Предатель. Часть 2

Стены избы лизали яркие языки пламени, становившиеся всё больше и больше. А Пашка так и сидел на земле безучастно. Пока эти люди, убившие отца, поджигали их избу. И потом, когда они ушли с их двора, а мать, всхлипывая принялась судорожно развязывать Пашкины руки, он всё так и сидел в каком-то странном оцепенении. Мать вся тряслась, и ей никак не удавалось развязать крепкий узел. Но, наконец, получилось, и Пашка бросился к избе, в которой оставалась сестра.
Мать побежала за ним.

В сенях было уже полно дыма. Начинал гореть потолок.
Пашка вбежал в комнату и, нагнувшись над крышкой погреба, приоткрыл её.
- Танюха! - крикнул он вниз.
В ответ  услышал тонкий приглушенный вскрик, его судорожно обхватили тонкие ручонки сестры. Подхватив её на руки, Пашка побежал к выходу. Сестра прижалась к нему, крепко обхватив за шею.
Мать стояла у входа в дом и плакала. Пашка поставил сестренку на землю и прижал её голову к себе, чтобы она не увидела. Но она, словно почувствовав что-то, обернулась и увидела лежавшего у сарайчика убитого отца.
И заплакала вместе с матерью, горько, навзрыд.

А изба продолжала гореть, но они так и не тушили её.
Сил не было уже ни на что.

***

Позже они узнали, что в их селе действительно убили всех коммунистов, а их избы сожгли.
Больше недели Пашка с матерью и сестрой ночевали в уцелевшем сарайчике, а потом, собрав то малое, что удалось спасти из сожжённого дома, решили уезжать.
Подсобил сосед Прохор со своей телегой и лошадью. Поехали в соседнее село, где жила тётка Ксана, сестра Пашкиной матери. Больше деваться им было некуда.
Тетка Ксана жила вдвоём с мужем. Детей у них не было.
Поначалу она была очень напугана, даже не хотела их принимать, боясь, что и на неё с мужем навлекут они беду.

Пашка видел, как Ксана, недовольно морщась что-то боязливо говорила матери. А та с совершенно безучастным видом сидела на краю телеги, прижимая к себе Танюху.
Белые были и в их селе, ушли пару дней назад.
Но тетка Ксана всё равно очень боялась.
- А вдруг вернутся, - говорила она.
- Мне уже всё равно, - тихо отвечала ей мать, - Прогонишь - так прогонишь.
- Ладно, - после некоторого раздумья согласилась Ксана, - оставайтесь.

И они остались жить у неё.

Закончился май, началось лето. Жить у тётки Ксаны Пашке не нравилось. Она хоть и терпела их, но никогда не упускала случая упрекнуть родную сестру за дармоедство.
Мать слушала молча, терпела. Но Пашка видел, как ей трудно. И это, как тяжкий камень, висевший на сердце, не давало ему покоя. Это... и смерть отца, которая до сих пор стояла перед глазами.
И в один из дней Пашка решился. Узелок получился небольшой, брать с собой особо было и нечего. Мать долго не хотела его отпускать. Весь вечер накануне она плакала и говорила, что если и Пашку убьют, она этого не переживёт. А Танюха сидела, забившись в угол и только тихонько всхлипывала.
- Ничего... ничего, - Пашка обнял мать, успокаивая. - В городе я быстро работу найду. И вас здесь с теткой стеснять не буду.
- Да спокойно ли там, сынок? - мать с тревогой подняла на него глаза. По щекам катились слёзы.
- Да там-то спокойно, - ответил Пашка, - там уж давно красные.
- Ох, Пашенька, - прошептала мать, - не хочу я тебя отпускать. Не хочу... чувствую, беда там с тобой будет.
- Не будет, - твердо проговорил Пашка, - а я на работу там устроюсь, деньги тебе и Танюхе присылать стану. Ты сама только береги себя.

И обнял мать на прощание ещё раз. А потом подхватил на руки и поцеловал подбежавшую к нему Танюху.

***

До города Пашка добрался за несколько дней на перекладных. Был уже вечер, стемнело, и Пашка задумался, где бы переночевать. Чувствовал он себя очень одиноко и неприкаянно. Он не стал говорить матери, что давно уже принял решение пойти добровольцем в Красную армию. Это решение и раньше появлялось у него, когда отец был ещё жив, но после его смерти созрело в Пашкином сердце окончательно. Теперь дело было за малым - найти мобилизационный пункт. Но всё это утром, а сейчас, уставший после утомительной и тряской дороги, Пашка очень хотел есть и спать. Он достал из сумки чёрствую горбушку чёрного хлеба, разломил её пополам. Одну половину оставил на утро, а другую съел. Чувство голода удалось немного притупить.

Надо было найти и место для ночёвки. Пашка, недолго думая, вошёл в здание вокзала. Внутри было полутемно и грязно. На скамейках и сидениях, которые почти все были заняты, сидели и лежали люди. Пашка с трудом отыскал свободное место и уселся. Надо было ждать до утра и хорошо было бы вздремнуть. К его радости старик, сидевший почти вплотную с ним, через некоторое время ушёл, и вся скамейка целиком освободилась.
Пашка положил под голову тряпичную сумку и лёг на скамью. Он очень устал и почти сразу же начал дремать.

