Книжные дети. Глава 2

Глава 2.

Завороженные, они замолчали, озираясь и ища глазами силуэт Вальтер Скотовского рыцаря.
Он стоял на полу разваленной колоне, бывшей мостом между залом и возвышением сцены для камерного оркестра, стоял так грациозно и высокопарно, запрокинув голову, словно подставляя лицо, лившемуся из разлома в потолке свету, падавшему на его плечи и фигуру, объятую белыми шелковыми складками рубашки. Облегающий длинный жилет, прижимался к его телу, делая его как будто бы еще возвышенней. Одна рука отведена назад, вторая, окрыленная, мягко приподнята, согнута в локте, ноги, закованные в узкие джинсы, насборенные у щиколотки, скрывавшие переход к ступням в черных, потрепанных кедах с разными шнурками в крапинку – левый белый в черную, правый – черный в белую. Он опустил глаза, гордо вскинув голову, ожидая и наслаждаясь их взглядами, выдерживая их с аристократическим достоинством, с нотками лидерской гордыни.
Я мигом поймал его силуэт и, перенеся его мягкие изгибы на бумагу, задохнулся от восторга и недоумения, открытие поразило меня, да и всех стоящих вокруг.
Айвенго – девчонка.
Я вдруг встретился с ней глазами. Сине-стальные, обрамленные длинными русыми, но золотисто-выгоревшими на приподнимающихся концах ресницами, брови ее довольно изогнулись, красивые выразительные губы, нежно-вишневые, растянулись в торжествующей улыбке, обнажая белые ровные зубы. Ее лицо было бы мальчишеским, если бы не милые, яблочно-румяные щечки и чуть курносый нос, с тонкими подвижными ноздрями.
- Девушка, - выдохнул Скандр и снова поправил съехавший с острого плеча рюкзак, - это девушка…
- Джентльмены, - обратилась она к нам, и вместе с ее голосом нас раскатом накрыла тишина, ибо никто не мог оспаривать ее право говорить, ее привилегию говорить над всеми нами, – и леди, - добавление прозвучало мягче, - ваше ожидание окончено, я перед вами. Я позвала вас сюда отнюдь не по воле случая. – Она тряхнула головой, волосы ее русые, с нежным золотисто-рыжеватым отливом, доставали до середины красивой шеи, чуть удлиняясь к лицу, челка открывала брови. - Знаете ли вы, кем вы являетесь?
Я пожал плечами, думаю, жесты остальных были примерно такого же содержания.
- Игроками, - короткая фраза заставила всех, как по команде, обернуться. Кудрявый паренек, стоящий рядом с рыжим ёжиком, ухмыльнулся уголком белозубого рта, очерченного нитями блеклых губ. Я мог бы описать его довольно просто, довольно обычная внешность, если не считать мягких, довольно длинных кудрей, теплого оттенка шоколада, когда к ним прикасался ветер, они мелодично перешептывались голосами альт флейт. Стально-серые глаза, обрамленные пристальными ресницами, выжидающе смотрели на Айвенго, щеки, нетронутые щетиной с высокими скулами, обтянутыми светлой кожей с небольшим количеством карамельных веснушек на переносице. Это был я сам, собственной персоной, держащий сумку на длинном ремешке через плечо.
Я часто вижу себя вне самого себя, я становлюсь зрителем, смотрящим на свои действия и поступки, я становлюсь поэтом, придавая им смысл и архивным червем, погружаясь в записи и пересказы моего бытия, созданного ради шутки или из скуки. Но я видел себя и я видел глаза Айвенго, ставшие на миг яркими зеркалами, глубинно-голубые, они поймали пролитый солнечный луч, устремившись вверх, к менее явной синеве небес, и эти глаза были довольны, сказочно довольны и непредвзято прозрачны.
- Игроками в жизнь вы стали с рождения, но этой дешевой пьесе конец, ибо это война, господа, чувствопролитная и приключено-жаркая. - Она продолжала, ловя их улыбки губами, как поцелуи одобрения. – Три герцогства, три герба на трех замках, двадцать четыре клинка, и предельно ясная цель – стать королем разрозненной страны, таящейся в стенах этого города. Ваша верность мне не оставит сомнений, ибо мое доверие уже верность каждому из вас. Я лишь прошу вашего доверия, на котором и основывается верность. Я присягаю каждому из вас. – Она торжественно обвела нас глазами. Истинный лидер, я чувствовал это, а от ее легкопёрых, высеченных из присяги слов, по моей коже стремительно циркулировали мурашки. -  Согласитесь ли вы идти до конца, до откровения победы, к которому я поведу вас, до вечной славы победителей. Я обещаю, нас не коснется забвение проигравших.
