Измени себя сам... Часть 1

Дорогие читатели!
Все, что написано ниже - реальные факты, ничего вымышленного, никаких подтасовок.
На примере героини, Софьи Павловны, показано, как реально можно изменить себя,
свой мир вокруг, если только начать прислушиваться к своему внутреннему голосу.
Надеюсь, что время, потраченное на прочтение этого, не будет потраченным зря.



«Как жаль – живу, не зная ничего
О маленьких загадках мирозданья»
Галина Колесникова



Девочка появилась на свет холодным мартовским утром в семье двух молодых людей, у которых к этому моменту уже был двухгодовалый ребенок – светловолосая и голубоглазая Даша. Младшей сестренке, черноглазой и черноволосой, совсем не похожей на свою старшую сесту,  дали имя  Софья. Сонечка, как стала ласково называть ее мама. Подрастая, маленькая Соня постоянно донимала маму вопросом:
– Мама, ну, скажи, только честно-пречестно, ведь ты же не хотела девочку?  Ты ведь мальчика ждала?
Мама в ответ смеялась:
– Дурочка ты у меня. Я тебя ждала, мою Сонечку-засонечку...
А Соня не унималась:
– Но ведь у тебя уже была дочка, а потом всегда хотят сыночка...
Мама в ответ только улыбалась, а маленькая Соня решила доказать родителям,  что она ничуть не хуже  того мальчика, место которого она  нечаянно заняла. И Соня стала это усиленно доказывать. Детских садов тогда не было, воспитывались сестренки дома, но, в отличие от сестры, Соню назвать «домашней» девочкой можно было с  большой натяжкой. И если ее светловолосая  и голубоглазая сестра росла спокойным  ребенком, то Соня была ее прямой  противоположностью и внешне, и внутренне. Подружки Сони всегда были под ее опекой, а мальчишки старались в конфронтацию с ней не вступать, так как это было чревато последствиями: дралась маленькая Соня  отменно.
Когда Соне исполнилось пять лет родители решили отправить  ее на  лето  к  бабушке и деду – «на луга». В семье это именно так и называлось — не в деревню, а именно «на луга», потому что деревни там вовсе никакой не было. Там, на берегу реки,  стоял один-единственный домик, в котором жили дед и бабушка Сони, а вокруг была природа. Прекрасная сибирская природа.
Когда родители  привезли и передали маленькую Соню на попечение бабушки и деда, у Сони началась истерика.  Она  рыдала и вырывалась из бабушкиных  рук, толкая и пиная ее, и с ужасом смотрела, как скрывается за деревьями телега с ее ненаглядными родителями. Она ревела  и причитала: «меня никто не любит», «я здесь умру». Ей казалось, у нее сейчас остановится сердце и она действительно умрет от горя, брошенная любимой мамочкой. Но разумная бабушка и добрый дед все же сумели подобрать к Соне золотой ключик,  успокоили внучку и, заверив ее, что ей здесь очень понравится, повели все еще всхлипывающую девочку знакомиться с окрестностями.
Отчаянная городская Соня вначале робко осваивалась на новом месте, а уже несколько дней она весело порхала на зеленой лужайке возле дома, гоняя толстого бабушкиного кота и рыжую собаку — Рекса. 
*
Домик, в котором Соне предстояло провести лето, был похож на сказочную избушку. Он состоял из одной комнаты и сеней, коровника и курятника под общей крышей. И на многие километры вокруг – никакого жилья, ни одной живой души. Дед Сони, табунщик,  рассказывал, что выше по течению реки живет бакенщик, но  Соня его никогда не видела.
Убранство единственной комнаты в домике состояло из большой русской печи, двух железных кроватей, на одной из которых под марлевым пологом спали дед с бабушкой,  большой лавки, стола,  полочки с книгами и иконы с лампадкой над кроватью. Никакого тебе электричества, никакой горячей воды, и удобства, как говорится, во дворе.
Из сеней дверь вела в коровник и курятник, так что парного молока и свежих яиц было вдоволь, а уж вкус настоящего сливочного масла, сбитого бабушкой в деревянной маслобойке,  Соня запомнила на всю жизнь.
