Некуда

Ломало в этом переулке дурака, ломало.
Так ломало, что было мало мне.
И был я и полоумным, и слепым, и одуревшим.
Любимым, изгнанным, глупым, забытым.
Умным, порочным, святым, одиноким.
И был я глубоким, узколобым, беззлобным, лишенным.
И был я всем, и ничем не смог быть.
Хватал себя за колени, смеялся, терялся, не возвращался. Засовывал безымянные пальцы в рот, лицо царапал ногтями.
Пытался дотянуться языком до кончика носа, плевался на тень свою безобразную, пинал углы стоптанными сапогами.
У меня клешни вместо рук, раз ты меня сторонишься? Ты помнишь, как он принес ей двух крабов?
"Что это за чудища?! Гадость! Их надо в воду! В море!" - кричала она и обещала вернуться однажды к ночи.
Ха! Он должен был почувствовать подвох, глупый человеческий гений! Однажды к ночи - это не к тебе, это только к ней, похотливой. К ней, к ней, не к тебе!
Вместо того, чтобы руки целовать за его любовь и за этих двух крабов, что он ей принес, она себя в сумку прячет и бежит от всего, что ей необходимо будет сегодня, завтра, когда-то. А я за тобой, только в себя, но не без тебя, мне незачем. Клешни вместо рук, говорю, онемевший ты человек.
Мне, радость моя, кроме как в себя, уходить
некуда.