Перед рассветом -6-глава

                -6-
Каждый день, на протяжении нескольких недель Петровна, посещала своих
молодых соседок, сегодня она пришла к ним, позже обычного, и явно чем-то расстроена. Ирина сразу же поинтересовалась у нее:
 - Как дела, тетя Люда? Как себя чувствует Татьяна Ивановна?
 - Спасибо. Ей уже лучше. Под утро только уснула. Вечером её изрядно прихватило, думала уже к вам бежать, скорую вызывать. Так, она упрямая, говорит, - «Если что, здесь помирать буду. Никуда не поеду. Тебя перед смертью видеть хочу, а не чужие лица. Сама же жалеть станешь, что последнего слова моего не слышала...»
Рассказ Петровны прервал стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, на пороге появился дед Герасим.
- Здравствуйте девушки. О, какая, у вас музыка играет! А мы думали, это концертная бригада к нам пожаловала. А, оно вон что, радио играет. И так громко, аж за три избы слыхать.
- Вооот, на ловца и зверь бежит. Ты Герасим, не топчись, тут видишь, полы вымыты. Ты, лучше в сарай свой смотайся, да проводки подбери, мы это радио надумали на крышу вывести, чтоб не до третей избы, а на всю деревню было слышно. Вот тебе будет и прогресс, и цивилизация тоже. - Передразнив деда, Петровна попыталась его вытолкать во двор. Но Герасим, ответил ей тем же.
- Ишь, ты! За проводками смотайся! – Растягивая слова, произнес Герасим, выделывая при этом такие выкрутасы телом, словно Кадриль танцевал. - На всю деревню было слышнооо! ...Я, может, и сам хотел такое предложить. – Взял он руки в боки. - Вот возьму и не пойду никуда. Сяду, и буду сидеть тута. – Он быстро сел на табурет и деловито сплел на груди руки. - Шо, выгонишь с чужой хаты? - Герасимовичу было неудобно перед молодыми женщинами, что им командует баба. Но его надолго не хватило, присев на стул возле двери, он тут же вскочил, словно уже выполнил своё обещание, никому не подчинятся, и уже стоял, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности дальнейших действий.
- Так, говори дед, чего притащился, а то, как девка, мнешься!? - Петровна брала все под свой контроль.
- Так, я не к тебе пришел, шо мне тебе рассказывать!? – В тон ей парировал Герасимович. - Я, этооо… к молодухе, по делу! ...Хотел просить, чтоб телефону трубку дала. – И рубанув рукой в воздухе, словно отсекая свою не причастность к этому делу, Герасим тут же сделал новый жест, выставив ладонь ребром, пытаясь опередить, таким образом, все противоречия со стороны Петровны. - Не мне, Антону, ему срочно надо позвонить. – И уже совсем осмелев, по той причине что женщины и не попытались ему сразу же отказать, прекратив оборонные действия, он решительно пошел в атаку. - Раз такое дело, что уже у нас есть почем звонить, то хоть жеребца не буду мучить, в район тащиться, на станцию... Ну, на завод протезаный, ему надоть позвонить, ну на счет ног скусвственных, что там делают. Может уже ехать за ними надобно? ... Ну, что дашь? Не пожалеешь?
- Да, как вам не стыдно, Герасим Герасимович? – Ирина даже руками развела на такое заявление старика. - Его мне оставили, для того чтоб все пользовались. Да и я сама с удовольствием помочь вам хоть чем-то рада... Сейчас, я только что ни будь, на себя наброшу, а то от работы вся распарилась, и вынесу его Антону… Герасимовичу. Ой, что это я, может, давайте его сюда позовем, что ему там, на холоде стоять?- Ирина запнулась. - ...Простите, я имела в виду находиться? - И, набросив на плечи шаль, она достала с серванта телефон, направилась к двери, но застыла там, в нерешительности, ощущая, как од стыда у неё пылают щеки. – Или вы сами… ему… - Но, Герасимович, поняв, в чем дело, сразу поспешил успокоить смутившуюся женщину.
 - Ничего, ничего. С ним так и надо. Нельзя ему все время намекать на его увечье. Сама, сама дочка сходи. А то он может тоже не знает, как его включать? -
Ирина кивнула и вышла во двор. Антон сидел, укутанный в клетчатый платок и нетерпеливо курил. Увидев его, Ирина, ощутила какой-то холодок под ребром. Такой же волной её обдало и в тот вечер, когда он ей протягивал рюмку. Но она это списала на чувство жалости к еще очень молодому мужчине, но полностью седому и безногому. Она вдохнула прохладного воздуху и, не здороваясь, выпалила:
- Возьмите... Или давайте я вам наберу номер? - Антон тоже не поприветствовал женщину, он отшвырнул сигарету в сторону, и, не поднимая глаз при разговоре, продолжал нервно сжимать ручки коляски.
