2. 1. Беда

     Начало повести     http://www.proza.ru/2012/09/21/897

Под этим небом равнодушным
У каждой жизни есть конец.
Бунтуешь ты иль был послушным,
Решит безжалостный творец,
Когда придет твой день и час,
И встав у роковой черты,
Со скорбью думая о нас,
Всю жизнь свою вдруг вспомнишь ты.

Любовь, надежды, ожиданья,
Печали, встречи и прощанья,
Жару пустынь, холодный блеск снегов,
Предательство друзей и ненависть врагов.
Что всё прошло, отчетливо поймешь,
Что бился ты с судьбою до конца,
И, перейдя черту, в небытие уйдешь
На вечный зов творца.


Выехав на трассу, Михаил прибавил скорость.
 Машина шла легко, стремительно рассекая воздух. Прохладный ветерок врывался в приоткрытое окно. Настроение было приподнятое, но это не отразилось на скорости машины. Он всегда ездил так, что бы контролировать ситуацию, считая, что лучше вовсе не попадать в неприятность, чем потом из неё выкручиваться.
За Белореченском его остановил инспектор ГАИ. Но даже это не испортило настроения. Тихонько насвистывая "Влюбленную женщину" он достал документы и протянул их подошедшему молоденькому лейтенанту.
- Не надо, - улыбнулся тот. - Ты куда едешь?
Михаил ответил.
- Слушай, друг, возьми попутчика.
- Нет проблем, - ответил он и подумал. -( Молодой. Наверное, только из училища, ещё пока просит.)
К нему подсел говорливый парень, который всю дорогу что-то рассказывал, но что, Михаил не запомнил, он думал о своем, рассеяно кивая головой в ответ на его слова. Когда машина свернула с трассы на Апшеронск, парень вышел, оставив его одного. Это послужило окончательным толчком для принятия решения, как иногда хватает легкого вздоха, для того чтобы рухнул карточный домик.
- (Господи, что я ломаю голову. Ведь задача решается просто. Еду в лесничество, выписываю накладную, возвращаюсь, гружу дрова и еду назад. Ещё до темна буду у них, переночую, продам дрова и заберу девушку с дочкой. Кузов пустой, можно загрузить всё, что они захотят. Привожу их сюда, выписываю снова дрова, еду за бабой Маней, привожу её и все, что останется. Иду в лес, заготавливаю и вывожу к дому дрова, восстанавливая неприкосновенный запас. Для чего же, как не для такого случая я держу возле дома две машины дров?)
Ему даже не приходило в голову, что девушка может возразить. У него два таких могучих союзника, что у неё нет никаких шансов, что-либо изменить.
- (Единственное, что грозит – может быть, через пару недель придется всё загрузить и отвезти обратно, но это небольшая плата за возможность видеть их каждый день. А сейчас возьму Валентина. Он поможет загрузить дрова, завезу его домой и сразу же поеду), - лег последний кирпичик в стройный алгоритм намеченных действий, и он испытал радость, какую испытывал каждый раз, когда находил удачное решение сложной задачи.
Душу наполнило ликование, и он непроизвольно увеличил скорость, но тут же спохватился и стал ехать осторожней. Жизнь его научила, что беда подстерегает в самых неожиданных местах, и не нужно давать ей возможность проявиться, она и без твоей помощи найдет дорогу к тебе.
Дорога, ныряя в балки и поднимаясь на бугры, вилась по дубовому лесу, очищенному рубками ухода до паркового состояния. Она поднырнула под высоковольтную линию, повернула направо, и взору открылся длинный пологий спуск, оканчивающийся крутым поворотом в обратную сторону,
На повороте стояли бетонные блоки, которые огораживали десятиметровый обрыв. Здесь чуть ли не каждый месяц какая-нибудь машина терпела аварию.
Особенно доставалось большегрузным КАМАЗам, водители которых надеялись на их надежные тормоза. Если скорость была повышена, а машина полностью загружена, ещё не доезжая до поворота, колодки начинали гореть, скользить и переставали держать машину. У водителя оставался выбор: или, сбив бетонное ограждение, лететь в обрыв или, круто повернув, ложить машину на бок.
Большинство выбирало поворот, и тогда, если это был не фургон, весь груз летел в обрыв. Там побывали и кирпич, и арбузы, и даже несколько раз водка. Жители, живущие рядом с поворотом, стали сродни английским средневековым мародерам, живущим на побережье за счет остатков кораблекрушений.
