Волшебная Турция

 Подобно Одину Высокому, Я Человек,
 На дереве подвешен,
 Словно жертва,
 Которую Я Сам Себе принес,
 Как Идеал для Самого Себя

Е. П. Блаватская, «Что есть истина».
Глава «Распятие человека. Люцерн».
 
На этот раз Турция встретила меня странно.
И, несмотря на радужные мысли, желание встречи, предчувствия восхитительной прозрачности моря, готовила мне подвох. Тем не менее воображение уводило в свой особый фантастический мир. Турция виделась мне экзотической амазонкой со спартанской прической и ярким головным убором, украшенным страусиными перьями и драгоценными камнями. Ее округлые формы тела прикрывали полупрозрачные шароварчики и переливающийся ослепительными украшениями лиф. И все это чудо завершалось ни с чем не сравнимой, легкой, как сам воздух, развевающейся накидкой. Турция смотрела на меня из-под ресниц полуоткрытых салатовых глаз. Я приподняла брови и мысленно послала ей вопрос: «Что-то не так?».
Она усмехнулась и медленно растаяла, сопровождаемая завораживающей накидкой.
 Приземлившись на землях этой красавицы, я уже думала о более реальных вещах. Ну, например, как меня расселят и т. д., и т. п. Конечно же, интуиция подсказывала мне, что надо немедля брать быка за рога и не соглашаться на лишь бы что.
Светлый прохладный автобус чистыми глазами окон смотрел то на меня, то на пейзаж, который дразнил своим великолепием и звал к изумрудному, смеющемуся небольшими волнами морю. Душа наполнялась радостью предстоящего отдыха.
Вскоре автобус затормозил у небольшого отеля, и я уверенно направила свои стопы ко входу.
Маленький рецепшен из двух комнат с распахнутыми окнами жил своей обычной, неспокойной жизнью. Две русские женщины гневно повторяли: «Вы же обещали, в конце концов сколько можно ждать?!» Администратор, молодой привлекательный мужчина, что­то прожурчал своим неповторимым актерским голосом и невозмутимо протянул им ключи. Через секунду женщины исчезли. Я подошла к стойке. Администратор напряженно всматривался в журнал приезжих, по всему было видно, что ему не до меня, и я терпеливо стала «обживать пространство», оглядываясь по сторонам. Турецкие лица присутствующих тоже были абсолютно спокойны. По всему было видно, что это обычная, привычная обстановка. Рассматривая их, я отметила про себя, что они похожи на тех, кто занимал мои думы и эмоции в турецком сериале «Великолепный век». Седовласый, худощавый, с бархатными глазами мужчина смотрел на меня с любопытством. Он то и дело поднимал глаза, перебирая какие­то бумаги. Позднее я узнала, что он экономист этого, я не ошибусь, если скажу — небольшого «семейного» дома отдыха. Наверное, моя соломенная нежно­бордовая пляжная шляпка с прелестным розовым цветком и в тон к ней корзиночка, да еще кофточка с бордовыми разводами, производили благоприятное впечатление на присутствующих мужчин, которые, в свою очередь, рассматривали меня.
Громко разговаривая на своем родном языке, администратор тоже поглядывал в мою сторону, а я, слушая его чудесный баритон, улыбалась и тихо, но настойчиво повторяла: «Гив ми гуд рум», что в переводе с «моего» английского языка значило: «Дайте мне хорошую комнату», и покорно отошла в сторону. Здесь же, на скамеечке, в спортивной майке и бриджах, с короткой стрижкой сидела турчанка. Она спокойно оценивала ситуацию и бесстрастно смотрела по сторонам. Ее строгие, правильные черты лица ничего не выражали. И скоро моим вниманием завладел запыхавшийся восточного типа юноша, которого назвали Эмиль и который лихо и страстно что­то говорил баритону на турецком языке (в голове проскочило: «При чем тут Эмиль, по-моему, это французское имя»). Выговорившись, он с готовностью дисциплинированного ученика, сосредоточенно слушал приказания баритона, и я поняла, что решается моя судьба.
— Как вас зовут? — обратился ко мне баритон.
Я обернулась и, желая снять определенное напряжение обыденности, улыбаясь на все тридцать шесть зубов, с достоинством ответила:
— Хюрэм­Султан.
Секундная пауза, и рецепшен словно прорвало. Все начали хохотать. Баритон гремел смехом, седовласый, с бархатными глазами, уронив важные бумаги, ползал по полу, собирая их, и вместе с остальными мужчинами, переглядываясь, весело смеялся. Даже турчанка, высоко подняв брови, вращала глазами, не понимая, шутка это или правда. Я была удовлетворена, поддерживая общий смех. В это время распахнулась дверь во внутренний двор, и я увидела желанный, щеголявший голубизной бассейн. От восторга потеряла голову, набрав полные легкие воздуха, я счастливо запела оперным голосом:
Когда всему конец,
И мечты любви разбиты,
Зачем печалит взор слеза,
Застилает туман глаза.

