Где летом холодно в пальто.. Глава 12

  С утра меня вызвали  в вещевую каптёрку, которая находилась в бытовом комбинате. Отец оставил вещевую передачу и мне надо было её забрать. Капитан быстро проверил вещи по списку и я отправился к себе в отряд. У меня появилось ощущение, что капитан хотел мне что-то сказать. Но мешал, не выходивший из комнаты, завхоз комбината. В зоне порой офицеры побаиваются «козлов» из-за того, что у них могущественные покровители, из числа высшего руководства зоны.

    Прошла вечерняя проверка. Подбежал один из зеков и сказал, что меня зовёт какой- то мент, возле входа в «локалку». Возле дверей меня ждал капитан, который с утра выдавал мне вещевую передачу.
   -Ильин?
  Я кивнул головой.-Отец, когда приезжал?
  Я назвал число.
  -С блатными трёшься? Не верю я им и тебе советую держаться подальше. Тебя же просто подтянут, как торпеду. По тебе видно, что ты боец неплохой, вот и будешь их интересы кулаками отстаивать. Подумай пацан, держи.
    Он протянул кулак, я машинально взял то, что у него находилось в ладоне.
   -Сто долларов отец передал, не вздумай ляпнуть, что через меня. Тебе же хуже будет...
    Он молча развернулся и пошагал в сторону дежурной части. Я поднялся на барак. По понятиям, я должен был уделить десятую часть в общак. Со всего «запрета», который попадает в колонию, десять процентов  порядочный арестаннт должен уделить на общее.

    Я рассказал обо всём Лемонтию и отдал ему деньги, так как не знал ещё всех премудростей: как и где правильно хранить деньги. Найдут, заберут, да ещё  в  «кичу» посадят. Я пошёл в угол к блатным. Слава со своим хлебником Моряком играл в нарды.
  -Привет, Димон, заходи. Чай будешь?
Слава, конечно, выделялся из этой толпы. От него исходили флюиды доброжелательности. При том, что он был наркоманом с большим стажем. Боцман был полная противоположность Славе, на уровне восприятия. От такого жди беды, если ты с ним не в связке. Хотя даже если и в связке, не факт, что в случае опасности, он не обрежет страхующий канат, связывающий вас, дабы спастись одному.

    Через минуту, шныри, занесли табуретку, на неё поставили чай и какие то сладости.
  -Ну, как тебе Лемонтий?- поинтересовался Моряк.
   -Да вроде бы ничего парень.-Если будет косячить, приходи, говори. А то он у нас такой - молчит, молчит, а потом какого нибудь навоза намутит.
   Меня смутило то, что со мной говорили, вот так, в открытую о моём семейнике. Это же понятно, что наш разговор я передам Сане. Потом, уже в процессе чаепития, до меня стало доходить, что всё это делается специально, что бы Лемонтий не расслаблялся.
   Я перешёл к делу, передал деньги  на общак.  Ребята явно возбудились, так как человек, которому передают пусть и небольшие деньги, всегда попадает под пристальное внимание блатных. Так как Слава и все его прихлебатели были «нарками», значит в деньгах нуждались всегда.

    Я просидел в углу больше часа. Вышел  с неприятным чувством человека, который вместо красивого торта съел кусок пенопласта. Так бывает всегда, когда общаешься с фальшивыми людьми. Они понимали, что так просто меня не подцепить. Я засветился, это был факт.
    С того дня моя персона попала в сферу интересов Афгана. Вот только как меня приблизят, одному Богу известно. Был вариант, что просто предложат «хлебничать». Но существовал второй вариант, более жёсткий. Это когда исскуственно создают сети и ты в них заплываешь. Могут послать «играющего», что – бы втянуть в игру. Проигравшим в любом случае окажусь я. Можно через провокаторов спровацировать конфликт, что – бы я набил кому – нибудь лицо.
    Цель одна, прихватить меня. Дабы потом, при разборках, напустить жути. А тогда последует предложение, типа:- Ты неплохой парень,жалко тебя.Давай мы подтянем тебя к себе.Может уму-разуму наберёшься...
    От этого предложения уже будет трудно отказаться: или проблемы, или…чувство преданности ребятам до конца срока.

    После вечерней проверки мы с Лемонтием пошли к барыге. Хороший «барыга» в зоне, лицо очень рейтинговое. У него можно купить всё, от трусов до водки. Мы пошли покупать крупу. Кличка у нашего барыги была Бензобак. Огромный человек, наверное, киллограмм 150. Но это не мощь атлета, а болезненая тучность, скорей всего сахарный диабет. Мы купили у него на пятьдесят долларов сечки, пшеничной крупы, украденной из столовой поварами.

    Мы долго спорили с Лемонтием по поводу покупки крупы. Он кричал, что это не по понятиям, покупать у барыги ворованную крупу из зоновского котла. Я ему в ответ говорил:- Как хочешь, я пойду себе сам куплю и буду варить. Если придерживаться твоих убеждений, сдохнешь здесь через год.
    Это был наш первый серьёзный конфликт. Саня понял, что он получил в оппоненты довольно упёртого семейника, и его это серьёзно напрягло. Я во всём был независим, в отличие от нашего третьего - Вовы.
    Шли недели, ничего не менялось. Мне всё более ясно становилось, что   наше «хлебничество» - это как фиктивный брак. Мы были разные. Всё чаще я замолкал, чтобы не довести  дискуссию до мордобития.

