Новое пальто

     Уже много лет она носила одно и то же демисезонное пальто. Ей стали гворить:
    — Вам нужно сделать новое пальто. Старое вас портит.
     Но сделать новое пальто — ПРОБЛЕМА. Так ей казалось. Во-первых, надо собрать денег. Во-вторых, надо найти не просто новое пальто, а хорошее пальто, даже очень хорошее. А это сложно. Кроме того, новое пальто должно быть не только очень хорошее, но и не очень дорогое. А это уже совсем сложно.
     И все же она стала собирать деньги. И собрала довольно скоро. Решила — если не хватит, займет у соседей или сослуживцев.
Дальше — магазины, разумеется, после работы. Пальто были разные, но она чувствовала, что это не то. Были хорошие, пальто, но — не то. В общем, как ей и представлялось, «мероприятие» оказалось хлопотным.
     У нее был друг. Собственно, так сложилось, что он остался ее единственным другом. Отношения между ними определились давно — ровные, доброжелательные. Они не взрывали ее жизнь, но были все же ее частью. О том, чтобы изменить их, она серьезно не думала. Это могло случиться раньше, но не случилось. Дело в том, что жил он в другом городе. Разумеется, если бы он сам лаже сейчас — проявил инициативу... Он не проявлял. Менять хорошую работу, квартиру, уклад — проблема. Видимо, так считал и он. Но жизнь свою там тоже не менял — она бы знала. Он часто писал ей. И она отвечала — в среднем, одним письмом на три. Так ей казалось правильным. Интересное не так часто приходит в голову. Пока она думала над тремя его письмами, ей в голову обязательно приходила интересная мысль. Кроме того, она сообщала в меру своей компетентности столичные новости о кинофестивалях, важных спортивных состязаниях, международных выставках, новых театральных премьерах. Правда, она сама почти не бывала на этих премьерах — не так просто было достать билеты. Но знала о них из «Вечерки», сводных афиш, в которых добросовестно искала новые названия. А потом на работе добывала более подробную информацию у молодых разбитных всезнаек — почти в каждом столичном учреждении такие имеются.
     Однажды, после работы, по уже приобретенной привычке она зашла в магазин, думая об ответе на третье письмо своего друга.
Как всегда, в отделе пальто стояли тесным кружком продавщицы и разговаривали между собой. Она подумала, зачем их столько? Чтобы было веселей разговаривать? Привычно обошла продавщиц, протиснулась между двумя шпалерами тесно прижатых друг к другу пальто, прошла до стены и повернула обратно. Вдруг заметила кусок меховой опушки воротника. С трудом вытащила пальто с заманчивой опушкой. Оно оказалось легким, красивым, спокойного светло-коричневого цвета. Подошла к зеркалу, надела пальто. Оно оказалось ей впору. Пальто было отличное, но она и не думала его покупать — фасон был не совсем тот, который ей нравился. Она вопросительно посмотрела на продавщиц. Те не обращали на нее никакого внимания. Она хотела уже снять пальто, как вдруг рядом оказалась покупательница:
— Берите это пальто. Оно вам — как одеть и пойти, как одеть и пойти.
      Тогда она осмелилась спросить продавщицу:
— У вас есть еще такое пальто? Продавщица раздраженно отрезала:
— Другого такого пальто нет. Потому что такое пальто одно. Их было всего два — привезли после обеда из Дома моделей. Одно купили сразу, другое — вот оно — последнее.
     Слово «последнее» превратило обычную вещь в необычную. Она решилась. У нее не хватило денег. Она попросила отсрочить чек на полчаса.
     Занять денег после работы не так трудно, но и не так легко. Только третья соседка дала ей деньги «до завтра».
Она купила пальто. И всю дорогу от магазина до дома не жалела, что купила его... Соседки одобрили ее покупку. Пальто действительно было неплохое. Милая меховая опушка делала его нарядным, элегантным.
Засыпала она с ощущением легкой радости. Она решилась, и вышло совсем неплохо. Утром она вскочила, испытывая ту же легкость. Да, пальто!.. Но за окном лил дождь. Надеть новое пальто первый раз на работу в дождь?..
     Захлопнув дверь своей квартиры, она тщательнее, чем всегда, попробовала, насколько прочно и надежно она закрыта. На секунду ей стало не по себе... Ведь забираются же воры, крадут, значит, могут и к ней...