   Чья-то властная рука наиграла саундтрек, звучащий в моих ушах, нарастающий ангельским рокотом Two Steps From Hell – After The Fall.  Его медовое течение заполнило стены Сан Инфанте королевским блеском, сама священность акта присяги, коленопреклоненное, но не переставшее возвышаться тело Айвенго. Мимолетное, но не терявшее церемониального значения движение Нины – она подкралась к преклоненной девушке и вознесла над ее головой сплетенный маковый венец.
И в тот момент, когда вновь вступила скрипка, я увидел зачарованный блеск собственных глаз, и высокий силуэт еле задевший меня, поцеловавший ее возложенную на сердце руку и преклонивший колени, опустив наземь гитару. Инструмент откликнулся восхищенным вздохом, порождая волну восхищения, кипящего в кровавой смоле в наших венах.
 А после, один за другим, мы подходили к ней, целуя протянутую руку, присягая, даруя ей свою верность. Взамен, мы получали благословление, возложенное на изящные клинки из прочного текстолита, не способного причинить кровоточащих ран невидимых нам противникам.
Это было как во сне, я снова видел себя, я взял изящную ладонь пальцами, вдыхая земляничный, аромат ее кожи, а после, мои губы оставили легкий, как щелчок след неуловимого поцелуя на ее руке. И снова полуулыбка на ее губах, холодная, аристократическая. Рука выскользнула из моих пальцев. Она преподнесла мой меч, как высшее наслаждение быть принятым ей.
Почему мы верили ей, шли за ней, доверяя так слепо? Потому что она была новой. Она умела дышать, так восхитительно предрассветно дышать, так замирать, осторожно, словно по нотам, ступать по нашим надеждам к ее солнцу, для того, чтобы достичь его, и смеясь бросить нам золотой пластиной.
- Развлекаешься? – Темно-фиолетовый голос донесся откуда-то сверху, заставил ее затравленно обернуться и тут же горделиво вскинуть голову. – Айвенго, теперь ты так себя назвала? – Из пасти арки выступил человек, сотканный из темноты. Бледен, со впалыми щеками, на которых прорастала трехдневная (но аккуратно подстриженная) щетина, с намеком на полосу бородки и полукруги усов на губами. Гладкие цвета горького шоколада волосы зачесаны от лица, они слегка подвивались на концах, что придавало прическе творческую небрежность. Звук его волос напоминал плач ангелочка. Сам он был исполинского роста, но худ. Пристальные, прозрачные лазурные глаза равнодушно окинули нас острым, как рапира взглядом, защищенным стеклами еле заметных, узких очков-полумесяцев. На его узкие, худые плечи, несмотря на жару, был наброшен, будто невольно, чужой рукой, серый плащ с железными пуговицами.
- Что тебе нужно от меня? – Голос Айвенго не дрогнул, но нотки раздражения или скорее отвращения проскользнули диссонансом секунды.
- Значит, так ты приветствуешь любимого брата? Ты неблагодарна.
- А ты не благороден. – Щеки Айвенго вспыхнули. Она еще сильнее выпрямилась.
- Смешно. – Он невесело усмехнулся, задев кончиками пальцев по тончайшим губам, покрытым ангельски-прозрачной бежевой кожей. -  Ну да ладно. – Это тебе. – Он бросил ей увесистый кожаный рюкзак, что-то в нем глухо всхлипнуло, Айвенго легко поймала его и насмешливо поклонилась.
- Так это твоя свита, сестренка?
- Это мои верные друзья.
- Они слишком явно разглядывают тебя, для «верных друзей», особенно он. – Он только кивнул, но его холодные глаза были обращены прямиком в мою мятущуюся душу.
- Не вмешивайся. – Холодно отрезала Айвенго, уронив рюкзак на каменные плиты.
- И все-то споришь ты, и взоры строги,
И неудачней с каждым днем
Замысловатые твои предлоги,
Чтобы не быть со мной вдвоем.
Он бросил ей, с проволочной насмешкой, удаляясь, оставив стоять хрупкой осиной, колеблясь и падая, так медленно, так, чтобы мы не видели.
Никто не рассмеялся, все чувствовали некую кровную тайну, разрывающую этих двоих. А в моей голове стучало: «Не сестра, она ему не сестра, или не кровная… не сестра». И опасное чувство противника угадывалось в его движении и взгляде, обращенном на нее.
Конкурент.
Она резко обернулась, поймала наши взгляды, нанизав их на длинную леску своей интерпретации событий и рассмеялась звонким смехом Страны Чудес.
Алиса, я называл ее Алисой, и не иначе как своей.
- Как скудны выражения ваших лиц. Ликуйте же. – Она спрыгнула со своего постамента, став, наконец, наравне с нами. – А теперь за мной. За круглый стол, друзья.
«Верю тебе безрассудно и слепо…»: услышал каждый.
Она вела нас вверх, я шел прямо позади нее, смотря на двуручный меч в кожаных ножнах, королевский, не для девичьей руки.  В затылок мне дышал Ёжик, затем остальные, слышно было тихое пение Нины, замыкал шествие парень с гитарой. Коридоры были светлы, зачастую причиной были не стрельчатые окна, а отсутствие фрагментов стен.
