолком. В их комнате ликует тишина, а за окном – так к месту подоспевший дождь неталантливо барабанит носом в их разболтанный карниз: Блам! Бламс!! Блам… женство…

«А природа запаслива. Она регулярно, каждые 25-50 лет, выдаёт на гора пару-тройку очередных гениев, способных за волосы вытащить головы своих сопланетников из существующего уровня на порядок выше, а эти сопланетники с таким же завидным упорством, либо не замечают их, либо походя затаптывают, не забывая при этом возвеличивать на досуге совершенно других людей. И в этом случае с запасливостью мироздания может поспорить только его расточительность собственными же избранниками. И тут, естественно, напрашивается вопрос: а, может, мирострой просто заметает следы собственных законов? И в этом случае, возможно, я…»

- …вчера ездил к кому-то… мне показалось… Я так думаю иногда… - Аня потерлась лбом о его щёку. – Не сердишься? Ген… Ну скажи что-нибудь!   

Геннадий по-прежнему молчал. Цивилизационные скачки отнимают массу энергии. Запредельный уровень нравственного развития уже не радовал его. Нормы человеческого бытия вступали в жёсткий конфликт с манящими тайнами мироздания. Будущее проступало туманом. Медлить стало преступлением.

Гена вскочил с кровати и безошибочно проследовал к холодильнику (он всегда его находил).  Открыв дверцу с первого раза (она даже не сопротивлялась), в морозилке, среди айсбергов и мяса, уверенно отыскал ключ к пониманию традиций социального общения и старому домостроевскому укладу. Ключ оказался с нежным инеем, но искателя это не отпугнуло. Подцепив кольцо, он рванул боекомплект, после чего некоторое время, не отрываясь, лично  контролировал уничтожение жидкого запаса.   

- Аня! – переведя дыхание, дождался из спальни тихое «что?..». - Завтра воскресенье… – снова подождал, когда стало «да…». – Может, в кино сходим? В три-дэ?! – пиво предательски дало в диафрагму и Гена, икнув, взвесил идею ещё раз. – Или нет! Давай-ка лучше в боулинг…       
 
FIN

© Сергей Вепрев, 30.10.12, 04.07.16