31. Пакет для Златоуста

 31. Пакет для Златоуста
В конце сентября месяца Ивану представилась возможность побывать в Златоусте.
Фёдор Андреевич вновь вызвал его к себе и вручил пакет. Иван не стал спрашивать  о его содержимом, но намёком об этом сообщил ему сам инспектор:
- «Знать содержимое документа тебе ни к чему, но в общих чертах я скажу, что от этого документа зависит поступление на завод важнейшего сырья. Никому его не показывать, никому о нём не рассказывать. Он запечатан, так его и передадите лично председателю Златоустовского горсовета. Да, ещё очень важное указание. Быть внимательным в дороге и с посторонними людьми не общаться».
Эти слова Иван принял к сведению и тут же пошёл в общежитие, чтобы сразу отправиться на вокзал.
 И вот он снова в поезде и смотрит в окно, вспоминая своё первое путешествие в Златоуст. То было начало лета, навеявшее тогда ему романтическое настроение и ощущение полёта над только что пробудившейся природой.
Сейчас за окнами стояла осень, и жёлтые листья уже начали опадать. Было красиво, но это была холодная красота.
Почти четыре часа провёл он в одиночестве с мелькавшими за окнами желтеющими линиями подъёмов и спусков. Мысленно думал он о встрече с Ростиславом Викторовичем, Ксенией Григорьевной и, конечно, с Машей.
Ему хотелось узнать и о Владимире Петровиче, и о друзьях - геологах, побродить по окрестностям города, хотя не наделся на это, потому что времени ему было отпущено только два дня.
Прибыл Иван в Златоуст к вечеру и сразу пошёл к дому Ростислава Викторовича.
Постучав в дверь, ему никто не открыл. Было шесть часов вечера. Пришлось идти в горсовет. На входе в здание стоял военный, который проверив документы, проводил Ивана в кабинет председателя.
Председателем оказался уже другой человек, который, повертев пакет в руках, поставил свою подпись в расписке. По коридору Иван прошёл к кабинету Ростислава Викторовича, но, открыв дверь, увидел много людей в военной форме. Они сидели за большим столом, сбоку которого сидел хозяина кабинета тоже в военной форме.
Окончания совещания пришлось ждать почти полтора часа и, когда все покинули кабинет, Иван открыл дверь.
Увидев Ивана, Ростислав Викторович, обрадованный его появлению здесь, сказал:
- «Рад тебя видеть, Ваня»,- и крепко пожал его руку. Затем добавил:
 -«Ох, эта война. Мы, не руки сложа, здесь сидим, работаем для фронта. Бои далеко, но слышны и в наших краях. Посиди несколько минут в кабинете, мне надо идти к председателю доложить о результатах совещания. Извини, но он ждёт меня».
Домой они пришли уже поздно вечером, но Ксения Григорьевна их не встречала, и Маши не было дома.
Удивлённый этим, Иван спросил:
- «А где же Ксения Григорьевна и Маша»?
Ответ был неожиданным:
- «Ксения Григорьевна изъявила желание трудиться медицинской сестрой, чтобы помочь больным. Она сейчас дежурит в местной больнице. А вот Маша поехала в Челябинск, чтобы встретиться с тобой и передать тебе письма от жены. Как только ты уехал, письма стали приносить пачками. Да вот и вчера ещё принёс почтальон два письма. Вот они, на столе».
Иван взял письма в руки, повертел их и подумал, что война заставила всех искать своё особое место в жизни, и сказал:
- «Где же Маша будет ночевать там? Надо же мне было уехать из Челябинска именно в это время».
На что Ростислав Викторович сказал:
- «Остановится она у брата, ведь там живёт семья нашего сына Максима. Но время сложное, одну девочку отпускать опасно. Отговаривали мы с Ксенией её, но она была непреклонна и вчера уехала.