На этот раз все замерли.
— Ого! — вскрикнул Эмиль, широко улыбаясь, и на чисто русском языке восхищенно произнес: — Вот это да!
А завороженный баритон прошептал на ломаном русском:
— Пожалста, ешо, ешо!
Понимая, что мое расселение в их руках и все способы получения достойного номера хороши, я не заставила себя ждать и на этот раз запела меццо-сопрано джазовую песню, одну-единственную, которую знала на английском языке и когда­то пела в роли Маты Хари в пьесе Юлиана Семенова «Провокация».

Ин зе Мэри, мен соф мэй,
Ол зе литл, бедз о гэй,
Зэй ол хоп энд синг, эндс эй.
Винто даз о фэри вэй.

Фурор обеспечен! Бархатные глаза и все присутствующие были сражены. Турчанка от неожиданности приоткрыла рот, восхищенный баритон без умолку журчал на турецком языке, делясь с завороженным Эмилем.
Ну не зря же я когда­то объездила Германию и Польшу как певица! Вот, пожалуйста, пригодилось! Теперь­то я могла быть спокойна: у меня будет хороший номер!
В двери стали заглядывать улыбающиеся отдыхающие, стараясь угадать, от кого исходили «рулады». Довольный Эмиль позвал двух парней и строго на турецком языке отдал свой приказ, учтиво кивая в мою сторону. Ребята засуетились по поводу моего обустройства. Позднее я поняла, что главными здесь были трое: баритон, экономист и Эмиль. Вокруг них, словно вокруг планет, вращалось множество мужских особей, выполняющих необходимую работу.
Завладев вниманием окружающих, отбросив все комплексы, проследовала в пункт назначения. Номер был чистый и уютный, окно выходило во двор — на бар и бассейн с лежаками, над которыми склонились дивные кусты с красными и сиреневыми цветами, а не на шумную, пыльную дорогу. Это было чудесно. Настроение приподнятое, только образ волшебной Турции снова явился предо мной. Она загадочно улыбалась, прищурившись, словно что­то знала наперед. В голове повис вопрос: «Что ты хочешь этим сказать? В конце концов все складывается прекрасно!».
Но она растаяла, оставляя за собой аромат свежести и недоговоренности.
 Утро встретило ослепительным солнцем и влажным, удушливым воздухом. Познакомившись с интересными женщинами с Урала, с радостью отправилась к долгожданному морю. Мы беседовали о жизни, детях и, конечно же, о себе любимых. Дорога оказалась неблизкой, тем не менее через двадцать минут я уже ныряла в прозрачные воды Средиземноморья. Накупавшись вдоволь, перевозбудившись от удовольствия, почувствовала легкий озноб, и дорога к отелю показалась еще длиннее.
И вот тут­то, моя дорогая Турция, я поняла твою загадочную улыбку. Со мною стало происходить то, что посещало иногда благодаря «юной бесшабашности», только как­то более вероломно на этот раз, как­то врасплох. Эмоции пришлось отбросить, включив разум, анализировать: как и при каких обстоятельствах я схожу с рельсов. Анализ диктует, что, зная свой организм, не имела права нагружать его, надо было дать хотя бы немного акклиматизироваться, а за собственную глупость всегда приходится расплачиваться. К вечеру это уже была не я, а сплошное страдание. Вечерело. Даже сплит-система, которая трудится, словно паровоз, ползущий в гору, не в состоянии перекрыть раскаленный, удушливо влажный воздух. Казалось, он вползает во все щели, как реальная страшная сущность, чтобы сделать свое черное дело. Словно закрыли в парилке и, специально не выпуская, наблюдают в щелочку, на какое время меня