Некоторые водители ехали прямо. Одного такого Михаил видел сам.
Он приехал к знакомому по какому-то делу. Они стояли ниже этого поворота и говорили о делах.
По дороге на ЗИЛах и Уралах шла колонна Майкопской бригады. Накануне военкомат призвал резервистов на сборы, и сейчас эту разношерстную толпу везли на ближайший полигон, что бы продержать там неделю и распустить по домам. Колонна прошла, минут десять было тихо, а потом они услышали рев двигателя идущего в разнос.
- Двигателем тормозит, - догадался знакомый.
Старенький Зил-157 несколько раз крашенный защитной краской, отстал от колонны, и теперь догонял её. Он разогнался быстрее чем нужно, водитель, наверное, ни разу не ездил этой дорогой и не знал о повороте, а на знаки вовремя не среагировал или, скорее всего, отказали тормоза.
Им не была видна дорога до поворота, машину они увидели, когда та, сбив несколько кольев, которыми в то время ограждался поворот, полетела в обрыв.
Как только колеса оторвались от земли, двигатель смолк, и метров тридцать машина пролетела в полной тишине, затем последовал глухой удар, сотрясение земли, от которого они почувствовали метров за сто. Машина ударилась передними колёсами, послышался треск ломающегося и скрежет гнущегося металла.
В полете перед машины не опустился сильно и она не перевернулась, а лишь кузов забросило вбок и вперёд. Крепления не выдержали, и кузов отбросило метров на десять от машины. Но и он не перевернулся, а остался лежать с целыми бортами и не вывалившимся грузом. Машина после этого медленно завалилась на бок.
Когда Михаил с приятелем подбежали, в кабине копошились люди. Из двух до верха залитых баков на землю струями хлестал бензин. Дверь со стороны водителя открылась при ударе, и того наполовину выбросило из кабины. Он лежал в небольшой ложбине. Сверху его придавила кабина.
Ложбинка спасла, ему ничего не повредило, но он не мог выбраться из кабины. Ложбинка медленно заполнялась бензином, а водитель орал на них матом и требовал, что бы они немедленно его вытащили.
Михаил попробовал вытащить. Кабина прочно держала. Он оставил бесполезные попытки и, не обращая внимания на ругань, принялся помогать напарнику вытаскивать остальных.
Они вытащили лейтенанта с разбитым лицом и без сознания и солдата со сломанной ногой, но в сознании. Когда тащили солдата, послышался отвратительный хруст, у Михаила все замерло, он решил, что это трещат кости. Но когда солдата вытащили, из карманов шинели посыпались стеклянные осколки двух бутылок из-под вина, а пятна крови на шинели оказались пятнами вина.
Подбежали два подростка лет по десять - двенадцать. Михаил послал одного на дорогу останавливать все машины и собирать мужчин, другого по домам искать шесты или доски, что бы поднять машину.
Через пять минут собралась толпа, принесли шесты и упоры, приподняли кабину и вытащили водителя, который все ещё продолжал материться, понося всех и всё.
В кузове среди спутавшихся матрасов нашли прапорщика, который в дороге спал и проснулся только в момент удара, но так и не понял, что же произошло. Его завалило матрасами.
Они помогли ему выпутаться и выбраться из кузова. Тот, ошарашено озираясь, достал сигареты и спички, но Михаил отобрал их, указав, ни чего не говоря, на потоки растекающегося бензина.
Подъехала машина скорой помощи из станичной больницы, потом УАЗик ВАИ. Появились и заблестели звездами погон военные.
Помочь больше было нечем, и Михаил с приятелем ушли в дом отмываться от облившего их бензина. Все остались живы, скорее всего, потому, что были пьяны.
Следующему водителю, который выбрал дорогу прямо, повезло меньше. Уже поставили бетонные блоки и машина, ударившись о них, не полетела прямо, а перевернулась на кабину, и все погибли.
Машина вышла на спуск и увеличила скорость. Михаил притормозил, переключился на третью скорость, и стал не спеша скатываться, лишь изредка помогая тормозами. Опытные водители тяжело груженые машины спускали на самых низких передачах, предпочитая вообще не пользоваться тормозами, а тормозить лишь двигателем.
В станице почти все знали его, и он постоянно отвечал на приветствия рукой или сигналом.