Зал круглого стола отличался от всех прочих залов. Стола здесь не было и в помине. Дверь, завешанная портьерами, пропустила нас в круглый зал, стеклянный потолок терялся где-то в небесах, высокие окна проливали свет на двухступенчатый помост, на нем стояло кресло-трон, вокруг которого были небрежно наброшены комфортные зефирные подушки, подле них – столики с вазочками для фруктов и бокалы для легких напитков. А она постаралась! В камине горел огонь, осушая воздух, на стенах - плетистые растения, а все следы разрухи растушеваны, замаскированы, стилизованы в средневековый быт.
- Прошу. – Она взбежала на постамент и замерла на троне, сложив ноги на подлокотник и полуоперевшись спиной на высокую резную спинку, величественным жестом пригласила нас присоединиться. - Садитесь же.
Я опустился рядом. Про себя подумав: «Презренный пес и преданный раб». Парень с гитарой уже наигрывал нечто мелодичное, балладное, она бросила в его строну одобрительный взгляд.
- Итак, представьтесь, избавьте меня от этой участи, по кругу, не больше трех предложений на человека, светские беседы после обсуждения, а флирт на балу.
Напротив меня сидел Скандр, поднявшись, он поправил лямку рюкзака и слегка кашлянув, сипловато произнес.
- Скандр.
- И я алкоголик. – Вставил мальчишка, сидевший рядом с Амазонкой. Смешки были сдавленными, глупая шутка все же заставила губы Айвенго дрогнуть.
- Попрошу дождаться своего звездного часа. И не быть столь откровенным.- Она перевела взгляд на паренька с рюкзаком. – Зачем ты пришел сюда?
- Я ищу славы, как и ты.
- Я ей обладаю. – Правая бровь Айвенго приподнялась, подчеркнув усмешку. – Но это похвально. Дальше
-Артурия Пендрагон. – Амазонка поднялась, так непринужденно заведя руку за спину. – Мне было слишком скучно.
- Это славно, презираю рутину. – Айвенго улыбнулась.
- Джаспер Фокс. В моей крови лишь яд безумия…
- Или дурного остроумия, - она усмехнулась углом рта, - пересмешник.
Ёжик шутливо поклонился и сел.
- Нина, - она встала, - я лишь проводник, рада, что снова встретила тебя.
- Дитя оленя. Я тоже рада, но прости, сражения – удел…
- Моим уделом будут ваши раны.
- Теобальд Бриар. Я напишу балладу, воспевая наши подвиги.
- «И не ищи следов, что воин вереска оставил, уходя…» - Задумчиво протянула Айвенго, а он лишь зазвенел гитарной струной, как терпким ладаном повеяло от ее колебания.
- Шерлок Холмс. – А он и вправду был бы похож на него: темные, чуть тронутые локонами волосы, зеленые пронзительные глаза, на правом поблескивал монокль, высеченные из камня скулы и нос, высокий лоб с редкими бровями. Шею скрывал шарф цвета индиго, а длиннополый пиджак распахнулся на груди, обнажая белоснежную сорочку. Белые перчатки лежали рядом с цилиндром и тростью подле него. Он был действительно книжным, абсолютно лишенным реальности. – Я здесь, ибо ваши слова и преступление против рутины поразительно интересны.
- Не будьте так педантичны в выборе костюма, вы нужны мне живым, Шерлок, да и впечатление производите двоякое.
- Все для собственного самолюбия и ваших глаз, мисс Адлер.
- Поразительно. Сядьте, время действовать, пока еще не пришло.
- Насмотримся. – Заключила Айвенго.
- Пифагор. – Эллинский профиль и медная кожа, герой мифов и легенд, или древний ученый, одинаково хорош на обе роли. Скованные движения и  ораторская стойка. – Любовь к расчетам привела меня сюда, и ваша пламенная речь стала тому порукой.
- Прошу рассчитать дату моей победы и отбросить сомнения насчет пощады. Ее превозносят те, кого не щадили.
- Да будет так.
- Нэмо, - я встал, не сводя глаз с лепестков ее губ. – Я пришел увидеть тебя. – Струна сорвалась, и ропот огласил своды, впиваясь копьями в мою беззащитную спину.
- И как же я тебе? – Посерьезнев, она подошла ближе, стоя на двух ступенях, она была выше меня всего на полголовы, но ее статус парил над бездной моей ничтожности. Айвенго протянула руку, жалея коснуться моей щеки, но порывисто убрала ее прочь. Я смешался, вспыхнул маковым цветом и тут же поник.
- Ну я,…
- Представлял, что все будет иначе? –  Снова короткий смешок. – Не удивительно, - глаза лукаво блеснули. – Кто же мог ожидать такого поворота событий. – Прозвучало это с неприкрытым самолюбием и неким самодовольством.
 - Я бы хотел защищать Вас! – Раз сорвалось с губ столь бездарное признание, так идти до конца.
- Зверь мой, он дремлет у вашей кровати,
Смотрит в глаза вам, как преданный дог. – Пропел Воин Вереска, менестрель.