хватит. Появилась тревога, что доставлю беспокойство окружающим. Ну, думаю, чем же это кончится? Дышать­то нечем, сколько продержусь? Сердце сдавили тиски. Ничего себе, приехала, «девушка». Или, может, уже «окончен бал, погасли свечи?». Попыталась вступить в телепатическую связь с волшебницей Турцией, но ей было не до меня, ей было просто наплевать на мои муки. Она даже не всплыла перед моими глазами, даже на секунды не материализовалась в моем ярком воображении. Я была брошена, беспомощна, раздавлена. Боже, как переменчива жизнь!
Дотянувшись до тонометра, без которого я не покидаю родные пенаты, обнаружила, что давление ползет вверх. Моему мужеству пришел конец: 200 на 110. Тело словно подключено к электросети. Два часа ночи. Неужели так вот вдруг исчезнуть? «Господи! — молила я,  — прости меня за бездумность! Помоги мне сейчас, потом все будет иначе».
 А мысли­то сами собой прыгают: что иначе? Тебя учи — не учи, ты все на те же грабли наступаешь. Вспомни Кисловодск — на второй день полезла в горы, потом... не хочу вспоминать! Надо спасаться!
Пошатываясь, побрела к балкону и громко, что есть сил, позвала Эмиля. Дежурные были на рецепшене, поэтому через минуту он стоял внизу, запрокинув голову на мой второй этаж.
— Эмиль, —  взмолилась я полушутливым голосом, — по-моему, я отхожу. Высокое давление, не могу сама справиться. Какой выход?
Реакция была военная: через минуту он уже просматривал мои документы туриста, нашел страховку, между прочим, торопливо сказал:
— Недавно вызывали к одной, ей тоже было плохо, а в прошлом году не успели…
Я смотрела ему вслед и принимала к сведению небрежно брошенную фразу, а он деловито, быстрыми шагами направился к двери. До меня донеслось:
— Я к телефону, а пока придет Михмед.
Горько вздохнув, нырнула в постель. Будто из-под земли появился дежуривший седовласый с бархатными глазами и баритон, который, лаская слух, с глубоким участием произнес:
— Все окей, надо врач, — и тут же ушел.
Сильно тошнило, мое измученное тело набирало воздух неизвестно откуда и шумно выдыхало, словно в комнате никого не было. К ногам подсел седовласый, положил мои ноги на свои колени и осторожно стал массировать ступни, тревожно и сочувственно заглядывая мне в глаза. И тут ясно увидела Турцию, которая, прикрыв рот своей прекрасной накидкой, моргнула мне, хихикнула и… исчезла. Я замерла, но теперь мне было не до нее. Ласковые, бархатные глаза седовласого смотрели нежно, с состраданием. Он тихо спросил:
— Гуд?
Я благодарно ответила:
— Ес, ес, гуд.
Чем дольше он массировал, тем легче мне становилось. Тошнота отступила. Он встал и, наклонившись, начал растирать мне руки. Я смотрела на него не мигая и видела, как он восхищен ими. Прекрасные нарощенные ногти моих длинных, красивых, холодеющих пальцев доверчиво находились в его руках. Он поднес их к губам и стал согревать своим дыханием. Заметив тонометр, что­то сказал на своем языке, приговаривая:
— Сорри, сорри… — и стал измерять давление.
Тонометр показал 170 на 90. Он счастливо улыбнулся, поглаживая меня по щеке, а я благодарно стала рассматривать его: он был так близко.
«Какой восхитительный человек, — шептало сознание. — Ему, вероятно, под шестьдесят, он облегчил мое состояние, как же я ему благодарна». Он продолжал смотреть на меня как на что­то очень дорогое.