Через несколько минут он подъезжала к лесничеству. Обычно его начинали приветствовать ещё издалека, а когда подходил, пожимали руку и он проделывал это с удовольствием, сопровождая столь приятное занятие улыбками, комплиментами, обмениваясь шутками.
На этот раз все были непривычно насторожены. Он обменялся рукопожатиями, но не было улыбок и шуток. Подошел водитель вахтовой машины.
- Как хорошо, что ты приехал, а то меня собирались послать к тебе, - он пожал протянутую руку. - Тебе телеграмма пришла. Вон Витька несёт.
Он указал в сторону подходящего помощника лесничего. Михаил взял протянутый бланк. Развернув его, он прочел: "Десятого умер отец похороны двенадцатого мать"
-( Это и следовало ожидать, - обречено подумал он. - Не может всё идти хорошо. По закону равновесия на всякое счастье должно приходиться несчастье, и это - не самое страшное./
Все смотрели на него, ожидая реакции, а он не знал, как отреагировать. По сложившемуся стереотипу ожидали проявления каких-то эмоций: горя, печали или ещё чего-нибудь, а он испытывал лишь досаду, что теперь не сможет сегодня же поехать за женщинами.
- Я этого ждал, - сказал он, обращаясь ко всем сразу. - Он давно болел.
Это было неправдой. Отец, работавший начальником, привык, что любое дело оформляется через ресторан, и его часто с работы поздно вечером привозили в невменяемом состоянии. У него было пониженное давление, и, поэтому, по утрам он чувствовал себя лучше после выпивки, чем без неё. Он называл это биостимуляцией.
Выйдя на пенсию, отец обосновался на даче, где сам выделывал вина, гнал самогонку и постоянно подпитывал себя. Мать не уходила от него потому, что он отдавал ей всю пенсию, перейдя на даче на полное само обеспечение. Он нисколько не мешал ей жить своей жизнью. Она много путешествовала - это было самым большим увлечением в её жизни.
Ещё их удерживала вместе память о тех трудных годах, когда они, поддерживая друг друга, шаг за шагом, преодолевая невероятные трудности, выбивались, как они считали, в люди.
- Сегодня одиннадцатое, так что успею. Вить, что бы потом не возвращаться, выпиши мне машину дров, - он протянул заявление от имени мужчины, которому вчера продал дрова, и деньги, Помощник лесничего скрылся в конторе выписывать накладную и квитанцию.
Пока Михаил ждал, окружающие молча, неловко топтались вокруг него, потом постепенно разошлись.


Через час Михаил был дома. Собаки встретили его радостным лаем, бросаясь чуть ли не под колёса машине. Он загнал машину под навес и бегло осмотрел контрольные места. В его отсутствие никто не приходил.
В начале жизни в лесу происходили неприятности.
Люди, решив, что можно безнаказанно что-либо взять, иногда соблазнялись чем-нибудь, но если Михаил сразу обнаруживал пропажу, то практически всегда находил и похитителя.
Люди не учитывали одного - легче всего затеряться в толпе. Это в городе можно выхватить сумочку и, отбежав на двадцать шагов, перейти на спокойный шаг. Если за это время на тебя не обратили внимания, то ты был уже почти что в полной безопасности.
К нему не приезжали специально воровать. Некоторые, просто случайно заехав и обнаружив, что никого нет дома, соблазнялись какой-нибудь легко доступной вещью.
Встретив через месяц или два Михаила, готовы были провалиться сквозь землю, когда он начинал выговаривать им:
- Зачем ты у меня канистру с маслом взял. Ну, нужно масло, ну возьми, сколько нужно, потом заедь да скажи: "Миша, тебя не было, я у тебя масло взял". Даже если не отдашь, я пойму, а вообще-то есть простое правило: взял взаймы - отдай больше. Будешь его придерживаться, никогда тебе ни в чём отказа не будет. А начнешь на халяву пытаться пролезть, тебя быстро отовсюду отошьют.
Вот стояло масло, всегда мог прийти и взять, мало ли что в лесу бывает, всегда можно было попросить меня помочь. А теперь я его спрятал. Ну и как ты теперь ко мне обратишься, если я знаю, что ты вор, я же тебе откажу.
Человек начинал отнекиваться, иногда убедительно, иногда не очень. Иногда смущенно улыбались и говорили:
- Извини, Миш. Я хотел тебе завезти, да забыл, - или находили ещё какое-нибудь оправдание.
Очень часто возвращали, пусть и не именно ту вещь. Как правило, этому предшествовал разговор:
- Да что ты! У меня этого добра навалом, зачем мне.