Возле дома был большой огород, в котором росли сладкая морковь, огурцы  и огромные полосатые арбузы. Когда дед приносил в дом арбуз  и вонзал в него нож, избушка  сразу наполнялась неповторимым ароматом. Арбузы были сочными и очень сладкими.
За огородом находилась огромная длинная конюшня, в которой было неимоверное количество лошадей.  Утром дед вынимал жерди из ворот, и стреноженные кони устремлялись пастись на луга, а вечером он загонял табун назад, в конюшню. Частенько дед садил маленькую Соню на коня, а она, вцепившись ручками в его жесткую гриву, всегда требовала, чтобы дед убрал свои руки и не поддерживал ее. Ей  уже тогда хотелось мчаться по лугам со скоростью ветра. С тех давних пор Соня на всю жизнь полюбила лошадей, этих красивых и умных животных.
Сразу за конюшней начинались бескрайние луга, на которых росли щавель, крупная и ароматная лесная клубника, земляника,  а также множество полевых цветов. За домом был лес, а в нем  – душистые ежевика, малина,  а также несметное количество грибов. 
Справа  от дома было огромное озеро, в котором водились крупные лини и караси. Соня очень полюбила ходить с дедом на рыбалку.  Как только он произносил волшебные слова: «Сонечка, пойдем червячков копать», она с огромной радостью срывалась с места, потому что  предстояла рыбалка. Накопав червей, она прятала их в укромное место, а рано утром они с дедом брали удочки и шли на речку или на озеро.
Соня с восторгом говорила деду: «Дедушка, как много здесь рыбы!» Они наперегонки выдергивали удочки, и в ведра летели ерши, пескари, чебаки, полосатые окуни, щурята, огромные щуки. Частенько они приносили с рыбалки толстых усатых сомов.  А с озера Соня с дедом приносили полные садки огромных карасей и линей. Когда, довольные и счастливые, они  с уловом возвращались домой, их с улыбкой встречала бабушка. Дед чистил рыбу, бабушка ставила пузатый чугунок на таган, разводила огонь,  а вскоре они уже ели ароматную, с дымком, уху,  вкуснее которой не было ничего на свете.
На противоположном берегу реки тоже был лес, бабушка называла его «забока», с зарослями дикой смородины  и малины и несметными полчищами комаров. На лодке дед перевозил Соню с бабушкой на противоположный берег реки, где они собирали ягоду, а потом забирал их назад с полными ведрами смородины и малины, искусанных комарами до неузнаваемости.
По вечерам бабушка зажигала в  избушке  керосиновую лампу, от света которой по стенам плясали причудливые тени, и вязала рыболовные сети. Соня сидела рядом и смотрела, как же ловко это у нее получалось! Ей было строго-настрого наказано не подходить к лампе, чтобы, не дай же Бог,  не разбить ее стекло, которое в то время было большим дефицитом.
Никаких подружек на лугах у Сони не было,  играть ей приходилось с курицами, гусями, индюком, коровой Зорькой, овечками, кошкой и собакой Рексом. Но еще у Сони было семейство ласточек, жившее в сенях под стрехой. С огромным интересом она наблюдала процесс появления на свет птенцов и их первые полеты.
С таким же огромным любопытством маленькая Соня наблюдала за всеми живыми существами, окружавшими ее. А их было более чем достаточно. Соня могла часами смотреть на стрижей, которые строили свои бесчисленные гнезда в отвесном глиняном берегу. Однажды она не справилась со своим любопытством, залезла ручкой в гнездо и вытащила оттуда маленькое яичко. Соня не хотела разорять гнездо, она только хотела посмотреть на яичко поближе, но тут же была поймана дедом «на месте преступления».
Дед не отругал Соню, а спокойно сказал:
— А теперь, внучка, иди и также аккуратненько положи яичко на место. Постарайся его не раздавить. Из этого яичка скоро появится маленькая птичка, а потом у нее будут свои детки. Разве ты не хочешь, чтобы они были живые?
— Хочу, — ответила Соня  и очень аккуратно вернула яйцо на место. Больше желания залезть рукой в гнездо у нее не возникало. 
Еще Соня очень любила слушать пенье жаворонка. Смотреть, как он буквально висит в воздухе. Любила наблюдать, как парит в небе коршун: ей было интересно, почему он крыльями не машет и в то же время не падает. Но при этом она не теряла бдительности: ей была поручена ответственная работа — гонять коршуна, чтобы он не утащил маленьких цыплят.
