Про коллективизацию и раскулачивание

В детстве я доставала мою бабушку, Елизавету Никифоровну Звереву, вопросами о том, как они жили в старину. Каждый день по вечерам, когда тушили свет, звучала одна и та же фраза:
- Ну теперь рассказывай.
- Да чтож тебе, внученька еще расскзать-то? Уж столько рассказала тебе, все-то ты уже про меня знаешь.
- Нет, говорю, не все. Рассказывай про вашу жизнь, как это было.
- Ну, слушай..
Я навостряла уши и слушала, сколько бабушкиного терпения хватало, даже и сон не брал.

Было у них в семье девятеро детей. Пока дети малы были, трудновато жилось. Удача была в том, что семеро первых детей были сыновья, а только две последние - девочки. Оказывается, земельный надел выделялся только на мальчиков, а девочки, де, должны замуж выйти и к мужу прилепиться. А когда это будет? Разве девочке кушать не надо, одеваться, приданное справлять? Но закон был таков и все тут. Каждый год пересматривались списки населения, прирост и убыль и в соответствии перерезались наделы земли. Очень трудно жилось тем, у кого рождались девочки, а не мальчики. А если еще и вдова с девчонками, то это не житье уже. Девочек отдавали в работницы или в няньки. Самой матери трудно было девчонок поднимать. У бабушки в семье и жила такая девушка-нянька. Была она глуповата или простовата, не знаю как правильнее. Выполняла свою работу вроде и старательно, но часто с нею бывали разные случаи. Девка была с хорошим аппетитом, крупная, в теле. Таскала ребенка, присматривала за ним, пока старшие были заняты делом. Однажды слышат крик во дворе, мать вышла на плачь, а видит, что малышка вся в пыли и в слезах. А слезы по пыльным щекам текут, оттого и вовсе черным лицо стало. Спрашивают:
- Даша, а что случилось? Та и отвечает:
- Что-что, бежала я с Глашей, да упала. И вот хорошо-то, что я на неё, а если б она на меня?! Она какая крупная, поди больно мне бы было?

В другой раз пошли картошку сажать под плуг. Это когда лошадь по кругу ходит, плугом борозду нарезают в один конец, за лошадью идут и картошку бросают, а возвращаясь плугом эту борозду закрывают, а во вновь нарезанную опять картошку забрасывают. Даша-то с ведром за лошадью ходит, как и все, да не радует ее эта работа. Спросила, когда мол закончим? Ей ответили, что как картошка семенная закончится, так и конец посадки. Девка-то хоть и глуповата была, да резон свой знала. Стала она картошку по полведра в борозду совать, да ногой прикапывать. Чтоб быстрей семена кончались. Естественно, все открылось, когда картошка начала всходить лесом в некоторых местах.

Где посмеивались над ней, где жалели, потому что сирота была, в семье у них отец умер, а мать с одними девочками не могла прокормиться. И мужика в доме нет и надел маленький, только на огородину. Потому девочки и жили в других семьях. Гусей пасли, детей присматривали, двор мели и всякую мелкую работу по дому делали за угол и еду, да одежду по праздникам новую справляли им. Сироте такой замуж трудно было выйти. Если только за старого вдовца или за такого же сиротку, как она. Да радости в такой жизни было не много. Бывало, что и выбивались, если трудолюбивые оба были, да здоровьем бог не обидел.

В семье у деда к моменту начала коллективизации уже были шесть сыновей женаты, одному, младшему, 17 лет и две девчонки еще моложе его. Жили все вместе, отделены были только два старших сына и то скотина была в общем хлеву, потому, что Сибирь все-таки, приспособлено было для тепла все у деда и оттого пока все содержались зимой на подворье вместе. Бабушка говорила, что были лошади рабочие, была тройка на выход, молодые лошадки, которых еще не запрягали. Коровы, бычки и телочки, а гусей, птицы и баранов уж не помнит она и сколько. Овец держали много потому, что овчина нужна была и для полушубков. Овец стригли, шерсть пряли, вязали из шерсти носки, варежки, жилеты. Из тонкорунных овец и шали, женские кофты. Сибирь, Оренбург - это ж края рукодельниц, шали тонкие вязали и себе и на продажу.

