Книжные дети. Глава первая. Айвенго

Глава первая.
Айвенго
Пьянящее лето ворвалось в мой мир ярким солнечным зайчиком, отраженным от модуля. Воздух пах вином из теплых одуванчиков и детством.

Сонное утро наполняло гудение улицы за распахнутым окном. Улица жила своей жизнью и виолончельные звуки машин, отрывистое вскрикивание скрипки-светофора, нестройный хор людских голосов сплетались в Allegro Иоганна Себастьяна Баха, проникавшее внутрь моей головы своими нежно-острыми пальчиками.

Я лежал в теплой постели, уставившись в белоснежный потолок, наблюдая течение времени по его поверхности, как оно цепляется за малейшие шероховатости этого белоснежного надругательства над таким привычным ко всем оттенкам серого человеческим глазом. Времени у меня было предостаточно, а карточный домик планов стремительно рушился.

Запах яблочного пирога и теплого молока, совсем такого, как я люблю, нагретого комнатным воздухом и присутствием людей в кухне, разбудил мой желудок, тут же откликнувшийся радостным урчанием. Поставив точку в своем бездействии, я вскочил и в одно короткое упругое движение, натянув на себя светлую футболку неопределенного размера, вылетел вон из окутанной сном комнаты.

Бабушка, такая свежая, словно помолодевшая на два десятка послевоенных лет, округлая и уютно-домашняя вкатилась в кухню, и звонко хлопнулась на стул, всплеснув полненькими ручками с рядами мелких морщин и родинок. Ее воркотня навевала на меня ностальгическую тоску по тому времени, когда я еще умещался на ее коленях и мог долго-долго слушать как она, шелестя пожелтевшими страницами фолиантов с приключениями героев, чья история намного интереснее моей собственной жизненной прямой. Ибо кардиограмма моя еще ни разу не делала скачка подобного тем переживаниям героев, чьи имена становились нарицательными, а поступки равнялись идеалам.

Слоняться по квартире мне наскучило примерно к четвертому кругу, я был аквариумной рыбкой, так мечтавшей попасть в океан, а когда, наконец, моя жажда освобождения была утолена, то я просто не знал, что мне делать с этой свободой.

Гул компьютера, мнимый утренний свет в голубоватой дымке мониторных кристаллов, в сущности это и было моей жизнью последние, без трех дней, полгода.

 Таких как я называют Хиккикомори – социофобы, желающие острой степени самоизоляции от окружающего их враждебного мира.

Хотя, контактировал с миром я больше, чем того хотелось. Учеба и тренировки, по вечерам пятниц и вторников - игра в баре на виолончели, задвинутой мной в дальний угол на время каникул.

Я был благодарен этому хаосу перемещений. Был благодарен несносным и навязчивым движениям, не оставлявшим времени для чувств.

 Оставаясь наедине со своими мыслями, я погрязал в самоедстве и ненависти к окружающим. Мысленно возвращаясь в собственное прошлое, я изменял его, раз за разом переписывал мгновение за мгновением, стирал очертания событий, уничтожал границы между годами, растягивал краткие мгновения счастья и комкал обиды и боль, швыряя их в дальние углы моего сознания.

Трус, я никогда не пытался ничего изменить всерьез, принимая сны за действительность, а действительность за кошмары.

Я всегда был книжным мальчиком, с самого детства мои темные с теплым медным блеском кудряшки склонялись над ломкими страницами, схожими по цветной хрупкости с высохшими розовыми лепестками. Я был отравлен таинственным восточным ядом, что с такой щедростью преподнесли к самым моим губам, теплым, не знавшим ни ветра, ни морской соли, ни изломов гримас или паясничества. По-сравнению с тем, что жило в ровных рядах прямоугольных страниц заключенных в переплеты, я был скучен и бесцветен, я увядал, не успев насладиться красотой собственного цветения…Но, я был счастлив!

Поистине, для меня не существовало большего наслаждения, чем изящные слоги и острые, как шпаги сюжеты, для меня не существовало собственной жизни, до того самого момента, когда она стала похожа на ту самую бумажную реальность, среди коей я желал жить.

Колонки щелчком известили меня о полученном сообщении. В венах рук забегали мурашки, я точно знал его отправителя, ошибки быть не могло.

Почти полгода я был зарегистрирован на полуживом форуме таких же полиглотов приключений, как и я. Среди их виртуальных лиц я чувствовал себя неуязвимым и недосягаемым для реальности.