Как вихрь влетел врач. Деловито измерив давление, он дал сердечное и таблетку под язык. Подождав, пока давление снизится, выписав рецепт и получив благодарность в долларах, уехал.
Удовлетворенная троица: баритон, Эмиль и седовласый — с чувством выполненного долга, улыбаясь, тихо покинула меня. А у меня одна мысль: «Спасибо, Господи! Пронесло…» — и заверяла ангела, что впредь буду умнее.
Утром 160 на 100. Пошатываясь, почистила перышки и выползла наружу. Долг зовет, надо завтракать. Дышать нечем. Двери «бани» закрыты. Боже, какая духота… Мои знакомые, естественно, не были в курсе моих ночных приключений, жаловались на недомогание, уверяли, что во всем виновата жара. Несмотря на это, они собирались на море. Я же под пристальным взглядом удивительных бархатных глаз, извиняясь, удалилась. У меня было впечатление, что мы находимся на дне котловины и к нам не доходит воздух. Мне уже было ни до чего, я думала об одном: когда же наконец акклиматизируюсь? Меня качало во все стороны, таблетки «вредничали» и не собирались приходить на помощь. Выходила в духоту только перекусить. Улыбаясь, делала вид, что все в порядке. Шли дни, а «воз и ныне там». Особых улучшений не испытываю. Зачем такой отдых! Решившись окончательно, я направилась на рецепшен, где на сей раз хозяйничала наша гид Марина. Ее растрепанные, крашеные, белые, очень вьющиеся волосы были разделены  прямым пробором и торчали во все стороны непослушными спиральками. Она могла бы сойти за турчанку: восточная женщина, да и только, но, по всей видимости, все же была еврейкой. Ее красивый загар сбивал с толку. На самом же деле она приехала с севера на заработки, как Эмиль приехал из Саратова, работающие на кухне — из Азербайджана, Туркмении, Армении. Марина была оживлена, как всегда, убеждая вновь приехавших в пользе экскурсий, намного завышая цену. Туристы об этом знали и приобретали экскурсии в уличных турбюро.
 — Мариночка, — проблеяла я, — вот уже три дня я во власти высокого давления.
Она посмотрела на меня и невозмутимо успокоила:
— Ничего, путевка на двадцать один день.
Тут уж я не сдержалась:
— Так что, ждать, пока отойду? У меня к тебе настоятельная просьба: отправь обратно первым же рейсом. Мне здесь нечем дышать.
Марина недоуменно окинула меня презрительным взглядом и сказала голосом, не терпящим возражения:
— А это невозможно. Это чартер. Ваше возвращение аннулируют. Покупайте новый билет.
У меня вытянулось лицо. Неожиданно вошел седовласый. Улыбаясь, приложив руку к сердцу, учтиво поклонился. Спросив что­то у Марины, которая уже поднаторела в турецком, она коротко ответила, он коротко сказал, и она коротко перевела:
— Так бывает, привыкнете.
Я легла на лежак возле бассейна, отдаваясь невеселым мыслям. Если честно, вся моя жизнь — это экстрим. То простуды и переутомление, то отравление, то еще что­нибудь.
В Индии в Маяпуре во время паломничества по святым местам — ночью 5 градусов тепла, днем 50 градусов, была еле живая, а у самой мысли: «Прапхупада, учитель кришнаитов, в шестьдесят девять лет первый раз отправился в кругосветное путешествие и каждый последующий год,13 раз, повторял его. Значит, выдержу. В Египте еле заползла на гору Синай. В Хургаде у гробниц фараонов чуть дышала, а уходить в мир лучший не было никакого смысла. Все равно с фараонами не положили бы.
Но как же велика моя жажда странствовать! С этим я ничего не могу поделать! Это сильнее меня!».