-«Поеду, найду Ивана по адресу, а если не найду, запишусь в добровольцы, пусть меня пошлют на фронт»,- то ли в шутку, то ли всерьёз говорила она.
Остановить её было невозможно. Теперь мы остались с Ксенией Григорьевной совсем одни»,- и замолчал, сдерживая свои эмоции.
Иван видел, как переживает он отъезд дочери, и, чтобы его ещё больше не расстраивать, не стал задавать лишних вопросов.
- «А ты надолго к нам»?- спросил Ростислав.
- «Нет, завтра обратно. Я выполнил своё задание, передав срочный пакет председателю. В этом состояла цель моего приезда в Златоуст. Но, конечно, я хотел увидеть всех вас, только вот Маши и хозяйки дома нет».
- «Ксения Григорьевна завтра вернётся утром, а сейчас  мы откушаем то, что она приготовила для нас. Жена очень обрадуется твоему приезду»,- сказал Ростислав Викторович.
Ты посиди и почитай свои письма, а я приготовлю для нас с тобой ужин.
Он вышел, а Иван взял в руки письма и стал разглядывать  конверты.
Одно письмо было от жены из Почепа, а второе от мамы из Ленинграда. Оба конверта были такие родные, потому что он узнал на первом из них почерк жены, а на втором – мамы. Он отклеил край первого конверта, достал письмо и стал его читать.
- «Дорогой мой Ванюша, соскучилась я по тебе безмерно и тоскую вместе с нашим сыночком Серёженькой. Ходим мы уже бойко не только в доме, но и во дворе. Бегает он на своих неокрепших ножках быстро, часто шлёпается, но поднимается сам и не плачет, а только скажет «Ллёпся Ёзя», что значит «Шлёпнулся Серёжа», а затем ручкой погладит себя по попке».
Иван даже прослезился от такого подробного откровения жены и представил себе эту картинку. Чувства признательности жене и сыну расслабили его сознание и отвлекли от действительности.
Вошёл Ростислав Викторович, неся горячую сковороду и чайник.
 –«Ваня, помогай»,- произнёс он громко. 
 Эта фраза вывела Ивана из оцепенения, и он поднялся со стула, чтобы подхватить чайник.
-«Ух, горячо как,- сказал Ростислав. И добавил: - Тяжело мужчине без жены».
Мысли эти совпали с мыслями Ивана, который очень соскучился по своей Машеньке.
- «Я уж начал письма читать, и очень мне хочется туда, откуда они приходят»,- пояснил Иван.
- «Дай Бог, прогоним фашистов, и возвратишься к жене. А теперь давай за стол, проголодался уже за весь день».
Они сидели за столом, разговаривая больше о военных событиях, и мысли Ростислава Викторовича всё больше были направлены  на Ленинград. Иван почувствовал какое-то особое беспокойство в голосе хозяина дома.
А он, как бы рассуждая сам с собой, говорил о том, что Ленинград переживает очень сложное время, фашистская армия находится уже очень близко от него. На помощь городу направлены свежие силы, заново сформированные воинские формирования. 
А потом с дрожью в голосе произнёс:
- «Ваня, мы с Ксенией очень переживаем за наших детей, ведь не только дочь, но и наши трое сыновей добровольцами ушли на фронт. Писем от них ещё не было, но мы знаем, что они вместе с ребятами – сибиряками отправлены под Ленинград. Говорят, фашисты остановлены там.  Каждый день мы ловим оттуда любую весточку».
Иван тоже забеспокоился о своих родных, сочувствуя хозяину дома.
Было уже поздно, и мужчины с этими мыслями разошлись отдыхать по комнатам. 
Но Иван спать не хотел и стал дочитывать письмо жены, выражавшее чувства радости от общения с сыном и искренней любви к нему его Машеньки. В душе наступило спокойствие, словно золотой солнечный лучик разлил радужную теплоту и безмятежность.
Ему подольше хотелось побыть в таком состоянии, и он медлил читать второе письмо, словно предчувствуя несчастье.
