Венецианский купец, 3-5

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ПЯТАЯ

Там же. Сад.

(Входят Ланчелот и Джессика.)

ЛАНЧЕЛОТ:
Да, несомненно: все грехи отцов ложатся на детей. Поэтому за вас и опасаюсь. Я не таился никогда и был предельно откровенен, а потому сейчас и беспокоюсь, пытаясь вас взбодрить, отвлечь от тех проклятий, что над вами нависают. Одна надежда маленькая есть, которая могла бы вас спасти. Душок внебрачный у надежды той, однако.

ДЖЕССИКА:
И что же это за надежда? Подскажи.

ЛАНЧЕЛОТ:
Надежда эта в том, что вы – не дочь отца-еврея.

ДЖЕССИКА:
Душок внебрачный у надежды налицо: грехи мамаши на меня падут.

ЛАНЧЕЛОТ:
И по отцу и матери вы прокляты на веки. Отец и мать, как Сцилла и Харибда, пожрали мореходов, дочь не пожалев.

ДЖЕССИКА:
Христианкой став по мужу, я спасусь.

ЛАНЧЕЛОТ:
Достоин он упрёка за такое действо. Нас, христиан, на свете очень много – достаточно, чтоб жить бок о бок и не ссориться с соседом. Приплод же христиан –  влечёт подорожание свинины. А коли все свинину есть начнут, то даже за большие деньги шансов мало достать кусочек жареного сала.

(Входит Лоренцо.)

ДЖЕССИКА:
Всё это, Ланчелот, поведаю я мужу. А, кстати,  вот и он.

ЛОРЕНЦО:
Коль по углам водить жену не перестанешь, я буду ревновать тебя к ней, Ланчелот.

ДЖЕССИКА:
Для этот причины нет, Лоренцо. Мы слишком разные во взглядах. Он утверждает – дочь еврея небеса не терпят. К тому же –вы отчизны недостойный сын, коль обращаете евреев в христиан, тем самым повышая цену на свинину.

ЛОРЕНЦО:
Признаться, мне за это легче оправдаться, чем тебе за пузо негритянки, она же, Ланчелот, тебе кусок черняшки поднесёт.

ЛАНЧЕЛОТ:
Кусок черняшки с булкой не сравнить, но не заставить чёрное не менее любить.

ЛОРЕНЦО:
Слова болвана мудреца мудрее. Пора молчание за мудрость почитать, а попку – за оратора считать. Иди-ка, парень, прикажи готовиться к обеду.

ЛАЧЕЛОТ:
К обеду все давно готовы, сударь.

ЛОРЕНЦО:
Я вижу – ты остряк отменный! Тогда им прикажи обед готовить.

ЛАНЧЕЛОТ:
Готов он, сударь, надо накрывать.

ЛОРЕНЦО:
Так в чём же дело? Накрывай!

ЛАНЧЕЛОТ:
Да, боже упаси, синьор! Мне это не пристало.

ЛОРЕНЦО:
Опять по случаю остришь!  Свой жалкий ум ты потрошишь. Ужели ничего оставить не желаешь? Я просто говорю,  а ты внимай мне просто: иди-ка к челяди, накрыть проси их стол, пусть блюда подают, а мы придём обедать.

ЛАНЧЕЛОТ:
Стол будет подан по приказу, накрыто мясо будет вашими локтями, а есть ли, нет ли –    полностью зависит от желания господ.

(Уходит.)

ЛОРЕНЦО:
И слово может обветшать у дурака!
Как много память дурака содержит хлама,
Где слово доброе убито словом срама.
И много дураков я знаю в свете,
Которые бранятся, словно, дети
Словами грязными друг друга обличая,
А смысла в них, как он, не понимая.
Как чувствуешь? Какое впечатленье
Жена Бассанио в твоём уме сложила?
Она тебя, надеюсь, впечатлила?

ДЖЕССИКА:
Я слов не нахожу ответить.
При этом я должна заметить:
Бассанио блюсти себя обязан,
Коль с божеством таким судьбою связан.
А не оценит эту благодать –
Ему седьмого неба не видать.
Да если б жён средь смертных боги выбирали,
Они бы Порции сердца свои отдали.
Победа оказалась бы за ней –
Наш грубый мир не знает ровни ей.

ЛОРЕНЦО:
И у тебя такой же муж, как у него – жена.

ДЖЕССИКА:
Уже не в счет и вменение моё?

ЛОРЕНЦО:
Сначала счёт – обеду, мнению – потом.

ДЖЕССИКА:
Хочу вам на закуску выдать похвалу.

ЛОРЕНЦО:
Я, отобедав, сладкую отведаю халву.

ДЖЕССИКА:
Ну, что ж – десерт вам обеспечен.

(Уходят.)