Мой Бог, что жизнью именую,
Как мудр Ты! Не слушаю Тебя!
Ты учишь, учишь — все впустую,
Как прежде, истязаю я себя.
Давал урок, с вниманием внимала,
С любовью, преданно ловила мысли слог,
И благодарно сердцем обнимала,
Не выполняя заданный урок.
Как Ты велик и все прощаешь,
Земную двойственность души,
Ты на руках своих качаешь
И видишь муки, что в тиши.
В тиши, когда нет рядом никого,
Когда мечусь, не понимая тела,
Когда в душе растерянность, вопрос,
А духу нет до тела дела.
Но утро снова наступает,
Я вижу море, синеву небес,
И солнце горячо ласкает.
Ах! Сколько в Турции чудес!

Вот уже неделя прошла, улучшений почти нет. Днем слабость. Давление 160 на 100, все равно лезу в бассейн, беседую. Вечерами располагаюсь на лежаке возле бассейна, вдыхая аромат цветов, наблюдаю за жизнью отдыхающих. Постепенно обросла знакомыми и стала «своей». Ночью давление ползет вверх, борюсь как могу, отвлекаюсь медитациями, телевизором. Пребываю в прострации.
— Марина, — взываю я. — Ты говоришь, что нет билетов, а если… то как переправлять?
— Ничего, — успокаивающим тоном изрекает Марина. — Что-нибудь придумаем.
А у меня в голове: «Что делать? Что делать?».
Бархатные глаза сопровождают с особой нежностью, даже екает в груди.
Турчанка в спортивной майке то и дело пробегает мимо, оказывается, она отвечает за постельное белье. На этот раз, приподняв одну бровь, как­то странно наблюдает за мной. Я чего-то не пойму, да мне и не до того.

Господь дал снова испытанье,
Лук жизни туго натянув,
И, наблюдая за душою,
Он стрелкой время отвернул,
После ухода отца сына,
Вдруг все яснее стало мне,
Что жизнь и смерть гораздо ближе,
Но жизнь желаннее душе.
Что день, то дар небес Вселенной,
Что ночь — урок бессмертия во сне,
Как хорошо нам на земельке бренной,
Как бьется жажда жить во мне!

 Честное слово, не  могу понять, почему это состояние держится! Все сроки акклиматизации прошли. Мое тело, как ртуть, чувствует малейшие изменения в природе: то облака, то жгучее солнце, то легкий ветерок, то давящая, душная тишь. Отдыхающие постоянно обновлялись. Плавая в бассейне, я увидела женщину, в которой нюхом почувствовала врача. Держась за край бассейна, я робко побеспокоила ее своим вопросом, на что она дала определенный ответ и вселила в меня надежду. Следуя ее совету, я все же просила:

Господь, повремени,
Хочу я дома оказаться,
Чтобы душа была со мной
И ей в любви своей признаться.
Она грустит, что тело плачет,
И мечется, стремясь помочь,
А сердце трудится и скачет,
И телу справиться невмочь.