Чтение книг, обсуждение, просмотр иллюстраций или простеньких самодельных нарезок-клипов, вот и все развлечение, не считая полемики и дебатов, затягивавшихся порой до самого восхода, когда предрассветная кромка неба окрашивается в цвет сумерек и посвежевшая пластинка солнца только готовится бодро вкатиться на ждущий его небосвод.


Его имя было Айвенго. Ничего больше я о нем не знал. Ничего лишнего, ничего личного. Кроме того, что он был поэтом, книголюбом, и чрезвычайно острым на язык, хотя сам не спускал оскорблений, и доводил противников до исступления графо-баталиями. Его эпиграммы, адресаты коих с позором самоустранялись, были ядовиты, но вместе с тем не лишены некой романтики, что говорило о нем, как о человеке незаурядного ума и гордого нрава.

Вскруженная голова моментально опустилась на плечи, когда я увидел текст его сообщения: довольно стандартное приветствие, впрочем, с искренним вопросом о моем самочувствии (два дня назад я жаловался, что умираю от легкой простуды, оказавшейся банальной аллергией), но, тем не менее, ему было не все равно.
Отправитель: Айвенго
Текст сообщения:
Здравствуй, Немо.
Как ты? Надеюсь, в полном порядке. Скука разливается по всему моему миру и не дает мне дышать, однако есть нечто стоящее, игра, нет, не игра, жизнь, которая стоит феерии книжного забвения (Боже право, как изящно он старался говорить, но это не было напускным, он дышал этим, это были его правила). Мы избранные, слышишь, на раздумья нет времени, ты ведь со мной до конца?
Легкой дороги,
Айвенго (Он всегда подписывался, считая это нерушимой традицией и данью уважения к получателю).
P.S. Без двадцати три. Замок Сан Инфанте.


 Поисковой запрос сам собой оказался в строке поиска и великодушный гугл отправил меня в ссылку на сайт местных бродяг, больных перелетных птиц, летавших в основном в тоннелях под городом, медленно со вкусом, и с бешеной скоростью от стражей порядка.

Сан Инфанте - развалины старого поместья, выстроенного (а после разрушенное) старым испанофилом для своей маленькой внучки, которая по легенде умерла от пневмонии, задохнувшись в каменной сырости сизых стен. Разумеется, это был замок достойный маленькой средневековой принцессы, с острыми готическими башнями и темными витражами в и без того узких окнах, колючими вьющимися растениями, увивающими стены и кованые ворота, широкими лестницами, галереями, сводчатыми потолками… Это и было начало «игры», нет, начало жизни, моей жизни избранного. И моим проводником станет доблестный Айвенго, увлеченный и горящий в океанах собственной страсти.

В нашем городе не очень щепетильно относились к «памятникам архитектуры», если вообще задумывались об их ценности. Этот город нависал над краем временной пропасти, сродни Константинополю или Риму в нем были смешаны пласты культур, наслаивающиеся друг на друга, постепенно происходящая диффузия уничтожала границы или различия между ними, превращая в нескончаемое очарование.

Каждый дом, каждая улица являлась частичкой истории, и, тем не менее, интерес жителей к их ценности улетучивался.

Невозможно постоянно жить в истории, она держит на привязи будущее, не давая ступить и нескольких шагов вперед, без напоминания о собственной тщеславной важности. Интерес к древностям пропадает, когда становится негде жить, обломки прошлого айсбергами поднимались из временных вод, и несчастное настоящее, вынужденное менять курс, дабы не встречаться с ними, слишком устало и превратилось в ледокол, расколовший ткань бытия на разрозненности.

В городе я ориентировался плохо. Заблудится среди узких окраинных улочек, похожих друг на друга до последнего горшка с розовой, пахнущей травой геранью, до приоткрытой зеленой ставенки, бросающей угловатую тень на терракотовую стену.

Ленивый кот, бездомно-рыжего цвета развалился на круглом крылечке антикварного магазинчика, выступающего из сплошной стены улицы.
 
За витриной громоздилась свалка древностей, свешивающихся с полок и потолка, расставленных вдоль стеллажей и просто наваленных на прочую мебель. Все это пережившее своих хозяев пыльное великолепие, абсолютно ненужное, забытое всеми ими, или проданное обедневшими родственниками, задыхалось от собственного присутствия и пыльных клещей.

На крылечке, на складном стуле восседал седой господин в индейской одежде и курил длинную трубку. Клубы дыма фривольно вываливались из отверстия, обрамленного Диковиной резьбой, и сплетались в очертания лиловых кораблей с полными холодного ветра парусами. Я остановился, немного помешкав, разглядывая индейца (разумеется, я уже мысленно окрестил его этим прозвищем и не видел повода от него отказываться) и рыжего кота у его ног, поигрывавшего лапой в островке разморенного света.