- Этот, незримый для публики, зверь
Первым мои перекусит колени. – Отвечала она и снова посмотрела на меня. - Ну что ж, так защищай, мне ведь танцевать со смертью совсем не в след.

Я опустился, я был тем, кто повинуется Алисе, моей Алисе.

- Полагаю, вы хотите знать правила нашей новой жизни и ее стоимость? Охотно поведаю их вам. Итак, трое вражеских герцогств затерялись в городских джунглях, цель – найти и захватить, вывести из игры всех ее игроков. Нина, в шкатулке на камине.
Индианка взяла с камина деревянный сундучок, и прошагав через чьи-то ноги в узких джинсах, низкий столик и огромную подушку, приблизилась к Айвенго, Металлический блеск тут же разлился запахом грозового асфальта, в самый момент предчувствия грома, когда молния застывает на кромках луж… На них не было ничего, просто металлические пластины. Айвенго повертела в руках один, и кинула мне, я неловко перебрасывал его из руки в руку, но после, все же поймал, хотя и вызвал смех у моих новоиспеченных друзей.

Другие хватали их на лету, но вдруг послышался звон, совсем рядом, я обернулся. Скандр судорожно сгреб блестящую пластину с пола, больно царапнув по нему ногтями и подушечками пальцев.

- Это – ваша честь, она дороже жизни, ибо лишившись ее, вы больше не имеете права участвовать в игре. Имейте ввиду это и есть цель ваших противников.

- То есть, если они заберут его, то больше нельзя будет играть? – Задал вопрос Ежик. В моей голове он так и не отделался от столь забавной клички.

- Нет. – Качнул головой Шерлок. – Ты сможешь вернуться, забрав медальон у врага в одиночку, тем самым, доказав, что достоин вновь быть принятым.

- Верно. – Айвенго удовлетворенно улыбнулась.

- Как мы узнаем наших врагов и место битвы.

- О, это предельно просто послезавтра, в 19.00 состоится бал, в театре на Главной площади, Urban Fairyland, думаю, вам известна туда дорога. Именно там, вы сможете пообщаться с нашими противниками. Предупреждаю сразу, это маскарад. Мечи не нужны, разве что вы захотите затеять дуэль.

Ее слова были приняты двояко: я судорожно вспоминал, есть ли у меня выходной костюм и в каком он состоянии, Артурия оживилась, Нина покачала головой, Шерлок и Ежик, кажется, они были знакомы, что-то тихо обсуждали, Скандр стушевался и вцепился в свой рюкзак, наверное, он не умел танцевать или просто не любил такие мероприятия. Пифагор просто пожал плечами, и снова уставился на свои аккуратные круглые ногти.

- Ты ведь тоже пойдешь? – Поинтересовался Теобальд. – Как мы узнаем тебя.

- Это будет для вас тайной. Но, обещаю, что буду там. Война значит война, бал не отменяет стратегии. Нам не известно, где располагаются их убежища и они не должны знать, где находиться наше. Это первое, второе, наша война не имеет огласки, однако вечная слава ждет победителя. Как она настигнет вас, тоже останется под покровом тайны, пока что. – И вновь эта странная театральная полуулыбка. - Итак, на балу я сообщу вам о дате и месте сражения, а пока, думаю и мы можем расслабиться, предавшись радости человеческого общения. – Она позволительно махнула рукой.

Я взял с тарелки пурпурную виноградину и отправил в рот. Бархатная сладость разлилась по языку и слегка ущипнула мои губы.

- Ты пойдешь в костюме или просто в маске? – Спросил я Скандра, тоже поглощавшего виноград.

- Я не пойду. – Буркнул он и смутился.

- Почему?

- Не люблю светские… тусовки. – Он говорил с набитым ртом, и при этом краснел с каждой секундой все больше и больше. Я замолчал и огляделся, вновь

- Или не умеешь танцевать… - неосторожно проронил я. Его щеки стали такими же пурпурными, как виноград, а гримаса злости исказила лицо.

- Умею. – Возражение было слишком громким, чтобы быть правдой. Он вскочил и топнул ногой.

- Да успокойся ты, - я потянул его вниз, - если хочешь, я научу тебя, в этом нет ничего сложного.

- Вот еще. – Скандр убрал мою руку, но послушно сел.

Я пожал плечами и отвернулся, глядя на Джаспера и слушая совершенно невероятную историю, рассказываемую им с присущим ему глуповатым остроумием.

Айвенго встала с трона и, спустившись по ступеням вниз, села рядом с Менестрелем, он был рад оказанной ему чести.

- Можно. – Она кивнула на гитару.

- Почту за честь.

- Ах, оставь же эти книжные любезности. – Пальцы ее левой руки кольцом сомкнулись на грифе, правой рукой она невзначай перебирала струны, прислушиваясь, привыкая, проникая в самую суть лавандовых звуков. Аккорд, за ним следующий, будто ветер пробежал по волосам, так свободно и ласково, я ощущал этот звук. Как прикосновение к плечу.

И вновь мягкий мажорный перебор, пламя в камине вспыхнуло чуть ярче и опало, дыхание и движения замедлялись, взоры снова были прикованы к ней. Менестрель кивнул, ему эта песня была известна. Он так мягко и тихо выводил слова, но я не слышал или не мог разобрать этой магии, Айвенго молчала, просто тихо кивая в такт музыке.

Нина запустила руку в свою необъятную гремящую сумку и вытащила оттуда пластиковую коробочку с некими упругими красными телами внутри. Она открыла крышку и протянула Айвенго.

- Я знаю, что ты очень любишь клубнику.

- Та самая, с подоконника? – Спросила Айвенго, и глаза ее зажглись малиновым блеском. Она протянула пальцы и осторожно взяла аккуратную крупную ягоду. – Сладкая… - протянула она, и от книжности не осталось и следа.

- Как маленькая, - покровительственно улыбнулся Менестрель.

- Не переходи границ.

- Я помню уговор. – Он кивнул. – Спеть?