Наконец я спала всю ночь. Чувствую, что силы прибыли. Какое благо! Доктор в бассейне точно угадала, что мне необходимо.
Ну разве это не удача? Давление отступило, и муки закончились. Самочувствие очень ничего! Я начала строить планы. Еще две недели впереди, ура! После обеда я уже мчалась на автобусе в прелестный городок Кемер. Да, немного чувствую слабость, но какая красивая дорога… Природа всегда радует сердце. Море с покачивающимися маленькими и большими яхтами, парусными лодками словно шлет свой привет. Все располагает к отдыху и удовольствию. Действительно милый городок. Башня с часами, громадные львы, как стражи улиц. Мечеть, как наблюдатель жизни, и горы, покрытые зеленью причудливых очертаний. А магазины! Переходишь из одного в другой, везде сплит-системы, поэтому жара не чувствуется. Я бродила по городу и получала ни с чем не сравнимое удовольствие запивая его свежевыжатым сладким апельсиновым соком. Купила подарки своим близким и была в предчувствии радости, которую я им доставлю. Удобно усевшись в прохладный, чистенький автобус, я возвращалась к ужину. Ехать всего 30 минут! Закрыв глаза от удовольствия, почувствовала легкое прикосновение. Ну, конечно, это была она! Волшебница Турция! Она гладит мое лицо, весело смеется, подтанцовывая, сверкая салатовыми глазами.
Я подумала: «Какие же у нее красивые глаза. В следующем воплощении у меня обязательно будут салатовые глаза!».
 Жизнь моя потекла по другому руслу. И где­то там, в глубине сердца, зреет надежда увидеть загадочный Стамбул! Конечно, наши русские города не похожи ни на какие другие, в них столько родного, что не передать, но другая страна открывает новые горизонты культур, новую архитектуру т. д., и ты словно на другую планету попадаешь, что не только расширяет кругозор, но и питает воображение.
 Раннее утро непередаваемо прекрасно. Свежий, прохладный воздух начинает преображаться восходящим солнцем, которое раскрашивает теплой акварелью окружающий мир. Прозрачное море утром совершенно неотразимо. Главное для меня, что оно словно парное молоко. Ну люблю я очень теплое море, ну очень теплое и как слеза прозрачное, именно такое, как в Турции, поэтому купание в нем доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие. Немногочисленные купающиеся охотно общаются. Женщина из соседнего отеля говорит, что узнает меня по шляпке, и мы весело с ней смеемся, опускаясь в плотную ласковую воду.
— Вода словно живая! — восклицает приятельница, с которой я пришла.
— Конечно! — отвечаю. — В воде ундины, удивительные, ласковые сущности, которые, играя, выталкивают нас из воды, а в воздухе эльфы. Они обнимают нас и поют турецкие песни.
Те, кто слышал нас, весело смеялись, всем было чудесно на отдыхе, где беззаботно предавались болтовне и от всего получали удовольствие. После купания спешим к завтраку. Навстречу идет мой спаситель, седовласый Михмед, в глазах которого тревожный вопрос.
Я расплываюсь в улыбке и заверяю его, говоря:
— Гуд, гуд, ай вери лайк Турцию.
На его лице вижу искреннюю радость. Он берет мою руку и целует. Огонь лизнул мою грудь. «С чего бы это?» — прикрикнула на себя в глубине души. Совсем уже рехнулась? А за спиной чудесный тенор словно пропел:
— Как хорошо вас видеть! — и протянул кусок спелого арбуза.
«Боже мой! — подумала я. — Как же прекрасна жизнь».
 
Все чувствует и все живет,
Во всем я слышу жажду жить,
Кузнечик весело поет,
Зовет всех-всех людей любить!
  Спасибо, жизнь, природа, логос!
  Что я дышу тобой, любя,
  Я кланяюсь Тебе, Великий,
  И прославляю, жизнь, тебя!

