Как я на Пасху произведения освящал!

Моя, Харьковская Организация Украинских Националистов, никогда не любила (а проще сказать – ненавидела) метрополита Харьковского и Богодуховского Никодима, (или как мы его называли – «метрополипа»). Ну, во-первых: двадцать лет означенный поп просидел (не делая нихуя) не где-нибудь, а в Аргентине представителем Русской Православной Церкви (КГБшная кличка «педагог»). Во-вторых: если бы Никодим был  наместником какой-нибудь другой церкви (но не РПЦ), тогда мы бы его, пожалуй, простили (после покаяния). А в третьих: (и это самое страшное), Никодим – это «чмо и педораз» от появления на свет и до сегодняшнего момента. А это уже не прощается, даже после раскаяния.

 Самое моё бесшабашное время – это «печально» известные девяностые годы. Я жил припеваючи! У меня не было и тени сомнения на счет «печали» (хотя в Донецке  стреляли каждый день) и я каждому гражданину настучал бы по ****у (или плюнул бы  в морду), кто измывается над последней декадой лет двадцатого века. Мол, работы дома нету, всё разграбили, обворовали, испаскудили, за копейки приходится трудится  – это мимо меня всё шло, а может этого и не было никогда… 

 Я много слов  знал на церковную тематику и философию: как–то дароносица, аскеза, мясоед, анафема,  воцерковлённый и самое главное – Аргентина.  И что-то меня клюнуло на Пасху пойти в Благовещенский собор («благ база», как мы называли) самый главный храм Харькова. Меня встретили предобрые и премилые старушонки.  Милые, сердобольные, богобоязненные старушки, которые умеют только поклоны бить, а по-настоящему, в их копеечном мозгу, ничего и нету, кроме разномастных реверансов и крестных знамений.  Вот, я и стал к этим пришибленным старушонкам. А пасочку и яйца куда-то положить должно, но ни газеты, ни тряпочки завшивленной у меня оказалось нету. Полез в рюкзак, и достал стихи, в папочке. Под пасху положил новьё «Ножка как дорога», а под яйца произведение (тоже новое) «Хорошо быть женщиной». Вот они:

 «Если бы я был женщиной,
 Я бы чаще менял трусы,
 И вытирался туалетной бумагой,
 А не лентой, вырезанной из газетной полосы.
 Если бы я был женщиной,
 Я бы тщательно мыл унитаз,
 И ко мне в туалет заходившему,
 Белизной унитазной слепило бы глаз.
 Если бы я был женщиной,
 Я б с балкона не пИсал в ночи,
 И с волос между ног бы отряхивал,
 Налетевшие капли разбрызганной струйки мочи.
 Если бы я был женщиной,
 Я б похабных словечек не знал,
 И говно называл не говном бы,
 А всегда по-культурному вычурно - кал.
 Ах, если бы я был женщиной...»

 и

 «Под покровом юбки
 Тишь и благодать.
 Сделаться бы губкой,
 Чтобы всё впитать.
 Ножка как дорога
 В сладкие мечты,
 Подожди немного
 Отдохнёшь и ты.»

 (Гёте, перевод мой)

 Гляжу, поп идет, и не просто поп – начальник, архиерей, глава Харьковской епархии  (из Аргентины приехал, прибыл, прискакал, а может что-то в украинском КГБ пообещали), а сам такой доходной, тщедушный, на Троцкого похож, вечного революционера.  А я стою аж сатанею. Сейчас ударить или потом. Сейчас или потом. Кругом люди. Если бы не люди, точно бы ударил, тем более старичок, что с него возьмёшь, кроме анализов. Пока я думал, размышлял и советовался сам с собою, Никодим освятил мою пасочку, яйца и стихи. Жаль, что я тогда не отметелил Никодима, зря я фейс ему не подрихтовал, за всё то, что он о нашей организации наплёл, максимум – меньше двух процентов правды, остальное – брехня. Зло должно быть наказано, и наказано жестоко. Но не сейчас, не сейчас (богобоязненные старушки отдыхают в сторонке, измотались в преферансах).

 А вобщем-то я доволен, и теперь обязательно пишу, что стихи (эти) освящены Русской Православной Церковью – этой мироедской организацией.