Сколько времени прошло? Может быть десять минут, а может час. Пашке уже что-то снилось, когда его неожиданно разбудила чья-то тяжёлая рука, опустившаяся на плечо. Его грубовато, с силой тряхнули несколько раз.
- Эй, парень! Просыпайся!
Пашка пробормотал что-то и открыл глаза. Несколько мгновений он ничего не понимал. Потом рука судорожно скользнула по жёсткой скамье. Сумка была на месте.
Он прижал её к себе и посмотрел на разбудившего его человека. На вид ему было лет сорок пять. Светлые глаза... взгляд, как будто пронизывал его насквозь.
Резкие черты лица, но довольно правильные, крупный прямой нос, подбородок пересекал длинный шрам.
Куртка из чёрной кожи.
- Чекист, - испуганно подумал Пашка и тут же услышал, как в подтверждение его догадки, разбудивший его человек потребовал предъявить документы.
Пашка достал из кармана и развернул сложенную  вчетверо бумажку. Чекист взял её в руки, быстро пробежал глазами.
- Так, не местный ты значит, - проговорил он.
- Да, - кивнул головой Пашка.
- А приехал зачем?
Пашка вздохнул. Перед глазами вдруг почему-то необыкновенно отчётливо всплыла картина смерти отца.
- В Красную армию хочу пойти, товарищ - ответил он, - добровольцем.
- В Красную армию, говоришь, - человек присел рядом с ним на скамейку, слегка улыбнулся, одними уголками губ. Посмотрел Пашке в глаза.
- Дело хорошее, - он опять улыбнулся и протянул Пашке его документ. И от его улыбки Пашка почувствовал вдруг внутри какой-то неприятный холодок.
Чекист так и продолжал сидеть рядом с ним, разглядывая его лицо.
- И давно надумал? - продолжал спрашивать он.
- Да уж давно, - ответил Пашка, раздумывая, почему его собеседник всё не уходит.
- А родители что? - вдруг спросил чекист.
- Мамка в деревне осталась. А отец...
Пашка на мгновение замолчал.
- Убили его, - выдохнул он.

Грановский положил руку ему на плечо.
И Пашка, вдруг сам себе удивляясь, как-то быстро и сбивчиво начал рассказывать ему всё. И про тот страшный день. И про убийство отца.
Боль, накопившаяся внутри, искала выхода...

Грановский слушал молча. Потом достал сигарету, протянул Пашке.
- Хочешь?
Пашка сглотнул слюну и кивнул. Грановский дал ему прикурить. В свою очередь тоже достал из портсигара сигарету, закурил, слегка сощурив глаза и пристально разглядывая Пашкино лицо. Сигарета была хорошая, дорогая. Такую Пашка курил первый раз в своей жизни.
Грановский всё ещё молчал. Потом захлопнул всё ещё открытый портсигар, и от резкого звука Пашка слегка вздрогнул. Грановский улыбнулся, и его жесткие глаза подобрели.
- А знаешь что, парень, - проговорил он, - А если я тебе предложу одну вещь?
- Какую? - спросил Пашка. Он почему-то испугался, хотя вопрос был задан вполне доброжелательным тоном.
- А вот такую. Не хочешь ты пойти к нам работать?
- К... вам? - пробормотал Пашка, - это, значит, в Чрезвычайную комиссию?
- Ну да, - ответил ему Грановский. - Нам такие парни, как ты, очень нужны.
Пашка молчал, нахмурив брови и думая над его предложением.
- Да ты не боись, - продолжал чекист, увидев его замешательство. - Работа у нас не легче, чем на фронте. А может, и тяжелее. Тоже врагов бьём.
- Да... я знаю, - кивнул Пашка.
- А раз знаешь, так и подумай, - проговорил Грановский, - зарплату будешь получать хорошую и продовольственный паёк. Всё, как положено. И обучим тебя всему.

Он говорил, и Пашке всё больше и больше начинало нравится это предложение.
Он сглотнул и посмотрел в глаза Грановскому.
- Да, заманчиво... - робко ответил Пашка, - жить мне вот только совсем негде в городе.
- И с этим не боись, - добродушно ответил Грановский, - у нас и служебное жильё есть. Пристроим тебя куда-нибудь. А ты парень, я смотрю, бойкий и не дурак. Быстро всему научишься.
Грановский замолчал, а Пашка задумался, опустив голову и глядя на сцепленные в замок руки.

Тишину прервал громкий протяжный гудок подходившего к станции ночного поезда.
Люди на вокзале торопливо зашевелились.
- Ну? - немного нетерпеливо спросил его Грановский, - надумал что? Я два раза предлагать не буду.
- Хорошо, товарищ, - Пашка поднял голову и посмотрел ему в глаза, - Я согласен.
- Ну вот и славно, - Грановский улыбнулся и пожал ему руку.

/Продолжение следует/