Как прекрасна в Турции рыбалка! Я не любитель и отношусь к ней сдержанно. Добрые люди посоветовали: чтобы избавиться от жары, просто необходимо сбежать на рыбалку, что мы с приятельницами и сделали. Громадные деревья щедро распустили шатер из веток, закрывая от горячего солнца. В горную, неглубокую, прозрачную речку «хитренькие» турки, для того чтобы привлечь туристов, встроили помосты, будто отдельные комнаты на воздухе. На них разместили удобные диваны, где ленивые могут возлежать, а фанаты страстно следить за удочкой и горячо обсуждать победу над доверчивой рыбешкой. Ну это же восхитительно! Плавают уточки — сплошная идиллия. Ты же вкушаешь рыбную снедь, которую услужливо тебе приносят, независимо от того, поймал ты или нет.
 Оправившись от своего недомогания, я раздобыла в уличном турагентстве недорогую поездку в Стамбул. Радости не было предела. Самолет… а потом незабываемая архитектура двенадцатимиллионного «красавца». История его началась с ранней поры человечества. Когда подумаешь, что раньше этот город назывался Византией, потом Константинополем и что Стамбул разделяет пролив Босфор, который соединяет Черное и Мраморное моря, сердце ликует, прикасаясь к векам. Храм Айя-София, мечеть Султана Ахмета потрясают. А дворец Ибрагима Паши! Церковь Святой Ирины, библиотека Султана Ахмета третьего, мечеть Сулеймание! Очень интересное решение Новой мечети. А какие базары — дух захватывает! Стамбулом можно бесконечно восхищаться. Когда плыли по Босфору, я просто обалдела от висячего моста. Длина его 1560 метров, ширина 33 метра, причем опоры моста оснащены лифтами. Фантастика! Вдоль берега — величественные замки, крепости, построенные в те давние времена великих османов. Общих впечатлений — уйма. Какие приятные у меня были попутчики, муж и жена — поляки, мы в общем понимали друг друга, много шутили и делились впечатлениями.
Вернувшись, я старалась хорошо отдохнуть. В нашем бассейне тоже хорошо. Отель живет своей неторопливой, беззаботной жизнью. Загорая, поедая завтрак, обед, ужин и весь день потягивая, лежа на лежаках, напитки. В конце концов «Все включено»!
Бархатные глаза ласково сопровождают меня. Встретившись лицом к лицу, он как­то особенно таинственно шепнул мне:
— Ю вери бьютефул вумен (вы очень красивая женщина).
Этот перевод я хорошо знала, и, не скрою, было приятно. А он, поклонившись, пошел, прижимая документы к груди. За ним торопливо, с тревогой в глазах, шла турчанка с короткой стрижкой, и тут­то я заметила, что она, как адъютант, постоянно в нескольких шагах следует за ним.
Вот оно что… Да это его любящая жена… Бедная женщина… Она ревнует что ли? И я, не раздумывая, поспешила за ней. Подойдя, я улыбнулась, ласково глядя ей в глаза, и сказала:
— Сорри, ю бьютефул вумэн!
Ее лицо расслабилось, она улыбнулась счастливой улыбкой и, рассматривая меня с близкого расстояния, залепетала:
— Сенк ю, сенк ю…
Я дотронулась до ее руки, и она ответила мне пожатием.
На душе было чудесно. Вечером я поехала вместе с приятельницами на представление «Турецкая ночь». Турецкие танцы продолжались несколько часов без перерыва. Все чувствовали себя хозяевами в этом уютном громадном шатре. Иногда танцы разбавляли игры, и это помогало желающим раскрепоститься. Вставали, набирали вкусной еды со шведского стола и, продолжая трапезу, в такт музыке покачивали головами, глядя на танцующих. Нередко «особо музыкальные», лезли на сцену подтанцовывая, и получали несказанное удовольствие от свободы «творить».
 В конце вечера, словно на закуску, был волшебный танец Турции: танец живота. Я смотрела на сцену, и в моей душе вырисовывалась единая картина этой воздушной, яркой и интригующей женщины, имя которой — Турция. Она обволакивает, но не дает до конца расслабиться, потому что расслабляться надо дома, а здесь мы в гостях, и об этом надо помнить. Надо восстанавливать в памяти особенности этой обворожительной женщины, имя которой — Турция!

Спасибо, Господи, за каждое мгновенье,
За радость жить и чувствовать огонь,
За легкое любви прикосновенье,
За жажду мыслить вновь и вновь!
  За то, что дух мой полон сил душевных,
  За то, что мои годы не помеха,
  За то, что много друзей верных,
  В которых вызываю радость смеха.
За то, что я способна понимать,
За то, что могу рано я вставать
Весь мир любить и обнимать
И с юмором о бедах рассказать.
  За то, что прославлять могу Тебя,
  Осознавая радость жить,
  За то, что ощущаю жизнь, любя,
  За то, что знаю цену БЫТЬ.
За то, что дал мне долго жить,
За то, что интересна людям я,
За сына моего, который часть меня,
За то, что непустая жизнь моя.
 
 ГАЛЛЕЯ
 
  Июль 2012 года