Семья большая, мужики подросли. Пока ребята не вошли в силу, нанимали бОльше работников, чтобы обрабатывать земельный надел. Земли-то было достаточно, потому что сыновей было семеро. Дедушка всегда заставлял жену готовить хорошо и кормить работников всегда досыта. К посевной всегда придерживали поросенка, овец. Резали и кормили работников, ибо в наймы шли бедные, у кого или земли нет или лошади, чтоб обработать. Те у кого лошади были, помогали обработать наделы безлошадных, но только после окончания своих посевных работ. Естественно, сроки можно было упустить и урожай тоже снижался. Так что если ты беден, то и это против тебя. Такие люди ходили отрабатывать лошадь к хозяевам, чтоб потом и им помогли засеяться.

Дед говорил, что голодный - это не работник. И потому кормили хорошо. А еще к нему с весны старались наниматься пораньше те, что пошустрее. Потому, что знали - там не только платят, а и сытым будешь. Это тоже не мало значило. Тем дед привлекал лучших работников и как следствие, заканчивали работы в лучшие сроки. Потом подросли сыны и работников нанимать стали меньше, больше управлялись своими силами, оттого дома доход весь оставался. К осени урожай убирался, все пряталось от снега и сырости в кладовые и овины. В овин складывали снопы не обмолоченные и потом молотили постепенно, не боясь непогоды. Так же и хранили лен, коноплю. Затем лен мочили в воде, мяли, трепали и ткали холсты, пряли шерсть, трепали коноплю и крутили веревки, канаты. Излишки продавались на ярмарках.

С наступлением холодов женщины засаживались за прядение, вязание и шитье. Нужно было и себя одеть и если что лишнее, то на ярмарке продать, чтобы докупить то, что нельзя сделать самим, своими руками. Женщины замужние все эти работы делали дома, не редко собираясь и группами на посиделки с пряжей и шитьем. Девушки же ходили на вечорки или танцы. С пустыми руками туда ходили только девушки-коханки, которые были из не бедной семьи. Таких было не много, а в основном девчата ходили на вечорки с заданием. Мать давала начатый носок или варежку, а принести нужно было уже готовую. Или пучок шерсти и веретено, нужно было попрясть эту шерсть за вечер. Чтоб не заплясалась и не загулялась. Делу время, потехе - час.

Бабушка говорила, что жили они крепко, не бедствовали. На праздник с ярмарки угощенья и красные одежды привозили, самовары и сахар, пряности. Ездили туда на хорошем выезде из трех лошадей, которыми дед гордился, привозил подарки всем. Детям же всегда петухов на палочке и свистульки - вот была детская радость.

Как было не трудно это все зарабатывать, а трудились всей большой семьей и слушались деда, который знал как руководить своим семейством. Когда сеять, когда срок убирать, а когда и праздновать можно начинать.

Как и в какой момент дед понял, что пришли перемены, но разобрался вовремя. Как говаривали: "Пришла беда - отворяй ворота." Видимо, процесс раскулачивания уже пошел, когда дед решил, что если не пойти навстречу беде, она тебя раздавит. Многие не верили, надеялись, что их дом раскулачивание обойдет. Потому, что истинных эксплуататоров было не так-то и много. И кто работал хорошо, те все же выбивались из бедноты. А лодыри и разгильдяи никогда. Как раз они-то и всплыли наверх в революцию. "Кто был никем, тот станет всем."