А вскоре у Сони появилось новое любимое занятие:  лежа  на телеге или просто на траве, заложить руки за голову и смотреть на небо. Небо ее, маленькую девочку, просто завораживало. Днем она смотрела  на проплывающие мимо облака,  вечером — на яркие звезды. Облака были такой причудливой формы, а звезды такими крупными и висели так низко, что, казалось,  до них можно дотянуться рукой.
И уже тогда в головке маленькой Сони появлялся  вопрос: «Кто все это создал? Как? И как всё красиво!».  Когда она обращалась с этим вопросом к бабушке, она говорила:
— Бог, внученька, Бог.
Соня недоверчиво смотрела на бабушку:
— Бабушка, а где он, этот Бог?
— На небе, —  говорила бабушка
Соня смотрела на небо и говорила:
— Какой же он умный, этот Бог. Правда, бабушка, он все красиво сделал?
Бабушка видела интерес Сони ко всему живому, к природе,  и старалась расширить ее познания. Однажды она разбудила Соню рано-рано утром и сказала:
— Вставай, внученька, сейчас мы пойдем с тобой красоту смотреть.
Соня, еще как следует не проснувшись, оделась. Бабушка накинула ей  на плечи свой теплый платок,  и они вышли во двор. На улице было еще темно. Они  сели на завалинку у дома и стали ждать. Соня дремала, уткнувшись головой в бабушкины колени.
Вскоре бабушка сказала:
— Просыпайся, внученька,  просыпайся и смотри вон туда…
Бабушка показала рукой в сторону стоящей на берегу баньки. Соня послушно повернула головку и ... была поражена увиденным: огромный светящийся диск солнца медленно-медленно  поднимался из-за речки. Красота была просто неописуемая! Маленькую Соню это поразило  до глубины души, она  была в восторге  от увиденного ею чуда.
А вечером того же дня Соня с дедом любовались багровым закатом, который поразил Соню ничуть не меньше. Все ей было интересно, но слишком многое было для нее непонятным.  Поэтому  маленькая Соня постоянно  донимала стариков   своими бесконечными «почему» и «зачем».
И старики снова говорили девочке о  всемогуществе Бога.
Но не только красотой любовалась Соня «на лугах», она еще переживала там моменты жуткого страха. Один из них связан с ужами, которые жили где-то под домом и выползали погреться на солнышке. Не описать того ужаса, который девочка испытала, впервые столкнувшись с ними.
— Змеи! — в  ужасе закричала Соня и убежала. 
Объяснения деда, что это не змеи, а  всего лишь безобидные ужи, не помогли,  и Соня  с удесятеренным вниманием стала смотреть себе под ноги, чтобы нечаянно не наступить на этих ужасных тварей. И хотя бабушка говорила, что это добрые, как она их называла,  «божьи детки», которые не кусаются, Соня ей не верила.
Дед попытался избавить девочку от страха. Он наловил ужей, разложил их по карманам, намотал  на шею, положил  за пазуху, доказывая, что они совершенно безобидные существа. Соня содрогалась от ужаса, глядя на  это. Но постепенно, день за днем, она стала бояться их все меньше и меньше: сначала  она начала рассматривать их, а потом даже попыталась погладить их спинки. До того, чтобы намотать их на шею, дело, естественно,  не дошло.
Но все-таки та закалка не прошла даром, потому что через много лет, будучи взрослой  женщиной,  в парке города Новосибирска она однажды сфотографировалась с огромным живым питоном на шее. Вспомнив слова бабушки: «Уж – такая же Божья тварь, как и все мы», она подумала: «А питон чем хуже?» Она тогда спокойно обмотала  питона вокруг шеи, и у нее абсолютно не было чувства страха или отвращения. А через несколько минут Соня уже держала в руках фотографию бесстрашной женщины с питоном на шее и с улыбкой на лице. Подруга, с которой они вместе были в парке, с ужасом сказала ей:
— Я бы и за миллион этого не сделала…
                *
Жила Соня у бабушки не только летом, но и зимой. А зимой уже так не побегаешь, как летом. Зимы тогда были очень холодные. Зато в избушке всегда было тепло. В печи потрескивали дрова, а Соня забиралась на теплую печку, слушала пение сверчка и играла с единственной самодельной куклой.