- Спасибо. Я сам. Я тоже из города недавно переехал. Я в курсе как звонить. А вы в дом бегите, а то застудитесь. Я быстро, только узнаю как дела, и все.
- Ничего, ничего звоните. - Пролепетала Ирина, тоже не глядя на Антона, всовывая ему в руку телефон. А повернувшись от него, она, заметив, зачем-то подняла его окурок больше по привычке к чистоте и к порядку, но почувствовав, что он смотрит на нее, она оглянулась, и, встретившись с ним взглядом, передернула, толи от холода, толи от смущения, плечами, сразу же побежала в дом. Но, Антон её тут же окликнул.
- Ирина! Ирина, постойте…, простите, не знаю вашего отчества... Вы мне скажите номер вашего телефона. Я, попрошу, что бы они сами со мной связались... Ну, что бы они позвонили мне… ну, на ваш телефон. Так, наверное, будет дешевле. - Злясь на себя за выброшенный окурок в чужом, идеально подметенном дворе и за то, что никак не может четко объяснить женщине чего он хочет, Антон, жестоко переключая рычаги коляски, попытался хотя бы подъехать поближе к крыльцу. Но, Ирина, уже дрожа от холода, крикнула на ходу, взбегая на крыльцо:
- Ага, я сейчас! Только блокнот возьму. Я его еще  не запомнила. Вы только подождите, а то тут возвышенность. Я мигом! - Ирина скрылась в доме, а Антон, как только за женщиной закрылась дверь, сам не понимая зачем, принялся отряхивать и поправлять на себе старенькую, поношенную одежду, маловатую для него, еще ту, что он носил до армии.
- Нарядился придурок. Еще бы ползуны отыскал. Дурак... Эх! Ёлы па-лы, ду-рак! Окурок этот швырнул... Одним словом недоумок. Привык жить как свинья.- Он в сердцах крепко сплюнул, и как раз в тот момент, когда на пороге вновь показалась Ирина. Антон опять-таки встретился с ней взглядом, и, понимая, что он снова выглядит в глазах женщины не с лучшей стороны, в ярости скрипнув зубами, тихо прошептал: - Тебе дураку, голову надо было отрезать! Ноги не причем, если в голове пусто.
Но громкий крик Петровны, отвлек его внимание от собственной персоны. Та появилась в дверях, держа в руках огромных размеров старинное пальто, и сильным голосом, звонко разносившимся на морозном воздухе, принялась вычитывать Ирину. - Стой, девка! Ты чего это как в мае месяце бегаешь голышом? А ну-ка на, накинь! - Она быстро набросила ретро пальто на плечи Ирине, стоявшей на морозе в одном только халатике.
Это была первая, попавшаяся в погоне за Ириной на глаза Петровне вещь, в спешке она сняла его с ближайшего крюка. Пальто, это было длинное, изъеденное молью, пропахшее сыростью к тому же мужское. Под тяжестью которого, Ирина сразу же прогнулась, и, путаясь в его полах, она с трудом сдвинулась с места, практически волоча его по земле. Глядя на неё, Антон залился звонким смехом, и долго от души хохотал, трясясь в коляске. Со стороны это выглядело как цирковой номер, казалось, что пальто двигалось само по себе, так как ног Ирины не было видно, и голову женщины наглухо скрывал большой облезший воротник. Сквозь смех, Антон, совсем по-детски, прокричал навстречу Ирине:
 - Пальто! Пальто! Куда идешь?
Ирина, высунув один глаз в проем воротника, и оглянув себя, тоже заразительно рассмеялась, а добравшись, до Антона она, в замешательстве не найдя другого отверстия, просунула руку в дырку от бывшего кармана злосчастного пальто. Антон доверчиво подставил ей свою ладонь, она, не переставая хохотать, разжала кулак, из которого вывалился окурок, от неожиданности Ирина вскрикнула.
- Ой! Что это я? Я не это хотела дать!
От своей глупой выходки, она рассмеялась еще сильнее, подалась вперед, что бы исправить свою ошибку, отобрать окурок у Антона и дать ему блокнот, но наступила неловко на край почти стоячего самостоятельно пальто, и, не удержав равновесия, спотыкаясь, стала падать на инвалидную коляску.