     В этот день работа как-то особенно утомляла. Хотелось поскорей добраться домой. Завтра она непременно наденет новое пальто на работу. И вообще не будет его жалеть. В конце концов, купить новое пальто не так уж трудно. Надо выглядеть хорошо. Не надо быть рабом вещей. На том свете ничего не надо. На этом же приятно хорошо одеваться, хорошо выглядеть, иметь столичный вид. Жаль, она раньше не думала об этом. Скорей бы кончился этот длинный день!
     За двадцать минут до конца работы зазвонил телефон. Поче¬му-то страшно стало поднять трубку.
     — Да, я. Конечно.
     - Кто?.. Не понимаю. Ах!..
     Звонил друг. Он проездом здесь. Через два часа уходит его поезд. Он просит приехать на вокзал, будет ждать в ресторане, третий столик справа. Ему нужно, просто необходимо ее видеть. Нет, к сожалению, он не может, на вокзале деловая встреча, он должен передать материалы. Короче, через сорок-пятьдесят минут он ее ждет. У них до отхода поезда будет минут сорок...
     Хорошо, она приедет. Ресторан, вокзал, третий столик справа, останется еще сорок минут. Она положила трубку.
     Сколько лет ждала этой встречи?! Сколько раз хотелось посидеть с ним за столиком в ресторане, быть оживленной и простой, остроумной и сдержанной... Ехать нужно немедленно. И дождь прошел, и солнышко выглянуло, и... в общем, она увидит его. Боже мой, она же в старом пальто, старом-старом, уродливом.
     Оно же ее обезображивает, об этом говорят все. -Конечно, приятно выглядеть элегантной для всех и для себя. Но если есть человек, для которого выглядеть моложе, элегантнее просто необходимо, важнее всего на свете. И ты можешь выглядеть. В легком вечернем платье нельзя простудиться даже на морозе, она где-то читала... Если она поедет домой, переоденется, она может опоздать, тем более у них не останется времени на разговоры. Но если ехать в этом дурацком пальто! Как она до сих пор его носила?! После ресторана они выйдут на перрон — он, как всегда, высокий, элегантный, а она... Когда тебе за... и красота уже потеряла устойчивость, когда бессонная ночь делает лицо окаянно серым... Если бы она не купила новое пальто, а то ведь купила, как будто к его приезду. Надо решать сейчас, немедленно. Боже мой, кто сказал, что чувство не рассуждает? Когда тебе за... ужасно рассуждает, каждая деталь приобретает значение.
     Она вышла на площадку. Пока спустится с лестницы, решит, куда ей ехать — домой за пальто или на вокзал. Пролет за пролетом. Внутри что-то мечется, как свет фар петляющей в ночи машины. Почему человек должен решать? Последний пролет. Там зеркало. Она посмотрит на себя: если не очень — она поедет в старом, если очень... Она давно так не подходила к зеркалу... Провинциальна. Как она до сих пор не замечала... Дверь. Маленькая площадка за ней. Можно пойти направо, можно налево...
     И вдруг ее понесло. Успеет. Она должна успеть съездить, переодеться и поехать на вокзал в новом пальто. Разговор можно сократить. Она скажет, что задержали на работе. Зато останется впечатление от стройной элегантной женщины — не замарашки. Она побежала. Обычный подъем, сердце совершает дополнительные обороты. Как жаль, что нет денег на такси. Все выложила за пальто. Метро потеряло свою скорость. Автобус пропал. Она не выдержала, побежала от метро домой наискосок через дворы. Это займет лишних пять минут. И здесь подъем? Вот он двор. Скорей! Пролеты лестницы: вверх, все вверх.
     Ключ застревает. Кажется, здесь побывали чужие руки. Почему-то ключ не лезет, не лезет... Боже мой, не надо никаких осложнений! Хватит и того, что он там сейчас ее ждет. Зачем она поехала сюда? Еще одна-две минуты и она опоздает вообще. Пальто? А вдруг у нее в квартире побывали воры, и пальто сейчас нет, и нет ее костюма, единственного элегантного костюма, и вообще... Несчастье одно не приходит. Как все это глупо. У людей несчастья, у нее — совпадения. Она совала ключ в замочную скважину — он не лез, не лез... Она посмотрела на часы. Оставалось ровно сорок пять минут до отхода его поезда. Если она сейчас же ринется обратно, и все будет содействовать ей, у нее останется еще минут десять на встречу. Она ринулась вниз, потом побежала к автобусу. На этот раз ей везло — подошел автобус. Ее просят передать деньги — кому, ах бросить, оторвать... сколько? Скорей! Она бросилась навстречу выходящей из метро толпе, цепляясь за сумки, ноги, зонты...