Очень часто бабушка пекла в русской печи хлеб и самые вкусные в мире шаньги. Соня, лежа на жаркой печке, вдыхала аромат свежеиспеченного хлеба, а вскоре бабушка говорила:
— Иди, внученька,  все готово...
  А на столе ее уже ждала  большая кружка парного молока и горячие шаньги с запеченной сметанной корочкой.
Проведя «на лугах» первое лето, потом Соня приезжала к бабушке и деду с радостью, без истерик и слез, потому что она  всем сердцем полюбила все, что  там ее окружало.
Счастливая маленькая Соня, бегая по полям и вдыхая аромат спелых ягод, сплетая венки из ромашек, радуясь ласковому солнышку,  и не подозревала, что потом, став взрослой женщиной,  она часто будет ловить себя на мысли, что почти ничего не  помнит из своего городского детства кроме игры в мяч во дворе да катания в парке на каруселях, но зато отчетливо помнит все, что связано с проживанием «на лугах». Она будет благодарна тому, что ее детство, самый  важный период  в жизни каждого человека, период формирования характера и  получения первого жизненного опыта, прошло не в пыльном и загазованном  городе, а там, «на лугах», где за ее обильные слезы она была щедро награждена. Награждена тем, что была наедине с Природой,  тем, что взирая на все это великолепие, она впервые  задумалась о Том, кто сотворил всю эту красоту на Земле. И она понимала, что как бы она обокрала себя, если бы всего этого в ее жизни не было.
        *
Став взрослой, Соня, а теперь уже Софья Павловна, не переставала  искать ответы на свои детские вопросы «как», «почему» и «кто», приобретая множество книг. Будучи, к тому же,  страстной любительницей поэзии, она прочла однажды у поэта Галины Колесниковой такие строчки: «Как жаль – живу, не зная ничего  О маленьких загадках мирозданья».  Софья Павловна  согласилась с автором этих строк, что ей тоже этого жаль. Но, кроме сожаления, у нее было еще огромное желание эти загадки разгадать.
А больше всего ей было жаль, что на чтение книг, помогающих ей разгадать эти загадки, у нее постоянно не хватало времени, которое ей всегда приходилось выкраивать за счет сна.
        Софья Павловна была «трудоголиком» с  гипертрофированным чувством ответственности за порученное дело. Воспитанная по принципу  «Раньше думай о Родине, а потом о себе», она действительно всю свою сознательную жизнь думала в первую очередь «о Родине». Задуматься о себе просто времени не оставалось – мешал постоянный круговорот бесконечных и – как ей всегда казалось! –  очень важных дел.
Но вот однажды от бесконечного перенапряжения, стрессов организм Софьи Павловны дал сбой. В итоге — прединсультное  состояние, карета «скорой помощи», стационар, капельницы и  уколы. Это был первый звоночек, но  Софья Павловна его  тогда не поняла.  Подлатали, выписали, и она опять неистово взялась за работу.
Через полгода — второй  звонок, уже погромче. Второе прединсультное, опять стационар с капельницами и уколами, но уже  и предупреждение врача, что все может окончиться плачевно, если она не сделает соответствующих выводов. Выводов Софья Павловна не сделала и опять неистово работала до момента, пока не раздался третий звонок.
Но это  был уже не звонок колокольчика, а набат: после очередной нервной перегрузки Софья Павловна  вошла в кабинет и обнаружила, что у меня плохо сгибаются пальцы левой руки. Нервы нашли выход!
И только тогда она поняла, что вся ее жизнь – это бег  на какой-то бесконечно длинной дистанции. Что,  однажды взяв старт, она так и бежит, ничего не видя перед собой, а мимо со скоростью курьерского поезда пролетает что-то очень важное, очень нужное, которое она может так никогда и не увидеть. 
Осознав это, Софье Павловне вдруг захотелось прервать этот бесконечный марафон и  сойти с дистанции. Она всеми фибрами почувствовала,  что нужно остановиться и срочно что-то изменить в жизни,  иначе  случится непоправимое.