- Я тебя понимаю. Я тебя за руку не схватил. Но и ты меня пойми. В тот день только ты заезжал ко мне. Если бы ещё кто-нибудь заезжал, я бы даже и не начал этот разговор.
- А как ты можешь знать, что никто не заезжал? Тебя же не было дома.
- Меня не было, а в лесу ребята зверобой собирали. У них шалаш возле дороги, их не видно, не выставляются. Они машину ожидали, заготовитель обещал в тот день сухую траву забрать. Он не приехал, а за весь день только твой трактор проехал.
Пешком кто-то пришел и унес десять метров троса? А кому нужно переться и тащить на себе десять километров грязный трос? И что мне думать? Заехал, увидел, что никого нет. Не удержался да и кинул трос в телегу.
- Да я сам могу тебе дать, сколько захочешь.
- Вот и дай. Но не сколько хочешь, а сколько взял. Конечно, может быть и не ты взял. И это может быть. Тогда я тебе сочувствую. Тебе не повезло, нечаянно вляпался в дерьмо, но ты сам прекрасно понимаешь, что обращаться ко мне, пока не отдашь трос, бесполезно. А знаешь, какая жизнь хитрая штука? Вот посмотришь, по теории подлости, именно в ближайшее время тебе и понадобится моя помощь.
 Так что выбирай что дороже, десять метров троса или возможность обратиться в любое время за помощью.
 Выбор, как правило, был один.
Осенью грязь, а зимой снег надёжно охраняли его жилище. Вернувшись из поездки или из леса, он по следам определял, был ли кто. Михаил взял за правило не оставлять на виду более или менее ценных вещей, что бы не соблазнять людей, и, наоборот, на видное место поставил лопату, старое ведро, трос и моток ржавой проволоки, эти вещи чаще всего просили у него.
Иногда они исчезали, иногда появлялись через несколько дней, а однажды в возвращенном ведре стояла бутылка водки.
Летом, на сухой земле следов не оставалось. Почти все пропажи приходились на этот период. Лес наводняли бомжи и бичи, живущие в укромных местах в самодельных шалашах укрытых полиэтиленовой пленкой.
Они промышляли сбором лекарственных трав, ягод, грибов. Осенью сушили на самодельных дымовых сушках дикую грушу, собирали другие плоды.
Ягоды и грибы они возили на электричке на побережье на базар, а лекарственные травы и сухофрукты у них принимали заготовители, которые на лето организовывали целые бригады бомжей и привозили им продукты и выпивку, забирая у них собранное.
В начале лета Михаил, просто гуляя по лесу, обходил все эти места и знакомился со всеми живущими там. Не знакомые встречали его настороженно, а знавшие его по прошлым годам, радостно улыбаясь. Он принимал их предложение выпить.
- Вообще то я не пью, но, что бы не подумали, что я брезгую, не откажусь.
Делал большой глоток предложенного вина или водки, остальное оставлял и больше не прикасался. Брал протянутую алюминиевую ложку, которую они демонстративно тщательно у него на глазах мыли и вытирали, и начинал с неподдельным удовольствием хлебать из общего, черного, закопченного котелка густую похлебку. Включался в разговор, рассказывал что-нибудь весёлое или занимательное.
От выпитого люди расслаблялись и настороженность сменялась эйфорией от того, что рядом с ними сидит человек из иного, недоступного им мира и ест, пьёт и разговаривает с ними как с равными. Всё заканчивалось пьяными соплями и восторженным:
- Андреич! - они все звали его по отчеству. - Ты такой классный мужик! Ты просто... ну... классный мужик!
Обычно он просто обращался к знавшему его.
- Ну что, Гена. Условия те же, что и в прошлом году. Расскажи остальным, кто не знает.
А тот, пьяно улыбаясь, радостно сообщал:
- А я уже! Все согласны, - и все в подтверждение кивали головами.
- Андреич, ежели что, то мы сразу!
Если была полностью не знакомая компания, он говорил:
- Ребята, у меня вчера пропала курица, причем не лиса её стащила, и не тетеревятник задрал. Я бы следы нашел. Как её поймали, я не знаю, меня это не трогает. Я не говорю, что это сделали вы, но, если у меня ещё что-нибудь пропадет, я не буду разбираться, просто очищу лес ото всех на ближние десять километров. Сил и власти у меня хватит. Если хотите жить здесь спокойно, у меня два условия: во-первых, никакой шкоды, во-вторых, если что-то или кого-то подозрительных увидите, сразу сообщаете мне.