Ксенино внимание привлек неожиданно раздавшийся громкий смех на улице. Смеялись мужчина и женщина. В женщине она узнала голос мамы, её это очень удивило, она так давно уже не слышала, что бы мама так звонко смеялась. Ксюша прильнула к окну и её взору предстала такая картина. Её мама в каком-то ужасном одеянии падает на инвалидную коляску, та кренится на бок. Сквозь звуки хохота раздается мамин визг, коляска переворачивается, сидевший в ней мужчина подбрасывает вверх плед и в сед за ним сам делает необыкновенное сальто в воздухе, приземляясь на руки, перекатывается по земле, и тут же подставляет свою вытянутую руку под голову падающей мамы. Дальше на них падает как развернутый парашют огромный клетчатый платок, и целиком накрывает их, не прикрытыми остались лишь, оголившихся и трясущихся от смеха мамины ноги. Ксения в недоумении оглянулась на Герасимовича.
-Что это с ними?- Дед стоял за спиной Ксюши, и тоже удивляясь не меньше девушки, пожимал плечами.- Может они не смеются, а плачут? – Снова уставившись в окно, задала она вопрос.
- Смеются, еще как ржут, что мой жеребец! – Дед тоже начинал хохотать.
Ксения, ошарашенная происходящим на улице, снова повернулась к окну. В этот момент, Петровна удивленная не меньше Ксении поведением обоих горе «циркачей» уже стягивала с валяющихся на земле платок.
- Алле! Оп! – Прокомментировала свои действия Петровна, открывая на суд публики трясущихся, в приступе смеха, лежавших на земле лицом к лицо и крепко обнявшихся Ирину и Антона. Петровна в замешательстве потеряла дар речи и не найдя другого занятия так и застыла стоя над ними с пледом в руках. Устав от надрывного смеха, Ирина и Антон помаленьку стали затихать, но все так же продолжали, обнявшись лежать на замершей земле, просто уставившись в небо, и счастье застыло на их лицах.
 Ни шевелясь и не обращая ни на кого внимания, они смотрели на серые низкие тучи, нависшие в этот момент над ними, на то, как ветер сгоняет их со всех сторон в одну кучу, и каждый миг видоизменяет. Сначала они походили на маленькую, сбившуюся в груду отару овец, затем на огромного слона, окруженного толпой мосек. И тут Иринино сердце вздрогнуло от увиденного, необъятная туча легко превратилась в большой под крепкими надутыми парусами корабль. Точь-в-точь такой, какой она воображала, стоя у своего любимого окна, глядя на водную даль. И так ей стало хорошо, что она уже ничего больше вокруг себя не замечала. В этот момент запорошил мелкий пушистый снег, первый в этом году в здешних местах. Но ни ее, ни Антона это не встревожило, а даже наоборот, философски умиротворило. А летучий корабль, в своем поднебесье, нарвавшись на попутный ветер, тряханул парусами и крупные хлопья снега, словно брызги морской водной пены оторвались от родной стихии, и плавно покружив в воздухе, нежно приземлились на их лицах. Сдувая их с ресниц, они завороженным взглядом, где-то очень высоко в небе, встречали поток очередной партии белых хлопьев и, ведя за ними глазами, в такт их кружения провожали до самой земли. Этот снежный вальс начинался в небесной вышине, набирая обороты, вихрем мчался вниз и уже внутри каждого из них звучал с удвоенной силой.
- "Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз".- Повторял каждый из них про себя. Забыв обо всем на свете, прижавшись друг другу, они впитывали эту волшебную мелодию, ощущая себя детьми в Рождественской сказке. На долю секунды Антону даже показалось, что он своей ногой отбивает ритм снежного вальса. А Ирине, что у нее волосы длиной по пояс разлетаются на ветру, в этом удивительно-неповторимом танце. Боясь, очутится в реальности, они зажмурились, затем, повернув головы и встретившись глазами, взглядом попытались выяснить друг у друга:
-"Ты это тоже чувствуешь? …Ощущаешь?" …Ну, а вслух произнесли одновременно одну и ту же фразу:
-"Остановись мгновение! Ты прекрасно".