В тот день, сидя в кресле, Софья Павловна вспоминала, как медработник института, где ее организация арендовала помещение, делая ей как-то  укол в связи с очередным скачком артериального давления, выговаривала:
— Вам что,  Софья Павловна, больше  всех, что ли, надо? Что Вы рвёте себя? Ведь Вас не станет, а эти Ваши проклятые бумаги останутся…
Только сейчас Софья Павловна понимала, как женщина  была права. Сделав очередной укол, она увела Софью Павловну в маленькую комнатку, именуемую кабинетом психологической разгрузки,  уложила на кушетку и  строго-настрого  наказала не покидать комнату в течение 40 минут, как того требовало введенное лекарство. А в комнате полумрак, аквариумы, золотые рыбки плавают,  тихая спокойная музыка, лежи и наслаждайся. И что? Софья Павловна  тут же начала возмущаться:
— Да что Вы, моя дорогая, не могу я лежать 40 минут, мне бы хоть десять-то  выдержать, ведь меня в кабинете  люди ждут…
И ровно через десять минут Софья Павловна покинула это райское место. Вперед, дорогая, дальше покорять вершины!
И вот сейчас, сидя в кресле, она многое перебирала в своей памяти и понимала, что многие люди так  и работают.  Очень многие. Изо дня в день, из года в год.
Софья Павловна начинала понимать, что любая работа, будь она архиважной, архинужной, почетной, престижной – это абсолютно не тот идол, на которого нужно молиться в жизни. Хотим мы это признавать  или нет, но это монстр, который сжирает у нас (у многих, во всяком случае) львиную долю бесконечно дорогого времени и который постепенно разрушает нас изнутри. Постоянные физические и эмоциональные перегрузки, стрессы, отсутствие надлежащего отдыха  делают с людьми свое дело: кривая заболеваний и их ранних уходов из жизни неуклонно растет вверх. А мы постоянно подкармливаем этого монстра, бросая в его бездонную пасть свои бесценные жизни. Слишком много друзей,  родных и знакомых  Софьи Павловны оказались в пасти этого монстра, попав в нее в самом расцвете лет.
Нет, Софья Павловна конечно же понимала, что нельзя помахать работе ручкой   и совершить массовое паломничество на Канары или в другие экзотические места. Работать нужно, НО...
Но всегда помнить, что работа  —  это только то, что дает нам возможность обеспечить пропитание, оплату жилья, покупку каких-то нужных  — а зачастую, сознаемся, и бесполезных  — вещей, но не больше.  Не больше!
Просто всем нам необходимо понять, что работа – это только один – всего один! – из сегментов большого пирога под названием Жизнь. А жизнь  –  она ведь замечательная штука. Но у нее есть один очень существенный недостаток: она не бесконечна и пролетает как одно мгновение.  И  Роберт Рождественский был прав, когда написал:
«Свистят они, как пули у виска,
Мгновения, мгновения, мгновения...»
Они действительно свистят,  как пули. Вражеские. И очень часто, находясь на все той же бесконечно длинной  дистанции и видя уже замаячившую впереди финальную черту, мы начинаем задумываться, а жили ли мы вообще? И тогда мы начинаем лихорадочно крутить назад километры кинопленки, просматривая фильм под названием «Жизнь». Смотрим, перематываем пленку, опять смотрим, в надежде увидеть то, что порадует сердце и согреет душу. И вскоре  начинаем понимать, что всю жизнь мы были певцами хора, певшего одну песню:
«Трудовые будни – праздники для нас…»
        Во всяком случае, Софья Павловна  пела эту песню всю свою сознательную жизнь. Пела до сегодняшнего дня, пока  не  прозвучал этот самый набат, предупреждающий ее о том, что в ее жизни не все в порядке.
Глядя на свою левую руку, Софья Павловна спросила себя: «Дорогая, а тебе всё это надо?» И сама себе ответила: «Нет! Не надо». И еще она подумала о том, что сравнительно легко отделалась, а вот  ее коллега вошел однажды в кабинет, упал и – моментально! – умер. 
После этого Софья Павловна задала себе другой вопрос: «Почему это произошло?»  Ведь она много лет читала эзотерическую и психологическую литературу и твердо знала, что в жизни «просто так» ничего не бывает. Ни-че-го! В жизни нет «случайных» вещей. Каждая – каждая! – «случайность» – дается для чего-то. Это необходимость, которую мы обязаны понять, пережить и сделать выводы. И любая «случайность»  дается нам только во благо.
