Ванечка

В одной глухой деревушке в дремучем лесу жили-были дед и баба. Детей Бог не дал. Жили они скромно, и хотя трудились всю жизнь, богатства никакого не накопили.
А вот когда подошла старость, загоревали не на шутку.
Да и как не загоревать, не закручиниться: ко всем приезжают в гости дети да внуки, а они всё одни да одни.
 Редко кто заглянет на огонёк.
Днём ещё ничего, а вот долгими зимними вечерами совсем тоскливо становится. Нечем старикам заняться, оттого и радости в жизни нет никакой.
Как-то толкает старого баба:
- Слушай, дед, давай-ка я сделаю куклу себе, - вот и будет у нас вну-чек?
Деду уже порядком надоело старухино нытьё. Махнул рукой:
- Да делай, как знаешь!
Вот бабуля сидит целыми вечерами над куклой. Что-то там у неё не по-лучается, однако работает кропотливо, время уделяет только себе на сон, да и то капельку. Даже про еду порой забывает.
Дед всё терпит. А куды денешься! Начнёшь роптать – себе дороже ста-нет!
Вот так три недели кряду корпела старуха, в конце концов получился у неё замечательный тряпичный мальчик: румяный, голубоглазый, белокурый, с широкой улыбкой. Только что не живой.
Дед – и тот умилился:
- Гляди-ка, да ты у меня великая мастерица, оказывается! Ну и парень! Не парень, а чистое золото!..
Посадила бабка куклу на подоконник, полюбовалась. После прилегла отдохнуть, да в минуту и захрапела.
Дед тем временем пошёл во двор управляться по хозяйству. Полдня то снег у сарая чистил, то скотину управлял.
Словом, зашёл только к полудню. Смотрит, батюшки-светы! - на столе кушаньев разных полно: в одном горшке щи дымятся, в другом картошка па-ром исходит. Хлеба огромная краюха посреди стола красуется. В большом, расписанном ромашками кувшине молоко манит. Всякие соленья-варенья по всему столу расставлены.
Почесал дед в затылке:
- Смотри ты! Когда ж она успела? – это он про старуху думает.
Будить жену не стал, пожалел. Сел за стол, наелся до отвала, перекре-стился на образа, поблагодарил Господа Бога за вкусный обед.
Разомлел старый от сытного обеда, прилёг на сундук да и заснул в тот же час.
А старуха тем временем проснулась, смотрит на богатство на столе и удивляется.
Про себя думает:
- До чего же у меня замечательный старик! Жалеет меня! Вон и по хо-зяйству управился, и стол для меня накрыл по-царски!
Села бабка за стол, наелась от пуза, и опять на скрипучую кровать за-валилась. Шутка ли, сколь она до того ни ела, ни пила. Силы совсем на исхо-де.
Вот так прошло ещё много дней и ночей.
Старуха считает, что дед ей стол готовит, пока она спит.
А старик по наивности полагает, будто бабка старается для него, пока он управляется по хозяйству.
Наконец, как-то бабка отошла полностью от трудов праведных, набра-лась сил. И вышло так, что встретились они как после долгой разлуки за соб-ственным столом.
Каждый по-прежнему при своём мнении, считает, что пищу готовит другой из супругов.
Поели, встали из-за стола, перекрестились на образа, потом друг друж-ке в ноги кланяются и благодарят друг дружку за обед.
- Спасибо тебе, родной, за твою заботу и ласку! – кланяется баба.
- Спасибо тебе, родная, за твою заботу и ласку! – кланяется дед.
Распрямились разом и смотрят удивлённо друг на дружку. И говорят хором:
- А разве это не ты?.. А кто же?!.
Вот незадача у обоих! Никак они не возьмут в толк: откуда же у них всё это время богатство на столе?
Старик, он посмышлёней был, говорит хитро жене:
- Да чего там! Кто бы ни был этот кудесник, спасибо ему великое и низкий поклон за заботу о стариках! …Пойдём, старая, поможешь мне в ко-ровнике по мелочам, а то мне одному несподручно…
Вышли они во двор, заходят в коровник, старик и шепчет своей благо-верной на ухо:
- Слушай, жёнушка моя разлюбезная! Давай так поступим! Будем по очереди спать, (понарошку!) в доме днём, вернее, не спать, а притворяться. Обеды нам-то до полудня всё время готовили, пока я управлялся, а ты спала. Вот и узрим, что за помощник у нас  в доме объявился!