 Но миг им был не подвластен. Реальность проступала, приобретая четкое выражение в виде рассерженной Петровны. Которая, решив, что все хорошо в меру, стала приподнимать Ирину, но её распахнутое пальто оказалось еще и под Антоном, поэтому Ирина изловчилась и, выползла из него, освободившись от того и другого. Затем женщины вдвоём поставили коляску поудобнее и подошли, что бы поднять Антона. Но тот лежал и не двигался, все еще уставившись в небо, падающий прямо на глаза снег заставлял его щуриться, но, на его напряженном лице не осталось даже следа от той недавней радости. Ирина не решалась, к нему больше наклонятся, Петровна же попыталась еще раз поднять его и посадить в коляску. Но, он перехватил её руку, и все так же глядя в небо, сухо сказал:
- Не надо! Никогда не надо пытаться унизить меня. Даже  в благих целях.
Ксения, продолжая наблюдать за происходящим за окном, опять обратилась к Герасимовичу:
- А как вы думаете, почему они себя так странно ведут?
Дед лукаво улыбнулся ей в ответ.
- У, дорогуша, я в свои молодые годы тоже с девками в снегу кувыркался.
Ксения от негодования вспыхнула бледным румянцем.
- Не смейте так о маме! Это по отношению к ней звучит вульгарно…. Но, почему она там продолжает стоять? …С голыми ногами?
- Ну, детка, моя, от счастья и любви не мерзнут.
Ксению это еще больше поразило, и она от возмущения стала барабанить кулаком в окно.
- Зачем вы так? …Она не может так со мной поступить! Зачем вы мне все это говорите? Вы, шутите? Да?
Дед понял, что сболтнул лишнего, и кивнул утвердительно головой, переведя свой взгляд в сторону окна. А там Антон, поджавшись на руках, уже втягивал свое тело на сидение коляски, руки от напряжения у него слегка вибрировали. Петровна, подобрав с земли и встряхнув платок, прикрыла им Антона. Потом к нему подошла Ирина, от стыда слегка склонив голову, она протянула ему блокнот и карандаш, затем, оглядевшись, подобрала валяющийся телефон, и тоже опустила его на колени Антону. Развернувшись, попыталась убежать, но пальто, очередной раз наброшенное заботливой Петровной, сползло с плеч и с шумом приземлилось. Ирина взяла его за рукав и медленно двигаясь, поволокла его в дом. На ходу повторяя:
 - Ну, тетя Люда! Ну, удружила... - У крыльца не удержавшись, Ирина оглянулась и увидела, как мужчина снова глядя на нее, давится беззвучным смехом. В сердцах, отбросив злополучное пальто в сторону, влетая в дом, она с шумом грохнула дверью. В комнате она застала тоже гоготавшего над ней Герасимовича и растерянную дочь.
- Мама, ты чего? Что случилось?
- Ничего. Вставай, хватит лежать! - Сама не зная почему, отрезала Ирина дочери. Потом, покраснев, отвернула лицо.
Дед Герасим все еще улыбался и лукаво щурил глаза. Вошла Петровна, заговорщицки подмигнув деду, плюхнулась на стул. Ксения, подозрительно осмотрев всех, спросила её:
- Людмила Петровна, а что случилось? Чего вы там смеялись?
- Да, это твоя мать, как фриц в отступлении, по двору бегала.
Ксеня ничего, не понимая, еще больше расстроилась. Со школы привыкшая все хихоньки, принимать на свой счет, она недоверчиво допрашивала.
-Тетя Люда, скажите честно. А то мама мне не хочет говорить, знает, что её обман я враз вычислю, поэтому отмолчатся, решила…. Это я во всем виновата, да? Это вы надо мной смеялись?
- Ладно тебе. Что ты еще придумала? Вставай лучше. Позавтракай, а я тем временем свою, маму проведаю, может, проснулась уже? Вернусь, и будем мы в своей глуши дискотеку организовывать. Пускай старушки под музыку коров доят. Говорят, от музыки надои увеличиваются?
Петровна сделала жест, рукой показывая, Ксении, что бы та поднималась и, затянув покрепче платок на шее, вышла из дома. Ирина, насилу справившись с волнением, подошла к дочери и подала ей теплый халат, заодно глянула в окно. Там Антон уже с серьезным видом набирал чей-то номер телефона, затем громко закричал в трубку, слышимость по всей вероятности была скверная, расстояние к городской вышке, было приличное.
-Алло! А-л-л-о-о-о! ... Орест Иванович? Орест Иванович, доброе утро! Это я, Антон…. Ну, Антон, помните? Ну..., которому вы обе... - Он не договорил, на том конце связи, радостно прервали его:
- А-а-а! Солдат? Здорово! Как дела, Антон?