Дед не стал дожидаться раскулачивания. Первым делом оженил младшего сына на сиротке Даше, той глуповатой девке. Искать невесту было некогда, а гнать девку некуда. Здоровье у нее было, крупная, работать втянется постепенно, когда поймет, что она не в приживалках, а замужем. Как дед сказал, так и сделали. Далее всех сыновей отделил на свое житье. Всем выделил по лошади, корове, четыре овцы, птицы, утвари. Все поделил на восемь частей. Раскатали часть построек хозяйственных и собрали избенки на скорую руку, одного сына и вовсе в баню жить отправили до постройки хаты. Главное - создать из одной "кулацкой" семьи восемь середняков. Скотину, что оказалась больше чем восемь, он пошел и добровольно оформил в колхоз. Поехал на своей тройке, оставил ее в подарок сельсовету и спросил, куда перегнать скот. Заявил о выделении сыновей в отдельное жительство. Так дед смог спасти семью от раскулачивания, которое уже как дамоклов меч нависло над головами семьи Зверевых.

На этой тройке лошадей к ним теперь частенько наезжали сельсоветские с приезжими из райкома. Пили и ели, бесчинствовали так же. Дети с полатей на все это смотрели. Дед уже не имел такого количества баранов, кормить эту свору "друзей" становилось все труднее и накладнее. Но ругаться с ними было опасно.

Раскулачивание шло своим ходом. Делалось все жестоко и до последнего люди не могли поверить, что в их дом это может прийти. Уже в селе и не было зажиточных, а райкомы спускали план по раскулачиванию и надо было выполнять и отчитываться. Каждый думал за себя, чтоб не попасть в этот список. Были и такие, что резали скот. Но это тоже было опасно, донести могли. Некоторые рыдали, а вели скотину за рога в колхозный сарай. Там ветер гулял, холода, не обустроенное помещение, скотина стояла не ухоженная, в сырости, глодала. Нерадивые колхознички как не работали раньше на своих подворьях, так и тут не чувствовали своим. Хозяйки ходили проведывать своих коровушек и обливались слезами, а делать нечего. Те, кто не хотел отдавать, те сами попадали в беду.

Бабушка рассказывала, что раскулачивание проходило в страшных формах. Из дома вывозилось и выносилось все вплоть до котелка со щами из печи. Ребенок скинул валенки, залез на печь от страха перед происходящим, так "дяди" даже его валенками не побрезговали, забрали. Люди оставались голыми и босыми в прямом смысле слова. Люди в деревне не были глухи и слепы, только все боялись. И помогать боялись. Ночью подбрасывали вещи, кто мог или хлебушка. Крадучись, чтоб не знали, кто это подаяние сделал. Подгоняли телеги, грузили раскулаченных и увозили, никто не знал, куда. Это уже была Сибирь, куда еще везли людей? Что севернее было, Соловки?

Больше про раскулачивание ничего бабушка не рассказывала. Все ее рассказы касались жизни до революции и до этого периода. Как умер дед, а точнее прадед, я не знаю совсем. Почему бабушка говорила, что он стал председателем райисполкома, как такое могло произойти и чем закончилась эта карьера, ничего никогда не рассказала, а мне как ребенку в голову вопрос не пришел. Помню, что говорила, как водил этих "оглоедов" домой, кормили и делать нечего было, надо принимать. Один раз лошадь ногу сломала, зарезали и конину в пищу пустили. Так начали подавать одно мясо, а когда напились уже, конину подсунули. Они и не разобрались. Дед говорил, что лучше этих паразитов накормить, авось крови не напьются.

Вот еще из рассказов о той поре: http://www.proza.ru/2012/08/11/534


Рецензии
Галина, я об этом знаю по рассказам родителей.папа тоже был председатель сельревкома.Страшное время было. да не Сталин виноват: чаще это делали такие+,как "Бендеровцы" специально для того, чтобы народ ненавидел советскую власть. РВАЧИ, которые старались в свой карман.

Тамара Белова   26.03.2014 19:38     Заявить о нарушении
Тамара, благодарю за прочтение. Про то, кто на сколько виноват, будем гадать долго. И подставные как раньше были, так и теперь есть. Провокации. Разделяй и властвуй, стравливай и бери потом голыми руками. Все повторяется в той или иной степени. Так говорят.

Панова Галина   01.04.2014 23:50   Заявить о нарушении
Но при чём тут Остап Бендер?

Михаил Струнников   21.09.2020 07:31   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.