Сказано – сделано.
Заходит старуха  в дом. Разохалась, расстоналась:
- Охо-хо-хо-хо!.. Все косточки мои ломит!.. Умаял меня вконец старый! Подай ему то, принеси это… Совсем загонял!..
Сама подходит к подоконнику, снимает своего тряпичного ребятёнка, нянчит, как малое дитя:
- Ну вот, отвела душу! – говорит старуха. – Прилягу-ка я под одеяло, погрею старые кости с устатку да подремлю малость!
Забралась баба под одеяло, притворилась, будто её на самом деле смо-рило. Закрыла очи, даже слегка похрапывать начала, чтобы правдивше было.
 Притворялась она, притворялась, в конце концов и в самом деле усну-ла.
Проснулась оттого, что кто-то её тормошит за плечо:
- Вставай, старая, пора за стол!
Бабка протёрла глаза, а на столе уже всяких кушаньев полнёхонько стоит. Что за чудо из чудес!
Перекрестились на образа…Сели за стол, наелись до отвала. Вновь пе-рекрестились, поблагодарили Господа Бога за пищу. Потом дед шепчет:
- Ну что, старая? Видела ли что?..
Той признаваться стыдно, а надобно:
- Прости меня!.. Не заметила, как сморило прямо перед твоим прихо-дом!..
- Э-э, тетёрка старая!.. Знал ведь, что нельзя поручать тебе серьёзных дел! – сердится дед. – Завтра сам сторожить буду!
Вот на следующий день бабка в избе ковыряется. То деду заплату на штаны приладит, то с куклой  понянчится.
Где-то через час заходит старик. Разохался, расстонался:
- Ой, жена, простудился я, наверное. Всего так и ломит, так и ломит!.. Все мои косточки болят, нет никакого терпения! Налей-ка мне стопочку пер-цовочки, я под одеяло залезу. Глядишь, хвороба и убежит!..
Смекнула бабка, к чему хозяин клонит, однако перцовочки не даёт:
- Да нет у нас нынче перцовочки-то, - говорит она ему. – Да ты пока приляг, приляг, а я к соседке схожу, ужо у неё попрошу! – находит она пред-лог, чтоб из избы уйти.
Про водочку-то она и в мыслях не держала, знала, что её благоверный заснёт после стопки чуть ли не на сутки.
Словом, ушла старуха, а дед вертится под одеялом. Укутался, ему там с морозу тепло.
Сомлел он, да и уснул беспробудным сном.
Проснулся оттого, что кто-то изо всех сил тормошит его за плечо:
- Вставай, старый чёрт! – сердится старуха. – Что же ты это, а? Якать только горазд, а сам проспал всё на свете!..
Сидит дед на кровати, трёт глаза и видит – мать честная! – на столе кушаньев всяких видимо-невидимо! Да с каждым разом прибавляются соки разные да фрукты. Напитки с заморскими наклейками красуются тут и там.
А старые боятся вин заморских:
- Мы и свои напитки не очень-то жаловали, - говорит дед.- А тут, гля-ди-тко, из-за моря окаянного питие прислано. Одному Богу ведомо, что там понамешали! Мы, может быть, потому и прожили долгую жизнь, что не в ви-не счастья искали! Правильно я говорю, старая!
- Правильно-правильно! - поддакивает супруга.
Только она это промолвила, как заморские вина разом исчезли со стола и больше не появлялись. Ни следа!
- Вот уж, воистину, чудеса! – изумляются старики.
Однако голод не тётка, кушать хочется…
Сели за стол, наелись, чем Бог послал, только хотели посуду убрать со стола, а со стола всё враз исчезло само собой, будто ничего и не было.
Вот чудеса в решете! Сели дед с бабкой на сундук, стали думу думать.
- Ладно, - шепчет бабка, - давай по очереди сторожить, авось, когда-нибудь и увидим благодетеля…
Делать нечего, стали дежурить по очереди. Только засыпают, хоть убей, всё время.