- Орест Иванович, я из чужого мобильного звоню, не могли бы вы мне на него перезвонить?
- Хорошо, хорошо! - Связь сразу же прервалась. Антон, сначала растерялся, затем схватился за голову, и снова рассмеялся только уже над собой. - Идиот! Зачем я у нее номер просил? Он же сам там высветился. Полный кретин… - Глянув на окно, еще больше засмеялся.- Вот, идиотом, себя выставил! Полным кретином.
Стоя возле окна, Ирина одновременно с Антоном произносила почти ту же фразу что и он.
- Как дура… с этим блокнотом носилась! Зачем? Совершено голову потеряла. И поделом тебе! Пусть над тобой посмеётся…



Доктор быстро стал записывать имя и запоминать в мобильном телефоне новый высветившийся номер. В этот момент в дверь кабинета тихо постучали, Орест Иванович поднял голову. На пороге в нерешительности застыл Лука.
- Доброе утро, я не помешал?
- Нет, ты как раз во время! - Заведующий ответил фразой из рекламного ролика про пиво. Сосредоточившись, он даже попытался выбить ногами ритм мелодии из того же ролика. Но, сбившись пару раз, бросил это занятие, сделал вывод:- Ну, что ж, каждому свое. Они тоже, наверное, не смогли бы сделать, так как я… Чего стоишь? Проходи ты действительно кстати. Садись Лука, в ногах правды нет... Хотя это как для кого. Для Антона сейчас, правда, в ногах. Сейчас ему как раз звонить буду. Вот вызов пришел, сделают ему протезы. - Заведующий достал из ящика приглашение-пропуск на завод. Сел удобнее и принялся набирать номер по мобильному телефону, он был очень довольный так хорошо сложившейся ситуацией, для него было важно выполнять обещанное.- Алло! Антон это я. Еще раз здравствуй. Ты не представляешь как я рад, что ты нашел возможность с нами связаться. А то я уже признаться, все мозги измотал, как тебе передать, " Новые ножки"... Что бы ты "опять побежал по дорожке"... А тут ты сам объявился.- В трубке что-то трещало и фразы долетали с троекратным эхом, а голос Антона перемешивался с шумом, словно он находится рядом с заведенным трактором.
- Что уже? Так быстро? Здорово! Алло! Алло! Я понял....
- Нет, конечно. Пока еще примерка. Ну, докладывай. Как устроился? Чем занимаешься? А главное как ты себя чувствуешь?
- Докладываю. "Все хорошо прекрасная маркиза. И хорошо идут дела. Кроме одного сюрприза, который судьба преподнесла..." … Подошвы у меня ужасно чешутся, и большой палец на правой ноге болит... - Не совсем складно но, стараясь в ритм мелодии, пропел Антон.
- Если ты шутишь, значит все хорошо…. А по поводу твоих ощущений, братец, то они навсегда! К этому конечно привыкнуть не возможно, но предавать этому особого внимания не стоит. Отвратительное ощущение, верю! Но ты теперь сможешь, стать местным метеорологом, сможешь предсказывать перемену погоды. Ну, а еще что тебя беспокоит?
- А иногда чувствую, как судорога икры сводит. Вот тут хоть вой!
- Ну, здесь я могу посоветовать только одно. Растирания и компрессы теплые на травах и меде. И больше физических нагрузок, а то мышцы быстро привыкают к безделью, слабеть начинают и атрофироваться!
 - Алло! Я все понял док. Сидеть много не буду. Лежать буду!
- Я, тебе полежу! Не належался еще у нас?
 - Понял, понял. Орест Иванович. Я шучу, у нас тута не то, что тама. Лежать не будешь. Физическая нагрузка с утра до ночи. Вот сегодня, к примеру, сальто через коляску научился делать. А еще дрова рублю сидя на пне, это и вовсе цирковой номер. Обхохочешься... А по дорогам нашим покатаешься, считай, в парилке побывал, семь потов изойдет. Так что все процедуры выполняю, как назначали… Орест Иванович, мне не хочется у вас, драгоценное время отнимать, большое спасибо за протезы, и еще пару слов о Луке хотелось бы услышать и все. Как он там?
- Так ты сам скоро с ним увидишься. Я его к тебе командирую. Он тебе повестку на завод привезет. А потом с ним на примерку приедете. Он у тебя сопровождающим будет. Через пару дней и выедет к тебе. Ты доволен, боец? ... Чего молчишь? Что не рад?
- Рад я доктор. Очень рад. Я просто слов не нахожу, чтобы отблагодарить вас.