Но, наконец, рука его потянулась к конверту и, отклеив края, Иван вытащил двойной весь исписанный материнским почерком листок.
В письме первые строчки выражали к нему родительскую любовь, но далее Надежда Петровна рассказывала о трудном положении, в котором находится Ленинград и его жители, о них самих.
Она написала:
«Дорогой сыночек Ванечка, ты не можешь себе представить, как трудно стало жить в городе. Немецкие фашисты сбрасывают бомбы и снаряды, разрушая здания. Недалеко от нашего дома недавно упала бомба и почти полностью его разрушила. Мы ходили туда смотреть, и были в ужасе от увиденного зрелища. Погибли люди.
 А недавно по радио передали, что снаряд разнёс в щепки трамвай. Было много убитых, раненых, искалеченных женщин и детей, разбросанных по мостовой. Они стонали и плакали.  Светловолосый мальчик лет семи-восьми, чудом уцелевший на остановке, закрыв лицо обеими ручонками, рыдал над убитой матерью и повторял: - «Мамочка, мамочка, пошли, пошли домой».
Людей увозят из города поездами, самолётами и другим транспортом. Но вчера я слышала, что немцы находятся уже близко и даже захватили железную дорогу, отчего поезда перестали ходить и на вокзалах скопились много людей. Сыночек, в городе стало страшно жить.
По ночам немцы сбрасывают зажигательные бомбы, вызывая сильные пожары. Они разбомбили склады с продовольствием. Пожар был большим, тысячи тонн продуктов сгорели, расплавленный сахар тёк по городу, впитываясь в землю.
А вот ещё одна новость. У нас теперь не работают магазины, и продукты раздают по карточкам.
Нам теперь положено всего по двести граммов хлеба в сутки, это так мало. Хорошо, что у нас был небольшой запас продуктов, который помог нам продержаться, но он кончается. Экономим, как можем. Что будет дальше, не знаю.
Теперь по всем улицам установлены тарелки, которые постоянно отбивают ритм метронома. Быстрый ритм означает воздушную тревогу, медленный ритм-отбой.
В квартире стало холодно, а топить перестали. Надо купить печку-буржуйку, многие соседи уже ею обзавелись.
Сейчас по радио объявили воздушную тревогу, и мы с твоим отцом  уходим в убежище. Возвращусь, и допишу письмо…
Вот мы и возвратились, продолжаю писать письмо. Сейчас я наблюдала, как люди, стоявшие с нами в подвале, смотрели друг на друга больными глазами, они настороженно прислушивались, как будто чувствуя то, что происходило на улицах. А наверху был слышен звук тяжёлых немецких самолётов и отрывисто лающих зениток, отвечающих им.
Береги себя, мой любимый сыночек. Пиши нам, хотя не знаю, как будет ходить почта. Мы тоже будет стараться жить, хотя нам и  очень трудно. Передавай приветы Ростиславу Викторовичу и Ксении Григорьевне. Спасибо за их доброту по отношению к тебе. Целуем тебя, мама и папа».
Прочитав письмо до конца, Иван только теперь понял, как дороги ему его родители, над которыми нависла смертельная опасность. Перед глазами предстала его родная Коломна, Никольский собор, Мариинский театр, Крюков канал. Он представил себе, как над Невой и его любимым Горным институтом пикируют с устрашающим звуком фашистские самолёты.
- «Это невозможно, чтобы такие прекрасные здания были разрушены»,- думал он и долго не мог уснуть.
Рано утром пришла Ксения Григорьевна. Мужчины ещё спали. Она сразу догадалась, что приехал Иван, и, разбудив мужа, спросила:
- «Надолго к нам Иван приехал, как он устроился в Челябинске, встречался ли с Машей»?
 Тот ответил, что сегодня уже уезжает и с Машей не встречался.
Вскоре съестной аромат разнёсся по дому, и мужчины проснулись.