     Метро. Оно вроде снова набирает скорость. Двери могли бы открываться быстрей... старик — какой любопытный, нос длинный; у всех гениальных людей длинные носы — у Гоголя, Пушкина, Вольтера, Гете, Шиллера, Шопена — и часто кривые носы... Тишина. Как будто только что кончилась война.
     Она робко открыла дверь в ресторан вокзала. Третий столик справа... Какая-то молодая пара. Красивая. Они все, молодые — красивые. В ее время не было столько красивых. А она в своем старом пальто.
     Она вышла на перрон и сразу увидела его. Он стоял у подножки вагона и курил, посматривая на часы. По-прежнему, высок, строен, отлично одет. Рядом стояла нарядная женщина — это она заметила сразу — и разговаривала с мужчиной, стоящим на подножке вагона. Но вот женщина обратилась к нему — наверное, спросила о времени. Он взглянул на часы, рассеянно ответил. И тогда она бросилась обратно к входу в вокзал, спряталась за выступ... Поезд медленно задвигал челюстями. Тогда она рванулась вперед к поезду, остановилась, зажала рот рукой. Вагон плыл мимо нее. А он стоял на подножке с замкнутым лицом. Глаза его вдруг скользнули по ней, на какой-то миг, как ей показалось, встретились с ее, наверное, сумасшедшими, умоляющими и, не признав их, заскользили дальше. Вагон уплывал, челюсти работали энергичнее, заглатывали и перемалывали пространство.
     Она стояла на перроне возле урны с окурками, ее обтекали люди. Потом она осталась одна. Когда стоять стало уже бессмысленно, пошла к выходу. В метро она была совсем одна, хотя об этом никто не знал. Каждый торопился по своим делам. Метро для этого и существует, чтобы перебросить каждого туда, куда ему надо. Разве только какой-нибудь чудак в этой толпе будет всматриваться в чужие лица и угадывать: вот этот хорошо торопится, и все у него складно. А этот... Но так можно и ошибиться, и даже не узнать, что ошибся. Впрочем, есть дела поважнее, чем смотреть в лица проезжих и делать разные частные заключения.
     Она не заметила, как приехала домой. И даже, поднимаясь по лестнице, не вспомнила, что ключ не входит в замок, не подумала, что если и сейчас он тоже не войдет, ей будет очень трудно, она просто не будет знать, что ей делать, куда идти, кого звать. Но ключ вошел в замок, дверь открылась. Она сняла с себя пальто, повесила на вешалку, надела тапочки и прошла в комнату.
     Обычно, ей как-то всегда нехватало времени. Сейчас она этого не ощущала. До сна оставалось несколько часов, можно было успеть кое-что приготовить на ужин и завтрак, простирнуть белье, сделать хотя бы часть давно задуманной уборки... Обо всем этом она подумала, но мысли прошли фоном, как музыка в кинофильме во время диалога героев. Впервые за долгое время она сидела спокойно, не торопясь, не испытывая ни обычной жизненной горячки, ни эмоций.
     Потом она вспомнила о своем новом пальто, подошла к шкафу, раскрыла. Пальто висело мягкое, спокойное. Она погладила меховую опушку, но вяло, не испытывая вчерашней радости. Промелькнула мысль: если бы она утром надела его на работу, он бы узнал ее на вокзале. Конечно, узнал, она же не опоздала бы. Нет, даже если бы опоздала...
Почему ключ не входил в замок? Перепутала? Не тот ключ? Какое это имеет сейчас значение? Все это было когда-то. А что имеет сейчас значение? Что вообще имеет значение? Пальто? Квартира, которая когда-то казалась ей землей обетованной? Письма?.. Все это правильно, все имеет значение, если имеет значение, если имеет... Она усмехнулась жестко и отрешенно. А если вдруг не имеет? Что тогда?.. Но и эта мысль не задержалась. Она села на краешек кровати, затем прилегла, не раздеваясь, и незаметно уснула.
     Ей приснился странный сон, как впрочем многие сны — странные. Она в своей, но большой и мрачной квартире вдруг замечает непонятное явление — кто-то невидимый, неопределенный посещает ее. Она точно знает, что посещает: вдруг заколышется и начинает вскипать, как жидкий металл, покрывало на диване, скатерть на столе, шарф на вешалке. Сначала ее охватывает ужас — от неотвратимости этого явления, независимости от нее, своей беззащитности перед ним. Потом она стала привыкать, испытывать любопытство... И вот однажды, после ряда трасформаций, как это бывает во сне, «оно» явилось к ней в конечном облике мужчины-супермена, властного, неотвратимого. Но с ней он был нежен и деликатен, являлся как бы на отдых, интересную беседу.