Такая картина повторяется изо дня в день. Проснутся, - а стол накрыт, от изобилия столешница ломится.
Недели три прошло, а виновника так и не обнаружили. С одной сторо-ны, им радостно, что кто-то о них так заботится.
 А с другой стороны любопытство раздирает: откуда помощь приходит нежданно-негаданно.
Жизнь наладилась: пищи в доме вдоволь, готовить-убирать не надо. По хозяйству только вдвоём управятся до обеда, а потом и не знают, куды себя деть.
Закручинилась хозяйка: раньше хоть готовкой занималась, а теперь от тоски помереть можно!..
 Всё чаще и чаще старик её поругивать стал:
- Ну что ты с этим куклёнком возишься, сама уж стала - чисто дитя не-разумное! То нянчишь его, то одёжу ему новую справляешь!..
Старуха только вздыхает:
- Да чем же мне ещё заниматься? Зимой, сам знаешь, по хозяйству дел немного, руки куды девать! Ведь посмотри на этого мальчонку – он у нас словно живой, только что не разговаривает! Давай его назовём по-человечески! А то сколь у нас уже живёт, а мы ему даже имени не догадались дать!
- Совсем рехнулась, старая! – крестится дед. – Делай, как знаешь!..
- Я его Ванечкой назову, - не унимается бабка. – Буду с ним разговари-вать, как с сынишкой, или как с внуком…. Буду представлять, что он жи-вой… Буду о нём заботиться!..
Сказано – сделано. Деду-то всё одно: Ванечка или Васенька. Думает, что очередная блажь на старуху нашла.
Но дежурить продолжают по очереди каждый день. Очень им любо-пытно, кто же у них в доме хозяйничает, пока их сон сморит. Долго так они дежурили, но никакого проку ...
Как-то деда словно молнией ударило!
- Слушай, бабка! Я вот что удумал: давай-ка попросим кума Василия вместо нас поспать! У него всё равно бессонница который год – он то уж ни-как не уснёт!
- Ай да молодец, - радуется старуха. – И как нам раньше в голову не пришло? Да конечно, беги к куму Василию, попроси его! Только всего ему не рассказывай, оно ему ни к чему…
Придит дед к куму, сладились.
 Вот на следующее утро пошёл старик управляться во двор, а тут, в ак-курат, кум Василий  в калитке появляется. Объятия, поцелуи, поздравления!– ни дать ни взять - артисты. Можно и вправду подумать, что сто лет не виде-лись.
Зашли в избу, сели за стол. Кума чекушку ради гостя на стол постави-ла. Посидели часок, дед и говорит:
- Вы тут без меня посидите, а то я ещё по хозяйству не управился. Я быстро, за час управлюсь, - и шасть во двор, - только его и видели.
Через несколько минут гость зазевал, разохался, расстонался, будто разморило его от горилки. Кума на сундук его уложила,  старой шубейкой укрыла сверху:
- Спи, дорогой куманёк! Эк тебя разобрало!... А я тем временем к куме схожу,  упрежу её, что ты у нас придремал, а то, чего доброго, беспокоиться будет!..
Сама бочком-бочком  - да за дверь.
Лежит кум Василий, с головой под шубой укрылся, а сам сквозь ще-лочку подглядывает: что в доме делается.
Жарко ему, да тут ещё выпил маленько. Сколь лет маялся от бессони-цы, ни на минуту глаз не мог сомкнуть, а тут как в пропасть провалился.
Да так сладко и громко захрапел, что во дворе стал слышен его бога-тырский храп.
Старик себе думает:
- Во кум у меня мастак! Ему бы в цирке работать. Ну кум ну кум! -  чисто артист!..
Ровно в полдень заходит старик в избу – и впрямь чудо: кум дрыхнет без задних ног. А на столе кушаньев снова не счесть!
Опустился старик на лавку – ну что тут можно сказать – никакие улов-ки не помогают обнаружить нежданных помощников!
Вскоре и старуха домой воротилась.
Поохали вместе, погоревали. Потом стали кума будить – да куды там, -спит как убитый!