Если у меня что-то пропадет, и вы не скажете мне, кто и когда это сделал, я спущу на вас всех собак, и житья вам здесь не будет. Если будете жить по человечески, можете обращаться за помощью: лекарства, кого подвезти или ещё что-нибудь. Начнете шкодить - не будете здесь жить.
Они соглашались, что это справедливые требования, и заверяли, что всё будет нормально.
И, эти люди, как стая волков, охраняли всё лето его жилище, охраняя тем самым и свое зыбкое благополучие.
Были и настоящие волки. Одно логово он знал, но никогда их не трогал. И они знали его.
Часто в лесу он начинал чувствовать на себе чей-то взгляд и знал, что это волки следят за ним. Они убедились, что он не представляет для них опасности, и, даже, показывались ему на глаза, хотя никто не верил в то, что здесь могут водиться волки. Те тоже придерживались закона - не шкодь там, где живешь.
Михаил загнал машину под навес, снял аккумулятор, слил бензин в канистры и спрятал всё это. Бережёного бог бережёт. Если кто-то и захочет угнать машину, то это создаст им дополнительные трудности. Заправил стоящий под другим навесом  ЛУАЗик - легковой вездеход, исправно служивший ему уже пятнадцать лет.
Он решил доехать только до трассы и оставить машину у его соседа, так же живущего в лесу, но с женой и многочисленными детьми и у дороги.
Бывший обходчик нефтепровода, сокращен¬ный при реорганизации системы контроля за состоянием нефтепровода, он остался жить в казенном доме. Там были и свет, и вода, и до станицы было всего четыре километра. Детвора ездила в школу на  автобусах, попутных машинах, а то и просто ходили пешком.
Михаил успевал ещё на два рейсовых автобуса на Краснодар.
На любые другие похороны он поехал бы на машине. На похоронах лишних машин не бывает, но только не на этих. На этих машин будет, наверное, больше чем людей.
На работе его отца любили и уважали. Он всегда заботился о подчиненных и становился на защиту друзей, часто выручая тех без каких-либо условий и требований. Они платили ему тем же.
Без особого образования, заочно окончил Ростовский техникум связи, отец не поднялся высоко по служебной лестнице. Он ушел на пенсию начальником связи Крайколхозэнерго. Но его друзья и подчинение росли. Многие занимали ответственные посты, руководили предприятиями, объединениями, работали в министерстве.
Всех их он учил всему, что знал сам, когда-то в чем-то выручал, и они с радостью шли ему на встречу, когда он обращался к кому-либо за помощью. Он не раз выручал свое руководство, просто позвонив одному из друзей.
Обратной стороной всего этого были бесконечные выпивки. А так как всё свое время он проводил на работе, то дома Михаил почти всегда его видел или хорошо выпившим или спящим после пьянки.
Выехав на трассу и сев в шестичасовой автобус, Михаил продолжал думать об отце.
Из-за этих пьянок он не любил отца, но уважал, особенно после того, как в четырнадцать лет случайно узнал, что он не родной. Отец взял в жены его мать с уже годовалым ребенком и усыновил его.
Михаила тогда больше всего поразило то, что за четырнадцать лет ему никто ни слова не оказал об этом. Он, разыскивая в сумочке с документами свое свидетельство о рождении, случайно нашел спрятанное матерью на память свое настоящее свидетельство.
Только теперь, в автобусе он, наконец, осознал, почувствовал душой, что отец умер, что этого человека больше уже не будет никогда. На память стали приходить воспоминания о хорошем, связанном с отцом.
Как-то мать, посчитав, что он достаточно вырос, хотела открыть ему страшную тайну и долго готовилась к этому разговору, но он, выслушав её рассказ, спокойно ответил:
- Я всё знаю.
Пораженная, она потом долго допытывалась, от кого он узнал. Михаил сказал про свидетельство.
- А мы боялись тебе рассказать, думали, как ты отнесешься к тому, что он не твой отец.
- Как это не мой? Мой. Он меня вырастил. Я никаких других не знаю. Не ломайте голову.
Поздней, когда он ругался с ним, отстаивая свою самостоятельность, мать упрекала его:
- Миш, ну пожалей его. Каково это выслушивать такое от неродного сына.