     И вдруг, через много-много дней — как во сне — она почувствовала, что ждет, тоскует по нему. Когда же заколеблется, закипит, как жидкий металл, покрывало?!.. Наконец, желанное движение!.. Он впервые подходит к ней совсем близко, берет за руки, приближает свое лицо к ее лицу. Оно напоминает лицо ее друга, как она раньше не замечала этого?!.. У нее закрываются глаза и дрожат ноги. Он обнимает ее, прижимает свое лицо к ее лицу. И она вдруг тянется к нему, отвечает ему... Вот, значит, что такое эта любовь, вот, значит, о чем, как сговорившись, пишут все книги, о чем звучит музыка?!.. Как могла она жить до сих пор без этого сумасшедшего счастья?! Что значит все, что окружало и занимало ее, все планы сдержанной, целесообразной жизни?! Ничего же не надо, кроме этого фантастически обширного чувства!..
   "Я люблю тебя, я люблю тебя, люблю... Ты можешь делать со мной все, что хочешь, все, что хочешь. Я готова на все. И ни о чем никогда не пожалею..." —говорит она ему первые в своей жизни слова любви, говорит, как героиня всех книг мира, но это ее слова, они идут от сердца, от счастья, необходимого женского счастья. И все сильней прижимает его к себе.
     И вдруг она улавливает, как начинает уменьшаться, утекать то, что она сжимает. Она пытается удержать его, но с таким же ужасом ощущает теперь неотвратимость его исчезновения, как когда-то ощущала неотвратимость появления. Постепенно в ее руках остается пустая одежда... Ее новое пальто? Как оно попало в ее руки? Она не вынимала его из шкафа. Но какое это имеет значение? Главное, он уходит, всегда уходит, независимо от ее желания. И нет у нее такой силы, чтобы отменить уход, навсегда отменить. Все зыбко, непрочно. Она не может передать ему свое чувство, желание, не может. Он все равно уйдет. Она цепенеет от горя, бессилия и... просыпается озябшая, с мокрым холодным лицом.
    Скорей бы рассвет. Какая безнадежная темнота! Вроде кто-то неслышно, но неотвратимо ткет плотную материю. Материя скоро заполнит комнату, накроет и ее, отдалит от всех людей, высушит, как мумию... Что за чепуха?! Нужно стряхнуть с себя наваждение, войти в обычное состояние. Но она не может ничего стряхнуть, ничего изменить.
     Утром — вялая, как будто ноги прилипали к полу — она механически совершала обычный утренний ритуал. Перед уходом надела новое пальто, не испытав при этом ни радости, ни горя. На работе ее шумно приветствовали сослуживцы. Все одобряли покупку. Кто-то сказал: наконец-то она стала настоящей москвичкой. Но никто не сказал, что она стала красивее. Ей хотелось скорее выйти из сферы внимания.
     Работа отъединила от окружающих, но не пустила к себе, как обычно. Как будто уперлась она в закрытую дверь и не знает, что дальше делать. Так она провела почти всеь рабочий день, ровно механически отвечая на какие-то вопросы, не замечая удивленных, потом встревоженных взглядов сотрудников.
    После работы на улице она почувствовала себя лучше. Люди не обращали на нее внимания, куда-то спешили, толкались в метро. Ехать домой? Не хотелось. Она вернулась по эскалатору в вестибюль станции, вышла снова на улицу, пошла на телеграф. Пожалуй, нужно дать телеграмму. Но когда она взяла телеграфный бланк я стала у стойки, она решительно не знала, о чем нужно срочно телеграфировать. Нет, лучше письмо...
    Она стояла перед чистым листом бумаги и не могла сообразить, с
чего начать. С кинофестиваля? Он сейчас не занимал ее. О выставке французских художников? Ей как раз повезло с этой выставкой. Но... тут же она поняла, что не была достаточно приобщенной, чтобы небрежно, коротко черкнуть что-то свое. Написать, почему она опоздала на вокзал, не решилась подбежать к вагону... О сне? О своих чувствах?.. Она не могла написать об этом, не знала, как это сделать. Все ускользало, расплывалось. Она ощутила свою немоту. Желая преодолеть себя, стала перебирать слова, фразы, которые еще недавно использовала для информации... Нет, не то, совсем не то. Получается неправда, именно неправда!.. Она увидела себя со стороны странным существом, как будто всю жизнь шла по одной доске, строго держа равновесие, как будто главная задача ее жизни состояла в том, чтобы держать равновесие.
     Она аккуратно сложила бумаги в сумку, вышла на улицу и медленно пошла в никуда.
                Иллюстрация Э. Белевской