- Пой же пой на проклятой гитаре,
Пальцы пляшут твои в полукруг,
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний единственный друг…

- Ты ведь не жалуешь Есенина…

- Ага, просто к месту. – Кивнула Айвенго. Внутри меня опять закололо чувство конкурента, он тоже знал ее до меня и не по переписке, хорошо притворялся, очень хорошо…

Я очнулся, услышав новый янтарно-желтый звук. Теперь они пели, в унисон, а после по очереди, диалогом, обгоняя и смеясь друг с другом, но песня была о нас, о нас всех…

- Мы роняли честь и снова поднимали,
Мы учились то лгать, то правду говорить,
Невозможно вспомнить, что делалось в начале,
Невозможно понять, что должно было быть…

Голос Теобальда был слишком терпок, но он легко приподнимался, будто взбегая по выщербленной лестнице.

- На пути ненароком даже смерть встречали,
Но она была на удивление мила,
Воздвигали плахи прямо в тронном зале,
А отраву считали украшением стола…

И в унисон, сливаясь в потоке голосов и музыки. Ее рука дрогнула на первый аккорд боя и солнечные зайчики рассыпались, щекоча глаза.

- Мы писали стихи и сочиняли книги,
Как умели – толковали сны,
Принимали друг у друга экзамен по интриге,
После …урока войны. – Завершил строфу ее голос. Несколько аккордов боя, пламя танцевало ей в след. Подпевали уже все, став единой командой, стирая границы, ломая собственные оболочки, наросты непохожести. Я чувствовал себя среди тех, кто поддерживал меня. Мы, скованные одной цепью игры, но окрыленные, летевшие к блестящему солнечному диску, клонившемуся к горизонту.

- Отыгравши смысл, мы слово проиграли,
А потом все сущее поставили на кон,
И открылись нам немереные дали,
Где не писан нам ни один закон…

И снова припев, заученный моим мозгом быстрее осознания его слов. Опять мягкий расплавленный перебор, текущий каким-то удивительным хмелем по нашим запястьям, по губам и голосам.
Пальцы снова скользнули вниз и доиграли, заставив струны так чисто мажорно вздрогнуть. Раздались аплодисменты, редкие, нас было немного, но своды потолка подхватили их и разнесли вместе с веселым смехом.

И это было дороже плеска волн рук, наши аплодисменты и лица были дороже золота для нее, для Алисы.

 - И это, пожалуй, все, что я могу. – Она смущенно усмехнулась.

- А ведь у нашего графства должно быть название. – Встрепенулась Артурия. Она оказалась удивительно открытой, несмотря на царственное имя. Волосы ее заметались в такт движению головы.

- Да, должно быть. – Айвенго выпрямилась, снова став царственной, снова воспарив и отдалившись от нас.

Солнечный луч упруго вспрыгнул в комнату, сквозь толстое ликующее отражениями стекло. Пробежал по подоконнику, по стене и листьям непонятного вьюна.

Варианты были разнообразными, книжные были отклонены тут же, ибо называть герцогство в честь кого-то Айвенго не желала, утверждая, что данное название уже имеет свою славу.

 Я внимательно оглядел колоны, высокие и статные, щербатые, словно стволы кленов, они подпирали затерянный потолок, а по их поверхности сиротливо вились самые крепкие побеги, зеленые ладошки, чем-то напоминавшие кленовые шелестели серебристыми переливами обратных сторон, сами листья тоже казались покрыты налетом каменной пыли.

- Каменные клены. – Проронил я вслух, вдруг вспомнив, что это тоже было название некой книги, потерянной в моей голове, заставленной разноцветными изданиями.

- Идеально. – Хлопнул в ладоши Тео.

- Я займусь гербом. – Пифагор оторвался от набросочника, лежащего на его острых коленях, я мельком заметил в нем несколько зарисовок Артурии и Скандра. Он получился даже слишком характерным, нахохлившимся и смущенным.

- Отлично. – Айвенго обрадовалась, видно подготовка ей порядком наскучила. – Медальоны заменим кленовыми листьями. На бал принесете нашу символику, листья в петлице, украшения на платье или шляпе, все что угодно, чем оригинальней, тем лучше. – Она снова умолкла, и приложила два пальца к правому виску, наморщилась и тут же распахнула свои большие глаза, с узкими от боли зрачками, дважды моргнула и, склонив голову набок, словно стряхнула с себя эту боль. Нина протянула ей клубнику и Алиса (моя), вымученно улыбнувшись, приняла ее скромное подношение.

 Закатное солнце прокралось в окна зала, окрасив все своими рыжими всполохами, лиловые тени упали на каменный пол и поползли, поминутно удлиняясь.
- Уже поздно. – Сказала Айвенго, -  думаю, вам пора возвращаться в свой обыденный мир – Боже, какая ирония прозвучала в ее голосе, но я уловил и ноты сожаления, хотя мимолетные, неоправданные моими познаниями.
- Почти девять – Ёжик бросил взгляд на спортивные часы, плотно обхватившие его запястье, - время детское…
- И, тем не менее, позвольте мне побыть ребенком. – Усмехнулась она. Резво вскочила, не потягиваясь, не растирая затекших ног, пружинисто наклонилась, закинув за плечо рюкзак и украдкой взяв еще одну ягоду, тут же исчезнувшую за пределами ее губ, попрощалась, – До встречи…и удачи, - махнув бледной ладонью, прежде чем раствориться за портьерой.