    В зону пришла весна. Весна - первый серьёзный удар для меня в колонии по психике. Невозможно было выходить в локалку. Запах весны - это запах свободы. Как же он дурманил!!! Как же хотелось вернуть всё назад! И исправить... только бы вырваться из этого проклятого места.
    Эти чувства не передать. Если бы я был истериком, я бы рыдал сутки напролёт. Наверное, так было бы легче, но рыдала только душа, а это гораздо тяжелей.               
    Приход весны омрачила эпидемия туберкулёза. Сказалось плохое отопление в бараках, всю осень и зиму мы просидели в нереальной сырости. Когда весной бараки погнали в медчасть на флюрографию, результаты были катастрофические. С нашего барака численостью 270 человек, было выявленно случаев затемнения на лёгких -123 человека, с открытой формой туберкулёза - 15! И это только на нашем бараке. На остальных картина была не лучше.Это было ЧП масштаба страны, но так как всё это происходило в зоне, тем более  в чудесные 90-тые годы, всё воспринялось, как само собой разумеещееся.

   Каждый день отправлялись этапы на «тройку».
  «Тройка"- это зона, где лечат «лёгочников». Но лечением это трудно назвать. Проблемы с финансированием превратили эту колонию в конвеер смерти. Как слоны уходят на свои кладбища умирать, так и зеков отправляли вроде - бы лечиться. Спасались только те, у которых родные могли привезти медмикаменты и взятками поддерживать лечение в колонии. А остальных действительно лечили. Больные принимали очень сильный антибиотик, и - о чудо!- снимки через месяц показывали, что очаги затягиваются.
  Если бы не одно "но". Блокаду для печени никто не делал. Через полгода в столицу дружно отрапортовали, эпидемию удалось остановить. Всё улеглось, но через некоторое время люди начали умирать от цирроза печени. Один курс антибиотиков и печень разваливалась на части.

   Я с ужасом смотрел на всё это, как же хотелось жить в 20 лет! Ведь это всё рядом, это не сообщение из новостных сводок, это всё осязаемо. Слава Господу за всё, Он уберёг меня от ужаса заболеть в неволе. Хотя страшно первый месяц. Потом всё обыденно. А ведь люди с открытой формой передают палочку Коха, как обычный грипп.  И когда обычная простуда настигает тебя и ты с ужасом понимаешь, что уже третий день температура держится невысокая, да и ладони начинают как-то странно увлажнятся, начинается внутренняя паника.
   Температура 37.2, влажные ладони, слабость – это всё прервые признаки туберкулёза, первые признаки того, что ты одну ногу перевалил за барьер, за ним падение в вечность.
   Только сейчас, спустя годы, я понимаю, страшно умереть в неволе, когда нет рядом ни одной родной души. Умереть без покаяния. И сделать шаг из ада земного в преисподню вечную, страшней вдвойне.
   Вот тут и начинается проверка твоей психики на вшивость. Сломался духом - покойник, начал бороться – шансы есть.

     Я знал мужика, которому было немногим за 40. Семь лет из пятнадцати он уже отсидел. Весь срок занимался собой и физически и морально. У него была ясная цель – выжить, выйти и обнять свою семью. Дочка ему родила внука, он мечтал его понянчить.
     Всё кончилось в один день. Его вызвали в спецчасть и на официальном бланке попросили расписаться. Он читал две строки 20 минут. Это были минуты прощания с жизнью. Он запустил обратный отчёт, включился механизм самоуничтожения. Потом он взял себя в руки, поставил подпись и с невозмутимым видом вышел из кабинета.
     Просле того, как я неделю не видел его на спортивной площадке в локальном секторе, решил пойти с ним поговорить. Он лежал молча на наре и смотрел в никуда.
Он меня не видел.Через время я выудил у него несколько слов. В спецчасти он расписался, что не возвражает развестись с женой. Инициатива была её, жена сломалась на половине срока.
    Я сидел и понимал, что говорить что-либо бесполезно. Смысл жизни перетёк в чернила, а вместе с чернилами ушёл в подпись на официальном бланке на развод. Через месяц Вася почувствовал себя плохо. Когда в санитарной части сделали снимок лёгких, врачи ужаснулись. Две открытые раны, открытая форма, две зияющие дыры.
    Предыдущая флюрография была три месяца назад и у Васи были абсолютно чистые лёгкие. Процесс превращения лёгких в сито, который по всем медицинским законам должен длиться минимум год, свершился за пару месяцев. В зоне закон один: пока ты сопротивляешся во всех направлениях, ты живёшь; только остановился, опустил руки, всё, конец фильма, и "happy and" здесь не предусмотрен.

    Вася умер на этапе. Он не доехал до туберкулёзной зоны. Царство небесное рабу Божьему Василию. Это был настоящий мужик. У него на шее была наколота линия отреза, синий пунктир. Он прошёл камеру смертников, а на предательстве близких остановился.
Он не был праведным, под растрельными статьями просто так не ходят. Но в нём чувствовалась что-то настоящее, не фальшивое, не лицемерное