Одиссея моего деда

Со стороны отца выделялся мой дед. Украинец, он был родом из румынского села в Кировоградской области. Говорил по-румынски и понимал итальянский. Я не очень уверен в том, что дед не приукрашивал свои истории, но их стоит рассказать.

Рано оставшись без матери, дед женился в 16 лет и уехал на Донбасс, где со временем стал сталеваром и двадцатипятитысячником: организовывал и руководил только что организованными совхозами и колхозами до постановки их на ноги (примерно с 1930-го года). О революции, как и обо всём другом, дед имел однозначное мнение. Она была необходима. На вопрос «Почему?» он вспоминал своего отца, работавшего на сахарном заводе. Мужики носили мешки с сахаром по складским лестницам на большую высоту, к вечеру уставали, но над ними были надзиратели с кнутами. От одного удара человек непроизвольно испражнялся в штаны. «Как не быть революции?» - заключал дед.

Голодные времена на Украине дед пережил благодаря тому, что у сталеваров был ударный паёк. Более того, с каждого пайка он заносил буханку хлеба соседке – вдовой немке - учительнице немецкого языка с 6 детьми. Во время войны завод продолжал работать, несмотря на близость фронта. Дед не был коммунистом, но был по совместительству начальником заводского оперотряда. Его группе было поручено взорвать заминированный завод в случае отступления. Взорвали, когда город был полностью окружён немцами. Уже на следующий день деда забрали в гестапо. На мой вопрос, как же можно было не спрятаться в своём родном городе, дед ответил просто: «Как ты спрячешься, когда прокурор города на следующий день после прихода немцев уже стал начальником полиции, а главный комсорг завода – его заместителем. Вчера я с ними водку пил, а сегодня они меня допрашивают». Спасла его соседка-немка: её мобилизовали в гестапо переводчиком. Деда привели на допрос к самому начальнику гестапо. Тот указал на немку и сказал, чтоб дед благодарил эту женщину. Ему дали пропуск до его родного села и приказали выехать вместе с семьёй до рассвета. Остальные участники подрыва завода были сожжены живьём в доменной печи. Им в моём городе потом поставили большой памятник.

На родине деда всё было спокойно около года, «пока в соседнем селе (Котовке) не завелись партизаны». Они поймали и хотели расстрелять старосту, но народ упросил его не трогать. После этого приехали немцы, собрали коммунистов на главной площади и расстреляли. В дальнейшей судьбе деда, вероятно, поучаствовал брат его жены Николай. Он был учителем румынского языка и с приходом немцев был призван в румынскую армию переводчиком. Прослужил он 12 дней, сбежал, организовал партизанский отряд, а затем вместе с красной армией дошёл до Берлина. Так или иначе, дед и несколько его товарищей тоже решили податься в партизаны. Немцы поймали их почти сразу и присоединили к группе пленных копать большую яму. Дед переговаривался с друзьями по-румынски, что заинтересовало проходившего мимо румынского офицера. Он отозвал их из ямы, расспросил, кто они такие и через какое-то время выдал им пропуск назад в село. Остальных закопали живыми.

Через несколько дней дед с друзьями опять ударился в бега, но их снова поймали немцы. На этот раз их посадили в погреб, на крышку которого наехал танк. Сказали, что утром расстреляют. Всю ночь пленники рыли землю голыми руками и к утру прорыли выход. Им удалось убить часового и убежать. Я не успел расспросить деда о его партизанских делах. С приходом красной армии он попал служить под Кёнигсберг, где был контужен. Отлежавшись в госпитале под Москвой, он стал его комендантом, но вскоре был разжалован и лишён всех наград за то, что в пьяном виде он с друзьями отобрал автоматы у конвоиров и стал расстреливать пленных немцев. Их гнали рядом с вино-водочным ларьком, где в это время и оказался мой дед.

После разжалования дед был направлен под Одессу поднимать рыболовецкий совхоз. Совхоз дед организовал, но через год его уволили за жестокое обращение с местным населением. В семидесятых годах мы заезжали туда по дороге в Одессу. Пожилые жители его ещё хорошо помнили – начальник в «леопардовой» шубе ходил с кнутом и запившим прогульщикам давал 10 минут на сборы, что включало бритьё. Если человек не успевал, мог переехать кнутом (уроки молодости?). Сельчане считали, что только при нём совхоз и работал нормально. Я не имею права его осуждать. Времена были суровые.

Кстати, мало кто знает, что бандитский знак – чёрная кошка - был очень популярен и в Одессе. Там была одноимённая банда. Они были тоже одеты в офицерскую форму и тоже ездили на хлебном фургоне. Отец считал, что дед приложил руку к её уничтожению. Папе было тогда лет 14, и он играл в клубе на танцах. Приехала банда. Потанцевали, потом подрались с местными, забрали у отца новый баян и уехали на своём фургоне. Дед примерял новый костюм перед зеркалом, когда побитый отец пришёл домой. Дед позвонил в милицию, взял винтовку и прямо в новом костюме вскочил на коня. Всю ночь были слышны выстрелы. Под утро дед пришёл в грязном костюме, но с баяном в руке. Сказал, что всех убили.

После увольнения дед вернулся на взорванный им завод и до конца жизни проработал сталеваром. Он не любил коммунистов и священников: и тех, и других называл фашистами. Он был очень верующим человеком, но не понимал, почему священники у христиан требуют деньги за религиозные обряды. Сам дед, при этом, был невероятно щедрым человеком. Может быть, сказывалась контузия и/или излишняя принципиальность.

Коммунистов он не любил по многим причинам, но главное за то, «что они Колю убили». Того самого Николая, который был командиром партизанского отряда. Его фотографию в румынской военной форме нашли после войны в захваченных архивах. Аргументы, что он в этой форме прослужил 2 недели, а затем ходил в разведку, не помогли. Немецкие концлагеря продолжали использовать после войны. В одном из них на территории Чехословакии он и погиб.

Последний раз я видел своего деда в конце перестройки. Ему было тогда за 80. Новую жизнь он принимать отказывался. Он считал, что Бог наказывает его продолжительной жизнью. Жить ему было уже не интересно, но одно желание у него оставалось: поставить к стенке Горбачёва и расстрелять его непременно из пулемёта.

(http://val000.livejournal.com/14086.html)