Ветер потрепал меня по голове и приказал не следовать за ней, я, проявив удивительное прилежание, встал, в глазах заплясали огоньки, окруженные голубым ореолом головокружения. Все так же потянулись прочь, неловкие, словно потерянные дети мы молча плелись по коридорам.

- А все-таки она потрясающая. – Заявил вдруг Пифагор. – Какое искусство активизации. (Смысл этой фразы остался мне, на тот момент, неясен). Какие речи, истинный лидер, королевская кровь и выдержка… потрясающе. 

- Короли зачастую одиноки. – Протянула Артурия, она мне нравилась, такая сдержанная, но все понимающая.

Такой была Линдси, моя старшая сестра. Она умерла два года назад. Я не особенно нуждался в утешении, потому что любил ее слишком сильно. Мне казалось, что она со мной, что она умерла для всех, кроме меня. Линдси была принцессой из сказки, научившей меня читать книги, когда я был мал, она читала мне вслух, интонируя голосом каждое слово. Все утверждали, что из нее вышла бы прекрасная актриса, но любовь к математике преобладала. Она в тот день сдавала экзамены, было слишком солнечно… Я не могу рассказывать об этом, в горле тут же образуется шершавый слезный ком, который я не в силах проглотить. Водителя ослепил солнечный зайчик, это была случайность. Линдси больше не могла ходить. У нее было «кресло», инвалидное кресло, хотя она никогда его так не называла. Линдси, моя любимая Линдси.

 Она все так же улыбалась, шутила, все-все понимала. Я рассказывал ей обо всем, о школе, о том, что смычок отказывается меня слушать, а еще, я иногда плакал, уткнувшись в ее безвольные, слабые колени. Плакал о Анне, я тогда был безумно влюблен в нее, а она сочла меня странным и, некрасивым. (Я всего лишь носил скобы и немного картавил).
 Это ее и убило. Я убил ее.

Ведь она больше не могла ничего этого испытать, не могла ходить на танцы и гулять с мальчиками по длинной желто-черной мостовой, освещенной лишь тусклыми газовыми фонарями, не могла играть в бадминтон или бейсбол. Она очень любила его, а я ненавидел, у нее даже была специальная рукавица, исписанная строчками ее любимых стихов, она расписала ее после прочтения Над пропастью во ржи, рукавица, как у маленького Алли.

А потом она погибла. Я называю это так, потому что отказываюсь верить, что она могла вот так просто проснуться утром, улыбаться мне за завтраком и даже шутить, а после…

Ее нашли в ванной, вода была розовой и мягкой, как лепестки герани, вот так, в смешной клетчатой пижаме с плюшевыми зайцами, она сидела, обхватив руками колени. Обхватив располосованными, обескровленными руками колени. Он уже была мертва.

Наша короткая. Но уже разломанная жизнь продолжилась. Мы переехали, сменились обои и потолки, картины висели по-другому, мать не вешала больше картины Линдси, а вместо ракушки-ваной возвышалась башня-душ.

За моей спиной теперь шептались и отстранялись, когда я проходил мимо. Я был страшен и измучен ночными кошмарами, и собственной уверенностью в том, что я способен видеть призраков и духов, тот мир, за гранью все приближался ко мне, а живые все больше сторонились. Это был тот самый страшный ночной кошмар, который и не думал кончаться, он был моей жизнью.

Но я не помню пробуждения, как бывает обычно: тихим утром распахиваешь глаза, и мир медленно набирает резкость, приобретает очертания. Нет, пробуждения не было, не было формального акта открытия глаз.

Я запнулся, и короткая встряска и осознание близкого падения прогнали прочь воспоминания о Линдси. Скандр поддержал меня за локоть.

- Осторожней – не то виновато, не то примирительно сказал он.

Я лишь машинально кивнул. Мне хотелось упасть, упасть и разбить лицо о шаткие ступени, обшарпанные ногами самой древности. Хотелось смотреть на свою кровь, похожую на кровь Линдси, разлитую тогда по капле на призму воды.

- Прости, я накричал на тебя. – Скандр помялся, - я бы не отказался…ну от того твоего предложения…

- Научить тебя танцевать? – Спросил я, радуясь, что нашел предлог, отвлекший меня от образа Линдси.
- Ну, в общем, да… - Он будто бы расшаркался на ступеньке, что вызвало у меня короткую непроизвольную улыбчивую насмешку.
- Хорошо, - я осмотрелся, окружение старого замка нисколько не напоминало танцевальный зал.
- Пошли, я тут недалеко живу. – Скандр потянул меня за рукав темно-зеленой в салатную клетку рубашки, надетой поверх белой футболки с Джимом Моррисоном, гитаристом The Doors.

Ветер носился с переливистым свистом по разнотравью луга, сгоняя в стайки закатные облака, позолоченные закатными лучами. Лазурные сумерки накрывали поле с противоположной мандариновому солнцу стороны. Они уже приникли к самым крышам домов. Город, словно измятый кардиган покоился на кресле-равнине. В складках-улицах уже зажгись фонари, мигали фары машин, а где-то на площади звучала романтичная
музыка, наигрываемая городским оркестром, восседающем на складных стульчиках-тронах у фонтана, вросшего в стену.