Одели они его, положили на санки, да так спящего и отвезли на другой конец деревни к куме домой. Мало ли что: может, кум за все пятнадцать лет решил разом отоспаться?
На другой день старуха говорит:
- Пойду-ка я, дед, в Марье-знахарке. Говорят, у неё любое снадобье на все случаи достать можно.
Сказано – сделано.
Воротилась только к вечеру старуха, под полой пузырёк прячет. Шеп-чет старику:
- Дала Марья-знахарка пития знатного! Велела утром ложку натощак принять – до следующего утра и захочешь, да не сомкнёшь глаз.
Вот на другой день старик пошёл управлять скотину во двор, бабка приняла ложку снадобья, а сама охает:
- Охо-хо-хо-хо-хо-хо! Жизня наша тяжкая! Старость не радость!.. Все косточки ломит – видно, погода переменится!..
Поохала, постонала, в избе порядок навела, веник в углу вверх ногами поставила, мусор за калитку подальше выкинула. Потом с Ванечкой мале-нечко потетёшкалась, песенки ему детские попела, какие ещё  ей самой мам-ка в детстве пела.
Одела Ванечку в новый кафтан, сшитый накануне, посадила на место на подоконник, чтобы, значит, Ванечке было веселей на улицу смотреть.
А сама, якобы с устатку, прилегла отдохнуть. Укрылась с головой, а сама в щелочку подглядывает. Через какое-то время засопела старая, будто уснула.
В сон сильно клонит, да снадобье Марьи-знахарки и вправду помогает, не даёт сомкнуть глаз.
Через какое-то время послышался в избе слабый шорох, потом возня у окошка. Бабка боится пошевелиться, со страху чуть жива, знает, что кроме неё в доме ни души! Приподняла одеяло самую капельку, видит, а с подо-конника Ванечка аккуратно спускается!
Подошёл малец к столу, скинул свой новый расшитый кафтан, положил на лавку. Потом потёр ладошки, будто на морозе, пошептал что-то тихонько, - и на столе разом появились кушанья.
Щи наваристые дымятся, картошка паром исходит, мясо в миске по всей избе такой сильный дух источает, что у старой под одеялом слюнки по-текли.
Фруктов на столе видимо-невидимо, арбузов солёных, дынь свежих, яблоков печёных, пряников золочёных – да всего за три дня не перечтёшь! Царский стол, да и только!..
А Ванечка расшитый кафтан надел, подходит к лавке у окна, потихонь-ку вскарабкался на лавку, оттуда - на подоконник. И замер, будто и не уходил с места.
Старуха не выдержала, скинула одеяло. Схватила Ванечку в охапку, причитает:
- Да наш ты родимый, да мой ты хороший!.. Да зачем же ты от нас пря-чешься? Да что нам сделать, чтобы ты всё время живой был, да нас с дедом на старости лет радовал?
А у самой слёзы радости ручьём текут, и прямо на Ванечку. Ожил от этих слёз Ванечка, прижался щекой к бабке:
 - Не плачьте, мама! Не надо! Теперь я убедился, как вы сильно меня любите, и никуда от вас больше не денусь.
И сам заплакал от радости.
Тут дед входит, видит такую картину: баба его сидит, рыдает у окна со всей мочи, и детский плач слышен в избе. С трудом разобрался старый, что к чему.
Обрадовался так, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Стали они жить-поживать втроём. Малец с того дня стал расти не по дням, а по часам. К лету ничем не отличался от добрых молодцев в деревне.
А какой золотой помощник оказался! В руках у него всё горит-спорится. За что ни возьмется, всё у него выходит, как у заправского мастера.
Красавицы деревенские от него глаз не могут оторвать, видят в нём за-видного жениха.
Да и  как о таком не мечтать: и лицом пригож, и весел, и песни всяко-ские поёт, и руки откуда надо растут.
Вскоре и ему приглянулась деревенская девушка. Красивая, работящая, хозяйственная, послушная. В сентябре старики заслали к ней сватов. Варень-ка с радостью дала согласие.
Ближе к зиме всей деревней сыграли знатную свадьбу.
И я там был, мёд-пиво по столу разлил, чтобы в рот меньше хмельного попадало…