- Да!! - взрывался Михаил. - А как лупил в детстве? Как родного. Вот пусть и выслушивает как родного. И бросьте вы эти разговоры - родной, не родной. Родной! Роднее не бывает.
Ему вдруг стало печально, что он, уже став самостоятельным, не сел, не выпил, не поговорил с ним просто так, как с другом, как он разговаривал с сотнями чужих ему людей, деля их горести, помогая решить проблемы. А со своим отцом? Михаил даже не знал, чем жил последние годы он.
Их квартира была полна незнакомыми людьми. Мать и младшего брата он нашел на кухне. Они обнялись, мать расплакалась, но быстро успокоилась. Смерть отца не была большим горем или трагедией, её уже ждали, хотя никто и не хотел признаваться в этом.
Они до поздней ночи проговорили на кухне, вспоминая прожитую жизнь. Мать сказала, что отец просил похоронить его на родине, в станице, где он родился, и где были похоронены его многочисленные родственники, где жили его сестра и тетка.
- Завтра с утра заберём его из морга и поедем, - сказала мать.
-( Хорошо,)- подумал Михаил, -( Меня почти к дому отвезут.)
Родной отцовской станицей была та, где Михаил в лесничестве выписывал дрова.
Похороны были многолюдными. Из Краснодара ехали целой колонной. Несколько автобусов и множество легковых, почти все белые и черные Волги. В основном друзья и сослуживцы отца, но были и несколько молодых женщин, которые с интересом посматривали на Михаила.
В городе, среди знакомых его родителей, он был ещё более загадочной личностью, чем здесь в станине.
Крепкий, здоровый, грамотный мужик, уехавший из города и отшельником живущий в лесу, поражал воображение горожан, вызывая изумление тем фактом, что кто-то добровольно может жить без электричества, людей и трамваев.
Этих женщин, видимо, взяли на похороны, что бы попытаться накинуть на него узду, стреножить и привести к общему знаменателю. Его знакомили с ними, пытались завести разговоры, а он вежливо, но быстро, не давая себя втянуть в беседу, уходил к другой группе знакомых.
Если бы похороны были на три дня раньше, он с удовольствием знакомился бы с ними. Некоторые были красивы, нарядившись специально, что бы понравиться ему.
Но он уже мысленно грузил дрова и ехал за своими женщинами. Перед глазами, закрывая от него все эти призывные взгляды и зазывающие улыбки, кружилось жёлтое покрывало, укрывая от его взгляда прекраснейшую из женщин.
Он дождался, когда засыпали могилу, и подошел к матери. Он хотел сразу уехать, но потом ему стало её жалко, он пошел с ней на поминки и сидел рядом, пока все не разошлись. Они сидели допоздна, и мать не отпускала его от себя. Его не отпустили и ночью, оставили ночевать у тетки. Лишь на следующее утро он смог вырваться, а мать, прощаясь с ним, громко сожалела, что он не хочет ехать с ними в Краснодар, и просила приехать погостить хоть с недельку. Михаил обещал, что позднее приедет, но сейчас у него срочное дело - ждут люди.
Его подвезли на гору к машине. Он завел её, попросил соседа помочь загрузить дрова, обещая сразу же привезти его обратно, и они поехали грузить машину.


На следующий день после возвращения с рынка, женщины начали ждать приезда Михаила. Шел уже четвертый день со времени его отъезда. Они выбегали на каждый подозрительный шум и часто при этом сталкивались в дверях.
В начале их это веселило, но чем дальше, тем тягостней становилось ожидание. Настроение у всех испортилось, все ходили невесёлые.
На пятый день баба Маня начала причитать;
- Ох, чует моё сердце, беда у него приключилась. Ох, дура старая, даже адреса не взяла, даже фамилии не спросила. Где ж его теперь искать? Может разбился он, ведь на машине ехал. Может лежит где в больнице? Ох, дура старая. Господи помоги ему! - и часто, часто крестилась.
Девушка тоже ходила сама не своя. Ничего не хотелось делать, всё валилось из рук, и опять всё было очень плохо. Не радовали ни красивые вещи, ни вкусная еда. Стало ещё хуже, чем было до приезда Михаила.
Вечером девочка долго не уходила с улицы. Она сидела на скамейке и непрерывно смотрела на звезды. Увидев падающий метеорит, а в сентябре они падают довольно часто, она что-то тихо шептала и ждала следующего.
         
          Продолжение        http://www.proza.ru/2012/10/02/286