Скандр все тянул меня за собой, я обернулся, уловив краем глаза тени расходящихся ребят. Вдруг кто-то хлопнул меня по плечу, и я остановился, удержав клюнувшего носом вперед Скандра. Он выглядел жалко. Очки слетели с его лица и ударились о щербатую уличную спину, выгнутую вверх.
Скрыв негодование, я развернулся на пятках, кеды скрипнули.
Джаспер виновато улыбнулся и, стремительно согнувшись, поставил на ноги Скандра, ползавшего по полу в поисках своих винтажных очков. Скандр хлопал ресницами и тер глаза, Джаспер что-то пробормотал и, вновь нагнувшись, подал тому очки. Правая линза треснула, и в ней разбилось отражение фонаря, светившего над нашими головами.
- Прости, - я наконец разобрал бормотание Ёжика. Пересмешник был не на шутку смущен.
– Я не думал что…

- Забудь. – Скандр сложил очки и сунул в сумку.

- А разве ты сможешь так идти?

- Нет, до утра стоять буду. – Не слишком удачно огрызнулся паренек.

- Просто мне было по пути, я кричал но…- тщетные попытки Джаспера оправдаться смешались в поток несвязной болтовни.

- Все отлично. – Скандр развел руками, в отличие от меня, он не был рад попутчику.

- Ой, и вам сюда? – Услышал я женский голос, и из-за спины Пересмешника вынырнула Артурия, я, скорее всего, расплылся в глупой улыбке. – А мы с Пифагором как раз намеревались зайти куда-нибудь перекусить.

Суровый Пифагор кивнул.

- Я знаю отличное местечко! – Джаспер оживился. – Здесь недалеко есть студия-бар, там по вечерам еще на виолончели играют.

- Парень в бардовом пиджаке? – Спросил я.

- Ага.

- Джаспер, ты не поверишь… - Саркастически начал я.

- Ты?

- Ну да, только по пятницам и вторникам…

- Он классно играет – Джаспер уже не слушал, увлеченно жестикулируя, он рассказывал Артурии, Пифагору и Скандру о его походе в это «отличное местечко».

Смеясь и толкая друг друга локтями, наша маленькая компания катилась вверх по улице, по направлению к реке.

Бар находился у самого моста, и мы расположились на террасе, нависавшей над щербатой  гладью реки.

- Привет Констанция.

Констанция уже села за рояль, когда я приветственно помахал ей. Она кивнула, мы играли уже около года в этом баре, но она все еще смущалась, когда я обращался к ней по имени. Ну, я бы тоже смущался, если бы меня звали Арамисом (мой любимый герой) или еще в честь какого-нибудь героя «Трех мушкетеров».

Мы пили безалкогольные коктейли, настояла Артурия, смеялись и болтали о всякой чепухе. Я сидел рядом с ней и иногда легонько соприкасался локтями. Она и не замечала. В ее зеленых как крыжовник глазах плясали искорки чего-то напоминавшего счастье, а может это отражалось пламя свечки из фонаря на нашем столе.

Скандр дулся, я и забыл про его недооцененную персону, Джаспер и Пифагор увлеченно спорили о некоем новом гаджете, не слишком упрощавшем жизнь.

Я ничего не чувствовал, я имею в виду к Артурии. Совершенно ничего, может, она была слишком похожа на Линдси, только без веснушек и рыжих локонов почти до пояса. Я не мог понять, но, то странное, шевельнувшееся чувство восторга, при виде Айвенго, не возникало при взгляде на Артурию.

Мягкий шафрановый свет лился от светильников на стенах, на клетках пола танцевали резные ножки стульев. Стены из красного дерева, в которых умещались ниши стеллажей, были заставлены ретро радиоприемниками, пластинками известных групп – я уже нашел Deep purple, Led Zeppelin, Red hot chili peppers. Больше всего мне нравилась стена с музыкальными инструментами, она располагалась прямо за стойкой, (худой бармен в забавной малиновой шляпе готовил для кого-то отвертку), на этой стене, словно лозунги на свитках были написаны наименования коктейлей и вин, а так же подходящих к ним закусок. Славное место.

Я вдруг поднялся и весело что-то огласив, вышел из-за стола, приблизился к стойке и плюхнувшись на высокий стул, заказал еще пару коктейлей и салат для Пифагора, который полвечера молчал и глазел на Артурию.

Из кухни, пробираясь под деревянной дверью, крались уютные, дразнящие ароматы жареного мяса, (я слышал звук топора в лесу и видел, почти осязал поверхность письменного стола из красного дерева), кофе и шоколадного десерта.

- Мартини, розовый, с гранатовым соком и кубиком льда. – Прозвучал темно-фиолетовый голос. Я повернул голову. На соседнем стуле, в царственной позе, восседал высокий молодой мужчина. На мгновение мое скомканное чувствами сердце перестало биться, брат Айвенго, он так изящно уронил плащ, что моя вежливость оказалась быстрее меня.

- Ваш плащ, - я нагнулся и подхватил его, протянув хозяину.

- А, - он удивленно обернулся, убрав от губ белую тонкую сигарету, зажатую между безымянном и средним пальцем. На мизинце, рассеивая свет, переливался темный квадратный аметист, стиснутый массивной оправой, - не стоило.