- Ну, это лишнее. Дурью не майся. Для меня что главное? Что бы все, кому я выжить помог, жили по возможности полноценной жизнью. Вот ваша благодарность мне... Оставь эти сентиментальности! Объясни лучше ему сам, как проще к тебе добраться. Передаю ему трубку.
Лука вытер об свитер вспотевшую от волнения руку, взял протянутый телефон. Он был в приподнятом настроении, от чувства жажды к действиям. И поэтому решил обойтись без лишних фраз, разговаривать только по делу.
- Здравствуй Антон! Я рад тебя слышать, диктуй, я буду записывать. Номер поезда? ... Так. Маршрут? … В котором, часу отправляется? … Значит, можно тем и другим? … Так, есть! До какой станции? Я имею в виду, пункт назначения? …Записал! А дальше? …Все? А как я его найду? …Сразу за вокзалом? Записываю... телега, гнедой жеребец, дед Герасим. Все записал... До встречи!- Лука взволновано передал трубку врачу.
- Алло! Антон, это опять я. Ну, все солдат, будешь по близости, заходи. Бывай, браток, мы еще потанцуем. Пока!
Орест Иванович, отключил телефон, но продолжал какое-то время сидеть и смотреть на него.  Молчание нарушил Лука, он уже стремился к подвигам, хотя бы маленьким, но личных достижений.
- Вот, вы доктор, все за меня и решили. Я только собирался сказать, что поеду жить к Антону…. За этим и пришел. Даже у отца Николая, только что на это благословление получил. А вы меня опередили…
- Да, это не я. Антон сам позвонил. А я лишь перезвонил, он с чужого телефона не мог долго говорить. Кстати, запиши на всякий случай, этот номер. Мало ли что. Всякое в жизни бывает. Вдруг билета на сегодня не возьмешь или встретить не смогут…. Вот, переписывай.
Орест Иванович включил и пододвинул на край стола мобильный телефон. Лука записал номер на листке, и от волнения стал его скручивать в трубочку. Заведующий понимал его. Парню впервые, за столь длительный период больничного заключения, предстоит покинуть ставшее уже родным заведение и начать жить самостоятельно. Доктор и сам ощущал беспокойство за парня, а всякий раз в моменты прощания ему хотелось сказать каждому пациенту то, что должно стать девизом для него в дальнейшей жизни. Это как выписать рецепт, только не на лекарство, а на смысл жизни. И выполнять это назначение должны все так же строго, как и медикаментозное лечение. Орест Иванович, перевел дыхание, взял со стола пропуск, подошел к Луке и по-братски обнял его за плечо, они облокотились на край стола, и так стояли некоторое время. Оба тянули время перед разговором. Но заведующий вдруг вспомнил о деньгах, спохватившись, мягким шагом направился к шкафу. Из кармана куртки достал конверт, заглянул в него, убедился, что все в порядке. Протягивая Луке по очереди сначала выписку на протезный завод, а затем и конверт, он проговорил:
- Вот тебе пропуск, а вот тебе и моё, благословление. Тут должно хватить, тебе на дорогу и вам на поездку на завод. На обратном пути зайдете ко мне, может еще толстосумы пожертвуют, я еще подкину... Ну, чего стоишь как каменное изваяние, пора в путь…. Иди, там тебя уже с подарками все поджидают, я подсмотрел уже. Постарались, что бы ты нечем не нуждался. Ожан целую сумку с вещами принес. Оля с Мариной напекли всего, накупили, я чуть слюной не изошел, ели сдержался. И тетя Маня там со своим вязанием... Я, вот для чего тебе все секреты их раскрыл, не вздумай их обидеть и хоть от чего не будь отказаться. Во-первых, они от чистого сердца, во-вторых, тебе все сможет сгодиться, ты же с нуля жить начинаешь. Так что не брыкайся... Пару дней погостишь у Антона и если поймешь, что тебе там не место возвращайся. Ну, ступай с Богом. У меня дел по горло... Только вот что еще запомни. Смотри хлопец, от тебя зависит, что на твоем пути и в след тебе сеяться будет. Или благородные растения или сорняком твой путь прорастет. Выбор всегда остаётся за тобой. Только предупреждаю, иногда бывает невозможным или слишком поздно, уже что-то изменить. Поэтому живи так, что бы ни было мучительно больно, ни тебе не другим…
Они обнялись, похлопали друг друга по спине, и заведующий решительно развернув парня в направлении двери, проводил его за порог…