- Простите, - Я чуть было не добавил вежливое английское сэр, но сдержался, больно укусив себя за кончик языка, - я ищу Сан Инфанте, вы не знаете, как мне туда попасть?
Индеец не отвечал, уставившись куда-то вдоль улицы, настолько узкой, что дома, казалось, можно стянуть за бельевые веревки, на которых яркими полосатыми гирляндами висели детские носки. Я зябко повел плечами, хотя от жары сохло горло. Быть грозе!

- Сан Инфанте… - наконец заговорил он, голос его был скрипучий, но не лишенный силы, он перевел на меня взгляд и я осознал, что он был слеп или почти не видел. Блеклые карие глаза, лишенные ресниц, чуть раскосые, а на переносице волевая складочка смуглой кожи бронзовой от загара. – Странное место. – Он отвел глаза, почувствовав, видно, мое напряжение, или просто услышав, как я шаркнул кедами, отступив на короткий шаг назад.

- Почему же? – Я оживился, хоть говорил он нестерпимо медленно, но меня удивляла сама возможности встречи с таким человеком. Воображение живо нарисовало мне картину старого шамана с полубезумными, почти слепыми глазами, в которых плясали отражения горящего ритуального костра.

- Ветер поет камням о…

- Дедушка, не говори ерунды… - из-за двери выскользнула босая девочка в простом длинном платье с широкими рукавами до локтей. На талии девочки был плетенный кожаный поясок с цветными бусинками и перышками, а в смольных волосах до середины плеч цветастыми лианами болтались расточки. Лоб перехватывал замшевый шнурок, а на тонких ручках постукивали деревянные браслеты. – Хотите пунш? – Обратилась она ко мне, в живых черных глазах горели солнечные искорки.

- Нет спасибо. – Я жалко помотал головой и словно бы заслонился руками, но девочка только улыбнулась.

- Если хотите, я провожу вас до Сан Инфанте.

- Было бы славно. – Слабо улыбнулся в ответ я.

- У Сан Инфанте должен быть господин. – Наконец закончил фразу старый индеец. – Господин, который умрет, защищая его. – Сказал, как отрезал.

Я остолбенел, не то что бы я в это вдруг поверил, просто слова индейца были совершенно неуместны. Они не вписывались в рамки этого светлого, солнечного дня, наполненного предчувствием грозы. Девочка куда-то исчезла, кот царапнул рыжей тонкой лапой по каменному полу и звук повис в воздухе, росчерком слов старого индейца.

- А вот и я, - девочка снова выскользнула из-за двери антикварной лавочки. Через плечо ее болталась вместительная бесформенная сумка из потертой джинсы со множеством карманов на молниях и липучках. Она бренчала, гремела и переливалась благодаря множеству брелков и значков в виде лягушек разного размера и стиля. – Он вам, наверное, много всякой ерунды наговорил, пока меня не было? – Спросила она. – Вы уж извините дедулю.

- Да нет, все отлично, - Я снова слабо улыбнулся. Девочка кивнула, спрыгнула, по-птичьи взмахнув руками, с крыльца и махнув гремящей рукой деду и коту, побежала вдоль терракотовых стен, бесшумно и быстро, как пробирается ласка по лесной подстилке. Я попрощался и устремился за ней, поминутно спотыкаясь и путаясь в собственных ногах. Добежав до конца улицы, она остановилась, нисколько не запыхавшись.

Девочка была самим воплощением лета. Легкая, тонконогая и голенастая, со смуглой от загара кожей. Она была стремительна и в то же время осторожна, как истинный индейский охотник, впрочем на тонкой серебряной цепочке, обвивающей ее шею болтался маленький крестик из черненного серебра.

- Как тебя зовут? – Спросил я, шагая рядом с ней. Хотя я и был порядком старше нее, она все равно шла на полтора шага быстрее.

- Нина, - откликнулась девочка. Я пожал плечами, слегка удивившись столь летнему имени, принадлежащему действительно летнему созданию. – Зачем ты идешь в Сан Инфанте?

- Позвали. – Просто ответил я. – Далеко еще?

- Минут двадцать. – Последовал быстрый ответ.
Дальше мы шли молча. Приходилось взбираться по горбатому склону на холм – улица делала резвый скачок, за которым следовал следующий и после следующий.