Я кивнул и отвернулся, заслушавшись притворно-печальными звуками рояля, за которым слегка сгорбившись сидела Констанция. Играла она превосходно, что-то из Шопена, да, я ясно видел арочную структуру и легкие перекрытия, соединявшие раздробленные части произведения. В нем было что-то осенне-джазовое под стать бара (Констанция была влюблена в собственные импровизации, как и все прочие тоже).

- Тяжелый день, Зарксис? – Спросил бармен, подавая бокал моему знакомому, тот кивнул, лишь сделав изрядный глоток багровой жидкости.

- Неприятности в театре? – Продолжил бармен, протирая отполированную стойку белоснежным полотенцем.

- Подготовка к балу затягивается, главная актриса сбежала.

- Елена? Она же влюблена в тебя.
- Ну, похоже, не так уж и жертвенно, как мне казалось. – Он опустил бокал на стойку, жидкость закружилась, лед медленно таял. – Эй, а я ведь тебя знаю, - от этих слов засосало под ложечкой, а коленки вздрогнули, демонические глаза заглянули в самое мое сердце, где на качели, в голубом платье Алисы, сидела Айвенго и читала Ромео и Джульетту.

- Неужели, - я придал голосу равнодушное звучание, неплохо вышло.

- Да, хоть актер из тебя дерьмовый, но на виолончели ты играешь превосходно. – Он допил вермут и, небрежно указав на опустевший стакан, бросил бармену.  – Повтори, и ему тоже.

- Не, Нэмо, извиняй, но тебе рано.

- Зануда. – Откликнулся вместо меня Зарксис. – Плачу ведь я, тем более людям творчества это полезно. Ведь так? – Он подмигнул мне.

- Смотри, Зарксис, пристраститься паренек к такой «творческой» жизни. – Все еще ворчал бармен, охотно готовя для меня гранатовый фрэш.

Стаканы, поставленные на стойку жалобно звякнули, и я почти расслабился от их мяукающего звона, когда Зарксис вдруг заговорил снова.

- Да. Помнится, я был здесь в прошлую пятницу, ты превосходно играл… - он замолчал, смотря на старенькую скрипку, висевшую на гвозде, за спиной бармена. – Играл превосходно. – Пластинку заело. – А еще ты чересчур откровенно пялился на мою сестру сегодня днем.

Это заставило меня, переполненного недоумения, прыснуть. Бармен засмеялся, и чуть было не выронил бокал из тончайшего стекла, который он по привычки полировал шершавой салфеткой.

- Я…не… - Я неловко умолк.

- Он? На Чарли что ли? – Бармен еле сдерживал смех.

- Господи, сколько у нее воображаемых имен. – Проронил Зарксис, наморщив свой высокий лоб с тонкими артистичными морщинками.

- Эй, правда что, Нэмо, так уж откровенно пялился? Если уж Зарксис заметил. – Подколка не сработала, я потягивал мартини, уставившись в экран ретро телевизора, показывавший поздний бейсбольный матч.

 - Ага, особенно на ключицы. – Заключил Зарксис, выдохнув дым в терракотовый воздух, – А ты ее откуда знаешь? – Он бросил окурок в пепельницу и достал и серебряного портсигара новую. Бармен щелкнул зажигалкой, дав ему прикурить.

-  Да, как-то получилось.

- Она здесь часто бывает? – Зарксис перегнулся через стойку и схватил несчастного бармена за ворот футболки и встряхнул беднягу так, что шляпа скатилась с его головы и вспружинив, прыгнула на пол.

- Нет же, просто приходила как-то, оформлением сцены занималась, ну вернее доставкой, так за пятнадцать минут с другого конца города, а еще жаловалась, что мопед сломался…

- Она и не торопилась, по крышам можно и за десять успеть. – Зарксис отпустил его, с силой толкнув в грудь. Угловатые плечи бармена дернулись и ссутулились. – Черт, перебрал. – Он взял плащ, накинув его на плечи, - Сдачи не нужно, - бросил пару бумажек на стойку, и повернулся уходить, когда Стив, я наконец прочел табличку на груди бармена, окликнул его.

- Эй, а как ее по-настоящему зовут? – Я тоже напрягся, ожидая ответа. Зарксис остановился, полу-повернул свою львиную голову и, так жутко ухмыляясь, проронил.

- Для тебя – Чарли.

Он растворился, смешался с темно-фиолетовой тьмой, ожидающей его за стенами бара, крадущейся за каждым его шагом и страшащейся огонька зажигалки.

Я допил мартини одним глубоким глотком, так что перед глазами заплясали звезды, взял салат для Пифагора и коктейль для Артурии и направился обратно к нашему уютном столику.

- Долго ты, - пропел Джаспер над самым ухом, - прям как официант.

- Мог бы и сам пойти, - одернул его Скандр, хотя это было и не в его духе.

- Расслабьтесь. – Вставил Пифагор, уже монотонно опустошавший свою тарелку, листья салата хрустели на его белых зубах.

- Эй, Нэмо, ты чем-то обеспокоен? – Артурия мягко дотронулась до моего плеча.

- Да так, не бери в голову. – Я чуть отстранился. Весь вечер у меня не выходило из головы это странное, очаровательное «Чарли».