Иван, услышав через дверь своей комнаты голос Ксении Григорьевны, вышел и направился к ней:
- «Дорогая моя мама, доброе утро! Как я рад вас видеть. Почти полгода не встречались, но вы ничуть не изменились. Всё такая же красивая и внимательная», - и, подойдя, поцеловал её в щёку.
На что Ксения Григорьевна улыбнулась и сказала:
- «Здравствуй Ванюша, спасибо тебе за добрые слова. Вот только время изменилось, я теперь помогаю больным людям становиться в строй, нам очень нужны здоровые люди.  Наши сыновья ушли на фронт. И даже краса наша Машенька, уехала от нас помогать своей родине».
За столом Ивана попросили прочитать письмо из Ленинграда. После его чтения Ростислав Викторович сказал:
- «Город окружён со всех сторон. Нам об этом говорили, но теперь из письма твоих родителей становится понятно, насколько трудно положение Ленинграда. Наши сыновья не зря посланы под Ленинград. Только вот не обучены они воевать».
Ксения Григорьевна сидела печальная, и её глаза,  наполнившиеся слезами, были устремлены туда, куда уехали её сыновья. Потом она сказала:
- «Больно это понимать, что мои сыночки находятся там, в большой для себя опасности. Господи, спаси и сохрани их».
Потом, справившись со слезами, утвердительно добавила:
- «Родину надо защищать, а если не они, то кто же. Все молодые люди мобилизованы на фронт»,- и, обратившись к Ивану, прибавила:
-«Мы тоже боремся, как умеем, даже с Ростиславом Викторовичем почти не видимся. Он уходит на работу рано, а я тоже тружусь сутками, почти не вылезая от больных. Ванюша, я предполагаю, что и тебе живётся не сладко. Большая просьба к тебе, побеспокойся о Маше. Она, моя девочка, чтобы там не потерялась. Адрес, где проживает семья моего сына Максима, я тебе запишу. Мы с Ростиславом Викторовичем на тебя надеемся».
Ростислав Викторович на вопрос Ивана, знает ли он что-либо о Владимире Петровиче, сообщил, что его перевели на работу в горный отдел, но где находится сейчас, не знает.
Иван просил передать ему наилучшие пожелания в работе и здоровья, просил, чтобы он ему написал.
О его друзьях – геологах Ростислав Викторович сказал, что все они мобилизованы на фронт и пока сведений о них никаких нет.   
Вскоре он, попрощавшись, ушёл на работу, а Иван, понимая, что Ксении Григорьевне надо отдохнуть после ночной работы, попросил разрешения побродить по любимым местам Маши.
До поезда оставалось ещё много времени, поэтому он отправился к райскому утёсу, где долго сидел, вспоминая историю этого места. Он думал, что эта гордая история любви затронула сердца сотен людей, оставивших здесь повязанные на кроны берёз свои разноцветные ленты. Они, развиваясь на ветру, как бы шептались между собой, отчего Иван несколько раз оглядывался.
 С высокого утёса открывался величественный вид Уральских гор, золотые кроны волнующегося, то поднимавшегося на высоту, то опускавшегося в ущелья горного леса.
Иван подумал, что такая одухотворённая местными людьми красота не может быть отдана на поругание фашистам, и одолеть военной силой живущих здесь людей просто невозможно.
Побывал он и у Святого ключа, заряжаясь энергией чистой воды.
После прогулки он возвратился в дом. Ксения Григорьевна приготовила Ивану целую сумку всякой еды и строго приказала всё это забрать с собой. Она попросила у него разрешения оставить ей письмо от его родителей, потому что описание произошедших событий в Ленинграде её очень обеспокоило. Иван оставил ей письмо, понимая, что и следующие письма из Ленинграда будут такими же драматическими.
 Через час он уже вновь сидел в проходящем через Златоуст поезде по направлению к Челябинску.