- Часто бываешь там?

- Где?

- В Сан Инфанте?

- Не то что бы… - протянула она, - там интересно, можно много чего отыскать, безделушки всякие, реже книги или утварь, глупо так, все это когда-то было кому-то ненужным, а теперь стоит целое состояние, лишь потому, что приобрело историю.

- Ну, вещи, проверенные временем…

- Нет, не в этом дело… - удивительная манера перебивать на выгодном для нее слоге, я замолк, вопросительно глядя на нее, но продолжать Нина не собиралась, великодушно позволив мне достигнуть истины самостоятельно.

Дома вдруг расступились и мощенная дорожка принялась круто взбираться вверх, на новый холм, покрытый умытой золотой росой травой и вереском. Нина неслась впереди, поминутно оглядываясь на меня, и ее звонкие движения разгоняли луговую сонливость и успокоение.
Когда я забрался на злополучный горб холма, то моим глазам открылось бесконечное залитое светом пространство. Дымчатый грозовой горизонт сливался с нагромождениями горных пик, а ветер разгуливал по покрывалу степных трав у моих ног, и посреди этого пространства, между мной горизонтом, возвышались обглоданные кости Сан Инфанте. Его стены вздымались из земли, словно хребет диковинного крылатого зверя.

- Айвенго. – Вдруг сказала она, заставив меня замереть и потерять дар речи на мгновение, длившееся целую вечность.

- Что ты сказала? – Я прекрасно слышал, ответа не требовалось, скорее вопрос прозвучал как приглашение к дальнейшему рассказу о нем.

- Это Айвенго позвал тебя.

- Ты знаешь его?
В ответ Нина кивнула и прибавила:

- Все знают Айвенго.
Я почувствовал себя особенным дураком, которому ничего неизвестно об этом человеке.

- Видела его? – Вопросы сыпались из меня, словно гречка из дырявого мешка на спине принцессы, унесенной гигантской собакой.

- Он иногда приходит в наш магазин, слушает истории, что-то пишет, дедушке он нравится, но он говорит, что Айвенго чрезмерно учтив.

- А твой дедушка…

- Он не мой дедушка.

- То есть как? – но ответа вновь не последовало, мы уже подошли к гигантской арки дверей, обитых железными обручами, отнюдь не помешавшие одной из створ сорваться с петель и шатко болтаться над головой, издавая заунывные скрипы. На двери, дротиком, было приколото послание, написанное перьевой ручкой на пергаменте. Острые, летящие буквы сложились в текст, звучавший с должным моему знакомому пафосом.

«Приветствую тебя, друг мой,
Добро пожаловать в новую жизнь, где не место скуке и апатии. Довольно идти на поводу судьбы, глотая дорожную пыль ее обиняков, ты достоин быть героем. Так будь им! Да не остынет твоя кровь в ожидании сверкающих знамен приключений.
Айвенго»

И ничего больше, ни места, ни времени, ни правил его игры. Ничего лишнего, ничего личного. Как всегда в его стиле, подумал я с неким злорадством, обращенным к самому себе, ибо смятенный и сорванный с места я летел на пламя, а пламени не было, не было даже фонаря, заменяющего его.

Стараясь, чтобы Нина не заметила моей досады, я легонько пнул камень, вросший в землю у самого порога «новой жизни», и проскользнул в приоткрытую дверь беспризорного замка.

Неслышные шаги Нины за спиной растворились вовсе, а я застыл, пораженный, маленький и ничтожный, перед громадой алебастровых стен.
Замок возвышался надо мной, смыкая объятия стен куполом над головой. Потолок был местами обрушен и из прорех падали на мягких ковер трав, устилавших пол и обломки стен, пыльные солнечные лучи.

Я выпрямился, осознавая, бесполезность этого действа, но тем не менее, замки устремляются вверх, заставляя стремится ввысь людей, пусть даже таких случайных, как я. Неспешными шагами я прошествовал из холла в залу, отделенную от входного пространства высокой аркой, поддерживаемой пилястрами, увитыми острыми листьями неизвестного мне растения.

Зал был велик, потолок поддерживали колонны, впрочем часть из них, расколотые и раздробленные лежали на каменных плитах, освещенные солнечными копьями лучей. Неловко потянувшись, я повернулся и мой локоть уперся в нечто мягкое, живое, и больно пихающееся.