Она поняла, что в тот день теми, кто «наверху» и кто уже много лет «ведет» ее по жизни,  ей дан урок, из которого она должна была сделать для себя соответствующий вывод. Просто таким образом ей сказали: «Хватит!» Ей сверху нанесли  удар, потому что так было надо! Но, ударив, ее все же пощадили: удар ушел в руку, сохранив тем самым ее от инсульта, о возможности которого ее неоднократно предупреждали врачи.
Софья Павловна подняла глаза к потолку и сказала Тому, кто наверху:
–  Спасибо. Я всё поняла…
Она это не подумала, а именно сказала. Проговорила. Да, в тот момент она, как Павка Корчагин, действительно поняла, что «жизнь дается человеку  один раз и прожить ее нужно так...» В общем, ее нужно прожить. Прожить, а не только проработать. Прожить  до последнего часа, отпущенного ей свыше. И  не так, как жила она (и тысячи таких же, как она), когда на первом, втором, десятом и сто десятом месте – только работа. Даже еще такая ненавистно-любимая, как ее.
И еще Софья Павловна очень отчетливо поняла, что завтра ее в этом кабинете больше не  будет. Не бу-дет! Сегодня она расстанется и с  престижной работой, и с престижной зарплатой. Завтра у нее начнется новая жизнь.
Решение было принято ей окончательно и обжалованию не подлежало.
Наведя порядок в накопившихся документах и убрав их в сейф, она   отодвинула кресло, которое служило ей верой и правдой более десяти лет, и    решительно вышла из кабинета. Вышла навсегда. Был последний день мая, и  за дверью ее ждала свобода.
Спустившись с крыльца, Софья Павловна вдруг  увидела, насколько прекрасен мир, в котором она живет, как она богата и как много имеет в жизни. Да, она богата. И здесь абсолютно  никакой роли не играют ни ее материальное положение, ни ее социальный статус, потому что это не самые главные ценности  в жизни. Софья Павловна поняла, что она богата тем, что  просто живет на Земле,  что светит  солнце,  что она имеет возможность слушать пение птиц и любоваться всем тем, что ее окружает.  И, наконец, она богата  дорогими ей  людьми,  которым в сутолоке бесконечных дел она никогда не имела возможности уделять столько внимания, сколько они заслуживают.
Софья Павловна  понимала, что внутри у нее  происходит переоценка многих жизненных ценностей.
Утром следующего дня Софья Павловна была на приеме у врача, которая сказала ей:
– Говорите спасибо, что отделались легким испугом. Мог бы быть обширнейший инсульт, а могло быть и хуже. Если хотите жить – подумайте  о более спокойной работе...
Улыбнувшись, Софья Павловна ответила, что она уже подумала и что с сегодняшнего дня она  – свободный человек, ушедший с «государевой» службы.
Когда  после приема у врача  – а было это первого июня,  первый день лета –  Софья Павловна ехала  в автобусе, ей казалось, что не  настолько  богат русский язык, чтобы  выразить то состояние, в котором она  пребывала. Это было состояние эйфории. Она смотрела в окно автобуса и вновь радовалась тому, что на улице ярко светило солнце, на деревьях распускались нежные зеленые листочки, над фонтаном в центре города висела яркая радуга, а на остановках стояли  нарядные люди. И она была среди всей этой красоты!
Софья Павловна не могла поверить, что она может так свободно ехать  туда, куда она хочет,  может наслаждаться лучами этого теплого летнего солнца, видеть эту радугу, а не сидеть в кабинете, уткнувшись в ворох бесконечных  и, как теперь казалось, таких ненужных бумаг. Она была счастлива. Она сидела и думала о том, что – в течение всей жизни! – она уходила на работу, когда на улице было еще темно, а возвращалась домой, когда было уже темно.
В тот день, сидя в автобусе,  Софье Павловне хотелось обнять весь мир. Она понимала, что, наконец, сбросила с себя огромную и тяжелую ношу, которую несла  всю жизнь. Она начинала жить! 



Продолжение:
http://proza.ru/2012/10/02/1412