Резко обернувшись, я застыл. Позади, вернее теперь уже передо мной, стоял мальчишка, среднего роста, щуплый, в больших очках. Правый глаз скрывала челка, обрамленная правильными прядями-локонами светлых, соломенных, волос. Мальчишка был нарочито небрежно одет, слишком жарко для такого солнечного дня, но при этом с неопределенными стилем и вкусом. Он поправил винтажные очки, шаркнул потертыми джинсовыми кедами и, как только его губы открылись, из моих вылетел быстрый вопрос

- Айвенго? – Получилось в голос, как ни странно, но ни я не он не остановились, - я думал ты, нет, ни я…
Мы замерли, секунду глядя друг на друга, он демонстративно держал руки на бедрах, вызов, бессмысленный, несознательный.

- Скандр, - проговорил он, протянув мне ладонь, при этом рукав его клетчатой рубашки приподнялся и стали заметны буквы на запястье: Dum spiro, spero.( Пока дышу, надеюсь).

- Нэмо, - я пожал его пальцы, довольно крепко, но он не поморщился, только поправил рюкзак на плечах.

- Тебя тоже он позвал? – Спросил, оглядывая зал, словно ища глазами следы недавних приготовлений или просто очертания человеческого в этой престарелой громадине.

- Да, думал, что меня одного.

- Похоже, так многие думали… - Раздался голос из-за спины, я обернулся, голос был почти взрослый, но надломленный, как басовая струна, он резонировал, заглушая внешние звуки. Высокий, довольно спортивный, но стройный парень с гитарой в чехле, закинутой за красивые, расправленные плечи, курил, прислонившись лопатками к стене. Прыгун, пронеслось в моей голове, Скандр поморщился, но промолчал.

- Там еще четверо, - парень кивнул, попутно откидывая с лица каштановые волосы, на приоткрытую дверь, ведущую в малый зал.

Нина по-кошачьи выскользнула из-за поваленной колонны, я вздрогнул. Движения индейской девочки были настолько четкими, как по нотам, с плавными изгибами и переходами, но при этом, змеино-быстрые, гибкие, неслышные, в тонких пальцах она держала букет кровавых маков, нежно сплетая их стебли, она плавно, короткими движениями ваяла живой венец, усыпанный живой красотой.

- Всего семь рыцарей. – Короткая фраза, невзначай оброненная ей, поразила, Скандра, он всплеснул руками, такими тонкими, будто бы даже ломкими,

-  Вот тебе и дорогой друг! А какие послания, сколько рыцарства, пафоса… Айвенго… Вальтер Скотовский герой воплоти, только честолюбия больше.

- Не говори о нем так. – Голос Нины зазвенел, мандолина ее голосовых связок задрожала от напряжения. – Айвенго никогда не был таким как все, и не будет.

- Ты знаешь его? – Неизвестный парень с гитарой опустился на колонну рядом с ней, достав из чехла гитару, он любовно настраивал ее, гладя струны, терзая колки. Тонкие пальцы, ужасающе сильные и красивые, так естественно откидывающие с лица длинные пепельные волосы, разделенные прямым пробором на две половины.

-  Знаю, и поверь, - это уже было адресовано Скандру, - его спесь не спустит тебе ни насмешки, ни оскорбления. – Глаза ее полыхнули огнем племенного костра, так, что кровь в моих ушах зарокотала барабанами, а перед глазами поплыли пляшущие в своих ритуальных костюмах силуэты, с будто бы выточенными глиняными лицами.

- Так его все еще нет? – В зал заглянул мальчишка чуть младше меня, узкий, но долговязый, волосы его жесткие, хоть и длинные, топорщились на его круглой апельсиновой голове, рыжая майка, выправленная поверх длинных джинсовых шорт – классическая рванина, после утлой формы, застегнутой на все пуговицы (он так и норовил оттянуть воображаемый воротник-стоечку).

- А если его вовсе не существует? – Потихоньку, привлеченные ласковыми переливами гитарных голосов, в комнату подтягивалось все больше людей, почти все – мальчишки, за исключением Нины и еще одной девчонки, которую я мысленно называл амазонкой. Высокая, но сутулая, с длинным конским хвостом каштановых волос, пристальные зеленые глаза с интересом скользили по окружающим ее парням, с меньшим интересам, по стенам и потолку, без интереса – по клеткам пола и травам, устилающим его. Одежда ее была весьма проста, не считая медальона на шее, он болтался на длинной цепочке, почти до пупка, скрытого длинной свободной майкой, почти скрывающей джинсовые шорты, открывшие длинные стройные ноги в балетках.

- Я мыслю, следовательно, существую… - разнесся под гулкими сводами сильный, но искаженный многократным эхом голос.